Дилер душ

Куплю душу, недорого.

Я встрепенулся. Прочел еще раз. Все верно, кто-то собирается купить душу, еще и по сходной цене. У объявления странная картинка, бумаги какие-то, будто юриста рекламируют. Бегло взглянув подумал: «Очередной неудавшийся правовед на Авито». Нет, тут другой бизнес. Открыл. Внутри немного текста, бегло все прочитав, тотчас позвонил по номеру. Ответил приятный мужской голос.

— Алло.

— Алле. Души покупаете?

— А у вас их много? — усмехнулся голос — да покупаем.

— Пока только одна, но если платите как обещано то обязательно найду еще.

— Оплачиваем 10 000 рублей. Все согласно объявления.

— Отлично! Что от меня надо?

— Ваше присутствие и при себе обязательно иметь оригинал паспорта. И наличие души, конечно — произнося последнюю фразу голос рассмеялся.

— И все?

— Да. Все просто на месте составим договор, вы прочтете. Если вас все устраивает подписываем, жмем руки, и деньги ваши.

Голос подробно объяснил как к нему добраться. Всего четыре станции метро, без пересадок — почти рядом. И перед глазами замаячили десять штук. Тем не менее врожденная паранойя задвигала шестеренки в голове. Информации было немного, но я решил рискнуть, посмотреть что за контора по этому адресу. Если мне на секунду покажется, что это мошенники — то сразу уйду. Если покажется, что так заманивают бедноту на расчелинград, то даже подходить не буду. Конечно вы скажете, что такое в культурной столице нашей необъятной страны — десятка, пшик, не стоит риска. Я отвечу: «Десятка — это десятка». Уже два месяца я ем доширак и запиваю водой из-под крана. Я хочу есть. Просто хочу мяса. Недавно проходя по нашей улице я видел как старуха кормила колбасой дворовых собак. На миг у меня появилась смешная идея подождать пока старуха уйдет и забрать у дворняг их обед. Я посмеялся над своими мыслями и пошел дальше. Но вот что я вам скажу, сытого человека не посетила бы такая идея, пусть даже в виде шутки. Юмор про еду — юмор голодных. Поэтому я поехал по адресу из объявления.

От станции метро недалеко, десять минут неспешной ходьбы, благо метро для меня пока бесплатно. Многоэтажка. Весь первый этаж под офисы. Тут и швейная мастерская и ВБ и кофейня. Вот помещение № 3. Моя дверь, жму звонок, попутно разглядывая фасад. Вывески, как и информационных табличек, нет, только табличка с номером офиса и два больших окна, прикрытых жалюзи. Звонок молчит, я жму еще сильнее, за стеклянной дверью движения нет. Но офис не заброшен, окна чистые, за стеклянной дверью коридор в минималистичном стиле, диван и журнальный столик, много закрытых дверей. Из дальней двери выходит мужчина, хорошо одет, приятная улыбка. Он здоровается, я узнаю его по голосу, с ним говорил по телефону. Он не спрашивает моего имени, вообще ничего не спрашивает, усаживает меня на диван просит подождать и снова скрывается за дверью. Через несколько минут, мимо меня проходят двое. Оба молодые, спортивные, оба смеются и неудачно перешучиваются, с сопровождающей их приятной «улыбкой». Как только они выходят, «улыбка» поворачивается ко мне:

— Пройдёмте.

— Идём, а это долго?

— Еще ни разу не занимало больше получаса. Но многое зависит от вас.

Я приподнял бровь, он заметил и пояснил:

— Договор у нас простой, всего два листа. Большую часть времени уходит на ознакомление.

— Я быстро читаю.

— Тем лучше для вас и для нас — для всех.

— Можно вопрос, а зачем вам души людей?

— А вам зачем?

— Ну я знаю, что ее нет, поэтому расстаюсь с ней легко. Не верю я.

— Вот и отлично, получается что вы получите деньги просто так. Согласитесь —это замечательно.

— Да, но все же…

Неожиданно «улыбка» перебил меня.

— Мы не спрашиваем верите вы или нет, не спрашиваем куда вы потратите деньги, ни чего у вас не спрашиваем.

— Кроме моих паспортных данных.

— Иначе никак, в любом деле нужна систематизация, наше не исключение.

— И что у вас за дело? Собираете души, для чего? — фыркнул я. Мне хотелось спросить для «кого», но это было бы чересчур.

— Отнеситесь и вы к нашему молчанию с уважением. Тем более, вы атеист или даже агностик и ничем не рискуете.

