Девочка из страны кошмаров

Но ни ангелы в светлых чертогах небес,

Ни демоны темных пучин не смогли

Разлучить мою душу с душою

Прекраснейшей Эннабел Ли.

Эдгар Аллан По «Эннабел Ли»

Кларисса свернулась калачиком в кресле и, уперев маленький подбородок в сцепленные пальцы, задумчиво глядела в окно. Прихваченные частым переплетом стекла обладали свойством немного искажать то, что находилось снаружи, – каждое на свой лад.

Дом, в котором они квартировали, стоял на самой окраине; и дважды в год, осенью и ранней весной, улица превращалась в одну сплошную и очень длинную лужу. Тогда появлялся человек – всякий раз один и тот же, старик в вязаных митенках, с распухшим от насморка носом. Отец молча лез в кошелек, отсчитывал монеты, и старик уходил, что-то неразборчиво ворча. Кларисса видела, как он бредет, сгорбившись, от подъезда к подъезду. Спустя день-два после такого визита с пилорамы приезжал воз, доверху наполненный горбылем – длиннющими, сучковатыми, в неопрятных лохмотьях коры досками. Высокие громогласные мужчины ловко сбрасывали их синими от татуировок руками прямо в воду, зло хохоча и перекидываясь зычными незнакомыми шутками, такими же грубыми и занозистыми, как их работа. Девочке нравилось наблюдать за этой рукотворной тропинкой: особенно забавно бывало, когда двое прохожих спешили навстречу друг другу. Тогда она загадывала, кто первый уступит дорогу. С наступлением холодов настил поразительно быстро исчезал: по ночам доски выдирали прямо изо льда и уносили куда-то. «Это бродяги, – объяснил отец. – Они подбирают все, что может гореть, и жгут костры, чтоб не замерзнуть в стужу».

Кларисса вздохнула. Дождливые дни – самые длинные; но сегодня время тянулось особенно тоскливо. Отца все не было. Обычно в этот час он уже приходил – возвращался откуда-нибудь, чаще всего из кузни, таща на плече здоровенный парусиновый мешок, наполненный разнообразными железками, с громким лязгом сбрасывал его возле верстака и, улыбаясь, подмигивал дочери.

Капканщик явился домой уже затемно. От скрежета ключа в замочной скважине девочка вскочила, испуганно моргая, – незаметно для себя она задремала прямо в кресле. Отец, против обыкновения, даже не взглянул на нее. Громко бухая подкованными сапогами и роняя на пол комья грязи, он прошел в спальню; но вдруг пошатнулся и схватился за стену, оставив на ней липкий буро-красный след. Кларисса непонимающе нахмурилась и втянула тонкими ноздрями воздух. Обычно за отцом тянулся целый шлейф слабых, но ясно различимых запахов: разогретого металла, пота, стружек, угольной пыли; иногда к ним добавлялся спертый пивной дух, иногда – аромат свежеиспеченного хлеба. Но сейчас все запахи перебил один; непонятный и тревожный, похожий несколько на сырой яичный желток.

Из-за двери послышались негромкое проклятие и треск разрываемой ткани. Кларисса на цыпочках подкралась к спальне и заглянула в щель. Отец, как-то странно скособочившись, копался в корзине с чистым бельем.

– Что случилось, папа? – чуть слышно прошептала девочка; от волнения у нее почти пропал голос.

– Ничего! – процедил сквозь зубы капканщик. – Ничего такого, с чем я не мог бы совладать. Тащи сюда лампу, дочка. Да прихвати бутыль крепкой, что стоит на окне.

Неловкими движениями он содрал с себя кожаную рубаху. Глаза девочки расширились: весь бок отца был в крови! Темная жидкость пропитала даже штанину на бедре, расплывшись по ткани зловещим бурым пятном. Кларисса тоненько вскрикнула. Тело вдруг потеряло вес, в ушах зазвенело...

– А ну! – грозно рыкнул отец. – Ты мне еще в обморок упади!

Это подействовало. Девочка тенью метнулась в большую комнату, совмещавшую в себе кухню и мастерскую, и принесла требуемое. Обильно смочив тряпку настойкой, капканщик принялся удалять сгустки запекшейся крови. Рана снова закровоточила. Кларисса тихонько всхлипнула.

