Москва. Утро, которого не ждали.

Дождь. Не поэтичный осенний дождик, а мерзкая, настырная морось, заляпавшая окна моей квартиры в серые разводы. Как и мою жизнь – тридцать два года, а ощущение, будто пережевываешь одну и ту же резиновую котлету. Вечность. Работа (офис, серые стены, отчеты). Дом (холодильник, немытая кружка, диван). Сон (беспокойный, прерывистый). Замкнутый круг, где единственное развлечение – гадать, успею ли я на автобус или опоздаю на пять минут. Опять.

Допил остывшее варево, именуемое кофе. Вкуса ноль. Натянул пиджак – такой же помятый и безликий, как я сам. Зеркало в прихожей выдало стандартный набор: темные круги под глазами (карие, усталые), растрепанные темно-каштановые волосы (стричься? зачем?), щетина (бриться? лень). Типичный портрет человека, которого мир давно перестал замечать. И который сам перестал замечать мир.

Улица встретила порывом ветра с мокрым асфальтным душком. Зонты, капюшоны, спешка. Я шел к остановке, мозг вяло перебирал варианты вечера: сериал (опять?), сон (рано?), может, просто тупить в потолок? Выбор широченный. Прямо праздник какой-то.

Перекресток. Зеленый свет. Шагнул вместе с серой массой – автоматически, как запрограммированный болванчик. И тут – Р-Р-Р-Р-О-О-Х-Х-Х! Глухой, нарастающий рев, впивающийся в барабанные перепонки. Повернуться? Не успел. Мир взорвался белой, обжигающей болью. Грудь. Спина. Голова. Все сразу. Ноги – вата. Асфальт – холодный, мокрый, стремительно приближающийся к лицу. Бдыщь.

Тишина. Темнота. И... странные мысли, всплывшие на самом дне. Не о жизни, не о любви, не о смысле бытия. Ох уж этот пафос. Нет. О том, что старик-сосед с третьего этажа утром поздоровался, а я буркнул. О том, что отчет по проекту "Дельта" не доделал. О том, что гитара в углу пылится. Какая-то хрень, – мелькнуло в остатках сознания, пока тьма не поглотила все.

Но тьма оказалась... пиксельной.

Она сжалась, задрожала, выплюнула кривые, корявые буквы, будто старый монитор с глючной видеокартой:

СИС... СИСТЕМА... ОШ... ОШИБКА ЗАГР... ЗАГРУЗКИ...

ИНИЦИА... ИНИЦИАЛИЗАЦИЯ ПОЛЬЗОВАТЕЛЯ: ИЛЬЯ... СОКОЛОВ... СОКОЛОВ... СОКОЛОВ...

Что за...? Я же должен был... ну, выключиться. Отбой. Конец фильма. Компенсация за серость – вечный покой. А тут... система? Глюк умирающего мозга? Или тот соседский борщ был с душком?

Буквы поплыли, скрутились в цифровой вихрь. Темнота рассеялась с неприличным звуком – шмяк – и я очнулся. Не в морге. Не в больнице. На холодном, скрипучем деревянном полу. Высокие потолки с лепниной. Тяжелые, пыльные бархатные шторы. За окном – не осенняя Москва 2031-го. Зима. Сугробы. Тусклый желтый свет газовых фонарей. Цокот копыт по булыжнику. Голоса – русские, но какие-то... вычурные. Театральные. "Эй, извозчик! По шестигривенному до Невского!" – донеслось снизу.

– Я окончательно и бесповоротно... – начал я мысленно, поднимаясь. Голова гудела, в висках стучало. – ...сошел с катушек. Куда меня занесло? В историческую реконструкцию? Или в палату с мягкими стенами?

Обернулся. В огромном, в золоченой раме зеркале – незнакомец. Бледный, с тонкими, почти изящными чертами лица, но с тенью усталости в глубоко посаженных глазах. Щетина. И одежда... Темный, узкий сюртук, пахнущий пылью, затхлостью и... чем-то металлическим. Кровью? Или просто нафталином?

– Илья... Волконский? – имя сорвалось с губ само собой, будто всегда было моим. Откуда? – Санкт-Петербург... 1905 год? Бред какой-то. Полный, беспросветный...

И тут в голове зашевелилось. Не голос. Не чужой. Мой собственный голос, но... искаженный. Напряженный. Шепчущий на самой грани слышимости, прямо в костях черепа

...не бред... шанс... ты умер... но здесь... живешь... тело... функционально... надо... встать... надо... осмотреться...

Я замер. Шиза. Началось. Классика жанра. Голоса в голове – первый звонок. Значит, таки мягкие стены скоро? Или уже?

Перед глазами, поверх отражения бледного незнакомца в зеркале, всплыли полупрозрачные, дрожащие строки:

Стабильность: 80%

Коротко. Лаконично. И абсолютно идиотски. "Стабильность"? Чего? Психики? Или этого... мира? Восемьдесят процентов чего? Относительно чего? Кто вообще такую хрень придумывает? Видимо, моя собственная сломанная психика, пытающаяся хоть как-то структурировать бред. И, судя по всему, делает это на троечку с минусом.

...встань... осмотрись... найди... выход... или вход... или просто... выживи...

Я закрыл глаза, стиснул виски пальцами. Холод пола пробирал сквозь тонкую подошву ботинок Волконского. Запах Петербурга 1905 года – конский навоз, угольная гарь, промозглая сырость – смешивался с призрачным воспоминанием о московском дожде и остывшем кофе. Реальность трещала по швам. Я был мертв. Я был жив. Я был сумасшедшим.

...мы... можем... все... – нашептывала шиза, и в ее тоне уже слышались первые нотки чего-то опасного, маниакального. ...начало... только... начало...

Открыл глаза. В зеркале бледный дворянчик с безумными глазами – это был я. Илья Волконский. Или Илья Соколов? Или просто обломки сознания, застрявшие в чужом кошмаре?

Одно было ясно: серые будни закончились. Начиналось что-то гораздо, гораздо хуже

Загрузка...