Я хотел было спросить что-то еще, но мы дошли до просторного офиса. В офисе было несколько столов. Офис как офис. Четыре стола, за ними молодёжь: мальчики и девочки. Все ухоженные, все с искусственными улыбками. За столами боком сидели «клиенты», напротив улыбчивых молодых людей они выглядели ни дать ни взять забитой голытьбой. Я взглядом оценил себя — тоже выгляжу бедно, остается надеться, что не забито. Пытаясь что-то себе доказать расправил плечи. Меня провели к очередному дивану на нем сидела не молодая, скромно одетая женщина. Я сел рядом, «улыбка» пошел по своим делам. Стоящая у стойки девушка с предосудительно длинными ногами, подошла и осведомилась не желаю ли я кофе. Я желал. Все, здесь напомнило мне банковский филиал: антураж, атмосфера, черно-белая одежда, одна светлая цветовая гамма. «Мошенники! — определил я — Профессиональные. Но какой резон обирать таких, как я? Наверное за деньги уговорят, что-либо оформить на себя или выискивают тех, у кого есть недвижимость и отжимают черными схемами. Впрочем, вариантов масса...». Я решил ни спешить, ни уходить сразу. Осознав что все здесь фикция я почувствовал некое преимущество, посчитал что умнее других. Я умнее - это осознание придает смелости. Наверняка это женщина, сидящая рядом тоже часть развода. Она искоса поглядывает на меня. Сейчас она начнет, как будто невзначай агитировать меня на что-то. Не успел я подумать, она начала разговор:

— Мы правда это сделаем? Продадим свои бессмертные души?

Я помолчал некоторое время, женщина не отводила печальный взгляд.

— Душа — придумка церковников. Получается деньги за просто так - повторил я слова «улыбки».

— Ну да — разочарованно протянула женщина, потупив взгляд. Больше она ничего не говорила. Нет, она не одна из них — понял и мне стало стыдно за тот холод с которым произнес свой ответ. Я обернулся к ней, и сказал намного теплее:

— Не переживайте все будет хорошо. Если хотите я пойду впереди вас и все проверю.

— Нет. Я хочу уйти. Не хочу здесь быть.

— Тогда уходите! И не жалейте ни о чем, не такая уж большая потеря. Смешные деньги.

Женщина вновь посмотрела на меня, на этот раз взгляд ее был теплее. Словно школьник я поднял руку, которую никто не заметил. Мне стало стыдно и противно за себя, я вскинул руку словно подзывая официанта, щелкнул пальцами на весь офис. Только теперь «ногастая» соизволила обратить на меня внимание. Подошла. Моя соседка по диванчику застенчиво молчала.

— Женщина передумала, хочет уйти.

— Одну минуту — приторно улыбнулась «ногастая».

Минута не прошла, а к нам вернулся «улыбка». Он был хорош, за его плохо проницаемой маской почти не читалось разочарование. Почти. Единственный раз когда он, как мне показалось, приложил давление, это когда он вежливо сказал диванной соседке: «Конечно отказаться ваше право, мы уважаем ваш выбор. Однако хочу вас предупредить данная акция носит одноразовый характер, если сейчас откажитесь, второго шанса не будет». Соседку это отнюдь не напугало. В этот раз она сама громко заявила, что уходит. Уходя она улыбнулась мне.

Договор я прочел дважды, никаких подводных камней не наблюдалось. Душа за деньги. Все ровно. Значит, им нужна копия моего паспорта и моя подпись. Зачем так сложно, есть способы намного проще и дешевле. Дело не в десяти тысячах, а в дорогущем офисе, в персонале, в «улыбке», в «ногастой», черт, даже во вкусном, явно дорогом кофе. Я же умный — роились в моей голове мысли, так почему я не вижу, где подвох. Я делаю вид, что снова читаю бездумно бегая глазами по строчкам договора. Паспорт они уже отсканировали, подделать оригинал подписи они могут и без меня. Оригинал же только на этом документе, сам лист обыкновенный, напечатан при мне, чернила тоже обычные. В чем подвох? Засняли на видео, будут шантажировать? Но мне все равно, я и бровью не поведу, да и чем здесь шантажировать — бедностью. Нет не то. В чем же тут, сука, подвох?

Подвоха не было. Я подписал договор, уже просто из интереса. Дальше мне предстояло рукопожатие, это даже в договоре прописано, отдельным пунктом, после самое приятное — получение денег наличными.

После подписания чрезвычайно довольный «улыбка», чего он даже не пытался скрывать, отвел меня к одной из дверей.

— Вам туда, — сказав он передал мне в руки мой договор, развернулся и пошел к своему столу, дальше отвечать на телефон.

