Девушка, танцующая на песке

В мире, обращённом в бесконечные раскалённые пески, мне лишь раз удалось ощутить тепло. Я не могу назвать это ни любовью, ни страстью. Скорее, загадочная притягательность холодной тьмы могилы, которую ощущает воин, когда остаётся один против отряда без манны и зелий лечения. Это стремление к освобождению от страха, жизни и смерти. Глядя назад сквозь пролетевшие века, я осознаю, насколько отвратительно было бытие моё до этого дня. Неудивительно, что оно привело меня к этому скверному каравану. Помню как сейчас мерзкие гримасы этих людей. Первый из них восседает на горе своих пожитков, как король. На деле потомственный рыцарь — Лакар Вар Баро. Это знают абсолютно все, ведь он этим хвалится, Око видело, каждый час. Не все понимают, правда, что на деле он лишь младший сын в своём благородном доме и, похоже, ему больше там не особенно рады. Впрочем, понять это не так уж сложно. Все его рассказы про величественный замок в оазисе, столы, трещащие от яств, красавицы-служанки и дорогие вина не очень-то сходятся с троном из тюфяков, пыльной повозкой и его вечными рассказами о похождениях и сомнительной добродетельности подвигах. Однако даже знание этого не отпугивает посетителей (я не исключение) от его повозки, ведь она самая большая в караване и здесь всегда можно налить вина.

Завсегдатай в повозке «странствоющего короля» — Дахур Бледный, странствующий торговец преклонного возраста. Не стоит воображать, что он напоминает деревенских старейшин — хранителей традиций и нравов вечнозелёной старины. Скорее он просто состарившийся хитрец и мошенник. Как этот мерзавец не попал в петлю к своим годам — загадка. Как пёс под столом, он ждёт, когда объявится возможность продать что-нибудь подороже «тюфяковому королю», подвязав это к его хвастливым историям. Иногда в повозку заходит караванщик и с безразличием слушает истории рыцаря. Заискивающе просит у война прогнать стаю плетущихся в хвосте монстров, а потом незаметно, как мышь, удалялся. Может, это мышиная натура и помогает ему долгие 13 лет бороздить пески этим маршрутом. Впрочем, сейчас его здесь не было. Лакар заливался:

— Вы не представляйте, какие дороги открывает золото и происхождение в городах. Поверье мне, всё оборачивается к вам совсем по-другому. Вот вы знали, мои дорогие, как прекрасны девушки в борделях Око-каменна! О, там ты найдёшь себе любовь с любой точки мира. Я восхваляю тотемы мира за то, что они перемешали все народы своей песчаной катастрофой!

— Мой лорд, ай-ай-ай! — нервно улыбнулся сидящий в стороне лысый и седой ремесленник, тоже забравшийся в этот вечер сюда на запах вина.

Вдруг глазки Дахура сощурились, и он проницательно глянул на Лакара:

— А вы знайте, я походил по этим борделям. Дело в том, что местным блудницам очень нужны были зелья исцеления для лечения срамной болезни. Что думаете?

— Вы сильно оскорбляйте меня, мой друг. — Пряча под рубашкой язвы ответил рыцарь:— Но всё же у вас осталась парочка?

Глаза торговца засверкали:

— Но учтите, мой лорд, нынче зелья удовольствие не дешёвое.

Торговец достал из сумки товар. Рыцарь начал рыться в своих тюках в поисках золота. Они расчищались.

Ремесленник вздохнул:

— Как пески завалили эти земли, мор не прекращается.

Один рыжий мужчина с бородой, выступавший всё это время в роли слушателя, вздохнул:

— О, да хранят нас от ужаса этого тотемы и Ветающее око.

— А вы знайте, что срамные болезни возникают от связи с демонами... — возбудился ремесленник.

Моё тело вдруг ужасно зазудело. Дело в том, что я тоже болен. Всё той же срамной болезнью. Разговор стал мне невыносимо противен. Я выглянул из повозки. Гонимый лёгким ночным ветром песок тихо шелестел. На горизонте в лучах заката чернели башни покинутых и опустошённых городов. Хотя, может, это просто мираж.

Из тьмы на меня взглянуло бледное лицо. Я вздрогнул, но быстро узнал караванщика. Его глаза были выпучены, а лицо вытянулось. Казалось, он был чем-то напуган. Я поспешил поздороваться:

— Добрый вечер, как обстановка в караване? Всё спокойно?

— Одна повозка отстала. — нервно покусывая пальцы ответил караванщик и заскочил на борт.

— Значит, пойдёте искать?

— Ни в коем случае! — Резко озираясь заверещал мужчина: — Плохое место.

— Гули или стрегои? — Предположил я.

— Хуже... — односложно ответил караванщик.

