Девушка для Монстра. В дороге

Первое объявление встречает их прямо на выходе с автостанции. Маленькая девочка со светлыми кудряшками насуплено смотрит с белого листка. «Пропал ребенок!» тревожно провозглашает подпись под фотографией. Дальше идёт описание особых примет и одежды, в которой девочку видели в последний раз.

Динка останавливается, делая вид, будто изучает объявление, а на самом деле давая Яромиру убедиться, что за ними нет слежки. Блондинка со стильной короткой стрижкой (Динка до сих пор вздрагивает, когда непривычно светлый собственный локон попадает в ее поле зрения) и чемоданом на колесиках и большой черный пес — так они и путешествуют с тех пор, как выяснилось, что их достаточно тщательно ищут. Яромир даже сумел откопать ориентировки из личной сети оповещения Ордена — быть «немножко хакером» в их ситуации оказалось очень полезно. Это же помогло добыть поддельные документы. Но внешность всё равно пришлось изменить, и Яромир решил сделать это радикально.

Динка невольно ёжится, глядя на аккуратные следы лап на тонком слое пушистого свежевыпавшего снега: «И не холодно ему так? Может всё-таки стоило купить собачьи ботиночки? Привлекают внимание, конечно, но всё же босиком по снегу...»

Холодный нос утыкается ей в ладонь, привлекая внимание. Динка автоматически треплет «пса» по ушам, получая в ответ насмешливое фырканье. Похоже, всё спокойно.

Квартира уже снята через интернет — ещё один полезный бонус. Теперь оставалось только встретиться с хозяйкой в кафе, забрать ключи и контрабандой протащить туда Яромира, поскольку на проживание с животными договора не было. На жизнь с оборотнем его не было тем более, но Динка уже привыкла к череде бесконечных обманов...

Яромир встряхивается, избавляясь от нескольких упавших на роскошный чёрный мех снежинок, и уверенно ведёт её к остановке такси, натягивая поводок. Таксист недовольно косится на «хорошего песика», но всё-таки соглашается довезти их до места, при условии, что «собака не будет сидеть на кресле». Она хмурится, и едва не отправляется искать другое такси, но Яромир уже ныряет в вежливо открытую дверь, потянув Динку за собой. «И кто из нас у кого на поводке?» — скептически улыбается она, глядя, как он послушно устраивается на полу.

Всю дорогу Динка смотрит в окно, на такие стандартно-знакомые, но всё-таки чужие многоэтажки. Очередной незнакомый город под серым небом и лёгкой белой пеленой снега кажется аккуратным и сонным. Этот городок достаточно маленький, чтобы не иметь собственного отделения Ордена, но всё равно они вряд ли задержатся тут дольше, чем до праздников. Опасно долго оставаться на одном месте. Но она уже так устала от месяцев бесконечного бегства...

Словно чувствуя её настроение, Яромир кладёт голову ей на колени. Динка осторожно гладит выпуклый мохнатый лоб, чувствуя, как её постепенно наполняет чужое ласковое тепло и уверенность.

Таксист высаживает их у небольшого уютного кафе, уже украшенного новогодней иллюминацией. Как только машина исчезает из вида, Динка, воровато оглянувшись, отстёгивает поводок и прячет в карман.

— Погуляй пока... только недалеко, — смущённо просит она. Ей немного стыдно, что сама она сейчас сможет погреться и выпить кофе, а Яромир останется мёрзнуть. Но в кафе с животными нельзя, да и прятать его от хозяйки нужно. — Вот надо было тебе такую маскировку выбрать...

Волк иронически косится на неё умным синим взглядом. Динка вздыхает:

— Зато действенно, ага, знаю. Далеко не уходи, ладно?

После всей этой истории с Орденом мир теперь кажется Динке куда опаснее, а сам Яромир в этом облике — почему-то уязвимее. Конечно, он в ошейнике, и простым людям вряд ли удастся отличить чёрного волка от обычного пса, но если бы рядом оказался кто-то из опытных охотников...

Лобастая голова тыкается ей в бедро, поддерживая без слов. Затем Яромир медленно и демонстративно отходит в простенок между домами и практически растворяется там, в тени наползающих сумерек. Только странное теплое ощущение «присутствия», ставшее уже привычным для Динки за эти несколько месяцев, безошибочно выдаёт, что он всё ещё здесь.

Она невольно вздыхает с облегчением и направляется к кафе, мельком заметив на стене ещё парочку знакомых объявлений. Только на этих фото вроде бы уже другие дети.

В кафе пахнет свежей выпечкой и на столиках расставлены небольшие искусственные ёлочки. Здесь подают вкусный кофе с корицей и чай с пряностями в честь наступивших холодов. Динка успевает попробовать и то и другое и даже немного перекусить, пока дожидается хозяйку квартиры.

Наконец пухленькая женщина средних лет врывается в кафе и сразу же направляется к Динке, единственной здесь, кто обладает нужной ей «особой приметой». Окидывает грустным взглядом её единственный чемодан:

— Ненадолго к нам, да? Жаль, так хотелось бы найти постоянных жильцов, а не командировочных всяких. А муж где?

— Эээ… он позже подъедет, — нервно улыбается Динка, припомнив, что фамилии у них с Яромиром и по фальшивым документам разные. И вообще, кое-кто мохнатый пока что связан с ней лишь некими загадочными мистическими узами и вряд ли в ближайшие несколько лет это изменится. По щекам ползёт жар румянца, и она поспешно меняет тему: – Мы на пару месяцев сюда, это довольно длинная… командировка

— Да мне бы хоть на пару лет, — отмахивается женщина. – Но сейчас народ отсюда наоборот уезжает, так что живите уж.

— Почему уезжают? — тут же настораживается Динка. Городок они выбирали как тихий и спокойный, здесь не должно было быть ни активной нечисти, ни отделения даже более опасного для них Ордена.

Хозяйка осекается:

— Ой, да нет, никто никуда не уезжает, город у нас хороший, тихий, особенно под праздники. Ни о чем не волнуйтесь, живите спокойно.

Динку это, пожалуй, ещё больше настораживает, но дальнейшие расспросы ничего не дают. Хозяйка просто отмахивается, выдаёт ей ключи, ещё раз поясняет, как добраться и советует поторопиться, чтобы не ходить по темноте одной.

«Я не одна» — едва не отвечает Динка и удивлённо ощущает, как от этой простой мысли теплеет в груди.

Когда женщина уходит, Динка расплачивается в кафе, заодно прикупив выпечки на ужин, и выходит на тёмную уже улицу, волоча за собой чемодан. Немного неуверенно останавливается, выглядывая в сумраке проулка ещё более тёмную тень, и едва не подпрыгивает, когда сзади в опущенную ладонь вдруг тычется холодный влажный нос.

Тихо смёется с облегчением:

— Шуточки у тебя!

Глаза Яромира на миг вспыхивают в темноте синими искрами.

— Идём, тут вроде не далеко. Кстати, я купила выпечки на ужин… — она вовремя осекается, понимая, как странно выглядит, разговаривая с «псом».

