Дионисов. За власть и богатство! - I

Для того, чтобы стать единоличным правителем всей планеты, практически живым богом, мне остался один последний шаг.

— Ну что, господа мерзавцы, подонки, интриганы, — с удовольствием произнес я, сидя во главе стола. — Подписывайте. И в этом мире больше никогда не будет войн, и наступит вечная благодать.

Моя яхта «Вакханка», на которой я их собрал, шла, подняв все паруса, под управлением искусственного интеллекта во тьме грозовой ночи. Прямо между двумя враждующими флотами, готовыми забросать друг друга атомными бомбами.

И только я препятствовал им сцепиться в этой последней, окончательной войне.

Лидеры обеих партий сидят в моей кают-компании, разделенные столом, во главе которого восседаю я. Если бы не этот стол, они бы уже вцепились друг в друга в смертельной рукопашной.

Все смотрят в договор, переглядываются, не решаясь что-то делать.

Не на что там смотреть, они его уже сто раз читали.

Это договор о соглашении всех сторон с моей божественной властью над всей планетой.

Эти идиоты считают происходящее блажью спятившего серого кардинала, но я-то знаю, что это последний формальный пункт обретения реальной божественности. Я это знаю совершенно точно, как и то, что являюсь потомком бога в этом безбожном мире.

И бог желает себе этот мир вернуть. И готов ради этого возвысить меня до своего уровня. Я знаю это точно, ведь я заключил с этим богом взаимовыгодное соглашение: весь этот мир в обмен на бессмертие.

— Ставьте подписи, — потребовал я, начиная терять терпение.

— Ты и так уже некоронованный император мира, Дионисов, — произнес лидер одной из враждебных партий. — А так ты станешь… кем? Богом? Ты действительно хочешь стать богом?

Какая догадливая козявка.

— А что, кто-то против? — вкрадчиво поинтересовался я. — Подписывайте, рептилоиды убогие. Ручки в ручки — и вперед! Давайте-давайте, не отлынивать, я всё вижу. Подписывайте! Все отметились под договором? Вот и славно. Так-то лучше.

Я взял бокал со стола, вино с моих собственных виноградников, лучший сбор. Как раз приберег для такого особого случая.

— А теперь, дорогие мои мерзавцы, выпьем за это, — поднял я полный бокал. — За то, что отныне вы будете жить долго и счастливо. За мою божественную власть. Хм. Какой-то странный вкус у этого вина…

— Это потому что мы отравили тебя, Дионисов, — произнес лидер второй враждебной партии. — У тебя осталось примерно двадцать минут. Твои амбиции слишком велики для нашего маленького мира. Но ты смертен. Возможно, действительно только «пока смертен».

Продолжил лидер первой партии:

— Мы не стали ждать необратимого. И мы позаботились, чтобы тебя здесь больше не было. И позаботились, чтобы после тебя ничего не осталось.

О, да. Они действительно позаботились о том, чтобы от меня ничего не осталось. Если уж они что-то делали, то делали это тщательно.

Они включили он-лайн трансляцию и показали мне, как умирают мои дети. Как умирают мои внуки. Как умирают мои правнуки. Они погубили их всех.

Не осталось никого из моего божественного рода. Даже самого дальнего отпрыска. Там были даже потомки, о которых я сам ничего не знал, а они их нашли, устроив массовую генетическую облаву. Качественная глобальная зачистка. До седьмого колена. Всех. Мужчин, женщин и детей. И стариков. Видимо, на всякий случай.

Они хотели сломать меня. Они хотели растоптать меня ещё живого. Хотели насладиться моей агонией, трупоеды гнусные.

Никто их них не ожидал, что я начну хохотать им в лицо. Или они ожидали, что смогут увидеть душившее меня отчаяние?

— Ну что-ж подонки, вы сами выбрали, — проговорил я, выбрасывая бокал за борт и уже чувствуя подступающие дурноту. — Значит, здесь вообще ничего не останется. Этот мир не достоин существования, если в нем нет меня. Я заберу вас с собой. Всех. Все десять миллиардов. Но вот вас, дорогие мои твари, я не откажу себе в удовольствии — убью лично.

Когда львы умирают, они сражаются.

Потому я убивал их всем, что было под рукой. Ну, тех двадцать человек, что были на моей яхте. Они спасались бегством, вопили, призывали помощь с далеких кораблей, молили, в конце-концов, меня о пощаде, но ни один из них меня не пережил.

Их кровь залила всю палубу и стекала по бортам в черное море.

Уже теряя последние силы, я дошел до моторного отсека яхты и поджег его.

И после того, как пламя взмыло над моей яхтой в темноте ночи, и всем, кто, его увидел, стало ясно, что переговорам конец, я ещё успел увидеть, как в черном ночном небе летят атомные ракеты противоборствующих сторон, оставляя огненные хвосты, как мстительные кометы.

