День был пасмурный, облака, словно грязная вата, залепили небосвод. Кэб потряхивало на булыжниках, колеса противно скрипели.

– А еще воскресенье, называется, – вздохнул Робин.

Его младшая сестра Сьюзи скорчила кислую гримаску, но ничего не сказала.

А папа воскликнул:

– А сейчас мы поедем в Режент-Холл, там сегодня конкурс детских церковных хоров. Выше нос, ребятня!

Робин только головой покачал. Сегодня не просто воскресенье – сегодня последний день перед школой. Последний день, когда еще можно чувствовать себя человеком. И вот на тебе, цирк не работает, там у них какая-то зараза обнаружилась, на лодке тоже не покатались – ждать свободную посудину пришлось бы целый час, а папа сказал, что у них мало времени, что они должны попасть еще в одно место – и с заговорщицким видом подмигнул. Так вот куда они, оказывается, спешили – на конкурс детских хоров. Тоска смертная. Это ж надо такое придумать. Но что еще ждать от отца, если он у вас – заместитель директора женской гимназии.

Зоомагазин первой увидела Сьюзи.

– Папа, папа, давай зайдем туда! Там непременно есть черепахи! Ой, я так хочу на них посмотреть. Папочка, ну совсем ненадолго!

Сначала детей и их отца встретили запахи, которые производились в изобилии всяческой живностью, обитавшей в двух узких длинных комнатах, составляющих магазин. И только потом, словно бы из ниоткуда возник хозяин – сухощавый старик в кожаной жилетке, совершенно лысый и с вислыми седыми усами. В левом ухе у него поблескивала золотая серьга.

Черепахи жили в дальней комнате, и Сьюзи тут же скрылась там – буквально через минуту оттуда послышались ее восторженные ахи и охи. Но Робин едва ли ее слышал – он во все глаза глядел… глядел… О, это было чудо! Белоснежное чудо с роскошным хохолком бледно-розового цвета и могучим черным клювом.

– Большой белохвостый какаду, – сказал хозяин магазина почему-то шепотом.

– Какаду, Робин, могут жить очень долго. Некоторые особи, говорят, доживали до ста лет, – не преминул заметить папа, который всегда старался преподнести детям какие-либо полезные и поучительные сведения даже в свободное время.

– Совершенно верно, сэр, – проскрипел старик. – Но этот какаду – нечто феноменальное. У меня он уже без малого полвека, а если верить его прежнему владельцу, то ему, я имею в виду попугая, сэр – никак не меньше ста восьмидесяти лет. Он вполне мог сидеть на плече Генри Моргана, когда тот жег испанские колонии в Новом свете.

И словно в подтверждение его слов, попугай встрепенулся, захлопал крыльями и закричал пронзительно:

– Зар-ряжай! Зар-ряжай! Зар-ряжай! Дьявол вас побери! Зар-ряжай! Зар-ряжай! Чертовы отродья! Зар-ряжай!

Из второй комнаты с весьма заинтересованным видом выглянула Сьюзи.

Папа укоризненно хмыкнул.

– Да! – спохватился старик. – Я – мистер Пленджер, сэр. Хозяин этого зверинца. Чего бы вы хотели для ваших детишек? Канарейку или хомячка?

Папа отрицательно покачал головой.

– Дети, нам пора, – сухо сказал он.

Робин, даже выходя из магазина, не сводил с попугая восхищенных глаз и поэтому едва не упал на пороге.

***

Занятия в школе закончились еще час назад, и Робину, конечно, уже полагалось быть дома. Но дома его не было. Робин снова стоял перед клеткой с огромным попугаем и жадно следил за каждым его движением, чутко вслушивался в каждый звук, издаваемый им.

Какаду перебирал когтистыми лапами по изгрызенной перекладине, хохолок его то поднимался, то опускался.

– Все наверх! – негромко скрипнул он и, склонив голову набок, посмотрел на мальчика.

Робин сглотнул слюну. Подумать только, настоящий пиратский попугай. Он, верно, был свидетелем славных битв, что некогда разыгрывались у берегов тропических архипелагов, пережил не один шторм, плавал под трепещущим на ветру Веселым Роджером. А теперь он здесь – перед Робином, смотрит на него с любопытством. И даже не скажешь, что он такой старый.