На ближайшем столбе нервно трепыхается под ветром уже отклеившееся с уголка очередное объявление. Снова пропавший ребёнок и снова другой. Динка передёргивает плечами – да что не так с этим городом? На минуту задумывается, сумел бы Яромир отыскать пропавшего ребёнка по запаху, ведь у оборотней очень острый нюх. Но вовремя вспоминает, что ему неоткуда будет «взять след», не с бумажки объявления же…

На главном городском проспекте здания переливаются огнями новогодних иллюминации, из-за чего повороты на другие улицы выглядят чёрными провалами. Отсчитав три таких провала, Динка невольно приостанавливается перед четвертым, пропустив вперёд Яромира. Тот внимательно принюхивается и вполне по-человечески кивает, приглашая её следовать за собой.

Нужный дом находится быстро, в подъезде пахнет чьим-то подгорающим ужином и немного — вездесущими кошками. Яромир неодобрительно чихает. Динка, стараясь не особо громыхать чемоданом, поднимается на второй этаж и открывает нужную дверь. Только заперев её за собой, она, наконец, окончательно чувствует себя в безопасности.
Квартира, как и обещали в объявлении, выглядит достаточно аккуратной, хотя местами требующей ремонта. Впрочем, только такие им обычно и попадаются. Динка уже привыкла к потёртым стенам, покосившимися шкафчикам и отсутствию штор на окнах, хотя последнее и было довольно неуютным.

Оставив Яромира в коридоре, она проходит в единственную комнату и вскоре слышит, как хлопает дверь в ванную и шумит вода. Подглядывать за превращением она всё ещё стесняется или может даже побаивается. Всё же есть в этом что-то жутковатое и неправильное с точки зрения всех законов биологии...

Как всегда, когда ей предстоит в очередной раз увидеть его уже в человеческой форме, Динке становится слегка не по себе. И дело тут совсем не в Яромире — он остаётся всё таким же милым, добрым, внимательным и опекающим — даже слишком идеальным, учитывая, что из-за Динки ему пришлось рисковать жизнью и срываться в бега. Во всем этом Динке чудится какой-то подвох. Ей слишком сложно поверить, что это действительно любовь, а не некая магическая сила просто играет ими обоими, вызывая странную, почти наркотическую привязанность. Быть может, если бы её чувства успели развиться и окрепнуть до того, как она узнала о связи, всё воспринималось бы легче и естественнее. Но всё вышло, как вышло и теперь Динка попросту не может не сомневаться — и в себе и в Яромире и в самом понятии любви. Разве она и есть всего лишь ощущение уюта и тепла в чужих руках и невероятного доверия к тому, кто даже не является человеком? Как бы ни смешно было ориентироваться на любовные романы с их фейерверками чувств, от своей первой любви Динка всё же ожидала чего-то подобного...

Пока Яромир приводит себя в порядок, Динка проходится по квартире, отмечая мелкие, но необходимые покупки, типа штор или дополнительных тарелок. Квартира немного пахнет сыростью и нежилой затхлостью, неприятно напоминая те три предшествующих, которые им пришлось покинуть почти сразу, едва там стало действительно уютно. Настроение окончательно портится и, закончив обход, Динка просто садится на кровать и в очередной раз задумывается о том, во что же превратилась её жизнь.

Ещё совсем недавно у неё всё было просто и понятно, с ясными планами на будущее и чёткими ориентирами – закончить учёбу, потом работа, семья и дети. А теперь она превратилась в преследуемую беглянку, связанную таинственной магией с настоящим оборотнем. И ничего, кроме бегства с редкими относительно спокойными периодами жизни в очередной богом забытой глуши, больше её не ждёт. Даже учёбу закончить по подложным документам вряд ли удастся, а то, что у них потихоньку складывается с Яромиром, вряд ли хоть когда-нибудь будет официально обозначено семьей. И, что самое печальное, Динка даже не может придумать никакого другого пути, как этого можно было бы избежать. Разве что если бы в то далёкое время, ещё до её рождения, отец принял другое решение и не пошёл работать на Орден, тем самым не наведя его и на Динку тоже. Но увы, прошлого не изменить, а сейчас впереди только бегство…

— Что такое? – Яромир подходит сзади, ступая подчёркнуто твёрдо, чтобы не напугать задумавшуюся Динку и его руки ложатся на её плечи мягким объятием. Он в одном полотенце, пахнет мылом и немного ржавой водой после душа, а с волос всё ещё слетают мелкие капельки. И от его прикосновения сразу же становится теплее и как-то легче. – Чего грустишь?

Она мотает головой – ничего. Не объяснять же, что просто больше не знает, что делать со своей собственной жизнью, а только постоянно следовать за ним на «поводке» их странной связи не кажется самым лучшим решением.

Яромир чует несказанное и крепче прижимает Динку к себе:

— Я думал заняться проектом перед ужином, с этой поездкой дэдлайн по заказу уже близко. Но если хочешь, могу… задержаться?

Она вскидывает голову и невольно улыбается:

— У нас теперь все проблемы будут решаться… этим самым?

— Если хочешь.

Он произносит это низким, вибрирующим голосом, от которого Динке становится не просто тепло, а даже жарко и что-то внутри словно вибрирует в ответ. Но здравый смысл напоминает о себе и приходится шутливо отпихнуть его в сторону:

— Иди работай! От твоих заказчиков как раз наши ужины и зависят. И не только ужины.

— Эх… — отстраняясь, Яромир вздыхает с непритворным разочарованием.

Но не спорит, отлично понимая, что она права. Выуживает из их общего чемодана домашние штаны и начинает распаковывать ноутбук. Динка следит за ним даже с некоторой завистью – в отличие от неё Яромир довольно легко относился к происходящему. А ещё выучился на программиста и теперь спокойно мог работать удалённо из любой точки, куда бы ни занесла его судьба, словно заранее знал, что так случится.

Но почти сразу её пронзает болезненная мысль – он действительно знал! Больше того, как оборотень, мать которого убили охотники Ордена, Яр наверняка с детства привык постоянно убегать, нигде и никогда не чувствуя себя полностью в безопасности. И изначально выбирал профессию исходя из этого, не имея других вариантов. По сравнению с судьбой Яромира Динке вообще стыдно жаловаться, у неё хотя бы детство счастливое было. Но это осознание почему-то только добавляет горечи…

— Дин? – Яромир отвлекается от ноутбука.

Динка передёргивает плечами – кошмар магической связи в том, что от неё никак не спрятаться и не скрыть даже то, чем совсем не хочешь делиться. Но мягкий внимательный синий взгляд плавит её решимость до тех пор, пока она, наконец, не сдаётся:

— Я… чувствую себя бесполезной. Ты не мог бы… ну, не знаю… научить меня чему-то из своих компьютерных штук? Раз уж другой работы у меня, скорее всего, не будет.

В глазах Яромира мелькает сдержанное удивление, затем он скептически косится на урчащий ноутбук.