Меня больше не было, меня, великого примирителя непримиримых, и ничто не могло остановить их всех от того, чтобы перемешать друг друга в радиоактивный пепел. Окончательно решить все свои неразрешимые вопросы.

Вот вам ваш апокалипсис. Если здесь нет меня, здесь не останется ничего…

Бывало, я стирал ради установления мира с лица земли целые страны и перемещал народы. Мои корабли, мои ракеты, самолеты, банки, дома, небоскребы, реакторы, порты и космодромы, всё было моё. Люди, люди, десятки миллионов людей зависели от меня. Жили в моей тени, в пределах моей власти, кормились от моего богатства. Я открывал Олимпиады и заканчивал войны.

Последнюю, атомную, останавливать уже не стал. Отличный погребальный костер получился.

А когда я умер, пришла пора поговорить со своим богом.

— Ты обещал мне, Дионис! — возмущенно говорил ему я. — Ты обещал мне, что я стану равным тебе! Что я стану богом!

— Ну кто-ж знал пределы безумия этих рафинированных социопатов? Промашка вышла. — смущенно отвечал мне мой бог. — А ты тоже хорош, маньяк глобальных масштабов, ты зачем планету за собой спалил? Мы же могли там начать с начала.

— Я не хочу ничего там начинать. Пусть горят в аду.

— Ну, да, примерно ад ты им и устроил. Ладно, этот мир списан в утиль. Есть у меня на примете ещё один, там у меня тоже есть дела, но мой потомок в нём тоже почти уже умер. Конечно, не с такими грандиозными последствиями, но тоже от души накуролесил напоследок. Ты можешь занять его место там. Ты согласен, Дионисов? Ты согласен?

Ещё один шанс? Ещё один мир? Отчего нет? Если что не по мне, сожгу и его. Мне не впервой.

Я верну все что потерял. Мое положение, моих людей, мой род...

— Я буду богом? — уточнил я.

— Если постараешься. Путь длинный, но это возможно. Правда, большой помощи от меня не жди, канал туда узкий, я туда свою божественную сущность в полной мере просто не протащу. Но кое-что у тебя за душой там будет уже на старте.

— Пофиг, не в первый раз. Давай мне свой новый прекрасный мир. Я его продегустирую.

— Ну и отличненько. Даю тебе дар читать в душах людских, не голым же тебя туда отправлять.

— Может чего посерьезнее подбросишь?

— Не-е, кобальтовую бомбу я тебе больше не дам. А остальное сам добудешь, если понадобиться. Ты и без такого там самый страшный, всех заживо сожрешь.

Ну, как скажешь, божественный предок.

— Тогда — с богом! — мой веселый партнер по опасному промыслу хлопнул в ладоши…

Вскоре я очнулся — в своей постели, в своей комнате в студенческом городке Имперской Академии.

У меня было странное ощущение, что я здесь уже несколько часов минимум, хотя увидел все только сейчас. Я спал все это время? Восстанавливался? Приходил в себя?

Кровать пахла любовью и женскими духами, и явно дорогими. Напротив кровати на стене помпезные стрелочные часы с двуглавым орлом.

Тикают, как гвозди в голову вбивают. Я поморщившись сел в постели, голый как младенец — а в голове стучало набатом по вискам: бум, бум, бум.

А ещё на душе такое невысказанное ощущение тревоги. Словно я за те пропавшие из памяти часы успел натворить что-то такое… Что-то необратимое.

Вспомнить бы, что именно.

— Ожил, Саша? — произнес вдруг кто-то.

Я поднял глаза на щуплого паренька в студенческом кителе, возникшего на моем пороге и нахмурился:

— Ты кто?

— Ничего себе ты вчера поддал, Саша, — паренёк ошарашенно покачал головой. — Соседа уже не узнаёшь.

Я щелкнул пальцами мучительно вспоминая:

— Семецкий!

Это мой сосед по квартире. У нас общая кухня-гостиная, разделяющая личные комнаты.

— Ну слава предкам. Я уж решил, что ты — всё, — Семецкий покачал головой. — Мозги себе окончательно спалил. Узнал наконец?

— Ну, вроде, да, — озадаченно произнес я. — Это что, вчера было?

— Железный ты, всё-таки, человек, Саша. Я-то думал, что ты всё, упился и помрёшь теперь. А ты ничего так, с виду почти как живой.

Это да. Именно, что почти. Чувствую себя именно как оживший мертвец. Это от от той моей смерти похмелье или от здешней? Как оно там вчера кстати было то?

Помню, что меня вызвали на дуэль. Дуэль на эликсирах. Сломали ночью дверь на факультете в лабораторный зал и затеяли дуэль. Кто больше выпьет и не подохнет.