Первая, глупая мысль — за этой дверью комната устланная плёнкой, там меня пустят на органы. Нет конечно, слишком сложно, много свидетелей, все слишком цивильно. В то же время комната, действительно причудлива. Проходная она не имеет окон, лишь две двери, с одной я вошел, другая напротив. В ней намного темнее чем в стерильном «хирургическом» офисе. Но главное отличие — использование тканей, темных плотных тканей. Ткани здесь повсюду: ими задрапированы стены, обиты два резных кресла, пол устлан ковром, потолок словно большой тканевый балдахин, дальняя стена, вовсе не стена, лишь непроницаемая плотная штора, скрывающая, продолжающуюся комнату. Я рассматриваю нехитрое, но эстетично приятное убранство, когда из-за шторы появляется он. Высок и худощав, одет в зеленоватые брюки, зеленый вязаный жилет и рубашку неопределенного цвета, из действительно странного на нем нет обуви. Некоторое время он молча смотрит на меня. Несомненно он здесь хозяин — бенефициар всего мероприятия. Это видно по позе, по манере двигаться, по взгляду. От него разит силой и властью. Моя попытка смотреть ему в глаза с треском проваливается не выдерживая и десятка ударов сердца. Жестом он предлагает мне сесть в кресло. Я не задаю вопросов, словно безвольная кукла, присаживаясь и протягиваю ему договор. Зачем я тяну руку с этой бумажкой, он не просил. Так надо — приходит обжигающая, тяжелая и чужая мысль. Он подписывает договор чернильной ручкой со столика. Протягивает его мне назад и следом свою руку. Подписываю и я. Рукопожатия бывают разными. Бывает обычное мужское, пожал и не заметил. Бывает как котлету сжимаешь — мягкая и податливая рука, такое рукопожатие всегда вызывает пренебрежение. Бывает так, что руку твою словно тиски сдавливают, такое сразу вызывает агрессию, хочется треснуть в рожу. А бывает что страшно, до этого мига я не знал что так бывает, мы жмем руки и меня опутывает липкий холодный страх. Он парализует меня, я не трус, обычно я не трус. Но сейчас мне страшно. Пытаясь что-то доказать сам себе, невероятным усилием поднимаю глаза, упираюсь в его тяжелый неотрывный взгляд. Очевидно, его забавляет мое поведение, он улыбается. Казалось — обыкновенная улыбка: морщины, губы, зубы, но я охвачен леденящим ужасом. Его губы движутся:

— Я впечатлен, прекрасно!

Голос под стать, отражает суть владельца, его власть над моментом. Он отпускает мою руку, не говоря больше ни слова уходит за штору, забирая с собой единственный экземпляр договора. Я остаюсь один. Мне так хочется уйти, что я просто вылетаю из комнаты. За второй дверью снова банковская комната, светлая с большим окном и несколькими лампами, она напоминает кассу. Это собственно и есть касса. Белый свет действует на меня успокаивающе, только сейчас я понимаю как бешено колотится сердце. Я молчу, впрочем, мне не надо ничего говорить. Улыбчивый бухгалтер отсчитывает мне десять новеньких зелененьких банкнот, молча и деловым видом подсовывая журнал с фамилиями, подписями и пятизначными суммами. Моя последняя. Я расписываюсь. Бухгалтер предлагает мне пройти дальше, за ее проходной я снова попадаю в вестибюль, где меня встречает «улыбка».

— Все в порядке? Может воды?

— Нет, я лучше пойду.

— Конечно. Я вас провожу — мы проследовали к выходу — улыбнитесь, вы только что, просто так, заработали десять тысяч рублей. Разве это не замечательно?!

Я непроизвольно повинуюсь ему, улыбаюсь и даже немного гогочу. Истерический смех. Я уже знаю, что не просто так. Все еще не могу понять где и как меня обманули, знаю лишь, что обман произошел в той, задрапированной тканью, комнате.

Впервые за два месяца я плотно поел, с чувством насыщения пришла приятная сонливость, дневные тревоги отступили на задний план. Проснулся я в два часа ночи, в поту, непроизвольно почесывая зудящую правую руку. Что снилось не помнил, но до утра так и не уснул. Так длилось неделю. Деньги от мошенников уже иссякли, а бессонница только продолжала набирать обороты. Я просыпаюсь ночью, от мучительного жжения в руке. Окно на проветривании, но по мне бежит пот.

Первый порыв — рациональный. Терапевт лениво направил меня на сдачу всевозможных анализов, даже УЗИ, но только в определенной лаборатории. Дерматолог конкретнее: «У вас дерматит, от того и зуд. Вот этой мазью перед сном натирайте руку, под строительную перчатку. Так неделю». Мазь гормональная, да хер бы с ним, хуже, что мазь дорогая.

Второй порыв начну с диалога.

— Привет. Я коротко, по делу. Займи десять косарей.

— Объявился. Что случилось, ты же сказал что не будешь просить. Подожди дай вспомнить: «Ты не отец, а хрен с горы, я лучше сдохну, чем возьму твои бабки» — так ты сказал? Что изменилось?

— Ты займешь или нет?

— Скину на карту. Утром. Сейчас интернета нет, с работы сделаю.

— Я верну, через месяц. Обещ… — жесткий голос в трубке меня перебил.

— Слушай сюда сопляк, ты сам позвонил, сам попросил, так что не смей мне в трубку бузить! — потом существенно мягче добавил — возвращать не нужно.

— Хорошо. Спасибо.

— Ну ты там как вообще? Не звонишь, не пишешь. Мать переживает.

Я повесил трубку. Утром, как и обещано деньги были переведены. С налом на руках я вновь стою у знакомой двери. Как и в прошлый раз меня встречает «улыбка», впускает в холл. Я удивлен, он не только узнал меня, но даже помнит имя. Он думает я пришел за очередной порцией прикормки.

