Девушка Бонда

За окном сменяли друг друга заброшенные станции, полустанки, пролетали вымершие деревни и городки. Проносились поля, заросшие уже даже не бурьяном, а настоящим молодым лесом. Только ближе к мегаполису стали попадаться виллы и целые дворцы. Чиновники и олигархи предпочитали поместья в английском стиле – огромные газоны подстать вечно пустующему пространству империи.

Алексей улыбнулся отражению. Тридцать два года, тридцать два зуба, тридцать два миллиона оборотного капитала. Ему не на что было жаловаться. Бизнес шёл в гору. Фирма процветала. Небольшой коллектив скорее друзей и партнёров, чем начальников и починённых. Едва осмотревшись в серьёзном бизнесе, они увели жирный контракт из-под носа такого зубра как "Параллакс". В деловом мире сделка стала маленькой сенсацией. Используя ажиотаж, они подсуетились, вывели фирму на IPO, и с тех пор её акции прочно держались в зелёной зоне. Если бы за лучший стартап в кинобизнесе давали "Оскара", Алексей мог бы, пожалуй, претендовать на статуэтку.

Теперь оставалась сущая мелочь – оправдать ожидания. Если фирма справится, обеспечит кассу, то прочно оседлает рынок. А в том, что она справится, Алексей не сомневался. Всего и проблем – уговорить талантливую провинциалку стать богатой и знаменитой. Кто и когда отказывался от подобного предложения?

Тем не менее, к вербовке он относился серьёзно. Чебурашка, его новый агент, отыскал настоящий алмаз, но кто же доверит деревенщине огранку? Да и не только в доверии дело. Алесей просто любил работу, любил многое делать сам и только поэтому всегда на шаг опережал конкурентов. Он выезжал на место лично, а не переписывался с контрагентами по сети. Ему важно было почувствовать атмосферу, прислушаться к слухам, принюхаться, переговорить с людьми.

***

Чопорные такси, стилизованные под лондонские чёрные кэбы, он игнорировал. Водители в таких принципиально молчат, да ещё и отгораживаются от пассажира стеклом. Бомбилы, напротив, говорят слишком много, что само по себе и неплохо, только вот их разговоры вульгарны и малополезны для дела. Алексей выбрал серебристую Тойоту, которую подпирал мужик средних лет в джинсах и джемпере.

– Мне нужна гостиница. Чтобы удобная и без суеты. Желательно рядом с Театром.

– "Бристоль", – не раздумывая предложил таксист.

– Звучит высокопарно, не находите?

– Реплика. Был в старом городе до революции "Бристоль". Когда строили мегаполис, сделали точную копию. Театр там всего в двух шагах.

– Поехали.

Конечно, он мог бы поручить встречу агенту. Тот нашёл бы и гостиницу, и машину, и сопровождающего, а то и сам вызвался бы сопровождать. Но Алексей хотел получить собственное впечатление о мегаполисе, прежде чем поговорит с Чебурашкой.

С машиной он не ошибся. Водитель держался минут пять, а потом начал пересказывать местные новости. Их, разумеется, можно найти и в сети, но там не определишь, что именно волнует простых людей. А он не халтурщик, чтобы строить стратегию на информационной джинсе.

– На днях какой-то отморозок на "Додже" въехал в трамвайную остановку. Три трупа, один ребёнок. Жуть.

– Поймали?

– Куда там. Слинял, а теперь говорит, будто угнали тачку. У него папа, а у папы лапа. Вывернется, зараза.

"Плата за риск" уже оккупировала билборды, между щитами тянулись однообразные фасады многоэтажек, всё разнообразие которых выражалось в цветных панелях балконов.

Сельской местности как экономической категории более не существовало. Всё равно дешевле выходило везти картофель из Египта, а пшеницу из Канады. Вообще, решение согнать население страны в две дюжины мегаполисов оказалось мудрым. Принимали его для удобства управления, для контроля над миграцией. Но удобно оказалось и для бизнеса. Население сгруппировано по местным рынкам. Вкусы и предпочтения нивелированы, сведены к усреднённому уровню. Чего же ещё желать?

Всё бы хорошо, но однообразная застройка подавляла. Огромное пространство на месте национального парка превратилось в сплошной типовой проект.

И вдруг – о чудо – среди архитектурной графомании возник оазис – несколько кварталов старой застройки. Дореволюционные купеческие дома соседствовали с довоенным ампиром, неровные улочки были обсаженные старыми деревьями – липами, тополями, ивами. Всё это выглядело мило. Скорее всего, мегаполис поглотил какой-то из маленьких городков, а рука архитектора дрогнула, и он не стал разрушать красоту, но даже создал обрамление из скверов и реплик.

В одной из них и располагалась гостиница "Бристоль".

– А театр, вон там, – показал таксист рукой. – В здании старой фабрики.

– Благодарю, – Алексей оплатил через мобильник счёт. – Кстати, вы не могли бы поработать на меня недельку-другую? Поездки на переговоры, в аэропорт, на вокзал. Возможно, придётся подолгу ждать и работать ночью, но платить буду отменно.

***

Милый номер с просторной гостиной и маленькой спальней. В обстановке ничего лишнего, только в уголке как мемориал – столик с архаичным пластмассовым телефоном. К нему Алексей даже не прикоснулся.

Он связался с Вадиком по кодированному каналу.

– Я на месте.

– Работа есть?

Вадик был, пожалуй, единственным сотрудником фирмы, кто выдавал реальный продукт, все остальные занимались, по сути, продажами.

– Есть. Замени у Вяземского "Додж" на какого-нибудь европейца.

– "Фольксваген"?

– Нет. "Фольксваген" не катит. К немцам, судя по социологии, здесь не очень.

Алексей никогда не рассчитывал только на маркетологов, но заказывал серьёзные социологические исследования. Социологи копают глубже. Они не расспрашивают о брендах и вкусах. Фокус-группу потрошат при помощи казалось бы посторонних вопросов. Но в итоге докапываются до потаённого дна, до скрытых мотивов.