– Опускай брамсели! – крикнул какаду.

Робин был уже не здесь, не в полутемной комнате, пропитанной тяжелым духом зверья, он стоял на раскачивающейся палубе, соленый океанский бриз овевал его разгоряченное лицо; одной рукой он держал штурвал, другой – сжимал рукоять дымящегося пистолета. На плече его восседала прекрасная белоснежная птица.

На плечо ему легла чья-то легкая, почти невесомая ладонь. Робин вздрогнул.

– Я тоже в детстве бредил историями о пиратах. Мечтал отправиться в морское путешествие, да так ни разу и не выбрался с нашего островка.

Хозяин магазина просунул между прутьев клетки руку и взъерошил пух на шее птицы.

– А вот Джеральд многое повидал на своем веку.

– Джеральд, – прошептал мальчик.

– Для друзей – просто Джерри.

– Сэр, я могу… – Робин замялся, не зная, как правильно выразиться. Ведь нельзя же сказать «куплю», чудо нельзя купить, – я могу стать его хозяином?

– Боюсь, что нет. Он стоит так дорого, что ты даже представить не можешь.

Робин в волнении схватил хозяина за руку:

– Сэр, я буду копить, у меня уже есть кое-какие сбережения. А еще… еще я бы мог помогать вам. Папа мне позволит, он говорит, что дети должны приучаться к труду. Только пообещайте, что я смогу когда-нибудь забрать Джеральда!

Старик пожал плечами.

– Ну что ж, раз ты так серьезно настроен, я дам тебе шанс. Если ты без жалованья проработаешь у меня три года, я, так и быть, уступлю тебе попугая за каких-нибудь пятьдесят шиллингов. По рукам?

– По рукам! – воскликнул Робин и, выскочив из магазина, как на крыльях помчался домой.

Он бежал, а над ним, в густо-синем, нездешнем небе, хлопали паруса, и вольный ветер свистел в снастях.

***

– Мам, а если бы я стал капитаном дальнего плавания и отправился в кругосветное путешествие, ты бы сильно огорчилась? – Робин смотрел на мать, держа в руке ложку с супом.

Мама пожала плечами.

– Если ты сначала вырастешь и закончишь школу, и только потом станешь капитаном, то я ничего не буду иметь против. Морское дело – весьма достойное занятие.

– А если я всю жизнь проживу в нашем городе? И буду продавцом в магазине животных? Тогда как? Это достойное дело?

– И это достойное дело – если ты будешь делать его честно, на совесть. А теперь отправь все-таки эту ложку в рот, милый.

Вечером, когда отец вернулся из гимназии, Робин подошел к нему и рассказал о предложении хозяина зоомагазина. Отец некоторое время молча смотрел на сына. Потом жестом пригласил его к себе в кабинет. Там он некоторое время близоруко всматривался в корешки книг, занявших целую стену – от пола до потолка. Достал одну – черную с золотым тиснением. Полистал.

– Вот. Хм. «Срок жизни какаду, как, впрочем, и других крупных попугаев, достаточно велик. Есть надежные свидетельства того, что некоторые экземпляры доживали до весьма почтенного возраста – пятидесяти и даже семидесяти лет. Возможно, не лишены оснований некоторые истории о попугаях, которые прожили целый век. Но в достоверности таких историй, как правило, трудно убедиться. В любом случае, расхожее мнение о долгожительстве попугаев является сильно преувеличенным. Обычно, в неволе, они живут до тридцати-сорока лет».

Робин, покусывая губу, разглядывал носки своих туфель. Руки он сцепил за спиной.

– Надеюсь, ты понял, к чему я привел эту цитату, Робин, – промолвил отец.

– Да, – мальчик шмыгнул носом, – ты запрещаешь мне…

– Да нет же! Я хочу сказать, что попугаи не могут жить до ста восьмидесяти лет. А значит, тот какаду из магазина не мог принадлежать Генри Моргану. А что из этого следует, Робин?

– Что, папа?

Отец крякнул, покрутил головой, плотно зажатой высоким накрахмаленным воротничком.