— Разве я не говорил? Ничего страшного, повторюсь, соглашение наше единоразово. Боюсь то, что нас интересует вы уже нам продали — говоря это «улыбка» почти хихикает. Я достаю десятку и протягиваю ему.

— Я хочу вернуть.

— Что именно? — насмешливо играет он со мной, вынуждая меня произнести вслух абсолютный бред.

— Душу. Хочу вернуть свою душу.

— Простите, верно ли я расслышал? Мне казалось вы закоренелый атеист, и тут вдруг разговоры о душе. Поймите правильно это немного неожиданно.

— Спать не могу. Кошмары снятся, — признаюсь я честно. Он задумчиво кивает и впервые, на короткий миг, с его лица сползает отрепетированная гримаса, он точно понимает про что я говорю. Мою все еще торчащую руку, сжимающую купюры он отодвигает.

— Спрячьте. Давайте пройдем в офис и выпьем по чашке кофе.

В офисе все, как и прошлый раз. Мы сидим за столом, попивая дорогой кофе, «улыбка» общается по стационарному телефону, поглядывая при этом в дорогой монитор. Как профессиональный банковский служащий, он перебрасывается короткими фразами, и настолько тихо что, что даже ничтожный офисный гул его перекрывает. Только сейчас мне приходит осознание наивности своих десяти косарей. Я еще не сформировал концепцию, и детали от меня ускользают, но принцип их схемы мне уже ясен. Осталось узнать размах. «Улыбка» ведет меня в тканевую комнату. Еще не переступив порог, мое тело прошибает озноб. Горошины холодного пота скатываются по лбу и спине. Я вытираю лицо тыльной стороной ладони. В этот раз «улыбка» следует со мной. Он предлагает мне усесться в кресло, я отказываюсь мы оба остаемся на ногах. Как и в прошлый раз он появляется из-за шторы, как и в прошлый раз босиком. С его появлением к комнате становится тесно. «Улыбка» не улыбается, в присутствии шефа ему волнительно. Излагая человеку в кресле, он несколько раз сбивается, что ему совсем не свойственно, его никто не перебивает:

— Теперь хочет оформить возврат.

— Желаете вернуть утраченную душу? — владелец властного голоса буравит меня взглядом. Как и в прошлый раз, я отвожу глаза в пол, рассматривая ворсинки на ковре.

— Да, хочу.

— Хм... — человек в кресле протяжно молчит, после недолгого размышления выдает — две.

— Что?

— Две чистые незапятнанные души. Такова цена.

— Я не понимаю.

— Приведите мне две души, и я верну вам вашу, — он уходит. Аудиенция окончена. Я и «улыбка» возвращаемся в офис.

— Значит я должен привести двоих взамен себя? — уточняю я.

— Да, но это не все.

— Есть еще условия?

— Да. Пятьсот тысяч рублей.

Вот оно, вот зачем все это затеяно, понимание, что узел наконец то развязан меня прошибает невероятным чувством удовлетворения. Всего лишь мошенничество. Все понятно, все предсказуемо, все логично. Души, мистика — все мишура, актерщина. Мошенничество! Я расплываюсь в улыбке. Ни на того они напали.

— Серьезно?! Я пришел к вам за десяткой, так как жрать нечего, а вы хотите чтоб я из кармана вам пятихатку достал. Не очень логично.

— Опель красный две тысячи первого…

— Продал.

— Оформлен на вас.

— Продал говорю, к тому же он не на ходу, за него и сто пятьдесят не дали.

— Оформлен на вас. Продайте еще раз.

Я улыбаюсь, ублюдский мошенник и думает как мошенник — сто пятьдесят говорю, никак не пятьсот.

— Треть двухкомнатной квартиры в …

— Это родителей.

— Оформлена на вас. Продайте.

— Это родителей — громче напираю я.

— Я лишь предлагаю варианты. Вы и сами видите они у вас есть.

Сраный мошенник. Я не предполагал, что может всплыть квартира моих предков. Меня это разозлило. Не на того напали — снова думаю я, мне хочется просто уйти, и я корю себя за то, что повелся на всю эту актерскую лабуду. Наверняка там какой-то газ в той комнате, и ткань темная специально везде, чтоб его видно не было на ее фоне. Или кресло смазано галлюциногеном, а может ручка для подписи. Может просто актеры хорошие, всякое может быть. Это неважно. Главное, что теперь понятно, что это мошенничество. Да все именно так — банальное мошенничество. Не такое уж банальное, если подумать. Мудреное даже, но все же мошенничество, от этих мыслей мне становится намного лучше. Потому я соглашаюсь с «улыбкой», встаю, потягиваюсь и оборачиваюсь к выходу. Свое согласие я даю чересчур легко и быстро, но его это не смущает.