– Жаль, – Вадик вздохнул. – С концерном хороший контракт.

– Поставь "Шкоду". Тот же немец только со славянским лицом.

– Сделаю, – оживился Вадик.

– И вот ещё что, – Алексей вспомнил, как прохожие крестились на луковки. – Убери из кадра разрушенную церковь. Пусть Вяземский разнесёт ратушу или здание суда, что-нибудь казённое, короче.

***

Он отправился в театр в обычном костюме и угадал. В смокинге или тройке он выглядел бы здесь попугаем. Зал был невелик, но и тот оказался заполнен только на четверть. Человек тридцать-сорок. Правда по сети шла трансляция. Алексей намётанным взглядом осмотрел помещение и нашёл, что искал – камеры были разведены чуть-чуть, что давало удалённому зрителю почти плоскую картинку. Но так, похоже, и было задумано. Всё одно декорации нарисованы на холсте.

Анахронизм. Алексей знал немало чудаков, вроде того же Чебурашки, что любят смотреть оригинальные фильмы, но тех, кто прикалывается по театру, осталось гораздо меньше. Сохранились в основном любительские постановки – капустники, детский сад. Здешний театр был, пожалуй, единственным, который можно назвать профессиональным. Он даже названия никакого не имел. Театр и всё.

Спектакль вызывал зевоту. За сюжетом Алексей не следил, как и за игрой большинства актёров. Исключением являлась Анна Поленова. Ради неё он и приехал сюда. И ведь не зря приехал! Не ошибся Чебурашка. Девушка была хороша – пластична, красива, с лёгкой примесью приволжской туземной крови. А голос! Он звучал почти чисто с небольшой хрипотцой, вызванной то ли надрывом, то ли усталостью.

Одним глазом Алексей поглядывал на трансляцию. Её качали две с половиной сотни пользователей, судя по индикатору. Плюс те, что в зале. Как можно быть популярным с тремя сотнями зрителей? И как можно окупить аренду, платить зарплату актёрам, работникам сцены?

Словно отвечая на вопрос, под экраном трансляции пробежала строчка с призывом пожертвовать театру любую сумму. Крупное пожертвование предполагало ужин с одним из актёров на выбор.

Вот и удобный повод для знакомства. Алексей кинул на кошелёк тысячу. И, найдя в сети ближайшее кафе, заказал там столик.

***

– Спасибо за спонсорский взнос, – сказала Анна, присаживаясь. – Его нам хватит на целый месяц.

– Не стоит. Мне просто захотелось встретиться с вами.

– Просто? Или с какой-то целью? – уточнила она.

Хваткая. Что ж, нет смысла ходить вокруг да около.

– С целью. Я ищу девушку Бонда. И хотел бы предложить вам контракт.

– Бонд это вы? – она улыбнулась.

– Шелестов, Алексей. Я владею фирмой по локализации кинопродуктов. Сейчас мы адаптируем "Плату за риск" к Средневолжскому федеральному мегаполису. И вот нам понадобилась девушка Бонда. Понятно, что это только так говорится. На самом деле он никакой не Бонд, а Вяземский и не агент Её Величества, а страховой. Но "девушка Бонда" – это, как вам сказать…

– Типаж? Амплуа? – подсказала она.

– Позиция. Мы говорим обычно, позиция. Так вот эта позиция очень важна. Героем может быть любой плейбой – хоть наш, хоть заокеанский. А вот девушка должна быть местной. Это взрывает рынок. Так что мы ищем подходящую кандидатуру и заменяем оригинал.

– Как это скучно, должно быть, портить чужие картины.

– Бросьте, они давно уже не картины. Матрица, куда вставляются местные бренды, лица, колорит. "Рыба" из коренного сюжета, дюжины фишек и спецэффектов. Классическое кино ушло в прошлое, как и театр.

– Вы говорите с актрисой, – напомнила Анна.

– Давайте начистоту. Люди давно уже не ходят в театр, чтобы показать вечернее платье или подругу, встретиться с друзьями или партнёрами по бизнесу. Для всего этого больше подходят клубы.

– Всё к лучшему. Те, кто остались, идут только за тем, чтобы посмотреть представление.

– Сомневаюсь. Ведь театр появился тогда, когда люди по большей части не умели читать, и никаких иных средств записи, кроме пера и бумаги не существовало. Едва появилась киноплёнка, театр стал умирать. Да, он умер не сразу – качество плёнки не было абсолютным. Но даже без звука, без цвета, без объёма кинолента поставила на театре крест. А сейчас средства записи достигли таких высот, что без предупреждения и не отличишь, показывают ли вам спектакль в живую или транслируют прошлогоднюю голограмму.

– Почему бы каналам в таком случае не записать футбольный матч один раз и не показывать его каждые выходные, вместо того, чтобы всякий раз играть заново? – спросила Анна.

– Шутите? В спорте важна интрига, непредсказуемость исхода.

– Актёр, – она подумала и поправилась. – Настоящий актёр. Он должен играть так, чтобы зритель даже зная сюжет наизусть, чувствовал бы, что не уверен, чем там кончится дело. Но и зритель тут нужен особый. И у меня такой зритель есть.

– И, пожалуйста, – горячо поддержал Алексей, меняя на ходу тактику. – А будет на пару порядков больше. Сколько сейчас у вас посетителей – триста человек в день? Но вы часто меняете репертуар, значит, вас смотрят одни и те же люди. За год не больше пяти тысяч уникальных пользователей. Ну, пусть десять тысяч. А я обеспечу три миллиона. Это на первых порах, на региональном уровне. А потом можно будет засветиться на фестивалях… Соглашайтесь, у вас есть все данные, чтобы завоевать континент. Как минимум континент! Сотня миллионов зрителей!

– Это будет уже не зритель, но потребитель, – холодно ответила Анна.