— Я могу попробовать, конечно, хотя учитель из меня… не особо профессиональный. Но зачем? Я вполне могу обеспечивать нас обоих. А у тебя другие таланты.

— Заваривать чай, что ли? – едва ли не огрызается Динка, хотя звучит это скорее грустно. – Врачом мне всё равно не стать, недоучившись…

— Когда всё немного поутихнет, я попробую что-нибудь придумать с документами для учебы, — Яромир косится на неё с таким виноватым видом, словно считает себя причиной всех её бед.

Теперь Динке окончательно становится стыдно. Ведь скорее это она втянула во всю эту историю парня, виновного лишь в том, что его почему-то связала с ней некая загадочная связь. И это из-за неё Яромиру и его отцу пришлось рисковать своей жизнью и снова покидать обжитое место...

— Да нет, не стоит, — с трудом выдавливает она сквозь перехваченное внезапным спазмом горло и прикусывает щёку изнутри — ещё не хватало расплакаться сейчас.

— Дина... — Яромир дёргается было встать из-за компьютера.

Динка поспешно выставляет руки перед собой, чтобы держать его на расстоянии. Иногда это проклятая связь становится просто какой-то пыткой! И как ему теперь объяснить, что от любого его утешения сейчас ей станет только хуже?

— Сиди, работай. Я... я заварю чай.

Она поспешно выхватывает из чемодана пакетики с травами и скрывается на кухне. К счастью, чайник там есть, равно как и пара кастрюлек. Динка ставит одну из них на огонь и принимается по памяти компоновать самый мощный успокаивающий отвар. Делает это она уже не впервой, ведь иначе они попросту изведут друг друга, если Яр и дальше будет так же остро реагировать на каждую ее эмоцию. И почему эта связь такая... односторонняя? Почему от её нервности и неуверенности должен страдать единственный близкий ей человек в этом городе? Вернее не человек, но так ли это важно?

Она на минуту задумывается, не вызвана ли такая чуткость Яромира его нечеловеческой природой и огорчается ещё больше — ведь тогда получается, что она никогда не сможет ответить ему тем же в той же мере. Поспешно заваривает отвар и через пару минут уже ставит кружку с ним в холодную воду, чтобы остыл побыстрее. Яр не пошёл за ней, уже поняв, что иногда это только ухудшает ситуацию. Но это не значит, что там, в комнате он не смотрит сейчас в стену остановившимся взглядом или не сжимает кулаки, сдерживая себя. И осознавая это, Динка лишь глубже погружается в замкнутый круг самобичевания — ей мучительно стыдно от того, что он вынужден разделять её эмоции, все эмоции, и этот стыд тоже и от осознания этого душевные муки только усиливаются.

Наконец отвар остывает и Динка выпивает его залпом. А через минуту на неё снисходит так необходимое им обоим сейчас спокойствие. Все проблемы теперь кажутся далёкими и не слишком важными, а мир начинает немного размываться по краям. «Кажется, с дозировкой переборщила...» понимает Динка, прежде чем уснуть прямо на стуле в незнакомой ещё кухне, уложив голову на стол.

И ей снятся трепещущие уголками на ветру объявления, следящие за ней тревожными глазами пропавших детей.

Просыпается она уже укутанной в одеяло и в крепкие объятия Яромира, прижимающего её к себе одновременно по-собственнически крепко и бережно. И как только сумел вчера перенести в кровать и раздеть, не разбудив? Динка невольно улыбается с затаённой нежностью. От одного его присутствия рядом на душе тепло и так легко-легко, словно все их проблемы за ночь исчезли, растворились в ласковых лучах мягкого зимнего утра, заглядывающего в окна. Но Динка уже знает, что это просто загадочный, почти наркотическим эффект от их связи. И никаких проблем он, к сожалению, не решает, даже личных. Потому что даже в отношениях невозможно не отлипать друг от друга двадцать четыре часа в сутки, а иначе забыть обо всём, что её беспокоит, Динка попросту не сможет. Да ещё и сон этот…

В этом городе определённо слишком много пропавших детей. Маньяк? Или распоясавшаяся нечисть? Оба варианта её не радуют, но второй опасен ещё и тем, что Орден может прислать кого-нибудь расследовать эту проблему. И тогда их спокойная жизнь здесь окажется под угрозой.

Динка на минуту задумывается о том, чтобы предложить Яру уехать завтра же. Затем вспоминает, что у него большой заказ и сроки уже поджимают, и решает, что пару дней можно и потерпеть. Рядом с Яромиром любая угроза кажется далёкой и неопасной, поэтому решение остаться и немного отдохнуть от бегства даётся ей удивительно легко. Динка мимолётно хмурится и даёт себе зарок подумать об этом ещё раз, когда его близость и их странная связь перестанут туманить ей мысли. И в том числе ради этого начинает осторожно выбираться из постели и чужих объятий.

Яромир отпускает её не сразу, ворчит во сне что-то недовольное:

— Я сейчас докер запущу… там надо порты в энжинкс пробросить… посмотрим, что он покажет...

Но не просыпается, несмотря на всю волчью чуткость — значит, совсем вымотался. Видимо опять всю ночь стучал по клавиатуре и переговаривался с заказчиками на каком-то их непереводимом наречии, в котором Динке понятны разве что предлоги, да и то не все. В такие моменты она начинает серьёзно сомневаться в своей решимости изучать программирование. Проще уж освоить парочку иностранных языков…

Динка тихонько одевается и уходит на кухню, где заваривает на этот раз нормальный чай и завтракает оставшейся с вечера булочкой, размышляя над списком дел на сегодня. Ей нужно сходить в магазин за продуктами и бытовыми мелочами, которые всегда требуются на новом месте. Особенно не хватает нормальных штор – лёгкие занавески практически ничего не скрывают, а Динка уже привыкла любой посторонний взгляд воспринимать как возможную угрозу.

Обычно они ходили за припасами вместе, но Яромиру сейчас явно нужно выспаться, поэтому Динка оставляет ему записку и на всякий случай вслух обещает не отходить далеко, получив в ответ невнятное «Лей на прод…».

Улица встречает её легким, кусающим за щёки морозцем и танцующими в воздухе редкими снежинками. Небо всё ещё затянуто серым, но теперь это не давящая свинцовая серость снеговых туч, а серебристый перламутр полупрозрачных облаков, сквозь которые просеивается мягкий солнечный свет.

Утренний «час пик» уже миновал и основной поток спешащих на работу, в школу и по прочим делам горожан схлынул, оставив примятый множеством ног снег на опустевших улицах спального района. Только впереди, на заснеженной аллее, виднеются две одинокие фигуры, неторопливо бредущие с загадочной целью.

Динка тоже никуда не торопится, наслаждаясь прогулкой, но невольно постепенно нагоняет их – слишком уж медленно и как-то механически-скованно движется меньшая фигурка. Судя по росту и пушистой синей шапочке с забавным помпоном — это ребёнок лет восьми. Рядом, цепко удерживая его за руку, шагает, вероятно, мать или другая родственница. Динке немного странно, что она подстраивается под неспешный шаг малыша, не пытаясь его поторопить. И что-то ещё есть странное в этой серой фигуре, она словно немного размывается, растворяется на фоне серых городских стен и тёмных стволов заснеженных деревьев, не давая себя рассмотреть.