— Еще одно, — останавливает он меня — для тех двоих, что вы должны привести, есть определенные критерии. Чтобы не тратить ваше и наше время скажу прямо, не стоит вести дворовых забулдыг, их непременно забракуют. В целом критерии такие: во-первых они должны знать на что добровольно соглашаются, мы им обязательно это озвучим; во-вторых они должны быть «чистыми», понимаете про что я? Лучше всего подойдет молодёжь, вашего возраста или моложе, с ними почти никогда нет проблем.

Я слушаю его в пол уха, рассеянно киваю. Я счастлив. Получается это я огрел мошенников на десятку и теперь спокойно ухожу. Как всегда, он провожает меня.

— Я думаю вы все запомнили?

— Конечно — приторно отвечаю я. Когда дверь открывается и я выхожу на свежий воздух, распирающее чувство превосходства заставляет обернуться и чуть ли ни пропеть — банальное мошенничество.

— А в чем простите мошенничество? Мы заключили договор, вы пожали руку, получили деньги. Все честно. Сегодня вы сами к нам пришли. Не вижу здесь ничего противоправного, — говоря это он улыбается шире обычного — улыбкой победителя. Дверь он захлопывает перед самым моим носом. На миг меня сбивает его такая наглая уверенность, но тут же я одергиваю себя и усмехаюсь, хорош актер, играет до конца. Я направляюсь домой. Сегодня я буду спать крепко, приходит отчетливая мысль. И даже рука как будто чешется не так, как раньше.

Как всегда просыпаюсь в два ночи, сегодня я помню свой сон. Свой кошмар. Ничего такого, просто тяжелый властный взгляд выворачивающий меня наизнанку.

Не люблю я звонить Мише. Не люблю и все тут. Мы оба приезжие, оба из бедных семей, оба учились на бюджете, оба любили гульнуть. Вот только он взлетел, а я все еще в говне. Проблема в том, что он постоянно мне об этом напоминает. Предлагает помощь. Не нужна мне его помощь. Обычно не нужна, но сейчас нужна. Не люблю ему звонить, сегодня звоню.

— Вот такая вот история, Миха.

— Неожиданный бизнес. Не подходящие времена для таких заработков ребята придумали.

— Так можно что-то сделать?

— Спрашиваешь тоже. Нужно! Я думаю на этом можно неплохой показатель слепить, а может даже сюжетец.

— Миха, давай только без огласки.

— Тебе помощь нужна или нет? Ты уж прости, здесь свои правила. Вот надо батюшку пригласить… Миша продолжал рассуждать, но я уже его не слушал. Одно было понятно, все завертелось.

Я не знаю как сформулировать ответ. Чего я хочу от предстоящего мероприятия? Отвечая я смеюсь, вроде как шутка все, я хочу договор, где моя подпись и подпись человека организовавшего весь этот бизнес. Да, так я ответил. Но если честно ответ мой куда прозаичней, я хочу убедиться что все это мошенничество. Чтобы другие вменяемые и адекватные люди сказали мне — он мошенник. Себе я уже не верю как раньше. Почти месяц я толком не сплю. В моем рюкзаке почти полмиллиона рублей, помеченных глубоким ультрафиолетом. Со мной два молодых парня, они с разных контор, но обоих можно назвать ОВДшниками. Как всегда, меня встречает «улыбка».

— О, я уже не ожидал вас увидеть — весело заявляет он — проходите, прошу вас. В офисе нас сразу разделяют. Обоих спутников уводят за свободные столы оформления. Я пью кофе, принесённое «ногастой», сидя за столом с «улыбкой», тот, как всегда, выискивает что-то в мониторе.

— Принесли?

— Да.

— Все?

—Да. Почти все.

Улыбка покидает банковское лицо.

— Четыреста восемьдесят две. Все что собрал.

— Ну что ж, думаю в этот раз мы пойдем вам навстречу — вновь улыбается он.

Деньги пересчитываются аппаратом. Одного из моих сателлитов проводят к двери в комнату рукопожатий, когда звонит телефон. «Улыбка» внимательно слушает и резко останавливает процесс, в офисе все застывает. Я вздрагиваю, видимо нас раскрыли. «Улыбка» слушает трубку после чего направляется ко второму моему спутнику, тому который ожидает своей очереди.

— Разрешите уточнить, Мариинский театр, опера «Риголетто», вы баритон графа Монтероне?

Вопрос столь неожиданный, что полиционер теряется, и отвечает не думая:

— Да.

— Давно вы в опере?

— Десять лет.

— Благодарю.

«Улыбка» возвращается, к столу берет телефон и докладывает в две фразы: «Это он. Десять лет». Выслушав инструкции, он отдает команду, меняет очередность моих спутников. Теперь первым пойдёт «баритон». Нас раскрыли или нет — не могу понять я.

— Когда ваши друзья пройдут, тогда зайдёте и вы, и все решиться — отвечает «улыбка» на мое сконфуженное лицо.