Нда, однако, разнузданные забавы у местного студенчества. Кто-ж эликсиры из гроссмейстерского шкафа на спор пьет? От них же подохнуть можно в один момент.

Ну вот, я в конце-концов и не выжил. В смысле, это Саша Дионисов не выжил… А теперь я устроился по-родственному в его сознании и теле. Раньше меня тоже звали Александр, так что путаться не буду. Нда.

— Ну, что у нас тут ещё плохого? — подумал я вслух.

Помнится, божественный предок упоминал, что Саша ещё чего-то накуролесил перед смертью. Помер он не сразу, здоровья-то в спортивном студенте как у лося. Или это уже я успел ещё чего-то набедокурить, прежде чем лег в эту постель и уже с неё не встал до самого утра?

Надо расспросить этого студента-соседа, Семецкого. Он может что-то знать. Но пока я собирался с мыслями, Семецкий ушел в свою комнату. Ладно, никуда он теперь не денется. Расскажет всё…

Я встал с постели, подошел к шкафу поискать во что одеться, заметил своё отражение в дверном зеркале и вздрогнул. Там была моя собственная физиономия, только молодая. Сорок лет такой её не видел. Рыжие длинноватые волосы. Нос с горбинкой. Отсутствующий третий справа зуб. В финале по лапте выбили еще на первом курсе, так и не вставил… Нда.

И этому лицу примерно двадцать. Точнее, двадцать два.

Александр Петрович Дионисов дворянского происхождения. Студент последнего, четвёртого курса алхимического факультета столичной императорской академии. Алхимический ранг «Отличник», четвёртый снизу в иерархии алхимиков. Ещё полгода — и стал бы бакалавром.

Я бастард Дионисовых, не сильно богатого дворянского рода виночерпиев провинциального происхождения. Из родных остался только дядя Аристарх, отец и сводная, по отцу, сестра Эльза. Отец отправил меня из родных краёв в столицу, учиться алхимической экономике.

Я открыл шкаф и начал понемногу одеваться. Нечего тут голым шастать, мало ли что…

Пока одевался, по сторонам смотрел.

На секретере у стены Сашина спортивная деревянная бита на двух подставках. Ага, есть тут такая забавная командная игра, та самая имперская лапта, называется, в которой, бывает, зубы выбивают. Саша в ней, кажется, был неплох…

А ещё свежий рекламный плакат над секретером. «А ты записался в колонисты? Бесплатные земельные наделы, жалованье колониального княжества…» — и далее целый список плюшек. Главное, добраться до отдаленного континента, а там уж выдадут жирнейший стартовый набор. То, что нужно для бастарда вроде меня, чтобы начать карьеру, не удивительно что Саша об этом думал. В столице-то бастарду ничего не светит…

А еще, я заметил, что на половике под кроватью, лежит белоснежная шёлковая перчатка. Под тоненькую, явно девичью ладонь. С оборками, с красивым золотистыми окантовками, подшитая мехом и прочим. И гербом. Таким же, как и на часах на стене.

Я её поднял, машинально понюхал. Тот же аромат, что теперь издавали мои простыни.

Занятно.

— Семецкий, — задумчиво произнес я, выходя в общую гостиную с перчаткой в руке. — Так я один вчера вернулся?

Семецкий выглянул из своей комнаты, он там собирал пособия в свою студенческую сумку.

— Нет, Саша, — с удовольствием произнес Семецкий. — Ты был не один.

— А с кем?

— Ты там нагрянул среди ночи, с невероятной красоткой в вечернем платье. Мне её ты представлять не стал. Потом вы уединились, ну и я вам не мешал, понятие имею. А что потом, не знаю, сморило, глаз открыть не смог, спал до утра, как новорожденный. Как твоя красотка уходила — не помню.

Красотка. Да, такая она и есть. И самая лучшая девушка на планете. Ну, так Саша чувствовал. Но занятно, что и я так чувствовал. Интересное совпадение мнений.

Вспомнить бы ещё кто она такая. А то нехорошее у меня какое-то предчувствие...

— Ну, похоже, Саша ты вчера вообще был в ударе, — усмехнулся Семецкий. — Говорят ты дуэль на эликсирах устроил и перепил всех! Потом девицу эту свою откуда-то привел. Не ожидал от тебя такой прыти.

— Так, — задумчиво произнес я. — И кто же она была?

— Ну, откуда же мне знать? Но какая-то знатная особа. Её машина ждала с каким-то гербом. Не помнишь, что ли? Ну ты даёшь.

Мои нехорошие предчувствия только усилились.

— Ты в академию, кстати, вообще сегодня собираешься? — спросил Семецкий. — Декан обещал прибить всех опоздавших. Уже час пик, за такси тридцатку на двоих придется выложить. Так, подожди, а это что у тебя такое?