Динка растерянно моргает, пытаясь сфокусировать взгляд, но это не помогает, зато нарастает ощущение какой-то неправильности происходящего. Ведь ребёнка она видит вполне чётко, а вот его спутницу... Сразу же вспоминаются все увиденные объявления, и подозрение превращается в чёткую уверенность, что здесь что-то не так. Динка инстинктивно ускоряет шаг, даже не задумываясь, что она сможет противопоставить столь нагло охотящейся среди бела дня нечисти. Ей кажется, что стоит только догнать существо и выхватить ребёнка, как дальше всё решится само собой. Вовремя осознав собственную наивность, Динка на всякий случай левой рукой сжимает связку ключей в кармане — своё единственное оружие.

Она не знает, с кем связывается, но и пройти мимо попросту не может. Не может позволить неведомой твари увести с собой беззащитного малыша.

Пять шагов, четыре, три… Пушистый снег под ногами скрадывает звуки, откуда-то издалека доносятся едва слышные голоса и гудки машин – обычный городской шум. Но вокруг Динки всё затихло и словно бы вымерло, оставляя её наедине с опасностью. Не чирикают даже вездесущие воробьи. В такой тишине даже собственное дыхание кажется ей слишком громким, а стук сердца — оглушительным и выдающим загадочному существу её присутствие.

Ещё два шага, и Динка сможет схватить ребёнка за курточку и дёрнуть к себе, отнимая у существа добычу. Что будет потом, она не знает, но отчасти надеется, что оно не станет затевать драку среди белого дня. Пусть Динку и учили защищать себя, но рукопашный бой с нечистью не входил в программу обучения, а привычный уже пистолет – увы, не входит в багаж законопослушной путешественницы.

Ещё шаг. Динка глубоко вдыхает и протягивает руку…

…но тут серая фигура внезапно оборачивается. Динка видит посиневшее, словно от холода, морщинистое женское лицо и чёрные бездонные провалы глаз. Существо смотрит на неё с лёгким удивлением, словно никак не ожидало быть замеченным посторонними.

По спине Динки пробегает лёгкий холодок страха, но он не туманит мысли и не мешает действовать. Её опыт охотницы на нечисть был коротким, но очень показательным и теперь она знает, что создания тьмы зачастую вовсе не так страшны, как некоторые люди…

Воспользовавшись моментом, Динка бросается вперёд и всё-таки ловит ребёнка за капюшон курточки, притягивая его к себе. Мельком заглядывает в лицо, чтобы убедиться – да, обычное человеческое с одурманенными, глядящими в никуда глазами. Всё же не хотелось бы ненароком отнять у нечисти её собственное дитя…

— Это не твой ребёнок! Оставь его! – шипит Динка сквозь стиснутые зубы, стараясь не привлекать лишнего внимания. Существо выглядит разумным, и если ей повезёт, на этом конфликт и будет исчерпан – мало какая тварь полезет в бой посреди хорошо освещённой городской улицы, они предпочитают места потемнее и поукромнее.

В чёрных глазах мелькает изумление. А затем существо поднимает тощую серую руку – и мягкий снег под ногами Динки внезапно взвивается ввысь миниатюрной метелью, окутывая и её и всё ещё прижатого к ней одурманенного мальчишку. Вокруг резко темнеет, снежинки заполоняют весь окружающий мир, лезут в лицо, обжигая холодом, колкой ледяной ватой забивают рот и нос, мешая дышать.

Динке никогда не доводилось слышать о таком. Она задыхается и бестолково отмахивается одной рукой, не отпуская ребёнка, пока их не накрывает полная чернота. И даже испугаться толком не успевает, только удивиться, когда сознание окончательно меркнет, оставив на прощание лишь болезненную мысль «Прости меня, Яромир…».

Она приходит в себя оттого, что ей очень-очень холодно. В сердце словно застрял осколок льда и от него под рёбрами растекаются морозные ручейки. Динка инстинктивно сворачивается в комочек, обнимая себя руками, чтобы хоть немногого согреться. И только потом осознаёт, что лежит на чём-то твёрдом, дышит обжигающе-морозным воздухом и вроде бы всё-таки жива. Осторожно приоткрывает глаза, изучая обстановку сквозь приспущенные ресницы. Это не продуманная осторожность, просто сразу вскочить и оглянуться у неё нет ни сил, ни даже желания. Голова будто набита холодной мокрой ватой, словно растаявшие снежинки просочились туда и пропитали влагой все мысли, сделав их тяжёлыми, размытыми и обрывистыми.

У неё уходит много времени на то, чтобы просто осознать, что лежит она на полу, пол бетонный и грязный, усеянный какими-то обломками и строительным мусором. Вокруг такие же грязные бетонные стены, изрисованные неумелыми рисунками-граффити, и лишь с одной стороны они переходят во что что-то… что-то…

Динка долго растерянно рассматривает затянувший широкий проём лист толстого прозрачного стекла с лёгкими морозными узорами по краям. Он слишком красивый и слишком уж хрупкий чтобы уцелеть в подобной обстановке, больше всего похожей на какой-то заброшенный и облюбованный подростками долгострой. И слишком уж странно выглядит стекло, словно бы вросшее в стены и пол, не удерживаемое никакими заметными внешними креплениями.

Она даже садится, медленно моргая и пытаясь сконцентрироваться, но в голове по-прежнему одна мокрая вата, погребающая под собой все разумные мысли. Единственное, что Динка понимает чётко – она хочет домой. Очень хочет домой.

Ей нужно что-то сделать, чтобы выбраться отсюда и просто пойти домой.

Но мысль о доме неожиданно отзывается болью. Из-под пелены тумана в голове неохотно выползает осознание, что у Динки больше нет дома. Не считать же им череду одинаково чужих съёмный квартир? За хвостик этой мысли цепляется другая – о том, что дом для неё теперь там, где Яромир. А воспоминание о Яромире окончательно разгоняет туман, напоминая Динке обо всём произошедшем с того момента как она вышла из их новой квартиры — о сером существе… ребёнке… поглотившей их обоих странной метели…

Куда делся ребёнок?!

Динка с трудом поднимается и подходит к стеклу, пытаясь разглядеть пространство за ним. Ненароком касается его ладонью и понимает, что оно холодное как лёд… вернее оно и есть лёд, толстый и невероятно, неприродно прозрачный. Ну что же, одной загадкой меньше, но разгадка не радует – такая ледяная пластина не могла появиться тут сама по себе и Динка представления не имеет, кто из нечисти мог бы создать такое. По крайней мере, из Орденского кратко курса она не может припомнить никого умеющего управлять льдом и снегом.