Нет, мой дорогой, все решиться как только первый из моих спутников получит деньги в кассе — про себя отмечаю я. Штурм проходит быстро без стрельбы, но с разбиванием витрин и диким визгом «ногастой». Теперь «улыбка» больше не улыбается, он сидит на кресле и при нем пересчитывают помеченные купюры. Все действо снимается на камеру, и на фотоаппарат. В каждом кадре обязательно должен быть присутствующий здесь молодой священник. Я жду когда на свет выведут, главаря. Его нет, видимо его уже вывели через другой вход. После долгого обыска всех присутствующих везут на Суворовский проспект. Там происходит подробный опрос всех участников под запись. Мне доставляет удовольствие смотреть на понурые лица мошенников. Теперь я улыбаюсь, а они выглядят как отребье. Мне выдают оригинал моего договора, но сначала на трех копиях я собственноручно пишу фамилию и «копия верна». Не сразу замечаю, договор мой, но на нем нет моей подписи. Я подошел к одному из милиционеров, он оказался занят, в этой огромной шумной переговорной все заняты. Все кроме «баритона». Тот сидит за столом и что-то рассматривает. На столе у него лежит его экземпляр договора. Точно, понимаю я, он же прошел всю процедуру перед тем как получить деньги. Я тихонько подхожу сзади, он не замечает меня. Откашливаюсь, он вздрагивает.

— Извините, а на вашем есть подпись?

— Нет. Вообще больше ни на одном нет подписей. При чем это моя бумага.

— Не понимаю...

— Полоса от принтера. Вот здесь, смотри, аппарат оставил характерный след, я обратил внимание, когда читал. Это та же бумага, которую я подписал — задумчиво говорит «баритон».

— А вы правда работаете в театре?

— Да, совмещаю. Хобби у меня такое, уже треть жизни. Знаешь, что самое интересное? Нам ведь очень повезло. На сайте театра, в разделе актеры, под моим портретом указано, что основная деятельность у меня в МВД, обязаны были вот и указали. Представляешь? Когда там на задержании произнесли «театр» я аж вспотел, но пронесло. А ведь могли заметить — говорит он — даже должны были, я ж себя за нищету выдавал.

После этих слов он смотрит на меня:

— Извини.

— Да ничего, как есть.

На мгновенье он задумывается, оглядывается по сторонам словно вор, , ни кому нет до нас дела, он встает и увлекает меня за собой. Мы проходим коридорами мимо нас снуют люди в форме. Заходим в очередной зал, поменьше.

— Вот полюбуйся — указывает мне «баритон» на центр зала. Я не сразу понимаю про что, точнее про кого он. Его выдают лишь босые ноги и дерьмовая зеленоватая одежда. Больше сходств нет. Безусловно, это все еще тот же человек, тот же нос, тот же рот, лоб, волосы и глаза. Но это и не он. От его властности нет и следа, нет расправленных плеч, уверенности в движении, и ауры всеохватывающего страха. Просто человек, стареющий, болезненный мужичок.

— Он актер?

— Нет сантехник, на пенсии. Живет в том же доме, что и их офис. Говорит мало что понимает. Ему платили деньги чтоб он приходил и сидел там в офисе. Вроде дневной охранник. Сидит, телевизор смотрит. Знаешь в какой комнате телевизор?

— В тканевой, за шторой.

— Точно.

— Еще говорит, что главный у них там администратор. Тот который улыбается вечно.

— А я думал что он. Раньше думал. Сейчас не знаю.

— Да ты говорил. Я когда его своими глазами в той комнате увидел, тоже так подумал. А потом, после задержания, захотел с ним поговорить, а он делает вид, что не узнает меня. И поразительно хорошо делает вид, ему в пору вместо Борисова на оскар номинироваться. Но предварительными показаниями все подтверждают, что главный у них улыбчивый. Кстати — оживился «баритон» — администратор этот — мошенник со стажем. Раньше пенсионеров разводил на бабки. Тупой развод с пластиковыми окнами. Как он после окон на души перешел, ума не приложу. «Баритон» продолжал что-то говорить, я больше не слушал, всматривался в испуганного сантехника-охранника ерзающего на стуле.

— Это ведь он? — неожиданно привёл меня в чувство совсем неуверенный вопрос «баритона». Нет не он — ответил я про себя. Вслух говорить не стал, лишь пожал плечами.

Батюшку я нашел в курилке, он деловито общался с погонами покуривая электронку. Я поинтересовался, что делать с договором. Он рассмеялся, но видя что мне не смешно взял себя в руки, напустил важности и посоветовал сжечь. А потом в церковь пойти да свечей поставить.

— А что с душой? — шутливо спросил я.

Батюшка молодой, раздобревший и округлившейся с молодцеватым румяным лицом — посмотрел на меня укоризненным взглядом:

— С душой все в порядке, она при тебе. Приходи в церковь — посоветовал он еще раз — помолись, исповедайся, раскайся о грехах своих.

Смейтесь или нет, приободренный его ответом я так и сделал. Договор сжег, зашел в церковь, вспомнил как креститься, проторчал нескольку минут у алтаря, установил пару свеч, в общем - сделал все как было сказано. Наконец-то — думал я, — все встало на свои места. Определённые нестыковки оставались, но полиция со всем разберется, мне оставалось лишь вернутся домой и наконец-то выспаться.

