Девушка с наузой

В старину, в наузде хранились обереги от сглазу, призору и порчи, коренья, бумажки с заговорами и прочее, почему наузд означал и привеску, ладанку, оберег или талисман. Науза ж. твер. наузд в значении ладанки, привески… Наузник м. -ница ж. твер. — колдун, ворожея, знахарь. (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля)

Последним в маршрутку заскочил кот. Легко. Будто порывом ветра занесло горсть октябрьских листьев, тяжёлых, напитавшихся влагой последних дождей. Видевшие его прыжок, пассажиры непроизвольно охнули, как бы плавно поехавшая дверь не придавила его. Но кот камышового окраса упрямо промелькнул по ступенькам и сел. Ещё оглянулся – посмотреть, как закрывается за ним дверь. И снова повернулся, отчётливо изучающим взглядом скользя по лицам людей.

Но — дверь ещё закрывалась, а маршрутка, ведомая среднестатистическим водителем-торопыгой, резко свернула, огибая стоявший впереди троллейбус. Пассажиры качнулись в сторону, хватаясь за поручни. Кота внезапным и крутейшим поворотом просто бросило в сторону сидений. Мягко врезавшись в ноги ближайшей к нему девушки, зверюга мгновенно выпустила когти в край её длинной юбки, чтобы удержаться на месте.

Машина мчалась дальше — водитель не услышал нового дружного оха пассажиров.

Видевшие «смертельный номер» кота, сиганувшего в машину, а потом его сцепку с пассажиркой, пассажиры очнулись. Кто-то засмеялся, кто-то снова заохал. Дородная тётка, в ярко-красном плаще и в ботинках-дутышах, важно заявила, значительно глядя на скромную темноволосую девушку, что с недоумением посматривала на кота у своих ног:

— Говорят, если кот к кому-то пристанет, отгонять нельзя! Потому как хозяина себе выбрал. Отгонишь — счастья не видать!

Поневоле прятавшийся за её спиной пассажир, тощий, с усиками, усомнился:

— А мне кажется — кот домашний. Вон какой упитанный! Может, его хозяин уехал в маршрутке? И зверь думает, что эта маршрутка его привезёт к нему?

Две девочки, явно старшеклассницы, всю дорогу хихикавшие над экраном айфона, со смехом сказали девушке, поправившей юбку, чтобы та не касалась грязного пола:

— Вот только не говорите, что кот ваш. А то платить за него заставят!

И снова покатились в неудержимом смехе от простенькой шутки.

— А ведь и правда — безбилетник, — удивилась дородная тётка.

...Кота звали незамысловато — Котей.

Алёна отмалчивалась на все реплики, только вежливо улыбалась пассажирам и размышляла: «Котей сам меня придумал встретить? Или за мной дед его послал?»

Пока она ехала до своего дома, из маршрутки вышли почти все пассажиры. За две остановки до своей пришлось вынуть из кармана кожаного плаща запиликавший мобильник. Высветившееся имя заставило вздохнуть.

— Что случилось, Люда?

В ответ, как и ожидала, услышала долгий плачущий и заикающийся монолог, который грубо прервала, хотя пару раз клялась этого не делать. Но ведь маршрутка...

— Зайду по дороге. — И подняла голову: — Водитель, остановите здесь, пожалуйста.

Осторожно ступая, Котей первым подошёл к двери и первым выскочил на улицу, едва только дверь поехала вправо.

— К Люде зайдём, — объяснила Алёна коту, который удивлённо огляделся, не узнав своей остановки.

Показалось — кот вздохнул, а потом пристроился идти у ноги.

Шестой час. Вечерело. На улицах белели ровным светом фонари, а витрины магазинов светились всё отчётливее.

Алёна знала, что опять придётся побыть жилеткой. Люде просто неоткуда взять сочувствующих её привычной беде: здесь, в старом районе города, давно не осталось ни близких родных, ни близких же знакомых. По телефону — не то. А Коля, её муж, снова куда-то ушёл, не предупредив молодую жену, куда и насколько долго.

