Девушка в синем сарафане на берегу моря

То, что одежда является средством психологической характеристики, знают все авторы. Даже начинающие. А некоторые – которым особенно повезло с хорошими учителями литературы – знают об этом ещё со школы.

Но начать эту тему, наверное, лучше не протокольно, а с себя.

Я - барахольщица и вообще хотела учиться на модельера. Модельером не стала, но тряпочно-гардеробная тема в моей жизни до сих пор нежно любима.

И в своём сочинительстве – а началось это с 4-х лет - я всегда реализовывала себя, как модельер. Я одевала своих героев подробно, пространно, детально и въедливо, чтобы посторонние читатели не вздумали одеть их по-своему и перепутать весь образ какими-нибудь перламутровыми пуговицами.

Моим первым литературным героем, ещё в дописьменную эпоху, был "мальчик с велосипедом в старых растянутых голубых носках". Что там с ним было, не помню, да и неважно, главное, что он выходил в этих носках из дома и садился на велосипед. Собственно, продолжения не было: мальчик просто выводил со двора велосипед и уносился на нём вдаль на зависть всем, кто был без велосипеда.

Но интересно, что уже тогда, не умея писать, я умудрялась работать с деталями и цветовой лексикой. Не просто носки, а старенькие, голубые. То есть, сразу можно было делать вывод о герое: социальное положение, психология и даже традиционная гендерная ориентация. Ну, раз носки голубые, а не розовые.

Так дальше и покатилось.

Помнится, я ужасно обижалась на советских писателей за то, что они преступно мало уделяли внимание туалетам. Вот писатели 19-го века были молодцы, не скупились на всякие оборочки, бантики, шитые золотом кафтаны и лакированные туфли! Лев Толстой подробно описывал дымковые платья Сони и Наташи, и анютины глазки в волосах у Анны Карениной, и чёрную бархатку на шее у Кити, и это, на минуточку, рядом с громадными полотнами Аустерлица и Бородино.
За это Толстой очень рано стал моим любимым писателем - именно за это, а не за то, что он - мой земляк.

В общем, можно понять, что творилось у меня в ранних произведениях!
Все герои были одеты чрезвычайно подробно. Цвет, фасон, отделка, фактура. Вес, лёгкость, прозрачность. А я ещё потом эти туалеты тщательно прорисовывала в иллюстрациях. Например, вот эту курточку - розовую, с белым мехом и с отделкой из кожаных зубчиков. Я эти зубчики сама сочинила и очень сильно ими гордилась. Как несостоявшийся стилист.

Весь этот барахольный беспредел продолжался до тех пор, пока подружки, которые меня читали на 1-м курсе вуза - кстати, тоже будущие филологи - не начали говорить, что у меня очень много о нарядах.
Я страшно возмутилась!

Как?! А о чём ещё женщине писать? О революции? Нет, о революции можно, но насколько низко надо пасть, чтобы не описать платье, в котором героиня вступает на путь революционной борьбы! Это ж себя надо забыть! Синим чулком быть! В чём она там на баррикады взобралась? Может, цвет знамени вовсе не гармонирует с цветом чулок и перчаток?!
И вообще - воевать в однобортном - это позор!

Дальше шли вороха цитат про платья Наташи Ростовой, белые чулки Даши Телегиной и белые юбки Зои Монроз. В плане туалетов я была хорошо подготовлена, так что ряды оппонентов дрожали.
А я со своим барахлом – побеждала.

Тем более, вскоре у нас начались занятие по текстуальному анализу, и всем нам, студентам истфила, стало уже окончательно ясно, что упоминание об одежде персонажа просто необходимо в хорошей литературе. Не абы как одеваются наши персонажи. Не абы! А со смыслом и подтекстом, которые нужно уметь разгадывать.

- Почему у Сонечки Мармеладовой драдедамовый платок зелёного цвета, а не какого-то другого?
- Почему у Наташи из «Трёх сестёр» розовое платье с зелёным поясом?
- Почему так часто упоминается халат Ильи Обломова?

Короче, я очень быстро поняла, что со своими зубчиками и революционными перчатками до локтей я была абсолютно-абсолютно в тренде.

Чтобы не быть голословной, посмотрим, как там у классиков – и уже упомянутых мной, и других. У классиков, у которых, на минуточку, стоит поучиться.

Вокруг девушки постепенно утих шум; стало так почтительно и прилично, как будто на берег сошла дочь некоего фантастического начальника всех гаваней мира. Между тем на ней были простая батистовая шляпа, такая же блузка с матросским воротником и шелковая синяя юбка. Ее потертые чемоданы казались блестящими потому, что она сидела на них.
Биче Сениэль - Александр Грин, «Бегущая по волнам»

На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма вместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него.
Илья Ильич Обломов - Гончаров, «Обломов».

Они были большие модницы, хотя и одевались стандартно: лихо надетые набекрень белые суконные беретики, аккуратные короткие пиджачки на стройных миниатюрных фигурках, нарядный носовой платочек, засунутый в рукав, на плотных ножках туфельки-танкетки, в волосах сбоку пластмассовая заколка.
Портрет фабрично-заводских девушек - Валентин Катаев, «Алмазный мой венец».

Она была в белом суконном костюме, обшитом на рукавах, от кисти до локтя, длинным мехом черной обезьяны. Ее фетровая маленькая шапочка была создана великим Колло.
Зоя Монроз - Алексей Толстой, «Гиперболоид Инженера Гарина».

