Девятнадцатый

Просто трусы… Беспечные, жалкие трусы… Так бездумно потерять весь мир… Я больше не хочу вас спасать… Своим равнодушием и безволием вы заслужили все свои ужасные смерти и несчастья. Я плюю на ваши гнилые остатки, заледеневшие на просторах вселенной… И мне остаётся принести в жертву равновесия мироздания, последнего жителя этой обречённой, бездушной и совершенно безумной планеты. А именно, — себя…

***

Плохо сваренная, ржавая клетка уже который час котилась по проложенной прямо в воздухе, одинокой рельсе. Колыхавшаяся время от времени, в такт подклинивавшей, небольшой будке, лампочка, своим неровным светом еле тлеющей, жёлтой нити, выхватывала из непроглядного тёмного тумана, то тут, то там мелькающих, жирных мотыльков. Которые завидев свет, как заворожённые слетались на эту единственную путеводную звезду в их недолгой жизни.

Очнувшись, я наконец-то оторвал взгляд от этой завораживающей картины и оглядевшись вокруг, попытался понять, куда же это я мчусь на усыпляюще поскрипывавшей, ржавой клетке. Но не успел я прийти в себя, как рельс по которому я скользил, неожиданно закончился загнутым к верху крутым зигзагом-трамплином. И мой необычный транспорт, подпрыгнув вверх и наконец-то оторвавшись от привязи, в последний раз недовольно скрипнув, пролетел пару десятков метров и ударившись об ещё одну, такую же рыжую рельсу, распался на части, улетев куда-то вниз, в бесконечную, чёрную бездну. Я же каким-то чудом успел ухватится за хоть и невероятно ржавый, но относительно целый, воздушный путь. Держась руками за холодный метал, я время от времени поглядывал вниз, боясь пошевелится, что бы невзначай не отправится вслед за грудой скрипучего металлолома. Но если есть путь, успокаивал я себя, по нём наверняка, когда-нибудь проедут…

Закоченевшие пальцы с трудом разжались, когда прямо на меня из абсолютной темноты, вдруг вынырнул слабо освещённый вагончик. Спрыгнув на крышу довольно длинному, имеющему уже две точки крепления к верхнему рейсу, воздушному трамваю, я всё же умудрился не свалится вслед за моей небольшой обителью в кромешный мрак, а найдя кем-то услужливо приваренную лестницу, спустится с такой же ржавой крыши, в очередную, огромную клетку.

В тусклом, периодически моргающем свете я увидел два ряда простеньких сидений, на которых с однообразными, ничего не выражающими лицами, сидело около двух десятков одетых в ватники людей.

— Девятнадцатый? — строго спросил меня мужик в чёрном пальто, сверля своим въедливым взглядом. Не зная что ответить, я осмотрел себя. На моём сером, замызганном ватнике, прямо на груди виднелись порядком затёртые цифры — 1 и 9. — Что молчишь? Ты девятнадцатый? — переспросил тип с небольшой, острой бородкой.

— Наверное… — неуверенно ответил я.

— Грут. Тут девятнадцатый не знает, он ли это? — проорал куда-то в темноту, видимо в сторону водительской кабины, любопытный мужик с бородкой. Из тьмы тут же появилась чья-то небритая рожа и обдав меня недовольным взглядом, выдохнула вместе с ядрёным перегаром очень тяжёлый, явно обречённый вздох. Но тут же улыбнувшись своими жёлтыми зубами, рожа заявила вопрошающему.

— Да, нормально всё… Он это. Просто снова, ни хрена не помнит! — а затем повернулся ко мне и прошептал: — Что, опять на ребусе застрял? Ну, ты это, поднажми дорогой… Девятнадцатых, знаешь как тяжело найти. Вон, тебя уже третий раз списывают, а ты всё возвращаешься и возвращаешься… Настырный. Это хорошо… — и совсем тихо. — Я бы тебе помог, но ты сам эту стерву пройти должен… Дальше то оно, полегче будет… Наверное… Просто, никто её ещё не проходил…

— Ну всё! Хватит шептаться, голубки. — перебил алкаша, мужик в чёрном пальто. Подъезжаем!

