Джеймс Ф. Ходжетс. Эдрик мореплаватель

Глава I. Зеленая долина

В широкой и плодородной долине, резко выделяющейся на бесплодном острове Исландии, в конце X-го столетия, стоял большой и красивый дом. Архитектура дома, его обширная, открытая зала и многочисленные пристройки вокруг напоминали богатую норвежскую постройку того времени.

Поздняя и внезапная весна оживила всю долину.

Двери дома были открыты и свидетельствовали о гостеприимстве северного хозяина; форма же постройки и ее величина доказывали, что здешний хозяин — человек зажиточный.

Но не одна природа оживляла «Зеленую долину» и пробудила ее от зимнего сна, полдюжины мальчиков шумно высыпали из одной из боковых пристроек и быстро понеслись к реке. Летом это была несчастная речонка, но весною, когда таял лед и тысячи ручейков сбегали со снежных вершин, речонка превращалась в бурный поток; к нему-то неслась теперь бойкая команда и так скоро, что младший из них, мальчик лет 10, утомился и отстал.

— Двигайся, Эдрик! Разве ты уж устал?

— Не устал, а запыхался, — ответил мальчик, и все рассмеялись.

Старшие, конечно, подождали Эдрика, и все вместе отправились мерным шагом.

— Как красиво, — заметил Озрик, старший из команды; ему насчитывалась 13-я весна, и он был очень строен для своих лет. — Очень красиво! Вода играет, как застоявшаяся лошадь, выпущенная на волю! Взгляни, как волны перекатываются через скалы, пни и лаву.

— Да, — сказал Олег, мальчик лет 11-ти, — река и мне напоминает боевого коня, когда он встряхивает гривой! Взгляни, какие брызги летят вверх и какая чудная белая пена!

— А посмотрите-ка на нашу лодку! Вот она стоит, точно готова отплыть! На покрышке нет и следа снегу! Мы легко раскроем ее и спустим!

— Ура! — закричали младшие, услышав, что предстоит катанье на лодке.

Лодка походила на наши нынешние, но была гораздо длиннее и с острыми концами, так что с обеих сторон возвышался нос.

— Весла в исправности! — крикнул Озрик. — Мы спустим ее, братцы, и выедем на волнах в море, доедем до Одиного залива и повернем назад в «Зеленую долину». Помогайте, ребята!

В один миг лодка была спущена; рулевое весло утверждено с правой стороны и мореходы двинулись.

— Смотри, Озрик, куда правишь! — крикнул Олег. Грести нельзя, братцы! Здесь все зависит от рулевого, нам надо осторожно выбраться из этой груды камней и лавы.

— Лучше всего на свете лодка! — в восторге крикнул Эдрик.

— Корабль еще лучше, — возразил Олег.

— А я предпочитаю лошадь, — заметил Озрик.

— Я предпочел бы меч отца, — сказал маленький белокурый и голубоокий воин, лет 12-ти, по имени Кнут.

— Ну, нет, — проговорил Нильс Быстроногий, — я отказываюсь взять меч отца, по крайней мере, теперь!

— Почему, — спросил Отто-Малыш. — Неужели ты боишься меча?

— Я-то боюсь! — воскликнул Нильс. — Малыш, только ты мог сказать такую глупость! Я мореход, а мореходы страха не знают!

— Почему же ты не хочешь взять меч отца?

— Я получу его после смерти отца! При жизни он с ним не расстается! А я не желал бы, чтобы отец умер, даже ради меча.

Неожиданное объяснение мальчика вызвало громкие одобрения, и затем молодежь устремила все внимание на управление лодкой. Им приходилось лавировать среди массы лавы, захваченной сильным потоком и образовавшей подводные камни. Но юные исландцы хорошо знали местность и благополучно достигли моря, где пришли в восторг от сильной качки.

Увлеченные волнами, они не заметили, как быстро их уносило течением в открытое море, и проехали намеченный поворот.

Наконец Озрик очнулся и заметил:

— Смотрите, братцы, ведь нам не вернуться тем путем, надо искать другой залив и пробраться в Рейкьявик, да не попасть бы нам опять на сильное течение, а то вытолкнет в море!

— Поедем прямо на Рейкьявик, — сказал Эдрик, — там есть бухта, где мы может пристать; в городе же достанем лошадей и доедем верхом до «Зеленой долины». Пока воспользуемся течением и морским приливом.

— Ладно, поворачивай!

Лодочка легко повернула и помчалась по волнам. И ветер, и прилив, и береговые потоки были ей по пути и гнали ее быстро, как ласточку, прямо на Рейкьявик.

Скоро они достигли бухты, вблизи самого города, в нее вел узкий водяной проезд, куда мальчики и направили свою лодку, сопровождая взмах весел громкими норвежскими песнями.

Но не успели они въехать в бухту, как увидели нечто, что возбудило их любопытство и заставило биться сердца от тревоги и восторга. Невдалеке от них шло боевое великолепное судно.