Наверное, ей должно бы быть до ужаса страшно, но холод словно бы анестезирует все чувства и Динка может рассуждать отстраненно-логично – раз уж её до сих пор не убили и даже обеспечили «личной камерой», то вероятно сколько-то она ещё проживёт. И этим временем следовало воспользоваться. Кто знает, как скоро пленившее её существо проголодается?

Динка приникает к «стеклу» и понимает, что об этом пока тоже можно особо не тревожиться… или наоборот, тревожиться ещё сильнее. За ледяной пластиной виднеется серый и замусоренный зал, похожий на недостроенный торговый центр, который освещает мутно-серый свет откуда-то сверху. В него выходит несколько пустых проёмов, но куда больше – таких же затянутых льдом «витрин», за которыми видны слегка размытые детские фигурки. Она легко узнаёт красную курточку и синюю шапку того мальчишки, которого так неудачно пыталась спасти. Что ж, теперь, похоже, их сожрут вместе…

Динке всё ещё не страшно, зато отчётливо стыдно перед Яромиром, который вновь будет вынужден искать и вызволять её. И вызволит ведь! Вера в синеглазого оборотня и его способность найти её и помочь в любой ситуации пробуждается в груди тёплым огоньком, заставляя холод немного сдать позиции.

Благодаря этому, наконец, удаётся хоть немного сосредоточиться. Словно в награду, зрение послушно переключается, показывая Динке жгуты серебристо-голубой энергии, текущие вверх от каждой занятой «камеры» и сливающиеся в одну реку на потолке. Река неспешно огибает зал, утекая в один из коридоров, и это хорошая новость – кажется, физически их всё же не съедят. Но вот энергетически «едят» прямо сейчас и именно поэтому ей с трудом удаётся связно мыслить.

Динка переводит взгляд на собственную грудь и ничуть не удивляется, обнаружив, ручеёк жизненной энергии, утекающий из неё, чтобы влиться в общий поток. Она не пытается как-то оборвать его, чтобы не встревожить неведомого пожирателя раньшевремени. Вместо этого повнимательнее приглядывается к детям.

Они неподвижно сидят на полу и выглядят ещё более отрешёнными, чем она сама. Почти все с отсутствующим видом смотрят на что-то внизу, испускающее лёгкий отблеск голубого сияния. Динка видит, как «её знакомый» мальчишка, кажущийся чуть живее прочих, осторожно передвигает это «что-то», складывая в какую-то фигуру. Но только когда магическое зрение столь же неконтролируемо отключается, как и включилось, она наконец может разглядеть загадочные объекты. И давится нервным смешком.

— Да вы издеваетесь?! – восклицает, не удержавшись, и тут же зажимает себе рот. Сдавленный смех грозится перерасти в полноценную истерику.

Дети играют с осколками льда.

Дети играют с осколками льда, выкладывая из них что-то похожее на буквы! И Динка даже догадывается, какое именно слово им нужно сложить…

Она сползает по стенке, нервно хихикая в ладонь. Это совсем не смешно, но удержаться трудно. Она ведь тоже любила в детстве эту сказку. Но никогда не думала, что окажется в ней «с другой стороны»…

«И кто же у нас тогда Герда…?» — эта мысль вызывает новый приступ смеха. Мир начинает мигать, вновь переливаясь магически спектром, и Динка замечает, что вытекающий из её груди энергетический поток теперь расцвечен жёлтыми истерично-весёлыми искорками. Они вливаются в реку энергии на потолке, заставляя её нервно бурлить. Кажется, эмоции ей не по нраву.

Но их вспышка проходит так же быстро, как и началась. Динка грустно усмехается, заметив такие же мелкие льдинки, разбросанные по полу и в её «камере». Они такие прозрачные и чистые на фоне прочего мусора, что к ним так и тянет прикоснуться. Они очаровывают и успокаивают одновременно. И было бы куда лучше, если бы они лежали в каком-то определённом порядке… было бы куда лучше, да… возможно, тогда она смогла бы отсюда выйти… смогла бы вернуться домой…

Мысли вновь заволакивает туманом и Динка с трудом отводит глаза, едва не поддавшись соблазну. Теперь понятно, почему дети так спокойны – не плачут, не зовут родителей. Они зачарованны игрушкой, дающей надежду на возвращение.

Прежде чем сожрать, добычу нужно успокоить, чтобы не брыкалась. А что успокаивает лучше, чем лёгкая игра, простое и понятное задание, после выполнения которого тебя обещали отпустить? Вот только отпустят ли...

Динка какое-то время колеблется. Ей хочется попытаться, проверить — вдруг похититель играет честно и действительно отпустит, когда нужное слов из льдинок будет сложено? Но она понимает, что это ловушка и отталкивает льдинки подальше от себя ногой.

И что теперь? Ей совсем не хочется беспомощно дожидаться Яромира как типичная «девушка в беде» из любовных романов. А ещё отчасти тревожно за него – оборотень, конечно, но что он сможет противопоставить магии льда, кроме густого меха? Не окажется ли Яромир в соседней ледяной клетке просто потому, что Динка полезла, не подумав – и не справилась?

Тревога перерастает в лихорадочную активность – Динка со злостью бьёт ледяное стекло кулаком, едва не расшибая руку в кровь, но преграда даже не колышется. Подумав, подбирает с пола обломок бетона и стучит уже им. На льду не появляется даже трещинки, но из-за ударов весь пласт начинает вибрировать с низким, но ощутимым гулом. Дети в соседних камерах поворачивают головы на звук и Динка, подумав, прекращает, пока не появился кто-нибудь более опасный. Из оружия у неё всё ещё только ключи против существа неведомой силы, потому стоит постараться выбраться и уйти по-тихому. За детьми она обязательно потом вернётся, если не сумеет вытащить их сразу.

Но ледяное стекло всё ещё остаётся непреодолимым препятствием. Динка даже пытается сосредоточить энергию в ладонях и направить её на лёд, но добивается лишь крохотного подтаявшего пятнышка. Наконец она совершенно выбивается из сил. В качестве последнего средства пытается остановить вытекание потока жизненной энергии из собственной груди. Но застрявший там непонятный «осколок холода» вообще не подчиняется Динкиным желаниям, словно чужеродный объект, и продолжает жадно высасывать её силы.

Мысли снова туманятся, ощущение собственной беспомощности наваливается многотонной глыбой, холод, свернувшийся под сердцем, словно бы разрастается, пытаясь поглотить маленький тёплый огонёк единственной надежды.

Динка сползает по ледяной стене на пол, вновь сжимаясь в комочек. В мыслях царит неприятное осознание, что она не только никого не спасла, но и вновь оказалась бесполезным довеском, неудачницей, которую постоянно надо спасать и вытаскивать из неприятностей. За всё время их знакомства она уже доставила Яромиру столько проблем, что если бы не связь он, наверное, уже давно послал бы её куда подальше – и был бы прав. Тем более что без Динки, на которую у Ордена есть полное досье с фотографиями, скрываться от них ему было бы куда проще.

Интересно, не думает ли он об этом же, оказавшись вдали от Динки и их затуманивающей разум связи? Не сомневается ли, стоит ли вообще её искать?