– Из этого следует, что тот пожилой джентльмен, хозяин магазина, ввел нас в заблуждение. Надеюсь, ненамеренно.

Отец поставил книгу на место, прошествовал к письменному столу, уселся в кресло. Нацепил на нос очки.

– У тебя что-то еще? – поверх очков взглянул он на Робина.

– Ну… – Робин ковырял носком туфли пол в кабинете, – так я могу работать у мистера Пленджера в магазине?

– Если это не отразится на твоей успеваемости – можешь.

– А…, Робин взглянул на отца, – если я проработаю у него три года, не получая жалованья, я могу взять Джерри к нам?

– Три года? – отец задумчиво покачал головой,– пожалуй, да.

Выйдя из отцовского кабинета, Робин пробормотал:

– Джерри – не обычный попугай. Он – нечто… как его… фемональное. О, он такого повидал на своем веку!..

***

Прошел год. Робин честно проводил в магазине мистера Пленджера большую часть свободного времени. Он научился поить птенцов из пипетки, перестал замечать запах хомячков, больше не боялся ужей, что свивали черные шипящие узлы в сухой траве террариума.

Однажды мистеру Пленджеру надо было отлучиться посреди дня, и Робин остался на службе один. Он занимался обыкновенными своими хлопотами, когда в магазин вошел мужчина в мундире капитана торгового флота. Лицо его имело коричневато-красный оттенок, кожу выдубили хлесткие морские ветра и безжалостное тропическое солнце.

Нахмурившись, он оглядел помещение.

– А где мистер Пленджер? – пророкотал он.

– Его нет, сэр. Он вернется ближе к вечеру. Здесь только я, – Робин с восхищением разглядывал черную форму с золотыми пуговицами.

– А ты кто?

– Я Робби, его помощник.

Мужчина, потеряв к нему интерес, вновь оглядел магазин.

– Ба! Джерри, ты все еще здесь! – капитан расплылся в улыбке, увидев попугая.

Робин почувствовал, что краснеет, и сам не мог бы сказать отчего.

– Вы его знаете, сэр?

– Знаю ли я?! Да я сам приволок его сюда, когда он был птенцом размером с синицу.

Глаза Робина округлились.

– Но как… ведь ему же сто восемьдесят лет… он же – пиратский…

– Что?! – капитанские брови сошлись на переносице. – Пиратский? Эге, это тебе, наверное, старик Пленджер наплел. Всегда был болтуном и выдумщиком, каких свет не видывал. Наверное, хочет получить за него, – моряк ткнул толстым пальцем в сторону клетки с попугаем, – кругленькую сумму. Да, видать, задирает цену. Этак он его никогда не продаст. Так и помрет птица в этой занюханной лавчонке. Хотя, еще неизвестно, кто помрет первым.

– А… – губы Робина дрожали, – сколько ему, сэр?

– Кому? А, Джерри? Хм, должно быть, уже двадцать с хвостиком. Значит, эта сухопутная коряга еще не скоро вернется. Жаль, хотел повидать. Ну так скажи ему, что в его гавань заходил шкипер Бронкс. Передай мистеру Пленджеру от меня привет. Бывай, парень!

Капитан, прощаясь, махнул рукой и прошагал к выходу. Робин долго смотрел ему вслед.

– Ах, мистер Пленджер, мистер Пленджер, – только и вздохнул он.

Затем подошел к попугаю. Просунул руку в клетку и погладил птицу. Пощекотал под клювом, провел кончиками пальцев по белоснежному крылу.

– Джерри, Джерри. Я все равно буду тебя любить. И ты будешь моим.

Привет от шкипера Бронкса он не передал.

***

Пролетел еще один год, а потом еще десять месяцев. Робин из тощего и растрепанного мальчишки превратился в высокого юношу с пробивающимся на верхней губе пушком. Теплым июньским вечером он стоял перед клеткой и тихонько говорил:

– Джерри, Джерри! Не огорчайся, старина, лето пролетит быстро. Я помогу дяде на ферме, и он заплатит мне столько, что как раз хватит, чтобы выкупить тебя.

Какаду расправлял крылья и, приоткрыв клюв, внимательно слушал, словно бы понимая, о чем идет речь.

Хозяин магазина стоял за прилавком и задумчиво покручивал ус.

