Дитя

Белый песок был прекрасен. Песчинка к песчинке. Эти маленькие бисеринки без отверстия лениво поблескивали на солнце, завораживая море, жадно пожиравшее их неспешно накатывающими волнами. Правда, что греха таить, пищеварение у старика-моря было никакое. Потому он тут же, с пеной, выплевывал белоснежный песок на берег. Мол, прими Земля к коже, то, что нам негоже.

Шум прибоя сливался с шёпотом сосен. Зелёные соседки беспечной синевы – моря и неба – вот уже которое столетие плакались о тех своих непутёвых детях, которых когда-то унес ветер. Сосны роняли чистые смоляные слёзы, полные родительского сожаления, не замечая, что дают жизнь новому. И это новое зовут Янтарь.

Женщина, чьи одежды вполне могли бы поспорить с белизной песка (да что там песка! Горных вершин Гималаев!) с тоской и тревогой смотрела на старика-море. Тяжелый предстоял разговор, и она никак не могла собраться с духом, ведь её собеседник был мал. А в силу возраста он вряд ли бы понял всю ту меру ответственности, что несла только она одна.

Мальчику надоело бессмысленно долго (по его же меркам) сидеть на белом песке и в молчании пялиться на прибой и ковыряться в песке в поисках хоть каких-то стоящих его внимания объектов. И он решил наконец-то обратить внимание на свою персону.

– И, зачем ты меня сюда привела?

И вздрогнула. Откинула со лба пряди цвета липового мёда, обнажив при этом уродливый шрам, пересекавший ее мраморный высокий лоб, вздохнула и мягко спросила:

– До, ты… Ты помнишь кошку?

– А? Какую кошку? – мальчик удивленно вскинул глаза на женщину.

– Ну, ту кошку, которую ты… Которую ты… распял на дереве, – И старалась говорить как можно спокойнее.

– А-а, это-о-о, – протянул До, слегка сузив свои тёмные глаза. – Она все равно бы умерла. Какая разница когда, – мальчик нетерпеливо дернул щупленькими плечами, словно стряхивая с себя жука или гусеницу.

– До, – женщина присела перед мальчиком и мягко положила руку на его голову, – До, мы не можем лишать жизни живые создания, только потому, что знаем их будущее. Они и мы должны прожить столько, сколько отмерено, и умереть так, как положено.

– Положено кем? – ребёнок резким движением головы стряхнул руку И.

– Положено Всевышним…

– А что, Всевышний не может дать кошке более легкую смерть?

– Нет, не...

– Но почему? Почему? Почему ему тогда можно, а мне нет?! – До вскочил, подняв облачко песчаной пыли. – ПОЧЕМУ?!

– Потому что он – Всевышний! – воскликнула женщина, выпрямившись.

– И что? – До упрямо топнул ногой. – Если он и главный, это еще не значит, что…

– До!

– Это ещё не значит, что он может так поступать с кошками! И вообще!... – из глаз мальчика брызнули злые слезы.

– До, До! Успокойся, остынь… Я… Я могу понять тебя, но… Знаешь, я не должна была говорить тебе это, но Совет Наставников посчитал, что ты готов обрести земную семью. Я хочу, чтобы подобное не повторилось в твоей новой жизни, ты же знаешь, что все согрешившие вернутся в…

– Знаю, в ад, – угрюмо закончил До.

– Я не хочу…

– Чтобы я попал в ад. Наставница И, я не попаду в ад, обещаю!

– До, – женщина крепко обняла своего маленького воспитанника, – если бы я могла тебе верить, – с грустью прошептала она.

– С кошкой было первый и последний раз! – торжественно пообещал До.

И печально закрыла глаза. До распятой мурки был попугайчик с проломленной головой, который должен был попасть этой же самой кошке в острые когти. Ещё был хомячок с камнем на маленькой плотной шейке. Он утонул во время купания, а роль камня сыграл красный кирпич. Что потом? Ах да, пудель со вспоротым брюхом… Просто До нашел скальпель, просто До решил поиграть в доктора. Поросенок Мисс Пигги, позавтракавший соляной кислотой. Хорек, с которого индеец До Большой Топор снял скальп. Уж по кличке Бандо, завязанный морским узлом. Черепашка, на которой опробовали новенькую микроволновку («Дети должны быть знакомы с технологиями Земли!»). Рыбки, кролики, канарейки… Все они когда-то должны были умереть. Страшной, жуткой, тяжёлой, а подчас и нелепой смертью.