А может, возьмёт и бросит её здесь, в ледяном царстве вместе с его кошмарной королевой?

В ответ на эту мысль сердце болезненно сжимается. Динка отчаянно мотает головой в отрицании. Нет, Яр не такой, он слишком хороший, чтобы бросить кого-то в беде, чем бы это не угрожало ему самому. Он уже однажды рисковал жизнью ради Динки, а значит — сделает это снова. У оборотней острый нюх. Яр обязательно найдёт её по следам и сожрёт эту ледяную ведьму, совсем не тянущую на королевский статус, со всеми её льдинками!

«Но… справится ли он? – Динка нервно сглатывает, теряя наигранное воодушевление. – А может… он уже попытался и проиграл? Сколько времени я провела без сознания?»

В недостроенном зале нет даже окон. Она напряжённо оглядывается, затем с нервным смешком хлопает себя по лбу и тянется за мобильным телефоном, о котором совершенно забыла. Существо не удосужилось его отобрать – возможно, не очень разбиралось в человеческой технике. Или слишком уж полагалось на своё умение зачаровывать.

Время уже подползает к обеду. На экране закономерно мерцает несколько пропущенных от Яромира и Динка сперва с облегчением выдыхает. А затем вновь смотрит на время. И долго слушает длинные гудки, чувствуя как иной, более глубинный холод прошивает её насквозь бесконечным ужасом.

Яромир не отвечает. И до сих пор не пришёл за ней.

Этому может быть множество логичнейших объяснений, но в голове немедленно возникает самое страшное. Он… мёртв?

На глазах накипают слезы, и горячие дорожки сами собой ползут по щекам, застывая на ходу. Мокрые ресницы мгновенно смерзаются от царящего вокруг холода.

Может ли быть, что он… действительно мёртв?

Ей хочется кричать и биться всем телом в ледяное стекло, словно случайно попавшая в комнату птица, пытаясь вырваться на свободу. Но Динка лишь отчаянно стискивает другой рукой правый мизинец, на котором всё ещё виднеется изрядно побледневший за последнее время ободок родимого пятна. Яр как-то объяснял, что это внешний знак их связи. Так может по нему получится как-то до него дотянуться?

«Яромир!»

В ответ на этот отчаянный мысленный вопль ободок вокруг мизинца болезненно колет. А затем откуда-то снаружи, будто бы даже недалеко, раздаётся заливистый и какой-то радостный волчий вой!

«Яр! — едва в голос не кричит Динка, но вовремя сдерживается. От затопившего её облегчения слабеют колени и даже руки начинают подрагивать, но она лишь крепче сжимает пальцы. – Яромир, будь осторожен! Тут опасность!»

В ответ вой меняет тональность, становясь отчётливо злым. Он быстро смолкает, но Динка словно бы всё ещё слышит его отголосок, то самое согревающее «присутствие», которое всегда ощущает, когда Яромир близко.

Только бы он понял и был хоть чуть осторожнее…

Динка почти чувствует чужую злость, она жжёт палец и жарким узелком сворачивается в груди, но в окружающем холоде это даже приятно. В таком состоянии Яромир действительно может кого-то сожрать… ну или как минимум покусать. Неужели его настолько выбесило её похищение? И почему он так долго? Местная «снежная королева» так далеко унесла Динку? Зато хотя бы понятно, почему на звонки не ответил – волки мобильников не носят. Только зря перепугалась…

Динка разворачивается лицом к ледяной стене, стряхивает с лица замёрзшие слёзы и замирает, не сдерживая счастливую улыбку. Ей хочется пообещать всем пленным детям, что уже вот-вот, ещё чуть-чуть и всё будет хорошо. Ощущение «присутствия» нарастает, взгляд сам собой прикипает к тёмной глубине одного из коридоров.

И именно из него спустя несколько томительных минут слышится тихое клацанье когтей по бетону и из темноты, настороженно пригнув голову, выходит чёрный волк с недовольно мерцающими синими глазами.

Динка вскакивает и бросается было к стеклу, но тут же замирает. В зачарованной тишине, прерываемой лишь её разгорячённым дыханием, далеко разносятся звуки размеренных шагов.

Шагов из глубин другого тёмного коридора.

Волк ещё ниже пригибает голову и тихонько, предупреждающе рычит.

Шаги неторопливо приближаются, сопровождаемые странным постукиванием. И спустя минуту из коридора появляется высокая статная женщина с ослепительно-белыми волосами и не менее бледным, но прекрасным лицом. Она одета в струящуюся искристо-белую накидку до пят, опирается на посох с белым птичьим черепом на рукояти и с её появлением в зале становится заметно холоднее. В этой утончённой красавице нет ничего общего с той серой фигурой, встретившейся Динке на аллее этим утром, зато легко можно понять того сочинителя, который некогда назвал её сказочное воплощение Снежной Королевой.

Это наверняка всего лишь иллюзия, но настолько прекрасная, что на мгновение и Динка и Яр замирают, зачарованные. Динке и вовсе хочется склонить голову в почтительном поклоне – такой ледяной властностью веет от женщины, но она опасается отвести от неё взгляд. Волк же сперва совсем пригибается к земле, но затем с заметным усилием выпрямляется, делает несколько шагов вперёд и снова рычит.

Женщина холодно усмехается, словно удивлённая его наглостью, и поднимает посох.

— Я — Кальях Варе, дочь Зимнего Солнца, Призывающая снег, Повелительница холодных ветров и Покровительница источников, — раздаётся в гулкой тишине её мелодичный, но суровый голос. – Испокон веков в своё время я повелеваю ветрами и всеми дикими животными, пасу их стада. Ты вздумал противостоять мне, мальчик?

Динка впервые слышит подобное имя, и представления не имеет, кто это, но чужие слова, падающие с размеренной внушительностью ледяных глыб, обладают почти непреодолимой силой. Этой женщине, нет, существу, хочется повиноваться беспрекословно. И Динка склонила бы голову, признавая её власть… если бы не волновалась за Яра.

Волка тоже как будто пригибает к полу тяжестью чужого гнева. Он отступает на несколько шагов, обходя новоявленную Королеву Зимы боком, пока не оказывается прямо напротив камеры, где заперта Динка. И уже там словно набирается сил и вновь выпрямляется с глухим рыком.

— С чего ты взял, что можешь требовать? — коротко усмехается снежная красавица и Динка изумлённо хлопает глазами — она что, его понимает? Тем временем Кальях Варе вытягивает посох в направлении Яра: — Покажи-ка мне свое лицо, мальчик.

Это кажется просто жестом, но волк внезапно вскидывается на задние лапы будто от невидимого удара в грудь, а затем... тонко скулит и его тело сминается, словно пластилиновая фигурка, сжатая в кулаке капризным ребенком.

По телу Динки пробегает дрожь, она почти чувствует отголосок той адской боли, которая внезапно прошивает Яромира. Его как будто насильно выворачивают наизнанку — с хрустом ломаются и перестраиваются кости и суставы, перекраиваются мышцы, исчезает шерсть, возвращая человеческий облик. Насильственное обращение — разве такое вообще возможно?