Странно. Он умел убеждать, умел вести разговор, так, чтобы использовать любую возможность, какую только предоставит собеседник; он мог пролезть в любую щёлку в его броне.

Но теперь Алексей вдруг почувствовал, что оказался безоружен. Никакие трюки не действовали на актрису. А вот его самого то и дело охватывала неуверенность. И не сказать, что Анна была сильнее. Просто даже играя, она оставалась сама собой.

***

Едва он вернулся в номер, зазвонил телефон. Тот самый архаичный пластмассовый аппарат.

– Дэвушка нужен? Прибрать, там, спинка тереть, туда-суда?

– Нужен. Но у вас такой нет.

Алексей выдернул провод из розетки.

Было уже поздно, но сон не шёл. Он раз за разом воспроизводил в памяти разговор с Анной, и всякий раз улыбался, вспоминая её саму, и хмурился от её отказа. Наконец, он не выдержал и позвонил Серёге Лопарёву, лучшему другу и компаньону.

– Лёша, блин! Два часа ночи! – взмолился тот.

– Здесь уже три. Но ты должен отвечать мне в любое время. Это твоя работа.

Говорят, что нельзя брать на работу старых друзей. Они, мол, будут волынить, вмешиваться в управление. Но Алексею требовался человек, способный говорить правду. Не заискивать, не тушировать неудобных вопросов и даже послать, если возникнет такая необходимость. Нужен был оппонент. И хотя имелась на рынке труда и такая профессия, Алексей предпочёл старого друга.

– Прости, я выпил немного вечером, голова трещит. Так что тебя интересует?

– Ты когда в последний раз был в театре?

– Чёрт! Нашёл что спросить. Ночь же, Лёш. Постой. Сейчас вспомню. Пять, нет, шесть лет назад.

– И что там давали?

– Давали? Вот чёрт! Программки давали, Лёш, в буфете – пиво с воблой. Это такой перформанс был под старину стилизованный.

– Эй! Проснись уже. Какой шёл спектакль?

– Убей, не вспомню.

– И ведь убью.

– Чехов! Чехова давали, чтоб тебя! Вишню, как её там, тьфу ты… Вишнёвый сад. То есть, нет. Стой. Это же авангард был, микст. "Поспели вишни в саду у дяди Вани" – вот как эта порнография называлась.

– И как публика?

– Да хрень полная. Какая там публика, Лёш? Педики пришли посмотреть друг на друга.

Разговор с Лопарёвым вернул его в форму. Но заснуть не получалось и Алексей скачал из сети несколько старых пьес, которые и попытался прочесть.

Хоть он и имел прямое отношение к киноиндустрии, но пьес или сценариев не читал. Да и, впрямь, зачем бы, например, продавцу билетов, читать сценарий? Ещё в школе такого рода литература набила ему оскомину. Это вообще не чтение, или вернее чтение для специалистов. Инструкция, руководство для актёров, режиссеров, декораторов. В крайнем случае, блюдо для продвинутых любителей-театралов, которым важны нюансы. Массовому потребителю читать пьесы незачем, их нужно смотреть. Это раньше, когда читающей публики было мало, и состояла она из профессионалов, пьесы ошибочно записали в литературу.

Читать было тяжело. Сперва он заставлял себя – он умел заставлять себя вчитываться в самый тяжёлый юридический текст – а потом вдруг увлёкся и к утру прочёл почти всё, что скачал.

***

Следующим вечером Анна играла ведьму. За сюжетом Алексей опять не следил, а потому так и не понял, чем всё закончилось. Честно говоря, он думал не о спектакле, а о предстоящей встрече и потому не забыл кинуть на кошелёк ещё тысячу.

Сегодня она была одета в какое-то макраме. Алексею пришлось сделать усилие, чтобы оставить попытки проникнуть взглядом сквозь переплетение толстых верёвок.

– Вы неплохой человек. Наверное. Но ваша профессия вызывает у меня отторжение. Я вообще не в восторге от локализации. От всякой. Даже на бытовом уровне. Когда я хочу прочесть какую-то газету, мне важно чтобы она была одинаковой и в Приморском федеральном мегаполисе, и в Нижневолжском. А когда там, на три четверти напихано местной писанины, возникает ощущение, что мне всучили куклу. Такую, знаете, из ваших фильмов – по краям доллары, а внутри нарезка. С искусством же просто беда. То, что вы делаете за гранью добра и зла.

– Подумайте о театре. Контракт позволил бы вам содержать его несколько лет.

– Хочешь завоевать женщину – полюби её детище, – она усмехнулась.

– Почему нет? Вы же готовы ради театра сидеть в кафе с ублюдками вроде меня.

– Ну уж! Однажды на вашем месте сидел губернатор мегаполиса.

– Губернатор клеился к вам?

– Наверное. Во всяком случае, театр его интересовал не больше чем вас. Получив отказ, второй раз он не пришёл.

– Слабак! Однако давайте к делу. Театр от вас не убежит. Работа по контракту времени много не занимает. От вас нужен лишь профиль и участие в презентациях. Поездки, интервью. А профиль мы сделаем за пять часов. У меня классный специалист.

– Продавать профиль, все равно, что продавать душу.

– Не надо меня демонизировать.

– Вас? Нет, не обольщайтесь. Вы не демон, так мелкий чертёнок. У вас свой котелок, такой туристический, знаете, и мелкие грешки, которыми вы приправляете варево.

– Я просто зарабатываю на хлеб.

– У вас есть вкус и драйв. Почему бы вам самому не снять фильм?

– Я выпускаю их по десятку в год.

– Я сказала снять, а не выпустить.

– Вас я бы снял, – вырвалось у него.

– Так что вам мешает?

Проклятье! Как она умеет загонять в тупик.

– Не согласитесь посидеть ещё немного? Считайте, что я приглашаю вас на свидание.

– Разве так приглашают? – улыбнулась она. – Наши разговоры не лишены определённого интереса, но… нет.

Он упал на кровать, не раздеваясь. Чёрт возьми. Твёрдый орешек эта Поленова. Да ещё губер замаячил на горизонте.