Перешла улицу. Осталось пройти немного рядом с дорогой, потом завернуть в переулок. Вот здесь было темно. Алёна задрала голову, поморщилась: лампочки нет. Разбили? Или не успели вкрутить?.. Ладно. Дорогу знает... Котей совсем было превратился в тень, скользившую рядом, но ненадолго: они вышли из переулка во двор, неожиданно широкий для чужого, из другого микрорайона человека. Дом справа был построен чуть придавленной буквой «П». Здесь фонари горели от души, так что кот первым устремился в нужный, угловой подъезд.

Неизвестно, кому больше понравилась незапланированная встреча: Люде, Алёне или Котею. Кажется, всё-таки Котею, потому как молодая женщина, уже в прихожей зарыдавшая в голос, при виде кота утихомирилась и немедленно схватила его пожамкать-потискать в нежных объятиях, причём плевать хотела, что у него, как минимум, мокрые лапы. Ну, и благо зверь не возражал. И получилось так, что можно было уже не утешать Люду — успокоилась сама.

Хозяйка, крашенная в платиновую блондинку и одетая в короткий халатик, и гостья, снявшая плащ и ботинки, сели на кухне. Отпущенный на волю Котей тут же устроился на подоконнике, с интересом поглядывая на двор. Люда налила ему сметаны и под причавкивающее кошачье лакание предложила Алёне чаю.

— Мозги не пудри, — сказала Алёна, положив ладонь на батарею: топили не очень сильно, потому что погода на улице стояла довольно тёплая. Но тепла хотелось. — Говори, что там у тебя с Колькой.

— Ничего, — сердито откликнулась Люда и хлюпнула носом. И несчастным, насморочным голосом объявила: — Наши отношения — это отношения двух чужих людей. Он сначала приходил поздно и молчал, где был. А потом — раньше, но... Раньше-то хоть оправдывался, что в гараже у Митьки был. Теперь вообще молчит. Хотя я всё равно знаю, что он там был. Не думай: он мне не изменяет. Но молчит. Меня будто нет перед ним.

— Они там, в гараже, пьют, что ли?

— Да нет. Трезвый приходит. Я спрашиваю — молчит.

— Странно, — хмыкнула Алёна. — Раньше вы ругались — и тебе это не нравилось. Теперь он молчит — и тебе опять не нравится. Я не психолог. Может, пережить это время, а потом разберётесь, что к чему? Вдруг у него на работе что-то случилось, а он тебе боится сказать, чтобы тебя не беспокоить? А когда ЧП закончится, он сам тебе всё расскажет. Сможешь перетерпеть это время?

— Я... — начала Люда.

И обе вздрогнули: в прихожей послышались щелчки открываемого замка.

— Пришёл!.. — шёпотом ахнула Люда и вскочила из-за стола.

Алёна цапнула её за руку.

— Спроси, будет ужинать, нет ли. Если откажется — не настаивай.

Люда суматошно покивала и побежала в прихожую.

Котей, лежавший на подоконнике, взглянул в сторону кухонной двери, и Алёне показалось — он скептически воспринимает плохо слышный диалог в прихожей.

Вскоре вернулась хозяйка. Вполголоса сказала:

— Говорит — спать хочет. Вот всегда так: как придёт — так сразу дрыхнуть. Да что ж такое... Время-то... А сам — даже не похоже, что уработался. Алён, значит, ты считаешь — надо подождать, пока он сам всё расскажет?..

— Люда, ещё раз: я не психолог! Чисто в бытовом плане думаю так, что подождать надо бы. Но точно сказать тебе не смогу. И ещё. Ты сплела наузу по той схеме, что я дала?

— Прости, Алёна, — развела руками Люда. — Времени как-то... не было.

— Ну что ж... больше ничего предложить не могу. Котей, пошли. Пора домой.