– Ничего, дочка, ничего... – хрипло приговаривал капканщик. – Чиркануло малость по ребрам; с виду страшно, а делов-то всего шкуру зашить... Как же я сразу не почуял – землей от него пахнет... Хорошо, в глаза догадал глянуть... Теперь найди мне щипцы, кривую иглу для кож и шелковых ниток; помнится, в большом саквояже был моток... А ну стой! Помнишь, как надобно его открывать?

– Нажать потайные кнопки, одну и другую одновременно, чтобы внутри щелкнуло! – заученно отбарабанила Кларисса. Столь подробная инструкция была отнюдь не лишней. Большой дорожный саквояж капканных дел мастера представлял собой весьма опасную ловушку для любого, кто не был знаком с его устройством...

Тихонько шипя, капканщик принялся зашивать рану. Девочка болезненно вздрагивала при каждом звуке, но не уходила: отцу могла понадобиться ее помощь. На перевязку пустили чистые простыни. Кларисса, следуя указаниям раненого, затягивала последний узел, когда в дверь постучали.

– Спрячься! – грозным шепотом велел капканщик; в его жилистой руке неведомо откуда возник длинный нож. На лезвии подсохли темные пятна...

Стук повторился. Девочка юркнула под низкую кровать и замерла, вслушиваясь в удары своего сердца – казалось, оно бьется просто оглушительно... От пыли тут же засвербило в носу; безумно захотелось чихнуть. Комнату окутал полумрак: отец прикрутил фитиль настольной лампы, оставив крохотный, еле теплящийся огонек, и шагнул к двери. Слабости как не бывало. На повязке проступила кровь, но капканных дел мастер двигался легко и бесшумно, словно огромный кот.

– Кого там черти носят?! – рявкнул он в щель и тут же отстранился.

– Это Эрл, Эрл Птицелов! – слабо отозвались из-за двери.

Кларисса тихонько перевела дух. Эрл Птицелов был давним знакомым и постоянным клиентом мастера; девочка не раз помогала отцу чинить орудия его промысла, хитроумные ажурные приспособления из тонкой проволоки и бамбука. Капканщик, однако же, не спешил впускать старинного товарища.

– Эрл? Ты один?

– Бог мой, да неужто ты думаешь, я притащил завсегдатаев окрестных кабаков, дабы спеть тебе маленькую ночную серенаду?! Что с тобой такое, Атаназиус?

– Ничего особенного, – проворчал капканщик, отпирая засов. – Просто я получил известного рода послание.

– О чем ты, какое... Ох! Клянусь своей старой шляпой! Чтоб мне провалиться! – Эрл разглядел окровавленные тряпки.

– Кто это был?!

– Он не представился, – зло усмехнулся капканщик. – Но справедливости ради стоит сказать – я и не дал ему такой возможности.

Опасность миновала. Кларисса выбралась из-под кровати и принялась отряхиваться. Отец с Эрлом меж тем уселись за стол; гость достал из-за пазухи бутыль красного вина, настоянного на специях, и разломил пополам буханку черного хлеба.

– Странные вещи творятся последнее время, друг мой; странные и нехорошие. Припомни, экий ворох подозрительных происшествий, нелепых смертей и загадочных несчастных случаев посыпался на членов нашего маленького братства за последние месяцы? Не слишком ли много совпадений, Атаназиус? Я уже говорил тебе...

– Ты был прав, а вот я ошибался, – мрачно обронил мастер. – Здесь нет совпадений, теперь я уверен: за всем этим стоит чья-то злая воля. И когда я говорю «чья-то», то подразумеваю...

Эрл прошептал нечто – одними губами.

– Боле некому. Но предупрежден – значит, вооружен, так ведь?

– Ты тоже уязвим, а враг хитер и коварен... Знаешь, о чем шепчутся в последнее время? Люди болтают, что... – Эрл говорил понизил голос, низко нагнувшись к капканщику, и любопытная Кларисса осторожно выглянула из спальни, дабы ничего не пропустить из такого интересного разговора. Но отец внезапно поднял голову и ожег ее сердитым взглядом.

– Это что еще такое?! Подслушивать вздумала?! А ну-ка, брысь в постель, и чтобы носа из-под одеяла не казала!

Девочка послушно забралась в кровать и затаила дыхание; но Птицелов говорил очень тихо, слышно было только отдельные слова.

– Ты знаешь, они никогда не любили действовать явно... Черные кареты... Сопротивляться бессмысленно... Никому еще не удавалось...