Оно издали блестело своей роскошной позолотой; передняя часть судна изображала голову дракона, другой же конец — хвост, высоко поднявшийся над рулевыми веслами. По бортам корабля виднелся ряд щитов, защищавших воинов от неприятельских стрел. Один из мореходов стоял у руля и управлял ходом судна. Круглый, натянутый парус, «без морщинки и без складочки», важно подвигал этого дракона. На палубе стояла группа гребцов, блестящие копья которых отражали лучи заходящего солнца.

Кольчуги, головные уборы, золотые браслеты, драгоценные булавки, металлические украшения на щитах, на оружии и на самом корабле, все это так сияло на солнце, что дракон казался освещенным разноцветными огнями.

Увидя это великолепное зрелище юноши повернули лодку и наблюдали за кораблем.

— Что там? Лодка? Чья лодка?

— Морская змейка, — ответил Озрик, когда дракон приблизился. — А это что за судно?

На палубе послышался смех, а потом грубый голос отрапортовал:

— «Рольф Краке» из Норвегии. Полезайте на палубу!

Мальчикам не долго пришлось размышлять и обсуждать предложение мореходов; стрела, пущенная с корабля, поторопила их исполнить приказ, они повернули лодку вдоль судна и скоро взобрались на палубу. Они пришли в восторг, увидя массу сложенного оружия. Мечи, секиры, копья, пращи, дротики, луки и стрелы были красиво разложены по широкой палубе.

Мальчики не знали, на что смотреть. Эдрику так понравилась большая, исполинских размеров, блестящая секира, прицепленная к главной мачте, что на вопрос рулевого: «Где дом Сигвальда, сына Эйрика?» Эдрик, глядя на секиру, отвечал вопросом: «Неужели ты подымаешь эту секиру одной рукой?»

— Ну, не совсем, — сказал, улыбаясь, рулевой, — если бы на нас напали враги, я бы мигом стащил ее вот этой правой рукой! А поднять ее и прицепить так высоко одной рукой не могу.

— Зачем у тебя крест на груди? Ты христианин?

— Говорят, что христианин, но ответь же ты на мой вопрос! Где живет Сигвальд, сын Эйрика?

— Он живет в «Зеленой долине», недалеко отсюда. Неужели ты употреблял эту секиру в бою?

— Даже много врагов изрубил ею! Однако, кто же старший в вашей команде?

— Я старший, — сказал Озрик. — Что тебе надо?

— Ответь на мои вопросы!

— Я отвечаю, когда меня спрашивают, не раньше!

— Ай да молодцы-мальчуганы! Ну, скажи мне, знаешь ты Сигвальда?

— Эдрик, с которым ты разговаривал, сын Сигвальда.

— Так он мой родственник, потому что я Лейф, сын Эйрика Торвальдсона и брат Сигвальда!

— Ты Лейф? — воскликнул Эдрик. — Я много слышал от отца о тебе и думал, что ты в Гренландии, у Эйрика Торвальдсона!

— Как видишь, я здесь и ты должен проводить меня к брату.

Во время их беседы судно, при помощи весел и паруса, быстро въехало в бухту, на берегу которой стоял город Рейкьявик. Лодку мальчиков прицепили к корме, а они сами остались на корабле и с любопытством наблюдали за гребцами.

Когда корабль приблизился к берегу, жители города испугались неожиданного появление боевого судна, и их непритворный страх развеселил маленьких шалунов на палубе.

Однако начальник судна велел выставить белые щиты, в знак мирных намерений и тогда от берега отчалило штук 30 лодок навстречу гостям. В скором времени все были перевезены с корабля на берег и, после короткого отдыха, команда выступила в строгом порядке.

Впереди шел Озрик с товарищами, указывая дорогу; за ними шел Лейф, держа за руку племянника, позади, при звуках боевых песен, рядами шли 36 воинов. Сигвальд радостно приветствовал брата и его дружину и просил всех войти в его просторный покой. Он уже беспокоился за исчезнувших мальчуганов, зато теперь с удовольствием увидел, что те вернулись целы и невредимы, да еще в сопровождении дорогих гостей. В этот день в «Зеленой долине» шел пир горой, а на следующий в том же покое состоялось деловое совещание Сигвальда, Лейфа и их друзей.

— Ты хочешь обратить нас всех в христиан, Лейф, а знаешь ли ты, что скажет наш отец?

— За мною следует другой корабль, на нем едут два проповедника, посланные королем Олафом Трюггвасоном! Эти духовные лица объяснят отцу сущность христианского учения, и я надеюсь, он примет крещение, а тогда за ним последуют все остальные, или горе им возбудит гнев старика!

— А, что если отец откажется слушать твоих проповедников?

— Об этом я не подумал! Ну, если на него не повлияют духовные проповедники, то быть может посчастливится другим миссионерам; среди нас есть много христиан, а на корабле едет целое общество мужчин и женщин, посвятивших себя распространению учения на нашем острове!

Сигвальд покачал головой.

