Дневник

Это мой дневник. Не литературное произведение, не художественный вымысел и не какой-то амаж на то, что я тут сочиняю историю психопата.

Буквально мой дневник. Хотите: читайте. Хотите – нет.

Рассказывая по порядку, мне, как творческому человеку, совсем недавно пришло осознание того, что я совершенно не похожу на такового. Ну знаете: ходить с длинным шарфом, по часу смотреть на картины, плакать от взора на голодного щенка. Нет – я хожу, как классический человек; картинами восхищаюсь, но пробегаю их в считанные минуты, а на щенков мне глубоко плевать, как бы сострадательное большинство человечества и не возмущалось в эту сторону.

И я не выделываюсь, что какой-то необычный и невозмутимый. Наоборот, мне ужасно плохо от этого. Не волноваться, не плакать, не радоваться, не огорчаться – мне всё это не нравится.

Я же писатель. По крайней мере, хочу стать таковым – не каким-то писакой, а прям Писателем. А что отличает его от обычного человека? Точно не словарный запас, точно не постановка слов в предложении, не грамотность, не ум и даже не воображение. Чувства. Он чувствует. Чувствует так, как не может никто другой.

Вы можете выучить весь русский язык, получить несколько высших образований, научиться отменно рифмовать, но если вы не чувствуете этот мир, то

«Я вижу — Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала плача слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть»

у вас никогда не выйдет, как вышло это у Маяковского.

Поэтому я захотел научиться чувствовать. Не углубляться в психологию, не разбирать мир на детальки. Это неправильно: человек, красота, любовь, счастье, добро, зло – всё это настолько хаотично и именно что неописуемо, что разобрать в таблички и графики просто невозможно.

Я не знал, как же мне привить себе чувства, как же привить себе сентиментальность.

Вчера я лежал на кровати. Простынь сушилась, под спиной было ничего. Сначала было холодно, и я одел всё, что было на стуле, а потом скинул, потому что вспотел. Вставать в семь, а на часах уже полвторого. Я ворочаюсь, но уснуть не могу. Пока топорщусь в потолок, зрачки режет, и хочется спать. Закрою – что-то заставляет меня бодрствовать, чувствовать каждую пружинку в матрасе и каждое покалывание от набегающего холода.

Я думаю: надо решить это проблему. Сосредоточиться на чувствах. Просто сосредоточиться на чувствах. Выкинуть из жизни всё то, что не приносит мне эмоций и заставить себя думать не об уроках, а о мягкости мозга и печали кровати.

С этими мыслями я уснул, и с этими проснулся.

Не знаю, что снилось, но встал в 7:10 по будильнику. Решил немного призакрыть глаза. Всего одно предложение всплыло в голове, я прогнал его по мозгам, и тут же открыл глаза. На часах уже было 7:52. Выходить в 8:10.

Помчался в ванную, сделал все дела, собрал вещи. 8:03. Решил поспать 5 минут, раз время оставалось. Лишняя энергия для такого тяжёлого дня мне бы не помешала.

Я приникнул лицом к подушке и вспомнил те слова, что говорил сам себе вчера. Сконцентрироваться на чувствах. Я подумал об удовольствии. Ведь непременно, утром почему-то существует отдельный кайф прислониться лицом к почему-то всегда кажущейся в меру холодной подушке и зарыться в неё лицом. И ворочаться уже не надо, и все позы резко становятся удобными.

Я лежу и думаю: а где это удовольствие? Чем я его ощущаю? Как оно проявляется?

Ещё раз оторвал голову, открыл глаза, накопил какую-ту усталость и непримиримую тягу поспать и снова улёгся. Вот оно: какая-та прохладная волна медленно расползлась у меня за глазами – где-то там внутри головы. Груз глаз болезненной гурьбой прокатился небольшим кругом и устремился куда-то ко лбу, а в самой черепушке осталась лишь эта приятная жидкость, убаюкивающая, обволакивающая. Снова открыл глаза, и боль упала со лба и закатилась под нижнее веко, отчего хотелось снова уснуть.

Было уже 8:08. Я встал и пошёл на пары. Внутри я ликовал, что смог заметить что-то такое, на что раньше не обращал внимание вовсе.

В учебное время в основном учился. В один момент, правда, вышел в коридор и прошёлся до туалета. Ополоснул лицо, и ощущение было, словно я намочил не лицо, а какую-ту каменную маску поверх неё. Мне было холодно и сыро, но никакой энергии мне это не придавало. Я задрал голову, будто пытаясь снять напряжение, но тяжесть только перекатилась мне в затылок, надавив на шею.

Что это было? Сонливость, усталость, болезнь (недавно я простыл). Наклоняю голову назад, и что-то гадкое проскальзывает по стенке черепа, взбираясь и намереваясь обрушить мой затылок об шею. Поднимаю прямо – подбородок тянется вниз, губы болят, а нос кажется слабым и зяблым – его что-то жжёт. Наклоняюсь вниз, и тот же самый шарик, что и утром, загоняется под нижнее веко, и верхнее уже готов сомкнуться и одарить меня прохладной убаюкивающей свежестью.

Но прочь эти мысли. На паре ждёт преподаватель. Старая женщина: строгая, все её боятся. Без бровей, с белой кожей, седыми волосами, пухлая. Я знаю её давно, но теперь замечаю, что её глазёнки словно двигаются отдельно от тела, словно эти крохотные яблоки прячутся за восковым слепком этого лица.

Потом был в тренажёрном зале. Смотрел на металл. Крутил металл. Думал о том, как же это было иронично. Грёбанное железо раньше было неуязвимо для всего живого, и ни один зверь не мог его расколоть, то теперь люди использовали его для того, чтобы стать сильнее, заработать авторитет перед мужчинами и женщинами. Груда сплавленной катавасии серебристых трупов, отпотрошённая резьбой, сейчас вертелась у меня в руках, просто потому что мне было скучно.

Вошёл какой-то парень. Не помню его внешности, но тело… Я видел много качков, много мускулистых людей, но этот выглядел так неестественно, словно голого кожаного скелетика запихнули в полый костюм, забитый бежевым жиром, только со стороны пародирующим какие-то мускулы и твёрдость.

Его мышцы выглядели как наросты – нездоровые, припаянные и чужеродные.

Смотреть было гадко. Я дозанимался и ушёл.