– Досужие сплетни! – внезапно рявкнул Атаназиус и грянул кулаком по столу. – Но даже если и так, со мной эти фокусы не пройдут! Я ведь и сам кое-что умею, ежели помнишь!

– Может, потому ты и нарвался на нож?

– Может, и потому. Но я-то здесь, а где теперь их посланник?! – проворчал капканных дел мастер.

– Так-то оно так, но не забывай – в этой игре ты фигура крупная, к тому же имеешь одно слабое место... Ты ведь не хочешь, чтобы малышка стала разменной картой в их грязных лапах?

Атаназиус помрачнел. Птицелов вновь наполнил опустевшие стаканы.

– Думаю, наилучшим выходом для тебя было бы исчезнуть на время, скрыться – да так, чтобы никто не мог знать, жив ты или мертв. Возможно, уехать за кордон...

Капканщик помолчал.

– Легко сказать! Сухопутные границы под надзором, а морем нынче ходят только контрабандисты...

– Да, это опасно, но опасней ли, чем оставаться здесь?

– Я ведь не о себе беспокоюсь, старик! Кларисса...

Эрл вздохнул.

– Не хотел я этого говорить, да что поделаешь... Пойми, Атаназиус, с дочерью тебя только слепой не приметит! Но стоит... Стоит вам разделиться...

– Подумывал я об этом... – капканщик склонил свою большую лохматую голову и угрюмо уставился в стол. – Но кому можно доверить судьбу моего ребенка?

Эрл по-стариковски закряхтел.

– Это же не навсегда! Несколько месяцев, может быть, полгода... Впрочем – решать, конечно, тебе. Вот только не было бы поздно...

– А какие планы у тебя?

– Я тоже намерен улизнуть из города. Хочу податься на юг. Знаешь, сезон нынче был не из худших, и мне удалось скопить немного деньжат. Не бог весть что, конечно, но зиму пережить хватит. Может быть, даже доберусь до южного побережья...

– Это дело. О деньгах не беспокойся, и вот что – проведаешь заодно ячейки в Летанике и Примбахо. Ежели верить донесениям, у них там тишь да гладь...

– Тебе это кажется подозрительным?

– Не то, чтобы... Просто всегда лучше посмотреть глазами.

Разговор перешел на вещи вовсе ей непонятные, и девочка незаметно для себя погрузилась в тревожное, полное сумбурных сновидений забытье.

Пробуждение было внезапным. Кто-то резким рывком сорвал с нее теплое одеяло, и волна ледяного воздуха захлестнула Клариссу. Девочка съежилась, пытаясь спросонья укутаться в тонкую ночную сорочку и жмурясь – огонек свечи неприятно резанул по отвыкшим от света глазам.

– Вставай! – В резком голосе капканных дел мастера сквозило напряжение. – Одевайся. Живее!

Еще не до конца проснувшись, Кларисса спустила ноги с кровати, пытаясь нащупать босыми ступнями обувь. В распахнутое настежь окно стекал тонкими струйками легкий предрассветный туман – теперь стало понятно, отчего в доме так зябко. Девочку начала пробирать крупная дрожь. Привыкшая беспрекословно повиноваться суровому отцу, она торопливо оделась. Капканщик мерил шагами мастерскую; там то и дело что-то гремело и падало.

– Что случилось, папа? – отважилась спросить Кларисса.

– Быстро собери вещи! Возьмешь только самое необходимое; мы уходим отсюда.

– Уходим? – непонимающе переспросила девочка. – Куда? Почему?

Отец не ответил. Судя по громкому лязгу и сдавленным проклятьям, он только что сбросил с верстака на пол все свои инструменты. Кларисса взяла со стола подсвечник и осторожно выглянула из спальни. В комнате, служившей им одновременно кухней, мастерской и гостиной, царил страшный разгром. Стол был повален; пол усеивали осколки битого стекла вперемешку с мусором. Разорванная книга мокла в луже вина, от упавшей лампы резко несло керосином. Теперь девочка поняла, что за странные шумы то и дело вторгались в ее сон. Она подняла свечку выше – и вскрикнула: у самых дверей из-под небрежно наброшенной скатерти торчали чьи-то ноги в грубых, заляпанных грязью башмаках!

