До утра

Валентина Сенчукова

ДО УТРА

Ночь длилась долго. Тихая и безмятежная, но это если не думать о том, что произошло за последние часы.

Не думать — не получалось, как бы я не старался.

Свеча в банке догорала. Но в магазине полно свечей, и вскоре я зажгу ещё одну.

Я не останусь в темноте.

— Дождаться утра… — упрямо твердил я себе снова и снова. Голос то звучал звонко, то сбивался на сиплый шёпот, — нужно дождаться утра…

Я то нервно хихикал, то едва не плакал. Мне давно не было так страшно и холодно. Казалось, что холод вонзился крошечными, острыми иголочками в каждую клеточку тела и пустил корни. Я вздрагивал от каждого шороха и скрипа. Что если она уже здесь? Проникла в здание и ждёт.

Но нет, это были просто голоса старого здания.

— Скорей бы утро…

Я ждал рассвета, который пусть и ненадолго, но всё же развеет тьму. Пусть хоть на несколько часов, но станет светло. По-настоящему светло. И тогда у меня появится шанс уйти.

Наверное. Может быть. Мне хотелось бы в это верить.

Иначе я просто сойду с ума.

Я всматривался в тьму за стеклом, приложив обе ладони к холодной поверхности. Не смел отвести взгляд или моргнуть. Тварь же вновь слилась с темнотой, стала с ней единым целым.

Она выжидала.

Я не знал, не понимал — она одна, или их несколько. Но она пришла вместе с ночью, и должна уйти вместе с ней. Иначе и быть не могло.

«Нужно дождаться утра…»

Темнота за окном пульсировала, дышала, ждала меня…

Время будто встало на паузу. Удары сердца отбивали ритм. Дыхание перехватывало в груди.

***

Я вырос в глухой, таёжной деревне в пару десятков домов. Все соседи знали друг друга и всё друг про друга. В школу приходилось ходить по лесной дороге в соседнее село. Два километра туда, два километра обратно. В девяностые транспорта школьникам не предоставляли. Администрация района не заморачивалось такими мелочами, были дела поважней. Если кто-то останавливался и подвозил нас, сопливых мальчишек, это считалось большой удачей. Об опасности мы не думали, забираясь в кабину лесовоза или трактора, и видя незнакомые лица шоферов. К слову, нам везло. Мне и моему лучшему другу, Васе, рыжему пареньку, с которым мы были не разлей вода и который так и не дожил до своего выпускного. Однажды ему перестало везти.

Я учился неплохо и после одиннадцатого класса поступил в техникум на бюджет. Помню, как разинув рот, впервые бродил один по улицам города. Всё было так непривычно и странно. Высокие каменные дома, множество машин, магазины. Центр нашей области, северный, суровый город, вызывал у меня благоговейный трепет. Я боялся заблудиться, потеряться в нём и не найти дорогу в общагу. Я был тогда одинок, как никогда.

Под ложечкой ныло от страха и волнения, когда провожал мать. Тогда я долго стоял на перроне и смотрел на рельсы. Поезд давно уже скрылся с глаз, унося родительницу домой, а я всё не мог заставить себя уйти. В новую, почти взрослую жизнь.

Я чувствовал себя брошенным на произвол судьбы щенком. Со всех сторон окружали, как мне казалось, злобные лица прохожих. Они будто бы чуяли, что здесь, в этом городе, я чужой. Безумно хотелось домой, где всё привычно и где я всех знаю.

Но это чувство продлилось недолго. Когда ты молод и здоров иначе и быть не может. Вскоре я познакомился с такими же брошенными во взрослую жизнь парнями, как я. И мы изучали город. Бродили по улицам до позднего вечера. Впитывали атмосферу городской жизни. Морщили носы от выхлопов бензина, от «ароматов» канализации. Да, город вовсе не был чистым и смердел всевозможными запахами. На самом деле, он не был таким уж большим, каким показался вначале, и через пару недель я прекрасно ориентировался в нём. Я сдружился с парнем. Он был старше меня на пару лет и жил в общаге, в соседней комнате. Именно он предложил мне подработку. По ночам, в маленьком магазинчике. К слову, мой отец погиб, а мама растила меня и сестру одна. Конечно, присылать много денег родительница мне не могла. Естественно, я согласился на подработку. И вскоре вовсю работал. Два-три раза в неделю я заступал на смену. С десяти вечера до семи утра. Платили немного. Но для мальчишки-студента это были весьма неплохие деньги.