Я проснулся ночью, даже не от кошмара, от невероятно жжения в руке. Кошмар тоже имел место и сегодня был особенно жгуч. Куда ни гляну, везде он. Чужой взгляд будто выжгли у меня на сетчатке. Первое, что мне пришло в голову — это выругать найгрязнейшими словами этого борова, необъятную, откормленную тушу с маленькими, круглыми свиными глазками, бесполезного и бестолкового, попа. Оставшуюся ночь я провел с включенным светом. Утром я отправился в уже знакомый офис. Дверь как обычно закрыта. Огромные окна заколочены листами фанеры. Постоял несколько минут. Здесь пусто. Вернулся домой, открыл все торговые площадки и принялся шерстить. На поиск ушло четыре дня. Объявление свежее. Картинка другая, слова подобраны иначе, посыл тот же.

Всего мне удалось собрать двести шестьдесят тысяч. С такой суммой я выдвинулся в первопрестольную. На этот раз никаких высокопоставленных друзей, никакой полиции, никаких зажравшихся священников. Я и так знал, что от меня требуется. Денег не хватало, но расчет мой был на то, что те, кто их «заработал» не смогут пожаловаться коллегам по цеху, что здесь меньше положенного. По приезду я не пошел сразу в офис фирмы. Следовало подготовиться. Три дня спустя явился по указанному в объявлении адресу. Офис как офис, опять без вывески. Хороший квартал, здесь много, офисных помещений, внутри тоже все замечательно, как и в прошлый раз, банк как он есть. Это очень хорошо — думаю я, — атмосфера не только ни пугает моих новых спутников, напротив она даже очень располагает к улыбкам и общению. Я подбадриваю их, ненавязчивым юмором, стараясь не выдать свое волнение.

Моих спутников рассаживают на диван. Я же сразу направляюсь к администратору. Ни дать ни взять «улыбка» № 2. Он, впрочем, как мне уже понятно, самый что ни наесть настоящий мошенник, как и его предшественник, как и все в этом офисе. Разве что человек, здесь это парень, готовящий кофе, возможно он просто работяга, возможно. «Улыбка» № 2 удивлен моим обращением. Скоро понимаю я у него первый, это заметно по некоторой суетливости. Дальше интересней, он проверяет меня по базе, но не находит. Его нервозность уже не скрыть за хорошей гримасой. Он отходит от стола, делая вид, что разговаривает по телефону, на самом деле внимательно проверяя двор за окном. Ищет подвох. Не в это раз, мой дорогой друг, сегодня никаких подвохов.

— Не совсем понимаю, договор вы подписывали не у нас?

— Нет.

— Тогда где?

— Пусть вас это не тревожит.

— Однако, меня это тревожит.

— Вы, полагаю по своей наивности, не обижайтесь, думали, что ваш бизнес уникален?

«Улыбка» № 2 замялся. Такого разговора он не ожидал. С каждой секундой лицо его становилось все серьезней и угрюмее. Он хотел еще что-то спросить, когда зазвонил настольный телефон. Я не слышал, что говорили в трубке, но все понял по выражению его лица. Потому, как только он повесил трубку, я продолжил:

— Мой тариф составил триста тысяч. У меня с собой сто девяносто, но учитывая, что я не ваш клиент, думаю вы не откажетесь и от этой суммы.

Он кивнул, соглашаясь со сказанным. Три моих молодых спутника поочередно прошли регистрацию и проследовали в дальнюю комнату. Вместе с № 2, который в край растерялся, у выхода из комнаты-кассы, я встречаю моих отрешенных и напуганных юношей и девушку. Перед тем как № 2 отправит их за дверь, я останавливаю ребят, и выдаю наличными по пятнадцать тысяч каждому, приговаривая: «Улыбнись, все честно, как условились. Вот твои деньги». Они исступленно берут бонусы и послушно улыбаются, но за их глазами нет радости. Как только с последним захлопнулась дверь, я излишне бодро обращаюсь к администратору:

— Моя очередь.

Мы вернулись за стол, он набрал номер. Выслушав короткий монолог в телефонной трубке, повел меня к двери. Я зашел один.

Кабинет немного отличался от первого, но не сильно, повсюду та же ткань. Человек, вышедший из-за шторы, отличался кардинально. Он низок, с рыжей лысеющей шевелюрой, в серой рубашке и брюках, ноги босы. Наверняка, без небольшого грима он мог быть клоуном в цирке, настолько он казался смешон на первый взгляд. Но он не был. Напротив, от его взгляда и силы распространилась дикая волна властности. Я узнал его с первого взгляда, опустил глаза и больше не поднимал. Он сел напротив, удерживая в руках мой договор, тот самый на котором красовалась моя подпись. Я терпеливо жду.

— Почему трое? — его голос, простой человеческий звук, пронзил меня свой мощью.