Тяжёлая зверюга спрыгнула с подоконника на мягко спружинившие лапы и медленно затрусила впереди Алёны к входной двери. В прихожей Алёна машинально скользнула ладонью по жёсткой, плетённой из белого шнура обережной наузе. Та висела на серебряной цепочке, оттянутая книзу небольшой «капелькой»-медальоном. Поправив её, зацепившуюся за ворс джемпера, застегнула пуговицы плаща и последовала к входной двери. Люда шла сзади чуть не на цыпочках.

— Алён... — шёпотом сказала она. — Тебя, может, проводить? До дому?

— С чего бы это? — удивилась девушка.

— Говорят, у нас тут бродячие собаки появились. Нападают на людей.

— Откуда бродячие-то?!

— Дачный посёлок недалеко, — вздохнула Люда.

— Да мне пройти-то — сама знаешь... Не волнуйся за меня. Да и если пойдёшь — обратно тебе как? Тоже, небось, страшно. Ладно, пока.

— Пока, — снова вздохнула подруга.

И дверь за ними закрыла так, чтобы замок еле слышно щёлкнул.

Пока Алёна спускалась по лестнице, хмыкнула. Ну и как вот с этой Людкой общаться? Нужно бы обругать, что наузу на верность мужа не сплела, а эта блондинка тут же со своей тревогой за подругу... Лентяйка она, эта Люда. Всё хочет, чтобы чужими руками было сделано. Лишь бы самой не возиться.

На улице накрапывал холодный мелкий дождь. Пока шли по двору Людиного дома, ещё ничего — влага почти не ощущалась. А когда завернули... Утешало одно: от дома Люды надо пройти сквер, довольно просторный и весьма ухоженный, очень похожий на асфальтовый квадрат, только по краям облагороженный кустами и скамейками. Сквер принадлежал заводу, что располагался в паре остановок отсюда, потому в его центре клумб, например, не сажали, поскольку часто, почти на все большие праздники, здесь проводили мероприятия: концерты, конкурсы и прочее... Ну а сквер выводил к остановке. Потом снова перейти дорогу и одну улочку — вот тебе и дом деда с бабулей, в квартире которых Алёна жила — в одной из трёх комнат.

Шла Алёна к скверу, в это время безлюдному, спокойно. Даже забавлялась, глядя, как Котей брезгливо поджимает лапы, попадая в постепенно появляющиеся лужи, чёрно-бело поблёскивающие отражением фонарного света. Зонт из сумки не вынимала: расстояние-то до дома небольшое — успеет добежать, если дождь припустит сильнее. Волосы, конечно, намочит, но ничего — пережить нетрудно. А если что — и капюшон на голову можно натянуть.

Пройдя полосу деревьев и кустов, ещё на входе удивилась, что в сквере пусто. Ещё удивилась откуда-то взявшемуся нежеланию идти сквером. Как не пойти — короче же!.. Кажется, не одна она подумала, что неплохо бы обойти сквер. Здесь и собачников с их ушасто-хвостатыми подопечными нет. Как нет на скамейках привычно сутулившихся под дождём молодых мамочек, машинально покачивавших коляски. Разве что на дальней скамье сидит тёмная, неразличимая в темноте же под высокими кустами фигура. Алёна снова хмыкнула: тоже без зонта.

Но сквер всё же хотелось обойти. С трудом заставила себя шагать далее.

Котей, бежавший впереди, внезапно застыл на месте. И ещё резче оглянулся.

Котею Алёна доверяла. И тоже оглянулась.

Одновременно что-то случилось с фонарями, стилизованными под старину: сплошь узорные решётки, по краям которых свисают две лампы. Сначала фонари нервно замигали, причём вразброд, отчего мигание здорово ударило по зрению. Затем они так же вразнобой погасли. Вразнобой — значит, в паре ламп гасла одна, вторая продолжала суматошно мигать, прежде чем тоже покорно потухнуть.

И — кромешная тьма.

Алёна вновь оглянулась.