От размышлений его отвлёк телефон. Горничная, похоже, воткнула его обратно в розетку.

– Дэвушка нужен? Прибрать, там, спинка тереть, туда-суда?

Алексей выдернул провод. Потом подумал и убрал аппарат в шкафчик для обуви.

В этот раз жертвой он выбрал Вадика.

– Вот что, помнишь там эпизод смешной с каким-то мужиком, которого спускают с лестницы? Найди актёра, похожего на местного губернатора и сделай замену.

– А ты часом не путаешь с бизнесом личное? Или не дай бог политику?

– Я смотрел социологию. Народ одобрит, губера тут не любят. А если он, паче чаяния, попытается тормознуть прокат, то выйдет скандал и бесплатная реклама.

– Как скажешь, начальник.

Вроде бы отпустило немного. Можно и почитать.

За ночь Алексей проглотил Голсуорси и освежил в памяти Островского. Он вдруг отметил, что когда читает, например, роман, то воображение рисует картинку, похожую на фильм. А вот когда берёт пьесу, то представляет не само действие, а его постановку. Сцену, заполненную вполне конкретными актёрами местного театра – других-то он и не знал. И узнавал Анну Поленову в каждом женском лице.

***

Он сдался и понял, что пришло время встретиться с Чебурашкой.

То был странный персонаж, совсем не похожий на мультяшного зверька. Вот объявись у того злобный дядюшка, то, наверное, сходство нашлось бы.

Одевался Чебурашка неопрятно, и вообще был некрасив из-за безобразных оттопыренных ушей. Он так строил фразы и подбирал лексикон, словно нарочно поддерживал имидж эдакого "грязного Гарри". Классического подонка с самых низов, готового на всё ради денег.

– Поленова мне не подходит, – сказал ему Алексей. – Вернее подходит, но… неважно.

– Проклятье! Так и думал, что она вам не по зубам.

– Это вас не касается.

– Но мой гонорар!

– Гонорар не уйдёт, если у вас есть, конечно, запасной вариант.

– Джейн, – быстро ответил Чебурашка. – То есть Джейн – псевдоним, а зовут её Валентина Сирень.

– Сирень? Звучит как ещё один псевдоним. Эта ваша Джейн должно быть просто матрёшка.

– Матрёшка! И ещё какая! Она снимается в местной рекламе. Дура дурой, но у мужиков текут слюнки, как у собачек Павлова.

– Она связана контрактом?

– Только рекламным. В большое кино её разве что слепоглухонемой позовёт. Но остальные ещё хуже, поверьте.

Да уж, тут было от чего загрустить. Даже Чебурашка легко просчитал ситуацию, и Алексея вовсе не вдохновляло выступать тем самым слепоглухонемым.

И тут его вдруг озарило. Идея выглядела сумасшедшей, не до конца сформированной, но только на таких и совершают настоящие рывки.

– Вот что. Привезите её ко мне, эту Сирень. Но так чтобы никто не видел, не слышал и не говорил.

– Э, да вы хитрец, как я погляжу, – пригрозил пальцем Чебураша. – Сделаю. Но за скрытность придётся доплатить.

Два часа спустя агент втолкнул в номер закутанную в плащ девицу и протянул Алексею ключ.

– Студия ваша. Весь завтрашний день. Сотрудников не будет. Вокруг парковки, склады, никаких лишних глаз.

Алексей перекинул на счёт агента оговоренный гонорар и тот исчез.

– Что будете пить?

– Мартини!

Вот тем и отличаются маркетологи от социологов. Первые бы указали однозначно на Джейн, вторые, ни на кого конкретно, а между тем, именно из их исследования выходило, что Анна сорвала бы кассу, а Джейн с трудом отобьёт затраты.

Впрочем, не такой уж и дурой она оказалась, скорее барышней целеустремлённой, функциональной, отсекающей всё, что может помешать карьере. Вопросов лишних не задавала, не рассуждала о продаже души и порче искусства, а вечером забралась к Алексею под одеяло.

Телефонный звонок чуть не сорвал кульминацию.

– Дэвушка нужен?

Утром прилетел Вадик с тремя кофрами оборудования. Джейн уже сидела в халатике за столом и пила кофе.

Вадику хватило минуты, чтобы разобраться.

– Чем переделывать профиль, проще снять заново. Не хватает многих эмоций, жестов, движений, скудный лексикон.

– Сделай всё тихо, – попросил Алексей. – Я не хочу до поры светиться.

Он повернулся к Джейн и предупредил:

– До презентации ты должна молчать. Иначе контракт утратит силу.

Получив ключ и девицу, Вадик отчалил. Алексей отправился чистить зубы. Почему у него такое чувство, будто он совершил измену?

– Растворимый кофе, соевое мясо и Джейн, – вот вещи которых мне хотелось бы впредь избегать, – сказал он отражению в зеркале.

***

На этот раз давали "Женитьбу" Гоголя, которую Алексей помнил по старым экранизациям. Он вдруг почувствовал себя посвящённым, эдаким театральным завсегдатаем. Несколько раз угадал реплики, радуясь как дитя, и даже пришёл к заключению, что Гоголь маскировал под комедии драмы. Очень жизненно, актуально, но совсем не смешно.

Это была драма о кастинге. Закон не позволяет комбинировать профили, приставлять губы Никанора Ивановича к носу Ивана Кузьмича, гильдия киноактёров настаивает на работе с живыми людьми. А с другой стороны не было ничего такого, что хотелось бы пересадить от Джейн Анне. Как впрочем, и наоборот. Каждая из них была по-своему совершенна.

– Вчера вас не было на спектакле.

Неужели он покраснел? Она не заметила.

– Скучали?

– Не особенно. Но я так привыкла к этим встречам, что не сразу сообразила, чем бы заняться.

– Дела. Вы отказались от контракта, и я вынужден искать кого-то ещё.

– И как успехи?