Из кромешной тьмы к нам приближался огромный, освещаемый редкими лампочками, выступ скалы. Как только наше транспортное средство поравнялась с тускло освещённой площадкой, все люди тут же встали. Причём до того синхронно, вроде они всю жизнь только и тренировались так делать.

— Иди давай, раз вернулся! — подтолкнул меня бородач. Я с опаской стал, на казалось висящую в воздухе платформу. Но после того как все, кроме небритой рожи выстроились и платформа бодро взметнулась вверх, было понятно, что мне это не показалось, и она действительно парила сама по себе!

Облетев неприличных размеров валун, мы пристали с другой стороны этой эпической глыбы. И я тут же понял, как был не прав, утверждая что валун был огромным…

Открывшаяся предо мной картина поражала воображение… Расколотая на четыре половины огромная планета, была окружена тысячами обломков поменьше, и всё это летало и вращалось, ударяясь друг об друга, вызывая новые взрывы с неимоверным количеством сталкивающихся и разлетавшихся в разные стороны осколков.

— Что девятнадцатый, нравится видок? Весь мир в труху… — ухмыльнулась мне козлиная борода. — ладно, шагай уже… Пора исправлять свои ошибки… — Я отвлёкся от вида ужасного апокалипсиса и подталкиваемый мужиком в чёрном, всё ещё крутя головой на сто восемьдесят градусов, побрёл за синхронно шагающими словно заведённые игрушки людьми в телогрейках…

— Ваш номер. — даже не спросил, а скорее констатировал, голос в темноте.

— Девятнадцать… — в наполненной гулом называющих свои данные людей, прошептал я. И тут же был схвачен чем-то невероятно мощным, закинувшим меня в довольно плотную, но и одновременно достаточно мягкую субстанцию, что с невероятным, до прекращения дыхания и ярких зайчиков в глазах ускорением, унеслась в неизвестном мне направлении…

***

— Вставай, соня! — яркие солнечные лучи пробивались через полуоткрытые веки. Я инстинктивно выставил вперёд свою руку и посмотрел на говорившего сквозь пальцы. Открыв плотные занавески, полностью обнажённая девушка с отблёскивающей на солнце подвеской в виде сердечка, тёмным силуэтом тянула к солнцу свои тонкие руки. — Эх! — взлохматила она свои волосы, — проспали мы с тобой всё, что только можно проспать!

— Ты кто? — задал я вполне закономерный вопрос незнакомке. Что уже успела сбросить одеяло на пол и усесться на меня своей симпатичной попой, тут же вылупившись огромными глазищами и закусив при этом губу от удовольствия.

— Ах ты хитрюга! Решил поиграть со мной в игры? Ну ладно, я принимаю твои правила. И сейчас тебе напомню… — она тут же улеглась всем телом и медленно двигая тазом, покусывала уже мои губы, периодически засовывая в мой рот свой тёплый, влажный язычок. — А так, вспомнил? — вдоволь нацеловавшись, спросила она, не забывая ритмично двигать попой. Что, честно говоря, очень отвлекало от главного вопроса.

«Где это я?» — стараясь не сильно отвлекать невероятно красивую девушку от её насущных забот, я оглянулся, изучая окружающую меня обстановку. Обыкновенная комната, возможно в общежитии, на что указывало не ахти какое качество отделки и полки с книгами. В окне виднелась огромная труба, вероятно, котельной.

— У вас осталось три минуты до решения ребуса… — прозвучало у меня в голове. И я тут же вспомнил разговор в странном, подвесном трамвайчике.

— Слушай, как тебя? — оторвавшись от очередного страстного поцелуя я попытался отодвинуть, явно увлечённую данной процедурой, девчонку. Но это оказалось очень даже непросто, дрожа как осиновый лист, она лишь сильнее задвигала бёдрами.

