Девушка с Земли.

Глава 1. Мир в оттенках сепии

Первое, что я почувствовала, — это запах. Не знакомый аромат кофе из соседней кофейни, а густой, сладковатый запах гниющих цветов, смешанный с пылью и старой древесиной. Я открыла глаза, ожидая увидеть потолок своей спальни с знакомой трещинкой возле люстры. Но вместо этого надо мной простирался высокий купол, расписанный фресками, которые изображали какое-то мрачное шествие: люди с пустыми глазницами несли на плечах трон, на котором восседала тень в короне.

Я резко села, и голова закружилась. Я была не в своей кровати. Я лежала на холодном каменном полу какого-то огромного, полуразрушенного зала. Сквозь гигантские арочные окна, лишенные стекол, лился тусклый, словно выцветший, свет. И это был не просто тусклый свет пасмурного дня. Нет. Все вокруг было лишено цвета. Вернее, цвета были, но они словно выцвели под воздействием времени, превратившись в оттенки серого, коричневого и грязно-желтого. Мир выглядел как старинная фотография, сепия, подернутая дымкой уныния.

«Сон», — прошептала я про себя, щипнула руку. Больно. Слишком больно для сна.

Я встала, с трудом удерживая равновесие. На мне была все та же пижама с совятами, в которой я уснула. Холод камня проникал сквозь тонкую ткань. Вокруг царила гробовая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра в пустых глазницах окон.

Я осмотрелась. Зал был похож на тронный, но трон, стоявший на возвышении, был сломан, его спинка валялась неподалеку. На стенах висели обрывки гобеленов, когда-то богатых, а теперь истлевших и покрытых плесенью. Повсюду лежал толстый слой пыли.

«Где я? Что случилось?»

Последнее, что я помнила, — это как засыпала, читая на планшете исторический роман о викторианской Англии. Никаких ударов по голове, никаких странных ритуалов. Просто сон, и... вот.

Я побрела к одному из окон, надеясь увидеть что-то, что даст хоть какую-то подсказку. То, что я увидела, заставило мое сердце упасть куда-то в пятки. Простирающийся за окном город был таким же выцветшим и безжизненным. Дома с обвалившейся штукатуркой, пустынные улицы, заросшие каким-то бурым, чахлым мхом. Небо было не голубым и не серым, а блекло-бежевым, словно холст, который забыли покрасить. Ни птиц, ни людей. Ничего.

Вдруг в тишине послышались шаги. Глухие, мерные, приближающиеся. Испугавшись, я шмыгнула за массивную колонну, прижавшись к холодному камню. В зал вошли двое. Двое мужчин. И они... они были цветными.

Нет, они не были яркими, как попугаи. Их одежда — темно-синие плащи и кожаные доспехи — тоже казалась приглушенной, но на фоне всеобщей блеклости они выглядели словно два сочных мазка на высохшей палитре. Но больше всего меня поразили их лица. У одного, постарше, с сединой на висках, лицо было суровым и усталым. А у второго...

Я затаила дыхание. Он был молодым, на вид лет двадцати пяти. Темные, почти черные волосы, резкие, но удивительно гармоничные черты лица, прямой нос, упрямый подбородок. А глаза... Даже с расстояния я видела, что они цвета темного янтаря, теплые и живые в этом мертвом мире. В них читалась смесь усталости, ответственности и какой-то затаенной боли.

«Наследник», — пронеслось у меня в голове. Я сама не знала, откуда пришла эта мысль, но она была столь же очевидной, как и то, что этот мир проклят.

— Ничего нового, ваша светлость, — сказал старший, его голос был хриплым и глухим. — Эхо Проклятия не стихает. Западное крыло окончательно обрушилось прошлой ночью.

Молодой человек, которого назвали «светлостью», провел рукой по лицу. Этот жест такой обыденной усталости в столь необыденном месте тронул меня до глубины души.

— Спасибо, Рорк, — его голос был низким и бархатным. Он идеально подходил его внешности. — Продолжаем патрулировать. Искатели душ доложили о новом всплеске на рынке.

— Опять призраки? — хмуро спросил Рорк.

— Или еще хуже, — тихо ответил наследник. — Проклятие не дремлет. Оно пожирает последние краски. Скоро и мы станем такими же, как все вокруг.

Он повернулся, и его взгляд скользнул по колонне, за которой я пряталась. Мне показалось, что его глаза на мгновение остановились на мне, и я инстинктивно вжалась в камень. Но вот он уже отводил взгляд.

— Иногда мне кажется, что я слышу... чужие шаги, — промолвил он, больше сам себе, чем своему спутнику. — Будто само Проклятие насмехается над нами, показывая тени тех, кого здесь никогда не было.

Они ушли, их шаги затихли в коридоре. Я выдохнула, не понимая, что чувствую. Страх? Безусловно. Но вместе с ним — острое, пронзительное любопытство и щемящую жалость к тому темноволосому юноше с усталыми глазами. Он был принцем этого мира-призрака, наследником руин и тишины.

Мне нужно было выбраться из этого замка. Я поползла в противоположную от них сторону, стараясь ступать бесшумно. Лабиринты коридоров, лестницы, ведущие в никуда, залы, полные сломанной мебели и разбитых надежд. Я шла, руководствуясь лишь инстинктом, пока не увидела впереди свет — не серый, а теплый, желтоватый.

Это оказалась кухня. Огромный очаг был холоден, но на massive деревянном столе горела единственная свеча. Ее пламя было самым ярким пятном цвета, которое я видела с момента своего появления здесь. Возле стола сидела пожилая женщина в темном платье, ее лицо было изборождено морщинами, но глаза, как и у тех мужчин, сохранили немного цвета — они были бледно-голубыми, как выцветшее небо.