С этой стороны весь первый этаж дома, где живёт Люда, должен сиять магазинными витринами, даже будучи спрятанным за чёрными силуэтами деревьев и кустов. И отражаться на мокром асфальте сквера.

Но там, где только что здание вовсю играло огнями первого этажа, застоялась глубокая, чёрная мгла. Глаз просто проваливался в неё, не встречая преграды — или опоры.

А вот это уже серьёзно.

— Котей... — прошелестела она, подзывая кота и торопливо вытаскивая на свет божий наузу-оберег с «капелькой»-медальоном.

Мягко толкнули в ногу, и Алёна немедленно подняла зверя прижать его к себе — одной рукой. В другой наготове держала плетёный оберег, быстро и чётко, хоть и беззвучно проговаривая нашёпт... Локтем прижала к боку нераскрытый зонт. Если что — кота на плечо, и зонтиком можно неплохо оборониться от неведомого врага... Успокоилась — вооружённая-то, и сумела перейти на иное зрение.

В сквере всё так же пусто. Разве что за его пределами, со стороны дороги, идут несколько человек — тени среди теней.

Оглядывая пустой асфальтированный квадрат, заметила, что забытый было неизвестный уже не сидит на скамейке, а встал и смотрит в её сторону... Ничего себе — тоже «видит»? Из своих?..

Впрочем, смотрит он не в её сторону, а чуть правее...

А потом взглянул — на этот раз точно на неё — и что-то громко сказал. Но здешнее пространство погасило звук его голоса. Слишком далеко.

Да, теперь он смотрел именно на Алёну. И вдруг уже не сказал, а закричал:

— Девушка! Бегите!

Реакция у неё всегда была хорошей. Заслышав в крике искренний страх за неё (удивило здорово), Алёна крутанулась на месте, рассыпая вокруг себя содержимое медальона, висевшего на наузе и раскрытого одним щелчком, и зашептала:

— Спаси-защити, одолень-трава! В чистом поле лихо чёрное одолей — злого ворога от меня отгони!

И, наконец, завершила маленький ритуал, повторив перед собой обережный знак, выгравированный на верхней, плоской крышечке медальона — рисунок самой наузы.

Измельчённые частички сушёной травы и цветов замерцали вокруг Алёны, словно сфотографированные в момент, когда обвеивали девушку.

И вовремя.

Держа под контролем угол сквера, куда смотрел тот, из «её братии», девушка хоть и ожидала чего-то опасного, но вздрогнула, когда из глухой тьмы выстрелили три чёрные тени. Две сразу бросились к человеку, замершему возле скамьи («Ты-то чего сам не бежишь?!»), а третья рванула к Алёне.

Котей вцепился когтями в отвороты кожаного плаща так, что наверняка оставит потом дыры-порезы... Мысль промелькнула и пропала — не самое важное сейчас. Главное — сидит на девушке кот крепко.

Растерянная Алёна, разглядев, попятилась: псина, летевшая к ней брошенным камнем, не обычная, а явно!.. Вот только что в ней такого...

Додумать опять не успела. Зато резко подняла воротник-стойку джемпера на нос. Зачем? Спросил бы кто со стороны — точно не ответила бы, почему ей не хочется, чтобы псина запомнила её в лицо.

Возле той скамьи отчаянно закричал от боли неизвестный, сбитый с ног...

Мгновением спустя после этого крика свирепый рык нападавшей на Алёну псины хрюкнул в удивлённый подвыв, когда вражина врезалась в невидимую для неё преграду. Ага! Не ждала, что ей могут противостоять!

Следующий рывок кинуться на девушку вновь оборвался уже раздражённым... чуть ли не воплем, а сама псина замотала головой! Ещё бы: на носу и морде зверя остались частички сухих трав, которые жгли врага!.. А потом псина замерла, часто и хрипло дыша и уставившись на девушку так, будто чего-то от неё ждала. Разве что время от времени дёргалась, освобождаясь от частичек наговоренных трав.