– На вашем фоне все остальные меркнут. Я чувствую себя художником, у которого отобрали краски и холст. Приходится рисовать огрызком карандаша на обёрточной бумаге.

– Графика бывает куда пронзительней картины маслом. Она лаконична. Отсекает всё лишнее. Ненужные красивости…

– Как растворимый кофе? Вот уж где ничего лишнего, – Алексей опять вспомнил Джейн. – Скажите, а вас не напрягают эти вот встречи со спонсорами?

– Я раньше подрабатывала в службе эскорта. Привыкла. Знаете, мы ведь не сразу выбились в профессионалы. И до сих пор вынуждены сами накладывать грим, подбирать костюмы, вместе делаем декорации и собираем по знакомым реквизит. Режиссируем по очереди. Просто средневековая бродячая труппа. Артель. А раньше приходилось подрабатывать, чтобы держаться наплаву.

Кажется, она приоткрылась немного. Совсем чуть-чуть.

– А я ведь тоже начинал как любитель, – признался он. – С перешивки старых лент. Конечно, создать на их основе нормальную матрицу невозможно чисто технически. Актёров уже нет в живых, профиль приходилось сильно разбавлять синтетикой. Паллиатив. И всё же нам удалось. Самара слезам не верит, и Екатеринбург не верит, а уж как слезам не верит Казань… это надо было видеть!

– Волго-камский федеральный мегаполис, – бросила Анна.

– Что? Да, с названиями теперь не очень. Потом мы взялись за Штирлица. Внедряли его то в ЦРУ, то в Ми-6, то в Моссад. Кстати, с Моссадом получилось удачно. Мы сделали кассу в самом Израиле, как ни странно. Денег хватило, чтобы перейти к серьёзным проектам. Так мы стали профессионалами.

Всё впустую. Откровения не помогли. Как всегда она провела с ним оговоренный час и ни минутой больше.

Телефон он на этот раз опередил. Злой был, вот и опередил. Метнулся к столику коброй и, запихивая аппарат в холодильник, радовался как выигравший войну полководец.

Победы над телефоном оказалось, однако, мало для душевного равновесия. Он попытался почитать Горького и бросил. Затем бросил Гюго и Золя. Когда сама жизнь – драма, как-то не до написанных пьес.

– Серёга, мне нужен драматург.

– Не вопрос. Просмотри резюме в агентстве и выбери, который из них подходит. А я пока досплю с твоего позволения.

– Слушай, мне не нужен человек, который пишет о себе, что он драматург. Мне нужен тот, кого драматургом считают другие.

– Театров нет, нет и драматургов.

– Повертись среди богемы, тусовки.

– У меня ориентация не та, чтобы в этот вертеп соваться.

– Ну, ты уж пересиль себя как-нибудь. Ты среди нас единственный, кто в этом понимает хоть что-то. Мне нужен кто-нибудь вроде Бернарда Шоу. Вот это вот э-э… в русской манере.

– Дом разбитых сердец? Старьё!

– Классика. Слушай, мне просто не подходит постмодернизм, актуальное искусство, эксперимент, абсурд, не нужна политическая сатира, гротеск и всё прочее в этом духе. Обычная драма, простые люди, запутанные отношения, скелеты в шкафах. Короче, вертись, как хочешь, но найди мне лучшего.

***

Чебурашка пил дармовое пиво и казалось готов был высосать целую бочку.

– Я так понимаю, вы берётесь за разную работёнку?

– Если кого-то пришить, то это не ко мне, – хохотнул агент.

Да, он определённо играл "грязного Гарри".

– Мне нужно пустить слух.

– Я распускаю лучшие из них!

На этот раз Анна на сцене не появилась. Алексей заглянул в программку и убедился, что её нет в составе. Вот что значит работать без подготовки. Расслабился. Он даже не стал досматривать постановку, ушёл, и бродил потом три часа по старому городу, надеясь переждать телефон.

– Рота, подъём!

– Обломайся, Лёш, я в Париже, а здесь ещё вечер. Люди гуляют по бульварам, целуются, пьют вино, слушают уличных музыкантов. Жизнь!

– Что ты делаешь в Париже?

– Ты просил найти лучшего, а лучшие все здесь.

– Ах, да. И как успехи?

– Всё пучком. Клиента отправлю завтра же прямым рейсом.

– Встречу. Спасибо, брат, удружил. Кто он?

– Гений.

– Ладно. Ты можешь купить мне театр?

– С ума сошёл? Какой ещё театр?

– Большой.

– О'кей. Скинь размеры, насколько большой тебе требуется, я закажу тотчас.

– Так себе шутка.

– Лёша, ты вроде собрался заняться драмой, я не ошибся? Я тут драматурга искал, а не балетмейстера. А Большой театр, он к твоему сведению, когда-то был оперным и балетным. Но это всё в прошлом. Теперь там конгресс-центр. Если тебе нужно партийный съезд провести или экономический форум, то самое то.

– Всё что мне нужно, это красивая дореволюционная коробка с историей.

***

– Кладбище, – произнёс гений полушёпотом, провёл рукой, как проводят все демиурги, и замолчал, ожидая, по-видимому, уже сейчас бурных аплодисментов и шороха лавровых листьев.

– Кладбище? Отлично. Прямо на сцене?

– Да. Декорации подойдут самые примитивные. Кресты, оградки, деревья. Но там обязательно должна быть аллея и лавочки.

– Так.

– На кладбище приходят люди.

– Люди.

– Да. Они навещают усопших родственников.

– Поразительно!

– Я вижу, вы не в восторге от идеи, – насупился гений.

– Ну, что вы. Дурная привычка к немотивированному сарказму. Продолжайте, прошу вас.

– А то смотрите, – обиделся гений. – Мне-то не трудно. Могу написать про групповой секс рабочих на рыборазделочной фабрике. Кровавые потроха, чешуя, потные переплетающиеся тела… дисковая пила в сантиметре от пальцев.