— Стой! — кричит Динка раньше, чем успевает подумать. — Прекрати это! Не мучай его!

— Ты тоже полагаешь, что можешь чего-то требовать? — холодно усмехается «Снежная Королева». — Нынешние дети такие невоспитанные...

— Тогда зачем ты их похищаешь? — огрызается Динка, пытаясь отвлечь её от содрогающегося в конвульсиях тела на полу. – Что-то не припомню в твоём длинном списке славного титула Похитительницы детей!

Кальях Варе переводит на неё сияющие голубым огнём глаза и это сродни удару в лицо, но Динка стискивает зубы и не отводит взгляд. Она слишком зла, чтобы позволить какой-то твари тут корчить из себя оскорблённое божество. И никакая гадина не имеет права трогать Яромира!

— Эти дети сами выбрали меня. И отправились со мной добровольно.

Слова Кальях Варе падают с равнодушным спокойствием словно ледышки, и это бесит Динку ещё больше. Злость алым огненным цветком распускается в груди и от этого даже давящий окружающий холод немного отпускает.

— Потому что ты их зачаровала, верно? – обвиняющее бросает Динка.

Они стоят друг напротив друга по обе стороны ледяного барьера, и Динка почему-то забывает, что она в плену и полностью во власти этого воплощения зимы. Она чувствует свою правоту и это словно бы даёт ей какую-то неведомую силу.

Кальях Варе едва заметно морщится, и это выглядит удивительно неуместно на её скульптурно-прекрасном лице. Если бы Динка имела время подумать, то удивилась бы, почему нечисть вообще задевают какие-то обвинения, но сейчас все её силы были отданы напряжённому противостоянию.

— Эти дети выбрали меня первыми. И они вольны уйти, как только выполнят задание.

Холодные тяжёлые слова не становятся менее давящими, но Динке почему-то уже не хочется склонить пред ними голову. Наоборот, они только сильнее злят.

— Ах, значит ты не питалась их энергией всё это время? И если я соберу тебе твою проклятую «вечность», то ты нас отпустишь? – Динка даже подбирает парочку льдинок, готовая в этот раз действительно попытаться.

И не сразу понимает, что за серебристый, звенящий звук раздаётся в ответ. Кальях Варе… смеётся?

— Весь свет и пару новых коньков в придачу? — с улыбкой переспрашивает она. – Нет, милая, «вечность» — это чтобы остаться. На твоём месте я не стала бы верить всему в той давней истории.

Рядом, тряся головой словно боксёр после нокаута, с трудом поднимается Яромир и его обнажённое, в кровавых разводах тело курится белым паром. Динка грудью приникает к ледяному барьеру, инстинктивно пытаясь до него дотянуться, как-то поддержать.

Кальях Варе смотрит с холодным любопытство:

— Ну что, мальчик, всё ещё полагаешь, что способен чего-то требовать?

Он коротко зло рыкает, словно не понял ещё, что уже человек, и дёргается вперёд, чтобы в последнем самоубийственном броске что-то там доказать заведомо намного более сильной твари. Вот-вот случится непоправимое…

«Нет! Стой!»

Руки Динки не способны пробить лёд, но сердцем она едва не проламывает его, устремившись к Яромиру. И он неожиданно замирает, наклонившись вперёд, словно его вдруг дёрнули за ошейник. Коротко, с трудом выдыхает:

— П-пусти…

— Она сильнее, — шепчет Динка ему в напряжённую спину. – Должен быть другой путь.

И тут же понимает, что он есть. И, вероятно, единственный. Набирает в грудь морозного воздуха, словно перед прыжком, прежде чем сказать:

— А если я останусь, ты отпустишь его? Отпустишь… их всех?

— Нет! – тут же рявкает Яромир, отшатываясь назад и прижимаясь ко льду, словно пытаясь загородить Динку от чужого взгляда. – Не вздумай!

Кальях Варе смотрит на неё поверх его плеча со спокойным любопытством, чуть склонив на бок скульптурную голову:

— А разве ты сама не хотела бы остаться? Оставить позади всё беды и проблемы, все слишком болезненные эмоции? Наконец обрести покой? Я ведь и вправду могла бы подарить тебе вечность…

Её голос музыкой разносится по тихому залу, соблазняя и завораживая. И Динке страшно – страшно от того, как точно Кальях Варе обращается к сокровенным желаниям внутри её собственной души. Как же хочется, чтобы это всё действительно прекратилось, чтобы не надо было больше бежать и прятаться, оглядываться, опасаться любого взгляда и ждать удара в спину. И чтобы собственные эмоции перестали, наконец, сходить с ума, мучая и её и Яромира…

«Яромир!»

Ради того, чтобы обрести покой, ей придётся расстаться с Яромиром. Почему-то из-за этого предложение Кальях Варе сразу теряет половину своего очарования.

Динка может сколько угодно путаться в своих эмоциях, но сейчас она особенно отчётливо осознаёт, насколько Яр на самом деле дорог ей. Он милый, добрый, верный и любящий – пусть даже временами и обрастает шерстью, но это не самый страшный недостаток. И не его вина, что Динка всё ещё не может привыкнуть к тем условием, в которых оказалась. Слишком сложно смириться с тем, что вся твоя прошлая жизнь навсегда рухнула. И даже с магическим допингом не так-то просто по-настоящему сблизиться с человеком, с которым знакома от силы несколько месяцев. Тем более что иногда эта странная магия скорее не помогает, а только мешает.

И именно потому, что Яромир дорог ей, Динка не может позволить, чтобы он остался здесь, в одной из этих ледяных клеток, стал цепным волчонком неведомой сущности, не слишком похожей на обычную нечисть.

Динка стискивает зубы и повторяет почти через силу:

— Я останусь. Если ты отпустишь его и всех этих детей.

— Дина, пожалуйста, не надо… — почти стонет Яромир, вжимаясь в лёд голой спиной, не способный удержать её как-то иначе. Динку накрывает очередной волной неизбывной и необъяснимой, магической и почти наркотической любви к нему… но сейчас это только добавляет ей решимости.

— Ты уверенна? — Кальях Варе смотрит на неё сияющими холодными глазами и этот давящий взгляд словно испытывает Динку на прочность. Но она легко выдерживает этот взгляд. Внутри у Динки горит уже не просто тёплый огонёк, а целый алый пожар любви и привязанности, заставляющий всем телом вжиматься в лёд, чтобы быть ближе – и одновременно быть готовой расстаться навсегда ради чужого блага.

Скульптурное лицо Кальях Варе на мгновение вздрагивает, словно идёт помехами, открывая уже знакомое Динке другое – синее и сморщенное обличье. Она словно колеблется.

— Я останусь, — повторяет Динка. – Если ты отпустишь его. И этих детей.