Алёна оглянулась. Хотела побежать к тому, у скамьи, на помощь: слышно, как он злился, то ли отпинываясь, то ли подобранной палкой и впрямь отбиваясь от рычавших и кидавшихся на него собак... Но внезапный взгляд девушки на свирепую морду псины... Взгляд, который с морды скользнул по всем очертаниям этого мощного зверя... И девушка тоже застыла, вперившись в псину и тщательно оглядывая её...

Вот это вот... бродячая собака? Предположительно из дачного посёлка, который, как помнила Алёна, находится в пяти остановках отсюда, а потом ещё пешком до него — минут пятнадцать?.. Не может быть.

Пришлось усилить иное зрение, всё жёстче прижимая к себе Котея, который — мельком показалось — повис на ней бездыханным грузом.

Колдовская — псина-то. Как же Алёна сразу не поняла...

Перед нею на расставленных по-паучьи мощных лапах стоял изначально, кажется, бульдог. В собаках девушка не разбиралась, но определённые породы, как любой человек, примерно распознавала по некоторым отличительным признакам. Этот конкретный бульдог будто попал однажды в руки психа-вивисектора. И тот накачал его чудовищной дозой стероидов: подойди псина к Алёне — задранной мордой бы чуть ниже плеча ткнулась, такая высокая. Лапы держали это чудовищно разбухшее бугристыми мышцами тело только потому, что и сами превратились в мускулистые колонны. И у зверюги была размордованная вширь морда — только так Алёна могла обозвать то рыхлое, с чего на неё злобно желтели чуть выпученные глазища.

Последняя деталь, которую успела заметить Алёна в колдовской твари, это угрожающе выдвинутая вперёд слюнявая нижняя челюсть с вызывающе торчавшими вверх зубищами. Ещё подумала с недоумением: «А как же он кусается-то?»

Думать много не дали.

От той же скамьи снова раздался болезненный вскрик, мгновенно утонувший в злобном пёсьем рыке — «собачьим» его Алёна уже точно не могла бы назвать.

И она кинулась от «своего» пса, слегка заторможенная лишь весом Котея. Наузу с медальоном забросила под плащ — и зонт держала наперевес, готовая и в самом деле использовать его по новому назначению.

Бежала и поражалась: «Я чё — дура, что ли, что так бегу?! Их же вон сколько! А если защиту снесут?! И ему не помочь, и сама...»

Две другие псины тоже оказались изуродованными чудищами. После её боевого клича: «А ну брысь отсюда!» они отпрянули от лежавшего на асфальте тела — и самонадеянно бросились к девушке.

Обозлённая, она помчалась навстречу им, постепенно обалдевающим: «Эта — нас не боится?!» Но той свирепой радости, которую Алёна желала получить, врезав тяжёлой ручкой зонта хотя бы по одной квадратной морде, девушка — увы! — не сумела испытать. Помешали.

От противоположного угла сквера по всей его площадке ударили слепяще яркие огни — и только затем, с одновременно замолкшими и остановившимися псинами, раздался характерный звук визжащих шин машины, которая вламывалась в сквер на всех парах и начинала тормозить.

Секунды спустя машина, плохо видная из-за мельтешащих огней, завиражила по скверу.

Псины (изумлённая Алёна отчётливо это увидела), поначалу окаменевшие на месте, переглянулись и метнулись в ближайшие кусты.

Пока машина заканчивала круг по скверу, снижая скорость, Алёна рванула к человеку, лежавшему на мокром асфальте. Во время заполошного бега вдруг удивилась: «Мокрый? Асфальт?!» И лишь после высказанного в мыслях вопроса догадалась оглядеться. Хм... Фонари-то вновь действовали. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить колдовскую природу изуродованных кем-то псов: ушли они — вернулся нормальный свет... Бульдогами их Алёна до сих пор сомневалась назвать.

Как выдержал Котей постоянные вынужденные дёрганья бегущей девушки?.. А ещё удивительнее, как он выдержал, что Алёна, забывшись, от страха так прижимала его к себе, что чуть не вдавливала в себя и давила его самого.