– Не смотри туда! – Капканных дел мастер отобрал у дочери подсвечник и сунул ей в руки наполненную снедью корзинку. – Возьми лучше это, пригодится. Собери свои одежки и увяжи все в узел. Туфельки тоже бери.

– Но... Почему?! – пролепетала девочка.

Капканщик внезапно присел перед дочерью на корточки и взял ее ладони в свои.

– Ты помнишь, как-то раз у нас с тобой был один очень серьезный разговор? Помнишь?

– Когда ты рассказывал мне про плохих людей? – Кларисса испуганно смотрела в темные отцовские глаза; в каждом зрачке отражался крохотный свечной огонек.

– Верно, дочка. Помнишь, я говорил, что в нашей жизни может настать очень трудный момент? Когда придется все бросить и бежать куда глаза глядят?

– Это... Случилось?

– Именно так. Пришла беда; и у нас с тобой совсем нет времени, понимаешь? Стоит чуть задержаться, как все пропало!

– Я понимаю... Я сейчас... – Кларисса набралась храбрости: – А... Кто там... У двери?

Капканных дел мастер вновь принялся рыться среди разбросанных повсюду вещей.

– Это был плохой человек. Очень плохой. Один из тех, что охотятся за нами. По счастью, я услыхал скрежет в замке... Не думай об этом, займись лучше делом!

Спустя несколько минут из распахнутого окна на землю был спущен массивный, обтянутый толстой кожей саквояж. Следом неловко вылез высокий широкоплечий мужчина. Тихонько шипя и держась за бок, он огляделся. Двор был пуст; в этот предрассветный час трудовой люд окраины досматривал последние, самые сладкие сны. Мужчина поднял руки и помог спрыгнуть на землю худенькой светловолосой девочке.

– Папа, а вдруг кто-нибудь увидит и решит, что мы воры...

– Никто нас не увидит; пошли!

Сутулясь под тяжестью поклажи, капканных дел мастер зашагал прочь. Клариссе досталась не такая тяжелая, но весьма объемистая ноша: удобно пристроить на плече тюк с одеждой никак не получалось.

– Не отставай! – бросил капканщик, растворяясь во тьме.

– Подожди! – робко взмолилась девочка, ожидая вспышки отцовского гнева. – Я за тобой не поспеваю!

Но капканщик не стал ругаться; вместо этого он поумерил шаг и крепко взял дочь за руку. Идти сразу сделалось легче, да и темнота проходных дворов теперь уже не казалась столь пугающей. Слабого света звезд хватало, чтобы различать очертания крыш и безобразные, словно ведьмина метла, силуэты низкорослых облетевших тополей. Капканных дел мастер шагал уверенно, по возможности избегая улиц: они то и дело ныряли под низкие арки, проходили насквозь дома, поднимаясь и спускаясь по гулким лестницам, пересекали заросшие бурьяном пустыри. Один раз даже пришлось перелезть через невысокий забор: помогла весьма кстати оказавшаяся возле него поленница дров. Небо потихоньку светлело. В какой-то миг Кларисса обнаружила, что различает очертания своих рук. Почти сразу пришло узнавание места: дом с высокими и узкими печными трубами и привалившаяся к его стене дощатая хибара – именно здесь обитал Эрл Птицелов. Девочка уже бывала в гостях у старика раньше, и теперь немного воспрянула духом, предвкушая встречу с многочисленными живыми трофеями: пойманных птиц Эрл содержал в своем жилище, обходясь минимумом обстановки.

– Беда, старик! – негромко поприветствовал капканных дел мастер испуганно моргающего спросонья Птицелова. – Как видишь, пришлось потревожить тебя раньше, чем я думал... Враг снова нанес удар; то, что мы сейчас разговариваем, настоящее чудо.

– О господи! Входите же, входите скорее...

– Ты тоже в опасности, нам нельзя оставаться тут надолго.

– Пора решаться, Атаназиус, – сказал Эрл несколькими минутами позже. – Сам видишь, время истекло...

– Так уж вышло, ты – единственный, кому я рискну нынче довериться. Сможешь ли ты приютить ее? Спрятать?

Птицелов задумчиво глянул в глубь помещения. Кларисса, наставительно постукивая пальчиком по прутьям клетки, что-то тихонько объясняла парочке черных вардевальских скворцов.