– Нет, нет, мне нужно что-то более консервативное. Вот что. Давайте-ка я ещё раз поясню. Мы сняли вам номер, там есть компьютер, можете заказать еду, выпивку. Сейчас вы пойдёте туда и напишете то, что хотите, к чему лежит душа, то, что мечтали создать всю жизнь. Я не собираюсь вмешиваться в творчество, советовать, править, вообще не буду заглядывать к вам. Но прежде я хочу, так сказать, оценить фронт работ.

– Всё к чему лежит душа?

– Самое сокровенное.

– Актов будет пять. Но фактически получится один большой акт, перебитый длинными паузами. Никаких антрактов. Персонажи во время пауз будут сидеть на скамейках и молчать. А дни будут меняться посреди актов, проходом через кладбище группы работников с лопатами. Это будет своего рода антитеза парада масок комедии дель арте. Не маски – мрачные злые физиономии кладбищенской мафии.

Алексей кивнул.

– Ну, так вот. Диалоги персонажей как бы перетекают из одного дня в другой. Все эти люди словно не чувствуют времени. На кладбище время остановилось!

– Хорошо.

– Они немного сумасшедшие. Сочиняют покойникам жизнь. Девушка, у которой родители при жизни ругались, ненавидели друг друга, а теперь лежат рядом, придумывает им любовь, романтические приключения. Женщина, потерявшая ребёнка, приносит ему учебники за следующий класс, советует в какой институт поступать. Мужчина, который тяготился женой-инвалидом при жизни, теперь находит ей клинику, придумывает излечение и счастливую жизнь…

Они размышляют вслух, говорят с мертвецами, а потом монологи начинают постепенно перерастать в диалоги. Они замечают друг друга, знакомятся. И вдруг выясняется, что судьбы, как усопших, так и живых крепко переплетены.

Воодушевлённый гений метался по комнате и пересказывал ещё не написанную пьесу. Он строил гримасы, размахивал руками, нагонял жуть и заставлял смеяться. Да, гений умел плести кружева сюжета, а скелеты из шкафов так и валились. И, конечно, любовь. Всё явно шло к финальному поцелую, но…

– И вот! Он и она стоят лицом к лицу. Между их губами не больше дюйма, – гений рубанул рукой. – Занавес!

– Именно дюйма?

– Дюйма, – заверил гений.

– Знаете что? Я бы вырезал в занавесе огромную дыру, чтобы зритель мог увидеть этот вот поцелуй.

– Хм. В этом что-то есть. Капелька постмодернизма не повредит, думаю. Но знаете…

– Да?

– Это всё режиссура, а у меня – занавес!

Зазвонил телефон.

– Не могли бы вы взять трубку, – попросил Алексей.

***

Лопарёву он позвонил ночью.

– Что с площадкой Серёга?

– Малый театр тебе подойдёт? – буркнул тот. – Не такой большой, как Большой, но с историей.

– Что там сейчас, какое-нибудь казино?

– Не угадал. Там живёт министр образования.

– Что, прямо так и живёт в театре?

– Жил. Но теперь ему стало тесно. Похоже, ворованные школьные завтраки во все комнаты уже не помещаются.

– Ну да, он же Малый. И сколько просит министр?

– Двенадцать миллионов.

– Покупай.

– На фирму?

– Нет. Это не наш профиль. Зарегистрируй другую. Возьми в уставной капитал из моих личных средств.

– Твоих личных хватит только на вешалку. Вот с неё и начни. По завету Константина Сергеевича, так сказать.

– Можешь продать мои акции? Только так, исподволь.

– Сколько?

– Десять процентов.

– Исподволь? Десять процентов?

– Постарайся.

– Уйдём в красную зону.

– Мне почему-то кажется, что не уйдём.

– Только в том случае, если кто-то будет их активно скупать.

– Вот именно. И тогда ты продашь ещё десять.

– Хорошо. Но должен тебя предупредить Лёша, что ты играешь с огнём. Ты теряешь контрольный пакет. Пусть формально акции на рынке распылены, но у каждого из твоих компаньонов в руках окажется судьба фирмы. Не стоит вводить людей в искушение. Это Воронья Слободка, Лёша.

– Не дрейфь, Серый! Ты всегда доверял моей интуиции, поверь ещё раз.

***

Несколько дней он занимался рутиной. Встречался с местным коммерсами и заключал контракты на продакт плейсмент. Отказов не было. Шум в прессе подогревал интерес к проекту. Вадик работал, как на конвейере, вставляя в фильм образцы продукции и лейблы.

Наконец, гений закончил работу. Старый косматый медведь выбрался из берлоги и щурился от яркого света. В руках он держал пухлую распечатку.

***

На этот раз Алексей подготовился. Он изучил репертуар и заранее прочёл "Клетку" Марио Фратти. Предполагая проблемы, позвонил Чебурашке. А ещё – надел смокинг и повязал бабочку.

С тем же успехом он мог явиться в костюме пингвина. Никакой реакции публики. Однако зал был почти полон. Заряженная пресса создала нешуточный ажиотаж.

Анна играла великолепно. Она просто источала флюиды соблазна и порока. Под песенки Челентано её героиня соблазняла простака Крестьяно. Очень символично в свете предстоящих событий. И томики Чехова в качестве библии. Замечательно. Декорации добавили пьесе чуточку авангарда. Вместо клетки на сцене стоял большой шкаф – стенка. Там, за сдвижными стёклами и обитал сумасшедший Крестьяно, передвигаясь как буквализированный книжный червь из секции в секцию.

– Я теперь свободна, я могу уйти… – произнесла Кьяра в финале.

Предвкушая хороший вечер, Алексй направился к выходу. На лестнице его смокинг чуть не испортил какой-то шизик. Яйцо пролетело мимо и украсило соплёй барельеф бородатого заводчика.

– Прочь грязные руки от нашей Анечки! – выкрикнул театральный фанатик из-за сошедшихся плеч двух крепких парней в серых костюмах.