Она вязала что-то серое и бесформенное и что-то напевала себе под нос. Увидев меня, она не вздрогнула и не закричала. Она просто перестала вязать и уставилась на меня с безразличным любопытством.

— Ты новая, — констатировала она. Ее голос был скрипучим, как старые половицы.

— Я... я заблудилась, — выдавила я.

— Все здесь заблудились, дитя, — она снова принялась за вязание. — Все. И никто не найдет дороги назад. Раз попал в Серую Глушь, тут и останешься.

— Серая Глушь? — переспросила я.

— Так зовут наш мир. Вернее, то, что от него осталось после того, как старый колдун Нереван наложил свое Проклятие, — женщина говорила монотонно, будто заученную молитву. — Он был влюблен в жену правящего герцога. Та отвергла его. И тогда из ревности он исказил саму реальность. Он выжег цвет из мира, украл у солнца его яркость, у людей — их радость. Все медленно угасает. Краски тускнеют, звуки затихают, эмоции иссякают. Скоро все поглотит тишина и прах.

От ее слов по моей коже поползли мурашки. Это было хуже, чем просто разрушение. Это была медленная, мучительная смерть всего живого.

— А наследник? Тот молодой человек? — не удержалась я.

Старуха на мгновение замолчала.

— Лорд Каэлен. Последний из рода д'Эрвин. Он держится. Пытается найти способ развеять Проклятие. Но это безнадежно. Сила Неревана слишком велика. Каэлен — последняя искра в гаснущем очаге. Когда он угаснет, все кончится.

В ее голосе не было надежды. Лишь смиренное принятие неизбежного.

— А почему... почему я вижу вас цветными? И тех мужчин тоже? И свечу?

— Те, у кого еще остались сильные чувства, сильная воля, еще не полностью поддались Проклятию, — пояснила она. — Каэлен борется за свой народ. Его стражники верны ему. А я... я просто старая дура, которая помнит, как мир был ярким. Память не дает мне окончательно превратиться в тень. А свеча... это особая свеча. Из последнего воска, что был окрашен до Проклятия. Горстка таких осталась. Мы бережем их.

Я подошла ближе и села на табурет напротив нее. Отчаяние начинало подступать комом к горлу.

— Как мне отсюда выбраться?

Старуха покачала головой.

— Не знаю. Тех, кто приходит извне, не было очень давно. Говорят, Проклятие иногда прорывает завесу между мирами, затягивая случайных путников. Возможно, ты — одна из таких. Или... — она прищурила свои блекло-голубые глаза, — возможно, ты — не случайность.

В этот момент дверь на кухню с скрипом открылась, и на пороге появился он. Лорд Каэлен. Он был один. Его плащ был распахнут, и я увидела, что под ним он носит простую, но качественную рубашку и штаны. На поясе висел меч.

Его взгляд упал на меня, и в его янтарных глазах вспыхнуло изумление, смешанное с недоверием. Он смотрел на меня так, будто видел призрак.

— Кто ты? — спросил он тихо, но в его тишине была сталь. — Откуда ты здесь? Я знаю в лицо каждого жителя цитадели.

Я встала, чувствуя, как подкашиваются ноги. Что я могла ему сказать? Что я из другого мира? Что заснула в своей кровати и проснулась в его кошмаре?

— Я... я не знаю, — прошептала я честно. — Я просто здесь оказалась.

Он сделал шаг ко мне, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Твоя одежда... она странная. И ты... — он замолк, и его глаза расширились. — Ты... ты вся в цвете.

Только теперь я поняла. Для него, живущего в этом выцветшем мире, я, в своей яркой пижаме с синими совятами, с живым румянцем на щеках (от страха, конечно), с моими, как я теперь поняла, все еще зелеными глазами, должна была выглядеть ослепительно. Я была для него взрывом красок, фейерверком в ночи, полной теней.

— Да, — просто сказала я.

Он подошел еще ближе, медленно, будто боялся, что я исчезну, если он сделает резкое движение. Он протянул руку, но не дотронулся до меня, а просто провел ладонью в воздухе в сантиметре от моей руки, словно ощущая исходящее от меня тепло жизни.

— Как? — в его голосе было смятение и та самая надежда, которую я не слышала у старухи. — Проклятие... оно не имеет над тобой власти?

— Я не из вашего мира, лорд Каэлен, — решилась я сказать. — Я пришла из мира, где цвета... в порядке.

Он замер, и в его глазах что- вспыхнуло. Что-то давно забытое.

— Значит, легенды правды, — прошептал он. — Существуют другие миры, не тронутые Нереваном.

Вдруг снаружи донесся пронзительный, леденящий душу вой. Не человеческий и не звериный. Это был звук, от которого кровь стыла в жилах. Старуха испуганно зашептала молитву, а Каэлен мгновенно преобразился. Усталость слетела с его лица, сменившись готовностью к бою.

— Искатели душ! Они почуяли тебя! — резко сказал он, хватая меня за руку. Его пальцы были теплыми и сильными. — Идем! Быстро!

И он потащил меня из кухни в темноту коридоров, прочь от единственного огонька свечи, навстречу неизвестности. Его рука сжимала мою, и в этом касании, в этой внезапной близости с ним, в этом хаосе страха и непонимания, я почувствовала необъяснимый толчок в сердце. Первый луч света в монохромном аду. А в его глазах, когда он обернулся, чтобы проверить, все ли я за ним успеваю, я прочитала не только тревогу, но и пробуждение чего-то давно спавшего. Возможно, той самой надежды.