– Роб, если хочешь, можешь забрать его прямо сегодня. Ты заслужил. Можешь даже не платить ничего. Так забирай.

Робин покачал головой:

– Нет, мистер Пленджер, я обещал дяде, что помогу ему. Летом меня в городе не будет, так что пусть Джеральд остается пока у вас. Да и наш уговор не выполнен. Ведь срок еще не вышел. Так что встретимся осенью. И ты, птичка, до встречи в сентябре!

…Однако в сентябре Робин не пришел в магазин. И в октябре. И даже в ноябре.

В один из слякотных предрождественских вечеров мистер Пленджер, закрыв магазин, неспешно шагал домой. По дороге ему повстречалась сестра Робина. За годы службы брата в магазине, Сьюзи частенько наведывалась туда, поглазеть на своих любимых черепах.

– Что же Робин не приходит ко мне? – спросил старик.

– Ах, мистер Пленджер, – затараторила девочка, – Робину теперь не до того. Как он связался с Нэнси Макхольм, так мы его вообще редко видим. Вечно они вдвоем. То на лодках катаются, то по паркам гуляют. Он так деньгами сорит. Покупает ей и конфеты, и брошки, словно лорд какой. Вы знаете, у родителей Нэнси усадьба рядом с нашим дядей Айзеком, ну в деревне, то есть. Так Робин там с ней этим летом и познакомился. Ну и втюрился, представляете? Я видела их вдвоем за нашим домом. И знаете, что они делали? Они целовались! Представляете? Я все видела, они…

Сьюзи залилась нежным румянцем и закатила глаза. Она явно собиралась поведать старому джентльмену историю о поцелуях во всех подробностях. Но тот движением руки остановил ее.

– Ты все же напомни ему, Сью, о наших зверушках. Передай, что мистер Пленджер очень хочет повидаться с ним. И, если Робин найдет время, я буду рад увидеть его в своем магазине.

– Конечно, мистер Пленджер, я передам, – сказала девочка, провожая взглядом сгорбленную фигуру старика.

Робин появился в зоомагазине на следующий вечер. Он растерянно обвел помещение взглядом. На месте были клетки с канарейками и волнистыми попугайчиками, хомячки как прежде возились в своих вольерчиках. Но самой большой клетки не было.

Мистер Пленджер задумчиво глядел в темное окно.

– Он ждал тебя, Роб. Все лето. И осень. Но было заметно, как он тоскует. А потом он стал отказываться от еды и… Ведь он был очень, очень старый. Неделю назад Джеральда не стало. Вот так, Роб. Если хочешь, я выплачу тебе все твое жалованье за три года.

Робин упрямо глядел в пол и молчал. Не проронив ни слова, он вышел на улицу, тихо закрыв за собой дверь. Что-то обожгло его щеку, которую тут же принялся кусать промозглый декабрьский ветер.

– Мне бы все равно не хватило на него денег, – пробормотал он в подсвеченную уличными фонарями темноту. – И он не был пиратским. Нет, самый обыкновенный. Зато теперь я знаю, на что мне купить подарок Нэнси.

Вытерев щеку, он решительно распахнул дверь магазина.

***

После того как Робин ушел, получив расчет, мистер Пленджер прошаркал в дальнюю комнату и отомкнул ключом неприметную дверцу в углу. Вошел в маленькое темное помещение. Выкатил из него на свет подставку с затянутой чехлом клеткой. Снял чехол и, поджав губы, уставился на огромную белоснежную птицу.

– Никому мы не нужны, дружище, – сказал старик. – Говорит, тебе не сто восемьдесят, а только двадцать с хвостиком. И что всем этим пиратским штучкам научил тебя я, а не Генри Морган. Ну и что с того? Ты от этого не хуже. И ведь я совсем уж решился отдать тебя этому мальчугану. Ты скучал по нему, я знаю… Ничего, скоро праздники. Придут другие дети, и я, так и знай, отдам тебя им. Это тебе двадцать с хвостиком, а мне-то уже, ох-хо-хо! Хвостик вырос изрядный. О тебе должен будет кто-то заботиться.

– Зар-ряжай! Зар-ряжай! – закричал Джеральд.






Загрузка...