— Перестраховка, на случай если один сдрейфит в последний момент.

— Итого четыре, за одну. Совсем неплохо.

На миг я задумался — Четыре? «Баритон»! - пришла неожиданная мысль, по существу, его ведь тоже привел я.

— Да, четыре за одну. Я выполнил условия сделки. Теперь хочу забрать ее. Забрать свою душу.

— Хорошо — он протянул мне руку. Превозмогая страх, я сжал его маленькую ладонь. На миг меня наполнило чувство неизбежно плохого конца, но оно сменилось мгновенным облегчением. Голова кружилась так словно я немного выпил и по телу расплылась благодать. Прямо на столе передо мной лежит мой договор, теперь уже просто ненужная бумажка, чувствую я. И все же я забрал его, чтоб сжечь. Я собрался уходить, но он не двигался, и нутром я почувствовал наш разговор не окончен. Нет, все же надо бежать. Попытался подняться, но неизвестная сила пригвоздила меня к креслу. Я внимал.

— Четыре из четырёх, впечатляющий результат. Вы превосходный агитатор.

— Спасибо — выдавил я все что смог.

— Вижу у вас есть вопросы. Задавайте, не стесняйтесь.

Вопросы и правда были. Одни я боялся задавать, на другие боялся услышать ответ. Третьи мне казались не столь существенны чтоб пускать их вперёд.

— Почему сейчас, почему так?

— Сейчас? — усмехнулся он — Всегда! Отвечу, пожалуй, прозаично — тот уровень логистики и производства, достигнутый человечеством современным, позволяет накормить досыта всех без исключения на этой прекрасной планете. И все же посреди громаднейшего города, находится человек, от голода помышляющий о собачьей еде. Идеальное место и время, согласитесь.Что касается способа, его придумали сами люди. Это маленькое предприятие — он властно обводит рукой — не что иное, как отражение современного людского воззрения.

— Значит бедняк, слабак, ущербный, даже здесь, даже в таком … Нет справедливости? — вырывается у меня со слезами вопрос. Слезы эти от страха от беспомощности.

— Справедливости? — зло смеется он — Кто, кто, а вы надеетесь на честность? Вы, кто безропотно принял, все несправедливости, выпавшие на долю соплеменников. Какое оправдание вашей безнравственности? Вы не из тех, кто по скудоумию мог не замечать происходящего, не из тех, кто верит, будто ничего не изменить в одиночку. Когда пришло время бороться за свои идеалы, вы спокойно решили, что лучше кто-то другой рискнет всем. Не осмелились, даже в малом, порушить устои собственной жизни, легко предавая все, во что верили. Оглянитесь вокруг, вот он результат вашего малодушия. Вместо достатка — убогость, вместо закона — коррупция, вместо чистоты — церковь, вместо любви — братоубийство. Кого вам винить, кроме себя. И теперь вы говорите о справедливости. Увольте меня, от вашей дешевой нравственности.

В ответ молчу. Все сказанное мое личное безапелляционное обвинение. Это удар под дых. Собственные мысли, гнездящиеся уже годы в моей голове, съедающие день ото дня мою суть. Молчу.

— Я хочу предложить вам работу.

— Вынужден отказаться — уверенно выпаливаю я.

— Но почему же.

— Я осознал, что мне дорога моя душа.

— Ваша эссенция более не представляет интерес.

— Почему? — задаю я жуткий вопрос, ответ на который не принесет мне спокойствия.

— Почему?! — удивляется он, словно учитель, которому выпало разжевывать прописные истины нерадивому ученику — Спасаю свою, сегодня, вы привели три ни в чем неповинных чистых невинных создания. Неужели вы полагаете, что это не зачтется? — Он замолкает, на мгновение, ожидая моего вопроса.

— Боитесь спросить?

— Да.

—Это не страшно, мы все иногда боимся. Ответ — да.

— Но я не спрашивал — всхлипывая, я размазывая слезы и сопли по лицу, — не спрашивал!

— И все же ответ — да.

—И все? Больше никаких шансов? Вот так, одна ошибка, одно согласие, и для меня все неизбежно решено.

— Разве одна. Кого вы хотите обмануть, себя? Меня?

Я реву не в силах больше сдерживать слезы

— Что мне делать?

— Соглашаться на работу. Признаться, у вас осталось не так много вариантов. Коль уж вам суждено неизбежно столкнуться со всеми страхами людскими, почему бы не обзавестись покровителем.

Первый раз за беседу я поднимаю на него глаза. Он улыбается, его улыбка и хищная, и теплая одновременно.

— Выполняйте квоту, и в этой жизни больше не будете знать нужды. Работайте не из страха, по совести. Будьте, лучшим, у вас есть задатки. И когда ваша вселенная угаснет, я лично позабочусь о достойном схождении, - он задумался - думал какую подходящую пословицу вы знаете и на ум пришла лишь эта: “Лучше быть королем среди нищих, чем нищим среди королей”. Решайте - надменно произнес он, заранее зная ответ.

— Я согласен.