Добежала — Котей резко выдрал когти из плаща, вырвался из рук и, напоследок шипнув на лежавшего в дождевой луже неизвестного, с достоинством удалился к скамье, под которой и пристроился на узком бордюре, спасаясь от дождя-зануды.

Вслед Котею Алёна чуть не захихикала в нервах: и вот что бы тебе, кот, хозяйку от сумки и зонта не освободить, раз такой умный? Но упомянутые вещи остались при ней, машина медленно подъезжала ближе, и Алёна, сунув зонт поверх «молнии» на поставленную на дороге сумку, осторожно приподняла голову бедняге.

— Эй, ты живой?

По его недавним крикам, предостерегавшим об опасности, она помнила, что голос принадлежит довольно молодому человеку, потому и не постеснялась обратиться на «ты».

Благо к иному, колдовскому видению прибавился свет фонарей, девушка с большим сочувствием разглядела на лице парня порезы и кровь, лениво сбиваемую с кожи дождём, — и довольно глубокие, судя по торчавшим краям, рассечения. На секунды она представила, как уродливые псины, не в силах укусить жертву по-настоящему, со злости оставляют на его коже рваные ранки и катают его по земле. Синяков-то, небось...

— Поднимайся! — скомандовала она, усадив его и собираясь тянуть за руку, чтобы встал. — Промокнешь совсем — замёрзнешь!

Ответа не дождалась. Машина чуть не сбила её с ног, резко затормозив сбоку.

Выскочил из неё ещё один — высокий, широкоплечий. Этот спрашивать ни о чём не стал: оттолкнул девушку, рывком поднял на ноги парня, атакованного колдовскими псинами, и грубовато усадил (или швырнул?) его на скамью.

Склонившись к нему, бегло осмотрел лицо и хмыкнул:

— До свадьбы заживёт. — И обернулся к Алёне. — Сильно испугалась? Проводить тебя до дома?

— Не! Спасибо — сама! — звонко, почти девчонкой-школьницей, ответила она и мотнула головой в сторону выхода из сквера: — Я здесь рядом живу, около остановки. А вы? Вы поможете ему?

— Да мне... — еле заговорил тот, сидевший, и болезненно скривился. — Сам...

— Ну, тогда пока! Счастливо!

Никем не замеченный Котей догнал девушку возле остановки, почти у навеса. Она постояла немного, глядя на дома через дорогу. Нервное, наадреналиненное веселье отступало. Благо под навесом никого в этот тёмный вечер не оказалось, Алёна с маху села на скамейку... Сначала задрожали руки. А потом её всю затрясло в жутком ознобе отката: перед глазами — мокрое от дождя и крови лицо парня и бешено выпученные глазища колдовских псов... И лишь сейчас пришло осознание — причём банальное: на его месте могла быть она, шедшая в сквер. Если бы без предупреждения Люды. Нет, псины бы не загрызли её — форма челюстей не позволила бы. Но Алёна помнила, как они лапами били и рвали человека, как старались боковыми клычищами ободрать кожу на его нём... Закрыла лицо ладонями, но тут же торопливо убрала их и распахнула глаза: злобные псины будто выскочили из тёмного ниоткуда — прямо на неё!..

Котей прыгнул на скамью, постоял немного, с недоумением глядя на трясущуюся в нервной дрожи девушку. И приткнулся рядом — судя по глазам, замершим на дороге с проезжавшими машинами, настроившись на долгое ожидание.

Озноб прошёл не сразу. Но с мысли о том, что деда она не предупредила, что задержится, а он, нелюбитель пользоваться современными средствами связи, так и не прикоснётся к мобильному телефону и будет беспокоиться, тревожа и бабулю, Алёна перешла к будничным размышлениям о том, как пройдут дома вечерние часы до сна.

И собралась встать со скамейки, уже целенаправленно прикидывая, в какой ближайший магазин зайти, чтобы купить свежий чёрный хлеб. Дед любил именно свежий — чтобы жестковатая, пропечённая корочка и сладкая пахучая мякоть... Так. Ещё дома заканчиваются яблоки. А себе неплохо бы прихватить молока. И Котею — сметаны.