— Не такой человек Эйрик Рыжий, чтобы легко изменил свои убеждения! Из повиновения к королю он, пожалуй, выслушает проповедников, но ты сам знаешь, брат, что ни проповедники, ни проповедницы не повлияют на него. Лучше ты сам попытался бы обратить его в новую веру, так как ты уже христианин!

— Нет, брат, это невозможно! Я не сумею объяснить ему и десятой доли того, что могут проповедники. Да и отец не такой человек, чтобы послушать меня! Ты знаешь, как он почитает Тора и требует себе такого же почтения от детей своих!

— Конечно! И он имеет на то полное право. Язычник ли он или христианин, он прекрасный человек и отец!

— Ты вполне прав! Но, опасаясь, что мои уговоры будут безуспешны, я предполагаю летом съездить к отцу и привезти его сюда. Пусть он увидит наше служение в храме и познакомится с проповедниками, они будут толковать с ним свободнее, чем я.

Тогда заговорил благородный норвежец Торфинн Карлсефни, близкий друг Сигвальда.

— Скажи мне, Сигвальд, разве не кончился срок изгнания твоего отца? Как мне помнится, он удален в Гренландию всего на три года!

— Ты не ошибся Торфинн, и эти три года давно прошли. Но отец слишком горд и непреклонен, чтобы вернуться в страну, из которой был удален. Он убил одного дружинника в сердцах и за эту случайную вину был изгнан из отечества! (То же случилось некогда и с его отцом!) За три года изгнания Эйрик основал колонию на берегу Гренландии, и она носит название «Убежище Эйрика». Когда мой брат, Лейф, ездил к королю Норвегии, Олафу Трюггвасону, испросить прощение отцу, король не только простил его, но отправил ему в подарок вооруженную дружину и предложил Эйрику явиться ко двору и стать вождем норвежских кораблей или остаться в Гренландии и оставить при себе посланных воинов.

— Благородный король Олаф, — воскликнул Лейф, — выпьем за его здоровье!

Тотчас же большие кубки, в виде рога, были наполнены вином и медом и все подхватили: «Да здравствует благородный король Олаф!»

В эту минуту на вершинах раздался звук охотничьего рога. Все встрепенулись.

— Это рог старого Гальвара, — сказал Сигвальд. — Он возвещает нам новости, вероятно, он увидел твой второй корабль! Прислушайся! Три однородных звука — так и есть — корабль! Старик не из разговорчивых, но его сигналы уже всем известны, он может молчать.

— Да вот и он сам, — заметил молодой Торфинн, когда перед ними явился высокий старик, выступавший так важно, что скорее напоминал языческого жреца, а не простого гонца.

— Виден купеческий корабль, Ярл Сигвальд. Пожалуй мне мою награду!

В этом отдаленном местечке был обычай жаловать серебряное кольцо и рог, наполненный медом, тому, кто первый приносил известие о купеческом судне, входящем в бухту Рейкьявик.

Гальвару тотчас же вручили оба подарка. Он залпом выпил вино и, прицепив рог к поясу, ушел, не прибавив более ни слова. Он считал, что получил только должное за оказанную услугу.

Обширный покой Сигвальда был полон воинов, которые разместились вдоль длинных столов, поставленных по сторонам комнаты. Все сидели обращенные лицом к огромному очагу, пылавшему в другом конце комнаты; с другой стороны столов, обращенной во внутрь покоя, не сидел никто. С северной стороны залы возвышалась площадка для почетных гостей; здесь сидели братья Эйриксоны и Торфинн Совершенный.

Торфинн получил это прозвище за свою добродетель и успешное удальство. Между Торфинном и братьями шел оживленный разговор. Торфинн, по примеру других, принял христианство, увлеченный миролюбием христианского учения, но как Торфинн, так и Лейф, и другие новообращенные не понимали еще многого в принятой ими вере.

Беседа за столом братьев и воинов продолжалась до самого вечера, когда в дом вошли вновь прибывшие с корабля.

Они явились прямо на площадку к двум братьям. Впереди шел блестящий воин в кольчуге — вождь корабля, за ним десять воинов-гребцов; затем шел почтенный старик священник с седою бородою, ниспадавшей ему на грудь; за ним следовали женщины, это были жены, сестры и дочери воинов, которые не хотели покинуть родных и явились помочь им распространять христианское учение в колонии Эйрика и на этом бесплодном острове, открытом за 100 лет до описываемого события и названного Исландия — то есть ледяная страна (Ice — Eis — лед, land — страна). Шествие заключали еще 10 воинов и молодой проповедник. Среди женщин были две молодые девушки, две красавицы сестры, Гутрида и Гальфрида; обе белокурые, голубоглазые, снежно-белые, они олицетворяли собою северную красоту и напоминали две блестящие звезды. Все невольно обращали на них внимание.

Торфрида, жена Сигвальда, со свитою прислужниц встретила дорогих гостей и просила дам перейти в ее покои. Дружина разместилась на свободных местах, и пиршество возобновилось. Один Торфинн не пил и не ел, а в задумчивости смотрел в ту сторону, куда исчезли молодые девушки.