– Есть тут одно семейство, они кое-чем мне обязаны – и, пожалуй, предоставят малышке кров и стол на несколько дней, коли попрошу хорошенько. Без большой охоты, правда; они весьма скаредны – ну, да что поделаешь... А я тем временем исчезну из города: поброжу по округе, подыщу ей хорошее местечко где-нибудь на ферме. Ты ведь понимаешь, чем дальше отсюда – тем спокойнее; да и свежий воздух, опять же...

– Лучшего я и пожелать не мог! – Капканных дел мастер благодарно стиснул тонкую сухую ладонь Эрла. – Вот, держи... Здесь двести двадцать гю в ассигнациях и серебряный слиток. Ежели найдешь хорошего перекупщика – потянет еще на двести...

– Слишком много, Атаназиус! – покачал головой Птицелов, принимая увесистый кошель. – Четверти этой суммы с лихвой достанет на все.

– Бери! – с нажимом произнес капканщик. – И проследи, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась... Я вернусь за ней, как только смогу.

* * *

Промозглы осенние ветра, холодны волны Сильферры... Небо над бухтой крупнейшего из озер Титании казалось отражением штормовых вод. Свинцовые облака рваными грядами катились куда-то вдаль, изредка обдавая землю холодными брызгами дождя; клочья едкого угольного дыма метались над низкими крышами портовых пакгаузов. Расставание пахло железом, мокрыми досками и безнадежностью...

– Ты должна быть сильной, мышка. Обещай мне, что будешь сильной.

– Я постараюсь...

Капканных дел мастер вдруг коротко скрежетнул зубами:

– Ну никак я не могу взять тебя с собой, понимаешь – никак!

Они стояли на пирсе; полутора метрами ниже мелкая портовая волна вгрызалась сердитой шавкой в потемневшее дерево свай. Атаназиус кутал дочь жесткими полами рыбацкого плаща, так что наружу выглядывало лишь маленькое бледное личико.

– Когда ты вернешься? – Кларисса изо всех сил старалась, чтобы голос ее не дрожал.

– Не знаю, дочка. Но можешь быть уверена – я не задержусь и на минуту сверх необходимого.

Капканщик неловко обнял ее за плечи.

– Видишь тот длинный каменистый мыс? Что бы ни случилось, но однажды – я думаю, ночью или в сумерках, это ведь наше с тобой любимое время! – из-за него выйдет под всеми парусами очень красивый, но главное – очень быстрый бриг; а я буду стоять на палубе, держась за ванты, и вглядываться в городские огни...

Девочка внезапно всхлипнула и изо всех сил прижалась к нему. Капканщик осторожно погладил ее по волосам.

– Ну что ты, милая, перестань... Ты помнишь, что обещала мне?

– Помню... – сквозь слезы прошептала Кларисса.

– Береги себя! Слушайся дядю Эрла, и заклинаю – держись подальше от черных карет и людей с глазами, как оловянные пуговицы! Впрочем, надеюсь, тебе не придется встретиться ни с теми, ни с другими... А теперь беги...

Кларисса, закусив губу, выпорхнула из задубевших складок мокрой ткани. В этот момент сквозь разрыв облаков брызнули лучи солнца, почти по-зимнему низкого и бледного. Маленькая фигурка девочки засияла вдруг мягким жемчужным светом, а над городом проступила акварельным мазком чуть заметная арка радуги. Но лишь на миг – косматые тучи тотчас затянули прореху, и все вокруг словно выцвело, кутаясь в разнообразные оттенки серого.

Экипаж, раскачиваясь и немилосердно скрипя рессорами на каждой выбоине, катился прочь от порта. Девочка забилась в угол и прикрыла глаза, погрузившись в свои мысли. Очередной толчок вывел ее из забытья. Сидевший рядом пробурчал нечто грубое в адрес кучера. Кларисса, не решаясь взглянуть на своего провожатого прямо, чуть скосила глаза. «Не бойся, он простой дворецкий», – шепнул ей Эрл Птицелов, передавая с рук на руки высоченному и худому как жердь господину; но внешность нового спутника отнюдь не располагала к симпатии! Такое количество разнообразных лицевых костей, по мнению девочки, могло быть только у морского окуня. Представить этого типа без лоснящегося сюртука с длинными фалдами и черного, словно печная труба, цилиндра было попросту невозможно; да он и сам, похоже, не мыслил себя в другом одеянии. Названные предметы одежды сидели на его долговязой фигуре, будто он в них родился – а скорее, был собран из частей, подобно манекену, на некой зловещей фабрике. Впрочем, Клариссу радовало уже то, что он вовсе не замечает свою спутницу.