Мне надоел этот безрезультатный разговор, и я спрыгнул с повозки и, закрывая лицо от летящего песка, направился к себе.

Я попытался уснуть, но язвы не давали мне покоя. Тело беспощадно чесалось. Мои простыни пропахли потом, и от этого запаха меня подташнивало. Я ощутил лёгкий озноб по всему телу, мне захотелось свежего воздуха. Я отодвинул ткань и свесил ноги за борт. Буря крепчала. Ветер бил в моё разгорячённое лихорадкой лицо. Песок заслонил всё вокруг бурым занавесом. Он лез в глаза и рот. Я попытался замотаться клетчатой куфией, но её вид напомнил мне о ней, и мне стало только хуже. «Это её подарок. Ещё тогда, когда мы встретились с ней впервые в университете». Я просто лёг на край повозки и, уперев взор в даль, начал вспоминать. Я вспомнил её лицо. Оно у неё было прекрасно даже на смертном одре, в тот день, когда меня ввели к ней в гнилую, покрытую плесенью комнату. Даже в гиене за городом, где оставили её тело, она была прекрасна. Проходящие мимо называли её шлюхой, но я так и не смог возненавидеть её. Не знаю, откуда она получила эту болезнь. Может, через рану, может, от господина, у которого подрабатывала служанкой, может, как-то ещё. Мне важно лишь то, что её больше нет со мной. Всё, что осталось мне от неё, клетчатая куфия и эта болезнь. Даже в мире 1000 ручьёв, обещённом нам старейшинами, мы уже вряд ли увидимся, ведь её тело разорвали крысы. А значит, если сейчас я сорвусь и упаду на песок, меня растопчет верблюд, мне будет всё равно. Пусть и мою плоть съедят термиты. Мне не нужно ни рая, ни жизни.

Я вглядывался в поток летящего вокруг песка и начал различать загадочные очертания. Сначала это был просто не ясный образ, который легко было принять за обман зрения. С каждой секундой он становился всё чётче.

И вот мне кажется, что по песку кто-то бежит. Нет, не бежит, танцует. Я вижу силуэт гибкий и подвижный. Силуэт девушки в прозрачном одеянии. Её волосы заплетены в косу, которая прыгает при каждом её движении. Завывание ветра всё громче, и она движется всё быстрее. Она уже совсем близко к каравану. Я вижу, как вздымается воздуху её прозрачное одеяние, как двигаются плавно её бледные руки. Будто не замечая ничего вокруг, она стремительно кружится. Я вижу профиль её лица, аккуратный нос, загнутый вниз. Я вижу, как блестят её глаза. Она вдруг заметила, что я смотрю на неё, и остановилась. Вой прекратился. Она смотрит на меня не отрываясь, сомкнув свои тёмные губы.

Она смотрела на меня так спокойно, не мигая, а потом просто исчезла.

Я лежал несколько минут, но больше не видел ничего, кроме летящего вокруг песка. «Что это вообще такое?» — задал наконец я себе вполне логичный вопрос. Я был уверен, что видел женщину прямо здесь, около своей повозки. Может, это призрак? Нет, в эти сказки я больше не верю. Бывают разные чудовища: гули, стрегои, гигантские крысы, муравьиные львы, которые поглощают целые повозки, но не призраки. Ещё в университете нас учили: всё, что имеет форму, имеет и материю. Надо срочно идти к караванщику и рассказать ему о том, что видел. Я чувствовал, что это необходимо. Буря немного поутихла, и я практически беспрепятственно добрался до головы каравана. Караванщик сидел на козлах и правил верблюдов. Он периодически озирался по сторонам, а потом он долго смотрел куда-то в даль. Я уверенно заскочил к нему на козлы и громко сказал:

— Около каравана бродит женщина.

— По пустыне? — то ли удивлённо, то ли испуганно ответил караванщик.

— Да, разве вы её не видели?

Внезапно караванщик бросил вожжи и вцепился в мои плечи. Он так сильно схватил меня, что стало нестерпимо больно. Он прошептал:

— Вы ведь не смотрели ей в глаза?

— Да нет... — солгал я.

— Ни в коем случае не смотрите и ни в коем случае не идите за ней, если она вас поманит.

Я вернулся в повозку. Вскоре буря прекратилась, и караван встал на привал. На время я забыл о том явлении, которому стал свидетелем. Где-то раздавались крики гулей. Над повозкой пролетел, хлопая крыльями, огромный нетопырь. Я задумался о том, сколько неясного в мире, окружающем нас.