Снова села, вспомнив наказ деда: «Проанализируй то, что случилось. И подумай, всё ли сделала правильно».

С мгновения, как в сквере погасли огни, и до выхода к дороге, Алёна припомнила все свои действия и решила, что вела себя паинькой — используя свои силы... Снова собралась подняться со скамейки. И вновь уселась основательно.

Нет. Её личные действия, что называется, выше всех похвал. Вот только... Она вспомнила, как помогала сесть младшему из двух... колдунов?.. В эти несколько секунд и произошло что-то, что её не то чтобы царапнуло, но... Но что? Пару раз прогнала в памяти эпизод и прикусила губу: светловолосый и широколицый парнишка, уже сев, поддерживаемый её руками, смотрел на неё странно. Не прямо в лицо, хотя глаза были открыты, и им не мешали ни дождь, ни кровь. Хотя чего ему в лицо ей смотреть, если нижняя половина лица Алёны скрыта воротом джемпера... Он смотрел... Она машинально подняла руку к уху... Он смотрел на её серьги — тоже наузы, только сплетённые из серебряной и медной проволоки. Когда она наклонилась к нему, серьги наверняка были видны в волосах, обычно прикрывающих «бижутерию».

«Чем это чревато? — спросила она себя. — Возможно, ничем. Он был в полуобморочном состоянии. Да и запомнил ли он меня? Ворот джемпера поднят. Фонарь был за моей спиной — вряд ли он узнает меня в лицо, встреться мы когда-нибудь...»

Узнает ли она его сама? Алёна хмыкнула. Разводы воды и крови на его лице — хорошая маскировка. А вот второй... Несмотря на неверное освещение в сквере, видно было, что второй, водитель-спасатель, очень даже хорош собой. Высокий такой дядечка, кажется — темноволосый. Точно — хорош, как картинка... Поймав себя на этой неблагоразумной мысли, Алёна скептически подняла брови: «Фи. Что ты там рассмотрела — в темноте-то? И это... в темноте все кошки... э-э... коты серы!.. Кстати, о котах...»

Она хотела погладить Котея, но вовремя сообразила: в такую погоду на улице ему вряд ли понравится обычная ласка. Мокрому-то. А потому просто позвала:

— Котей, идём домой.

...А в то время в сквере парень полностью пришёл в себя. Захлопал глазами, будто что-то вспоминая — такое поразительное, что даже отвлекло от боли. И растерянно спросил у мужчины-водителя, который только что провёл его к машине и усадил на переднее сиденье:

— Что-то я не понял, Роман. А как она в сквер-то попала? Мы ж столько отпугивающих оберегов расставили по всему периметру!

Названный Романом выпрямился и с тем же недоумением осмотрелся. Обереги, не впускавшие в сквер обычных людей, чтобы защитить их на время разборок с колдовскими псами, и в самом деле были не только сильными, но и многочисленными. Если обобщить, та девушка с девчоночьим голоском была... ведьмой? А если вспомнить, как легко она прошла границу оберегов, то очень сильной?

— Знает ли она о своей силе? — вслух проговорил Роман.

Вопрос был риторическим, но Стас, поправлявший на себе ремень, внезапно ответил:

— Знает.

— Почему ты так думаешь?

— Она наузница. Я видел наузу у неё на груди. Как медальон. И серьги ещё у неё тоже были плетёные. Необычные. Длинные такие, в несколько штук.

— Не помню, чтобы у неё были серьги... И это ещё ничего не значит, — покачал головой Роман. — Она может и не подозревать о том, что они предметы колдовства.

Стас едва пожал плечами. Говорить, а тем более что-то доказывать — не хотелось. Избитое псами тело болело, иссечённую на лице кожу щипало — хотелось домой, где он сможет привести себя в порядок и обезболить кровоподтёки.