Блеснула фотовспышка. Какой-то шустрый репортёр или блогер попытался задать пару вопросов.

– Без комментариев.

Репортёра оттёрли всё те же нанятые Чебурашкой серые типы.

Они же сделали так, чтобы кафе оказалось пустым.

Анна переоделась, но в джинсах и футболке стала только более соблазнительной.

– Что это за бред пишут в газетах, будто я запросила с вас какую-то умопомрачительную сумму?

– Журналисты. Что вы от них хотите.

– Я от них ничего. Но они настаивают на интервью, даже внесли пожертвования.

– Я перебил их взнос, – ухмыльнулся Алексей. – И к тому же внёс его ещё утром. Так что щелкопёрам придётся подождать.

– Решили объявить на меня монополию?

– Мне нужна актриса.

– Вы уже говорили. И получили однозначный ответ.

– Нет. Мне не нужен профиль. Мне нужна живая актриса для настоящего театра.

– Вот как?

– Да. И поскольку у нас в запасе только час, а приглашение на свидание вы отвергаете, то вот вам рукопись. Прочтите.

Он пил вино и любовался, как на её лице сменяют друг друга эмоции. Вот пробежали морщинки, вот улыбка, вот недоумение. Ах, как это замечательно! Не нужен никакой театр. Так бы и просмотрел всю пьесу на её лице.

У него даже промелькнула идея, что неплохо бы замутить вот такой вот театр одного актёра, только читающего не вслух, не по ролям, а про себя. И зритель следил бы лишь за эмоциями. Но потом пришла ревность и накостыляла идее по шее. Нет, он не желает делить с кем-то подобное наслаждение.

– Я почитала. Занятно, там очень много длинных пауз, где нет ни диалогов, ни действия. Их не заполнит даже мелодия или шум?

– Абсолютная тишина. Чтобы слышен был хруст пожираемого попкорна.

– Это у вас пожирают попкорн. Ваши профили ведь всё равно ничего не чувствуют, пусть публика хоть барбекю в зале жарит. А у нас даже покашливание считается моветоном.

– Хорошо. Пусть зал надрывается как туберкулёзный диспансер. Шучу. Но вы уклоняетесь от главного вопроса. Как вам пьеса?

– Пьеса просто чудесна. Кто автор?

– Там вроде бы написано.

– Там указан Лещина, но я так понимаю, вы просто купили имя, как привыкли покупать профили. Лещина давно не пишет, никто не знает, где он вообще.

– Самый настоящий Лещина, поверьте. Он действительно не писал некоторое время, потому что был занят поиском еды на помойках. Мой друг разыскал его среди бомжей на одном из парижских бульваров. Я предложил гению написать то, что он жаждет. И, знаете, он согласился.

– Да, вы умеете соблазнить.

– Ну что вы, я всего лишь чертёнок с туристическим котелком.

– Сейчас вы больше похожи на трикстера.

– Перед сном посмотрю в словаре это слово. Но, увы, мой час истекает. Можем продолжить завтра, если хотите.

Он поднялся со стула.

– Нет. Не уходите.

– Неужели вы соглашаетесь на свидание?

Она улыбнулась так, что у Алексея защекотало где-то под солнечным сплетением. Почему не в области сердца, кстати?

– Вы славный, – сказала она. – Зачем это вам?

– Я влюбился.

– Ну, допустим. Но есть же способы и попроще. Цветы, например.

– Женщине нужно дарить мечту. Сами же говорили – хочешь завоевать женщину – полюби её детище. У меня нет цветов, но есть театр. Императорский.

– Если так, то боюсь, у вас ничего не выйдет.

– Ваше сердце отдано другому?

– Я имею в виду, не выйдет с театром. Вы относитесь к этому… механически что ли. Взять драматурга, актрису, купить здание, набрать труппу. Свалить всё в кучу и ждать, что зрелище родится само собой.

– Я что-то упустил?

– Дело нужно знать и любить.

– Я знаю и люблю своё дело. Знаете в чём его суть? Создать работоспособную систему. Алгоритм прост – взять талантливых людей с мечтой, с замыслом и предложить воплощение. Тогда не нужно будет никого подгонять…

– И как актёры, каждый из которых считает себя талантом, будут разрабатывать мизансцену? Как минимум нужен режиссёр.

– Нет. С режиссёром придётся делиться властью, а я этого не люблю. Я не меценат, чтобы наблюдать с умилением, как мои деньги тратят другие.

– Н-да, вам бы родиться лет на триста раньше. Тогда в театр загоняли крепостных девок и никаких проблем с мотивацией. Да и ухаживать за ними особо не требовалось.

– Отнеситесь к этому как к гастролям.

***

Чебурашка вёз Джейн в соседнем вагоне. А в соседнем купе спала Анна. Или не спала? Алексей вот не спал. Нервничал. Подумывал уже, не разбудить ли по обычаю Серёгу? Но мобильник вдруг сам пискнул вызовом.

– Это моя прерогатива будить тебя по ночам. Это ты на меня работаешь, а не я на тебя.

– Новости срочные. Вадик продал свои акции "Параллаксу". Они поглотят фирму, если соберут ещё хотя бы пару процентов.

– Вадика осуждать сложно. Он-то знает, какую куклу вместо актрисы мы приготовили на позицию девушки Бонда. Мисс растворимый кофе.

– Вопрос в том, почему я об этом узнаю только теперь?

– Не обижайся.

– Ко мне придут через час. Предлагают двойную цену.

– Продавай.

– Что?

– Что слышал. Но продавай всё что есть. И твоё и моё. Мы меняем профиль!

Разбирая сумку, он наткнулся на пластмассовый телефон из гостиницы. Вот чёрт! Спрятал и забыл вытащить. Интересно добрый ли это знак?