Как видите, не гнушались корифеи от литературы прикосновением к бренному и даже, наоборот, придавали этому значение. Какой-то они в этом видели смысл.

При чём тут девушка на берегу моря?

Девушка – это моя героиня. Пани из «Эликсира жизни».
То есть, она по паспорту-то вовсе Вероника, но её подлинное имя выясняется где-то в середине повествования, брошенное вскользь, и больше не упоминается никогда. Оно ей не понадобится: уже с первых страниц она станет пани – чтобы так и жить под этим именем дальше - в продолжениях «Эликсира».

Так называет её главный герой, князь. Имя князя остаётся неизвестным в Эликсире вообще, совсем. И в этом есть свой смысл, но это уже другая тема.

У нас тема нарядов. Которые в течение семи дней несколько раз ненавязчиво меняет героиня. Именно их я и буду подробно разбирать в своём небольшом аналитическом исследовании.

Итак, пани. Светловолосая, сероглазая, стройная, весьма хорошенькая девушка. 22 года, младший научный сотрудник краеведческого музея в подмосковном городе.

Приехала с подругой в свой первый отпуск - после затяжных травмирующих отношений первого взрослого романа.
И настолько они были травмирующие, что чемодан ей помогала собирать подружка, самой ей было как-то прямо уже всё равно. Подумаешь, юг, подумаешь, платья – какая разница, что носить, раз всё пропало, всё равно жизнь кончена…

Но тем не менее - что же у неё там, в чемодане? Посмотрим.

Наряд №1. СИНИЙ САРАФАН.

В нём она появляется на страницах впервые – и это не случайно. Это знаковая одежда. Возможно, даже роковая.
Этот синий сарафан, как потом окажется, сыграет особую роль в её дальнейшей судьбе. Но это будет ясно потом, в следующей книге.

А пока сарафан пренебрежительно валяется на песке, палится на солнце, потому что хозяйке не до внешности, она его схватит и кое-как напялит на ходу, не обращая внимания, как там она в нём выглядит. Сарафан сшит подругой, запасливой Милкой, ткань нашлась тоже у Милки в "бабушкином сундуке" - сундук будет ещё не раз фигурировать.

" Сарафан специально шился Милкой с прицелом всех убить. И вышло. Когда я в нём, на меня оглядываются. Потому что годэ до пят. И цвет – небо Испании над морем. Ночью. В общем – авангард такой, что срезает в упор."

Броский, эффектный сарафан - символ отчаяния. Девушки часто "заедают" душевные ненастья потрясающими туалетами, волосы стригут, делают всякие сильные жесты типа записаться в бассейн или уехать на юг, чтобы этот гад понял.
Тут как раз это и есть.

Она надевает этот сарафан, чтобы почувствовать себя в нём другой - уверенной, выигравшей, а не проигравшей.
Сарафан длинный, королевский, он придаёт не свойственную ей величавость и значительность. То есть, вес, опору, которую она потеряла и в которой нуждается.
При этом он синий – и цвет здесь играет не последнюю роль.

В красном сарафане это была бы совсем другая девушка - агрессивная, демонстративная, сексапильная искательница приключений.
Цветастый сарафан тоже создаст совершенно другой образ: весёлый, живой, легкомысленный, жизнерадостной.

Пани сейчас - ни та, ни другая. Она закрыта для отношений, заморожена, безразлична. Часть её души - безжизненна. Её не заботит, как она выглядит и какое производит впечатление. Ей неважно.
Поэтому сарафан тёмно-синий - деловой, практичный цвет, холодный, сдержанный, практически асексуальный.

Однако, вот фасон… "Годэ" – это фасон, в котором клинья юбки резко расширяются книзу, оставляя талию и бёдра узкими. Такой крой делает фигуру женщины стройной и соблазнительной. При этом, как у всякого сарафана, у него открытый верх и очень тонкие бретельки.

То есть, вид в этом сарафане не столько пляжный, сколько вечерний, это уже больше бальное платье, чем сарафан, недаром на неё прохожие "сворачивают шеи". Тем более тогда, в девяностом, когда полки были уже привычно пустые, и чтобы эффектно одеться, людям приходилось изворачиваться из последних сил.
И вдруг – такой шикарный сарафан. На который угрохана тьма ткани.

Конечно же, это отчасти вызов. И возможно, в другое время, она не носила бы его среди бела дня на пляж.
Но она его надела среди бела дня. И вот это интересный момент.

Почему? Ей же всё равно.

А всё просто: произошло событие. Вчера случилась встреча. Такая типичная южная случайная встреча, вроде бы, фигня, но она выбила-таки её из колеи. Что-то с ней случилось. Словно зов издалека. Парень пообещал прийти, и, несмотря на то, что она с ним подралась, она всё-таки, его ждёт. Поэтому и сарафан этот надела с утра – чтобы её узнали издалека.

Конечно, она в этом никогда не признается. Внешне ей по-прежнему на всё наплевать. Ей всё равно, что о ней думают. Ей всё одинаково "никак", она за гранью самооценки.
Но что-то уже случилось. Что-то торкнулось живое в душе.

Синий сарафан полон контрастов. Цвет его вступает в противоречие с его соблазнительной формой. Как и сама героиня вступает в противоречие с такой одеждой. И с самой собой.

Скорее всего, князь, разглядывающий девушку на танцплощадке, и почувствовал эту двойственность - как человек, танцующий танго, а значит, неплохо разбирающийся в женщинах.