Но весь ужас заключался в том, что До был прав. И кошка, и кролики, и черепашка, и хорек, и другие обитатели мини-зоопарка ДОЛЖНЫ БЫЛИ УМЕРЕТЬ. И именно страшно. Именно жутко. Именно тяжело, а подчас и нелепо. И каждая смерть была «первый и последний раз».

– До, – наставница разомкнула свои объятья и, держа мальчика за плечи, вглядывалась в его лицо, пытаясь найти ответ на свой вопрос, – скажи, До, будешь ли ты делать такое в своей земной жизни?

– Нет, наставница И, я не буду делать такое в своей земной жизни, – и мальчик незаметно скрестил за спиной указательный и средний пальцы левой руки.

– Слава Всевышнему! – И с облечением выдохнула.

– И, я могу тебя о чем-то спросить?

– Да, конечно, дорогой.

– И, я смогу увидеть Си? В той, земной жизни?

– Си? Н-нет, наверное, нет…

– Но почему? – порывисто воскликнул До.

– Понимаешь…. Души… Души, когда приходят на Землю, в большинстве своем не помнят то время, что провели здесь. И… Ты просто не узнаешь Си, даже если встретишь его в своей земной жизни, – женщина склонила голову, медленно проводя пальцами по песку.

– Жаль! – мальчик резко вскинул голову, и в глазах его блеснула какая-то нехорошая искорка. – Жаль! А то я бы показал этому вредному Си! Чтоб знал! – До сжал свои маленькие кулачки и засопел.

– До! – укоризненно шепнула наставница. – До…

– До-о-о-о! – позвал звучный голос, эхом прокатившийся через весь пустынный пляж с двумя одинокими фигурами. – До, ты готов?

– Да! – звонко отозвался мальчик. – Я иду! Прощай, И! Я…

Голос До утонул в тёмно-синем сиянии, оставшемся на месте мальчика. И, медленно, словно сомнамбула, опустила протянутые в последней мольбе к До руки. Слеза ползла по ее мраморной щеке.

– Так всегда бывает, – чья-то рука легла ей на плечо.

– О! – И обернулась и увидела улыбающегося мужчину.

– Не волнуйся, мы все через это прошли. Первый раз всегда больно, – О взъерошил свои коротко стриженные каштановые волосы, затем провел рукой по легкой щетине, словно хотел проверить, брить или не брить. – Но мы же наставники! А это звучит гордо! – он рассмеялся своей удачной шутке.

– Наверное… – по щеке И сползла вторая крупная слеза.

– Да, брось, И! – он начал легко тормошить плачущую наставницу. – До – мальчишка сильный, хоть и взбалмошный. Впрочем, это уже не твоя вина.

– Но...

– Ты не виновата, что нам запрещено применять силовые методы. Хотя, – тихонько пробормотал мужчина, – к некоторым я бы применил, обязательно применил. Ну же! Не плачь, – О нежно провел пальцами по щекам И, вытирая соленые дорожки.

– Скажи, а ты знаешь, куда попал До? – наставница с надеждой ухватилась за такие же, как и у неё, белоснежные одежды мужчины.

– Увы! Я не всемогущ, ибо я – не Всевышний, но, – О многозначительно поднял указательный палец правой руки, – и я могу кое-что узнать для своей лучшей подруги. А именно: какое имя получит воспитанник До!

– Какое же? – встрепенулась И.

– Он будет известен людям как Адольф Гитлер!

– А-до-ль-ф, – прошептала прекрасная женщина с волосами цвета липового меда, – Адольф… Адольф – очень красивое имя, правда? – тихо спросила она у моря, сосен и белого песка. Но те дружно промолчали.