***

Презентация локальной версии фильма и ёё изюминки – "девушки Бонда", проходила в здании Малого театра. В фойе стояла "Шкода", натёртая воском до зеркального блеска, висели гирлянды шаров, логотипы компаний, стояли стенды, у которых никто не задерживался, если только там не раздавали бутерброды. Алексей вёл Анну сквозь толчею, кивая предпринимателям и улыбаясь прессе, пока путь не заступила троица из "Параллакса".

– Госпожа Поленова? Приятно познакомиться. Привалов, Зельцер, Белл.

Представляясь, Привалов кивнул, а затем показал на спутников.

– Вы корошо потрутилис, госпотин Шелестоф, – произнёс Белл.

– Прекрасная идея арендовать это роскошное здание, – добавил Привалов. – Кому оно принадлежит?

– Одной маленькой фирме. Она не занимается арендой, но для меня сделала исключение. За каких-то полмиллиона.

– Не для вас, для нас, сделала исключение, – уточнил Зельцер. – За наших каких-то полмиллиона. Давайте расставим всё по своим местам, господин Шелестов. Мы не заинтересованы в сохранении компании в прежнем виде. Думаем преобразовать её в филиал. А вам можем предложить место управляющего.

– Соглашайтесь, – добродушно улыбнулся Привалов. – Это дорога в большой бизнес. Первая ступенька в карьере.

– Серьёзное предложение. Мне нужно его обдумать.

Троица двинулась к вип-ложам.

– Почему вы не согласились? – Анна пихнула спутника локтём в бок. – У вас есть все данные, чтобы завоевать континент. Как минимум континент!

Гигантская люстра приглушила свет до сумрака. Иван Ант, исполнитель роли Вяземского, ходил перед занавесом и поглядывал на часы. Публика, ожидая сюрприза, бросала в его адрес смешки. Хрустел попкорн.

Вдруг занавес лопнул с оглушительным треском, словно какой-то Гаргантюа рвал его на портянки. В образовавшуюся дыру на авансцену выбралась Джейн. Зал ахнул. Ещё бы – её тело было прикрыто тремя крошечными лоскутками. Тут занавес рухнул и открыл взору публики застывший кадр из фильма, созданный с помощью голограмм и бутафории – "Шкода", подскочив на бордюре, взлетает и врезается в угол ратуши. Первые кирпичи уже падают, но ещё ни один не долетел до земли.

Джейн взяла Анта за руку и ввела его в кадр. Она прилегла на брусчатку, там, где и надлежало быть героине фильма после прыжка из машины. Вот только на съёмках у Анта была другая партнёрша, и он растерялся. Джейн призывно шевельнула ладошками. Публика подбадривала выкриками. Ант пожал плечами, опустился на колено и, наконец, закрыл собой Джейн.

Зал рукоплескал. Ухнули мортирки, выпустив конфетти и серпантин, со второго яруса бросили охапки бонусных купонов на премьеру, и они разлетелись, кружась как кленовые семечки.

– И вот вы хотели, чтобы я была на её месте? – нахмурилась Анна.

Алексей улыбнулся. Посмотрел на ложу, где сидела троица. Среди хозяев началась тихая паника. Они-то профессионалы, их выпирающей грудью и бёдрами не проймёшь. Все трое встали и покинули представление.

– А теперь гоните всех в шею. Нам надо начинать репетицию, – сказал Алексей Чебурашке и повернулся к Анне. – И, да, я прочитал театральный словарь и теперь знаю что такое мизансцена, амплуа, сценическая речь, знаю, что нельзя поворачиваться спиной к публике…

– Ещё каких-то лет пять, и вы сможете поставить дипломный спектакль.

– Пять недель! И будет аншлаг на величайшей премьере десятилетия. Что у театралов дают вместо Оскара?

– Тони.

– Но, конечно, стартапов среди номинаций нет, – Алексей вздохнул.

– Они вообще предпочитают бродвейские мюзиклы.

***

Фильм провалился в прокате с треском разрываемого Джейн занавеса. "Параллакс" потерял региональный рынок, но для корпорации это было комариным укусом. Сама Джейн, как ни парадоксально, оказалась в плюсе. Федеральное министерство культуры предложило ей возглавить пресс-службу. Ну, то есть подразумевалось, что её профиль будет докладывать журналистам о достижениях ведомства.

Алексей устроился в персональной ложе, где от прежнего хозяина остался неплохой мини-бар и прочие скрашивающие и без того красивую жизнь удобства. Здесь же теперь стоял и телефонный аппарат, нечаянно украденный в гостинице "Бристоль". Отсюда Алексей с благоговением наблюдал за творческим хаосом.

Вадик программировал светотехнику. Актёры бродили с распечатками, шарахаясь от гения, в котором проснулся вдруг перфекционист, и теперь он на ходу перерабатывал пьесу. Лопарёв прогонял через сцену парней с лопатами – Серёга лично подбирал типажи и не где-нибудь, а на настоящем кладбище, рассудив, что каждый может сыграть самого себя.

Затем актёров турнули, и за работу принялся декоратор.

В ложе появилась Анна.

– Первый возрождённый театр, это так волнительно! Ваш друг, Сергей, говорит, что уже сейчас возле касс бродит изголодавшаяся интеллигенция. Старички театралы из раньшего времени. Это так трогательно. Честно говоря, не думала, что у вас что-то получится.

Он протянул ей бокал вина.

– Но мне неудобно, что вам пришлось пожертвовать своим детищем ради моего, – добавила она.

– Теперь это и моё детище. Наше. Компания "Пигмалион" неплохо звучит?

– Тогда стоило взять примой Джейн.

– Я подразумевал вовсе не пьесу Шоу, а первоисточник.

– Вы неисправимы, Алексей.

– Я неистребим, – возразил он. – Как колорадский жук!

– И неизлечимы, – добавила Анна задумчиво.

Она вдруг оказалась так близко, что у Алексея захватило дух.

– Ещё как излечим, – пробормотал он. – И даже знаю одно верное средство.

– Если только в медицинских целях, – тихо сказала Анна.

Их губы разделяло не больше дюйма.

– Исключительно в медицинских, – прошептал он.

###