Тряска вскоре почти прекратилась: лошадь свернула с грунтовой дороги на брусчатку. Цоканье копыт сразу стало громче; звуки метались по узкому пространству, порождая причудливое эхо. За окнами кареты, на расстоянии вытянутой руки, проплывали облезлые стены домов. Мало-помалу улицы сделались шире. Вдоль зданий появились тротуары, навстречу стали попадаться другие экипажи и повозки – и вот настал миг, когда поездка завершилась. Клариссин провожатый впервые соблаговолил обратить на спутницу внимание:

– Выходи, приехали!

Девочка, очнувшись от своих мыслей, испуганно глянула наружу. Дом, возле которого остановилась карета, был огромным и мрачным, как и все здания вокруг – казалось, они соперничают друг с другом высотой потемневших, изъеденных непогодой кирпичных стен. Впрочем, толком рассмотреть что-нибудь не представилось возможности: в очередной раз брызнул дождь, и дворецкий сердитым голосом велел поторапливаться. К узлу с вещами Клариссы он даже и не подумал притронуться.

Чугунный дверной молоток, отлитый в форме толстощекой физиономии, глухо брякнул в дверь. В тот же самый миг тяжелые створки распахнулись, и на порог выступила, подбоченясь, совершенно квадратная особа – коротконогая, широкоплечая, словно небольшой комод, со столь же выразительным лицом в обрамлении целого облака жестких, будто стружки, кудряшек.

– Почему так долго, Виттиго?! – Голос женщины был резким и взвизгивающим на окончании фраз, точь-в-точь как у вгрызающейся в дерево пилы; при его звуках невольно возникало желание заткнуть уши. – Разве вы забыли, что слугам сегодня полагается заняться чисткой столового серебра? Неужели я все должна делать сама?!

– Они чертовски долго копались! – пробурчал дворецкий. – Я битый час ждал на пристани!

Кларисса могла бы поклясться, что прощание с отцом длилось не дольше пяти минут. Девочка обиженно вскинула глаза – но провожатый уже исчез где-то в недрах дома.

– Ну же, не стой столбом! Заходи! – Экономка сердито фыркнула. – Или ты намерена торчать на улице весь день?!

Кларисса робко переступила порог и очутилась в полутемном холле. Окон здесь не было; единственным источником света являлся бледный газовый рожок в глубине помещения.

– Значит, ты и есть новая квартирантка... – с непонятным выражением обронила экономка, бесцеремонно оглядывая гостью с ног до головы. – Ну что же, ступай за мной.

Отведенные девочке покои представляли собой тесную, с низким потолком каморку. Продавленная софа прижималась к стене. Узор дешевеньких бумажных обоев в этом месте был вытерт до основы и изрядно засален. У изголовья сиротливо ютился гнутый стул с треснувшей спинкой. Больше в комнате ничего не было, если не считать прибитых рядом с дверью крючков для одежды. Рассохшиеся половицы тут же заскрипели – так громко, что заставили ее вздрогнуть.

– Жить будешь в этой комнате, да смотри, не вздумай шуметь, – сварливо предупредила экономка. – Хозяйка не любит, когда ее тревожат; а стены здесь тонкие.

– Хозяйка?

– Да, милочка, и учти: ее слово в этом доме – закон. Заруби себе это на носу! – Женщина многозначительно поджала губы и удалилась.

Ступая как можно осторожнее, Кларисса подошла к софе и присела на нее. Ветхий пружинный матрас глухо ухнул, на пол посыпалась какая-то труха. Вокруг было тихо; но стоило внимательней прислушаться – и в чуткое ухо вползали один за другим шорохи, шепотки, тихое покашливание... Дом лишь притворялся пустым: он как будто выжидал, затаившись, присматриваясь к маленькой гостье щелястым полом и темными, затянутыми паутиной углами.

Спустя самое малое время снаружи послышались легкие осторожные шаги. Кто-то на цыпочках подкрался к двери и замер у самого порога. Неплотно прикрытая створка шевельнулась. В щели показались растрепанные рыжие вихры и любопытный ярко-голубой глаз... Плохо смазанные петли протяжно скрипнули, и в тот же миг незадачливый лазутчик разразился сдавленным хихиканьем и убежал, громко топоча по коридору. Кларисса поежилась. Новое жилище казалось ей странным и неуютным; в душном воздухе каморки витало некое непонятное напряжение – и когда за дверью раздался резкий голос экономки, девочка облегченно перевела дух.