Он посмотрел на сжатую в моей руке перчатку, протянул руку. Я подал ему перчатку, он её взял и посмотрел.

Его лицо переменилось в один миг. Вытянулось в гримасу неподдельного ужаса.

Он бросил перчатку на кровать и отскочил назад, как будто ужаленный ядовитой змеёй:

— Это… это… Это её? Твоей дамы? Саша! Ты что? Ты совсем с ума сошел?!

В следующий миг он бросился в свою комнату, выдернул из-под кровати небольшой дорожный чемодан. Открыл, принялся быстро скидывать туда вещи, книги, планшетный компьютер…

— Ох, черт! — шептал он запихивая в чемодан какую-то одежду. — Только этого мне не хватало! Ты сошел с ума, Саша! Ты сошел с ума! Вот за что ты так со мной? За что мне это всё?

— Семецкий? — нахмурился я глядя как он паникует.

— Они придут, — бормотал он пытаясь застегнуть чемодан. — Они придут за мной. И за тобой! За нами всеми! Надо бежать. Бежать!

— Семецкий, — произнес я, а потом крикнул. — Семецкий! Какого черта?

— Какого черта? — прошептал Семецкий уставившись на меня. — Какого черта? Это ты мне говоришь? Ты с ума сошел! Ты хоть понял, что натворил? Герб! Герб на перчатке! Болотниковы! Они за нами придут! Они нас всех убьют! Надо валить отсюда, Саша! И подальше! И побыстрее!

И снова принялся утрамбовывать вещи в чемодане.

Эта фамилия. Болотниковы… Она отозвалась каким-то не очень хорошим предчувствием глубоко в моей душе. Тревожным таким. С таким чувством вспоминаешь о существовании в твоей жизни очень серьëзного врага, о котором ты вроде и думать забыл, а он-то о тебе никогда не забывает.

В этот момент в дверь сначала позвонили, а затем настойчиво постучали. А потом начали колотить кулаками!

Семецкий уставился на меня огромными глазами. Бросил чемодан и мгновенно юркнул в туалет — грамотно отошел на заранее подготовленные позиции, оставив меня тут одного.

Ну, а я, немного подумав, подошёл к двери. Хотели бы войти без стука, — уже выбили бы её.

— Кто там? — произнес я.

— Сашка?! — прокричали из-за дверей. — Открывай живее! Это я, Аристарх!

Я вспомнил, кто это. Мой дядя. Второе лицо в нашей родовой структуре, занимается сбытом алкогольной продукции в столичном регионе.

Я немного завис над замком, он оказался с электронными кнопками, но пальцы сами набрали нужную комбинацию, и я отодвинул задвижку.

На пороге оказался роскошный мужик лет тридцати пяти. Ростом на полголовы выше меня — хоть я сам о себе думал, что роста немаленького. Ничего себе дядька вымахал. Тоже рыжий, только с короткими волосами и короткой, пиратской бородкой. Со здоровенным шрамом через всё лицо. Кожаный плащ, перчатки без пальцев, чёрные очки — внушающий тип, в общем.

Единственное, что было непонятно — зачем дядька вообще тут объявился. До того он тут вообще ни разу не изволил появляться.

— Так, я войду? — спросил дядька.

Я кивнул, молча отодвинулся, впуская его в квартиру.

Дядя вошел, с щелчком закрыл за собой дверь, решительно вышел на середину комнаты, огляделся.

— Ты тут один? — негромко осведомился он.

— Нет, — настороженно ответил я. — Тут ещё Семецкий.

— Семецкий? — недовольно скривив бровь переспросил дядя. — Тот самый?

— Сосед, — кивнул я.

— И где он? — угрюмо спросил дядя. — Семецкий?

— В туалете.

— Там? — дядя указал пальцем на дверь туалета.

Из туалета за все это время не донеслось ни звука. Качественно затихарился Семецкий.

— Ага. Сосед, значит. Ну, извини, сосед… — пробормотал дядя, откидывая полу плаща и поднимая висевший на скрытой перевязи компактный пистолет-пулемет с огромным глушителем на коротком стволе и всаживая в дверь туалета короткую, почти бесшумную очередь.

За дверью взвизгнул пробитый пулями Семецкий, а я даже рта раскрыть не успел.

Звук выстрелов был негромким, но в ушах у меня зазвенело, снова застучало по голове. Бом, бом, бом!

Дядя подошел к простреленной двери туалета, осторожно открыл, заглянул внутрь. Кровь потекла через порог на пол коридора.

Семецкий внутри был безнадежно мертв.

— Извини, парень. Не повезло тебе, — пробормотал дядя, меняя магазин в пистолете-пулемете, — Если уж начал убирать свидетелей, убирай всех.

И в следующее мгновение я разбил спортивную биту об его голову.