Ещё старейшины говорили нам, что неизведанное несёт опасность. Рассказывали о проклятых местах, куда лучше не соваться. Но я всегда делал всё наперекор и желал познания. Даже сейчас я сомневаюсь в том, что они говорили. А они говорили: «Есть цепь, которая ограничивает нас, но не даёт сорваться в пропасть. Есть истина, вложенная богами-творцами в нас с самого рождения: неизведанное чаще таит зло». Наш мир будто настроен против человека. «Если ты любишь, будь готов потерять» — вот что он говорит. Мне всегда было просто. Никогда ни к чему не был привязан, вечно в поисках нового. Потом появилась она, и я привязался. Она стала всем для меня. Моим шатром посреди песчаной бури. Она ушла. Неожиданно и безвозмездно.

Ради чего мне остаётся жить? Ради познания, которое только и ведёт к разрушению? Ради семьи, которая меня сожжёт на костре из-за моей болезни или из-за моего побега? Ради золота? Может, ради славы и восхищения? Нет. Я жил ради чего-то действительно ценного. Того, чего в пустыне столько же, сколько в городах. Эта любовь делала меня действительно счастливым, каким не сделало бы меня ни богатство, ни познание, ни здоровье. В ту ночь, единственную нашу ночь, я бы пришел к ней, даже если бы знал, чем она обернётся для меня. Впрочем, сейчас уже это не важно. Даже если я украду все лечебные зелья из сумки Дахура и излечусь, мне всё равно будет незачем жить.

И тут я вспомнил девушку, танцующую на песке. Её перуэты, полные свободы. Её обнаженное тело, будто сама девственная красота земли обрела облик женщины. Я вспомнил её немигающий взор, немного жуткий, но манящий. Я вспомнил её губы, тёмные и пухлые. Я ехал на караване к неминуемой смерти, а она танцевала, выгибала свои стройные ножки, демонстрируя каждую часть своего тела без ужимок и человеческого стыда. Я думал о ней, и мне казалось, что быть может она ещё где-то там. Где-то танцует, увлекаемая ветром.

Я вышел из повозки. Небо было чистым, и миллиарды звёзд сияли над головой. Белые горы песка уходили далеко в даль. Над ними медленно поднимался месяц. Вокруг было тихо. Караван давно уснул. Я сделал несколько шагов в пустыню. Я вокруг будто ни одной живой души. Страшно не было, холод тоже прошёл. Я наслаждался этим странным ощущением. Этим блеском над головой и волнами у моих ног. Однако я всё ещё был один.

Преодолевая себя, я развернулся и хотел идти обратно к повозке, но услышал за спиной слабый звон. Обернувшись, я увидел, как вдоль бархана бредёт силуэт в голубой вуали. Свет луны пролил белый свет на её нагое тело. Словно призрак шагала она ко мне. Её чёрная коса содрогалась при каждом шаге, и колокольчик на ней приглушённо звенел. Она подняла на меня свой холодный немигающий взгляд. В её очах темнее глубин бездны блеснул огонь, её густые тёмные брови дёрнулись, и жемчужины зубов показались из-за мягких губ. В десяти шагах она остановилась. Я смотрел на белое, будто сделанное из слоновой кости тело. Она заметила это и, широко улыбаясь, наклонилась, так что её груди медленно колыхнулись, а пряди чёрных волос опустились на лицо. Она поманила меня к себе. Я пошёл за ней. Она повернулась ко мне спиной, и я увидел, как дёрнулись её упругие бёдра. Худые, лёгкие плечи её беззвучно тёрлись о прозрачную ткань с каждым скользящим её шагом. Она манила меня рукой. Я шёл за ней всё дальше и дальше в пустыню. Я уходил и оставлял позади то, что было у меня в этом мире.

Всё осталось далеко: болезнь, утрата, традиции, страх, накопленные почём зря знания и остатки меди и серебра. Я с вожделением созерцал изгибы её спины и как дрожит её мягкое тело.

Когда я обернулся, то обнаружил, что вокруг нас один песок. Девушка, ласково улыбаясь, манила меня. Я подошёл, задыхаясь от лёгкого волнующего чувства. Она медленно начала снимать мою одежду. Её вуаль лёгким движением обратилась в пыль. Она подходила ко мне всё ближе, пока мы не прижались друг к другу. Она немного дёрнулась, и я почувствовал, как всё глубже проникаю в неё. Девушка тихо вздохнула и задрожала всем телом. Мне же казалось, будто я погружаюсь с головой в мягкую и тёплую ткань. Девушка двигалась плавно и нежно. Её ногти впивались и всё глубже проникали в мою плоть, но я не чувствовал боли. Тёплое тянущее чувство заливало светом моё тёмное сознание. С каждым её движением я и она становились всё больше едины.

Под конец я уже не был собой. И по сей день я продолжаю своё новое вечное бытие. Как что, если странствуя по пустыне услышите колокольчик и заметите образ танцующей женщины, приглядитесь внимательнее и увидите тёмные силуэты её женихов.