* * *

Проводив капканных дел мастера и препоручив Клариссу заботам временных опекунов, Эрл Птицелов возвратился к себе – ненадолго, лишь для того, чтобы собрать вещи. Откровенно говоря, в этом не имелось надобности: благодаря деньгам капканщика теперь можно было попросту купить все необходимое, даже не слишком заботясь о цене. Но многолетняя привычка к бережливости взяла верх; кроме того, в лачуге имелась пара-другая предметов, никак не вяжущихся с образом нищего старого чудака. Попади они в руки полиции – это могло бы вызвать подозрения, а следом, пожалуй, и крайне нежелательный интерес к его скромной особе... Такого Эрл допустить не мог. Перед уходом он спалил в крохотной печурке кой-какие бумаги и спрятал за пазухой небольшой, но увесистый сверток, упакованный в плотный пергамент. Напоследок Птицелов пооткрывал клетки и настежь распахнул маленькое замызганное оконце, выпуская крылатых пленников на свободу.

Ковыляя по улице, Эрл раздумывал, которым из дел надлежит заняться в первую очередь. Атаназиус перед отъездом оставил ему несколько поручений. Все они казались незначительными, но Птицелов знал – такое впечатление обманчиво. Поразмыслив немного, он решил сначала закупить все необходимое для путешествия, а затем навестить Клариссу, посмотреть, как она устроилась на новом месте. Опекунам уплачено десять гю; за такие деньги они должны принять малышку, словно принцессу... Печень внезапно кольнуло – резко и сильно. Птицелов поморщился. Пожалуй, не следовало так наедаться с утра... Но ему сегодня понадобится немало сил – хлопот предстоит уйма, да и концы неблизкие. К тому же он испытывал какое-то мальчишеское наслаждение, подкладывая себе еще и еще на глазах этих скаред! Именно так и должен вести себя нищий старик, дорвавшийся в кои-то веки до горячей обильной пищи.

– В прежние времена я бы выставил кухарку за порог, приготовь она этакие помои! – бормотал себе под нос Эрл, растирая правый бок. В печени теперь поселилась тупая ноющая боль. Птицелов прошел еще несколько кварталов, чувствуя себя все хуже и хуже; а потом в глазах у него помутилось, тело прошиб холодный пот, а к горлу неудержимо подкатил едкий горячий комок. Старик еле успел свернуть в подворотню, прежде чем его вывернуло наизнанку.

– Какого дьявола! – прохрипел Эрл, отплевываясь: расползающаяся по земле лужа была темной от крови. На поверхность сознания, извиваясь, будто змея, всплыло мерзкое холодное слово «отрава». Выходит, враги добрались и до него...

Трясущимися руками Птицелов рванул из-за пазухи сверток, разодрал скрюченными пальцами пергамент. Тускло блеснула сталь. Порох и пуля уже в стволе, надо лишь вставить капсюль... Прежде, чем ему это удалось, Эрл рассыпал почти всю коробку. Новый спазм заставил его рухнуть на колени. Отдышавшись немного, он встал, цепляясь за стену. Ничего... У него хватит сил, чтобы доползти и глянуть в глаза отравителям...

Прохожие шарахались в стороны при виде безумного, вооруженного пистолетом старика, шатающегося из стороны в сторону. Эрл не замечал испуганных взглядов, не слышал ропота за спиной. Он изо всех сил боролся с грызущей внутренности болью; боролся, чувствуя, что безнадежно проигрывает в этой схватке, но тем не менее заставляя себя сделать следующий шаг, потом еще один... И еще... Тут мостовая вдруг вздыбилась – и с размаху ударила его в лицо, а потом все вокруг окутала тьма.

* * *

Удильщик – Кракену

Милостивый государь! Если Вы читаете сие послание, то знайте – случилось худшее из возможного.

Согласно правилам, с этого момента ячейка в Уфотаффо считается уничтоженной; и тому, кто заступит на мое место, придется все начинать заново. Надеюсь, фортуна отнесется к нему благосклоннее, и звезда нашей надежды не канет за горизонт.

Засим откланиваюсь,

покорнейший слуга Короны.