— У вас осталось две минуты до решения ребуса… — не отставал голос. Я попытался её оттолкнуть. Но вцепившаяся словно клещ, девчонка обвила меня руками и ногами с просто неимоверной для такой такой мелкой заразы, силищей.

— У вас осталось одна минута до решения ребуса…

— Да отпусти ты меня! — прошипел я ей из последних сил, вынимая вонзившиеся по самые пальцы, длинные, явно не женские ногти из своего тела.

— Твоё время вышло. — с насмешкой заявила наконец-то отпустив свой жёсткий хват, эта зараза. — Ты задал не правильные вопросы и в очередной раз доказал свою ничтожность… — Встав и неспешно подойдя к окну, она улыбнулась своей белоснежной улыбкой, и повернув ручку открыла его настежь. — Ты не достоин носить это имя.

Яркая вспышка от её блеснувшей на солнце золотой подвески, тут же ослепила меня, мгновенно озарив всё вокруг, а осколки стекла от оглушительной ударной волны вонзились в моё тело. Но боли я так и не почувствовал, лишь страшные, предсмертные крики десятков людей, корчившихся от невыносимой боли. И вместе с комнатой и незнакомкой, всё просто испарилось…

***

Тусклый свет вольфрамовой нити выхватывал с темноты очередного, жирного мотылька, а я всё также катил в своей ржавой клетке по подвесному монорельсу, с истёртой до дыр цифрой девятнадцать на груди…

***

— Снова ты?! — мужик с острой бородкой внимательно окинул меня взглядом. — Я спустился с кое-как приваренной, и уже порядком шатающейся лестницы и непонимающе посмотрел на человека в чёрном. — Слушай Грут! Да у нас тут, не убиваемый какой-то! Его с билетом в один конец отправляют, а он никак туда не доедет! — небритая, явно измученная алкоголем рожа, вынырнула из тьмы на свет еле тлеющей лампы.

— Не убиваемый, говоришь… — вздохнул тяжело мужик. Тут же схватив за грудки и притянув к себе, засунул мне глубоко в нос небольшой, пульсирующий зелёным светом предмет. — Таких не бывает… — и не успел я толком сообразить, что же здесь происходит, как неожиданный, мощный удар кулака в лицо, вызвал просто невообразимую боль. А повторный, прямой с права в то же самое место, чуть не лишил меня сознания. И я точно бы вывалился с вагончика прямиком в чёрную бездну, если бы этот пьянчуга, своим огромным кулачищем не огрел меня ещё и в область живота, схватив при этом за шиворот. — Слушай внимательно, девятнадцатый, — прошептал он еле слышно, одновременно пытаясь задушить своим ядрёным перегаром, — это видимо, твоя последняя попытка. И я тебе там, кое-что оставил на память, кроме перелома. Потом спасибо скажешь. И главное, запомни. Они, — не мы. Чтобы услышать, просто закрой уши, а что бы увидеть…

— Грут! — вмешался мужик в чёрном, не дав договорить. — Он и так сейчас сдохнет, оставь это чучело для Высших. А вдруг, на этот раз, парню повезет…

— Это вряд ли… — разжав пальцы, отпустил меня алкаш с пудовыми кулаками. — Последняя попытка… — мужик в чёрном достал с кармана фонарик, и направив мне прямо в глаз, посмотрел на еле видневшуюся голубую точку.

— Ты прав… Последняя капля. — затем посмотрел на меня. — Слышишь, девятнадцатый. У тебя последняя попытка. — я продолжал на них смотреть ничегошеньки не понимая. — Что таращишься? Не помнишь ни хрена? А я твою тупую рожу, видеть уже не могу! Сорок три раза ты к нам возвращался! Но к счастью, со следующего круга ты уже не выйдешь… И на твоё место, придёт истинный девятнадцатый! А не его жалкая пародия…