Про детей она едва не забывает, пытаясь выторговать свободу самому главному для неё сейчас существу. Внутри неё танцует пламя мучительных эмоций, растапливающих льдинку под сердцем, растапливающих даже лёд между их телами. Яромир оборачивается на неё через плечо и смотрит растерянным взглядом едва ли не с удивлением, прежде чем прошептать:

— Я всё равно не уйду.

Кальях Варе морщится, весь её образ слегка колеблется, словно мираж в пустыне. Динка по какому-то наитию догадывается посмотреть иным, магическим зрением. Река жизненной силы, раньше уползавшая в один из коридоров, сейчас льётся сверху прямо на Кальях Варе, впитываясь в её фигуру. Вот только река это больше не спокойная и серебристо-голубая, один из ручейков энергии вносит в неё возмутительный красный оттенок и заставляет возмущённо кипеть. Динка даже не удивляется, когда понимает, что эта алая лента вытекает именно из её груди, а между ней и Яромиром нервно бьётся целый костёр алого сияния. И попавший в это сияние лёд тает и трескается.

Кальях Варе раздражённо взмахивает рукой, и уже изрядно подтаявшая стена между ними рассыпается с мелодичным звоном:

— Ты не настолько нужна мне. И этот наглый мальчишка практически бесполезен, без тебя он зачахнет. Ты выбрала свой путь. Вы можете уйти.

— Отпусти детей! — Динка едва сдерживает радостный крик, наконец, обнимая Яромира. В этом холоде его прикосновения кажутся обжигающе горячими, и она жмётся к нему, пытаясь растопить остатки льда в сердце. Кажется, в сказке для этого был какой-то свой рецепт… — Отпусти их, или мы… не уйдём.

«Угроза» звучит настолько нелепо, что уткнувшийся в её плечо Яромир даже фыркает, прижимая её к себе так, что едва ли не трещат кости. Но Динка чувствует действенность по тому, как в их общем алом огне начинает мерцать и подтаивать весь окружающий лёд. Она никогда бы не подумала об этом, но, кажется, вместе они достаточно сильны, чтобы огонь их эмоций справился с холодом и застывшим спокойствием этого места.

— Наглые современные дети, — коротко усмехается Кальях Варе. – Я могла бы превратить вас в ледяные скульптуры в назидание прочим, но… судьбы уже сплетены и нет смысла мешать им. Вы доказали свой выбор, а я уже собрала тут достаточную жатву. Я ухожу.

И она исчезает, осыпается облачком искрящихся снежинок, которые уносит неизвестно откуда взявшийся ветер. Долгую минуту царит ошарашенная тишина, потом Динка нервно фыркает:

— Она бы с нами всё равно не справилась!

От облегчения ей хочется смеяться и рыдать одновременно и ноет внутри всё ещё застрявшая там льдинка, но энергия больше никуда не утекает.

— Я не был бы так в этом уверен… — шипит Яромир, когда она слишком сильно стискивает его руками. – Она едва ли не раскатала меня по полу. Прости, что не сумел тебя защитить.

— Прости, что втянула тебя во всё это, — покаянно склоняет голову Динка, припомнив, с чего всё началось.

— Но и спасла тоже, — напоминает Яромир.

Она недовольно хмурится:

— Я ничего не сделала. Скорее мы просто… оказались для неё невкусными.

Он смотрит на неё зачарованным взглядом мерцающих синих глаз:

— Она просто не умеет пробовать.

А затем приникает губами к давно ждущим этого губам. Поцелуй солёный от слёз и крови и обжигающе горячий, жадный и почти злой – словно они оба вновь пытаются доказать своё обладание друг другом, заклеймить друг друга собой, оставить вечную метку принадлежности. Но постепенно жажда утоляется и огонь немного стихает, перетекая в тёплую, ласковую, тягучую нежность, пронизывающую до самого сердца и наконец растапливающую ту самую застрявшую в нём льдинку.

И ровно в этот момент вокруг с звенящим грохотом рушатся ледяные стены.

— Боже, дети! – ахает Динка.

— Чёрт…

Яромир недовольно отрывается от неё и сумрачно вздыхает, внезапно встретившись с десятком всё ещё затуманенных, но уже любопытных взглядов.

Собирать и успокаивать растерянных и всё ещё немного заторможенных детей приходится Динке, голый и местами окровавленный мужик для этого не слишком подходит. Она набрасывает на Яромира свою куртку и, дрожа от холода, выводит детей из зала. Обратно куртку ей приносит уже чёрный «пёсик», он же помогает «пасти» разбредающихся детей, которые совершенно не понимают, где оказались и норовят забрести куда не надо на заброшенной стройке. Динка обещает поскорее вернуть их всех домой и в ответ неожиданно получает несколько напряжённых взглядов.

— Мама будет ругаться, что я ушёл гулять без спроса, — тоскливо говорит тот самый мальчишка в синей шапочке.

Динка вспоминает шелестящие на ветру объявления о пропажах и старательно убеждает и его и всех остальных, что их родители будут просто счастливы, что дети вернулись. «Если они хоть сколько-то хорошие родители, конечно» — нервно думает она про себя, начиная догадываться, как именно работает очарование Кальях Варе.

Детей они оставляют у ближайшего полицейского отделения, разом повысив ему раскрываемость за полугодие, не меньше. Затем Динка отходит подальше и вызывает такси, в котором едет в обнимку с Яромиром, наплевав на ворчание водителя о собаке на сиденье. И лишь захлопнув за собой дверь всё ещё пахнущей нежилым квартиры, чувствует себя в безопасности.

Какое-то время она просто стоит в сумраке прихожей, осознавая, что всё действительно закончилось. Наконец выдыхает:

— К черту фейерверки...

Рядом медленно выпрямляется Яромир и, ни о чём не спрашивая, снова заключает её в объятия. От него пахнет кровью и недавней болью, но всё равно в его руках так тепло, уютно и безопасно, словно все ведомые и неведомые проблемы внешнего мира внезапно исчезают. Но Динка теперь слишком хорошо знает, что это лишь иллюзия.

— Мне нужно вернуться к тренировкам... — тихо сообщает она в его голое плечо и чувствует, как напрягаются под руками чужие мышцы. — И к экспериментам с травами. Я не хочу снова быть бесполезной, если это повторится.

— Ты не была бесполезной. Не больше, чем я, — глухо признает Яромир.

— В этот раз нам просто повезло. Но... надеюсь, ты не попросишь меня в следующий раз просто пройти мимо?

В его груди рождается глухое ворчание, пальцы вцепляются в спину Динки даже сквозь куртку:

— Хотел бы. Но попрошу в следующий раз хотя бы позвать меня сразу. Тогда мне не придётся часами искать тебя по заметённым метелью следам.

— Прости, времени не было.

— Может, расскажешь, что вообще произошло?

— Конечно, — Динка высвобождается из объятий и неуверенно тянет вниз молнию куртки. — Вот только продукты я так и не купила...

— Закажем пиццу, — тут же обрезает Яромир. — Я тебя больше никуда не отпущу.

— Никогда? — улыбается Динка.

— И ни за что, — вспыхивают в полумраке синие огни его глаз.