После учёбы спал пару-тройку часов и к десяти мчался к маленькому, круглосуточному магазинчику. Ночью покупателей было немного. Мы с напарником даже успевали дремать по очереди. На работе я частенько зубрил лекции, читал книги, играл в тетрис. В общем, всё складывалось, как нельзя лучше. Не обременяющая работа, лишняя копейка в кармане, чувство гордости, что я сам зарабатываю на кусок хлеба и собственные хотелки. Тамара Петровна, хозяйка магазина, пожилая женщина, была добра и приветлива.

Мне нравилась моя работа… гораздо больше, чем летняя подработка на лесопилке, где к вечеру я уже не чувствовал ни рук, ни ног… К слову, я вовсе не был физически сильным парнем, я был обычным.

Тем декабрьским вечером, это на второй год учёбы, я никак не мог подумать, что что-то может пойти не так.

***

К вечеру того дня разыгралась пурга. Сильная пурга, подобной которой я давно не видел. Лишь однажды в детстве в моей деревне разыгралась похожая. Тогда пурга сравняла небо и землю, погрузив всё вокруг в белёсую мглу. Мы с матерью на следующий день долго копали снег от двери до калитки. Вот и сейчас мощные порывы ветра сдували с ног, сыпали в лицо снежное, колючее крошево.

Белая мгла накрыла город.

Жители напоминали призрачные силуэты в городе-призраке. Одинаково заснеженные, с щёлками глаз. Они спешили, стремились, как можно скорей покинуть эту обитель снежного тумана. Спешили оказаться в спасительной теплоте домов. Они, казалось, что не замечали друг друга. Пурга разделила их, включила первобытные, животные инстинкты. Каждый теперь был сам по себе.

Я затянул потуже шарф, спрятал руки в карманы и брёл в сторону работы. Ледяной ветер обжигал лицо, едва ли не сбивал с ног. Я хотел бы бежать, но не мог. Ноги вязли в наметённых сугробах и будто бы весили по центнеру каждая. Я дрожал от холода, и когда, наконец-то, был у цели, едва ли не закричал от радости. Из последних сил вбежал по ступенькам в магазин, благо некто, а точнее мой напарник Толик, прорыл дорожку к двери.

Магазин встретил приятным теплом, от чего я тотчас разомлел. Кончики пальцев закололо. Льдинки на ресницах таяли и стекали прозрачными полосками по щекам.

— Сегодня будет тихая ночь, — сказал Толик вместо приветствия.

Я кивнул и пожал протянутую мне руку.

— Петровна уже домой ушла. Велела крыльцо чистить, чтобы покупатели попасть могли, — Толик хихикнул, — можно подумать в такую метель кто-то из дома выйдет.

Я пожал плечами:

— Как знать…

И тут же в подтверждение моих слов звякнул колокольчик и в магазин ввалился сугроб, смутно напоминающий очертаниями человека. Он схватил пачку чипсов и пару банок энергетиков, и двинулся к кассе.

— Вот видишь, — сказал я, когда покупатель ушёл.

Толик криво улыбнулся. Наверно, он рассчитывал бакланить всю ночь. Он вообще не очень-то любил общаться и контактировать с людьми. Высокий, широкоплечий, улыбчивый парень был жутко стеснительным и зажатым. Он не любил рассказывать о себе, делиться какими-то секретами или историями из детства. Но Толик всегда внимательно слушал других, мог поддержать разговор на нейтральные темы, будь то обсуждение фильмов или книг. Не скажу, что мы с ним стали закадычными друзьями, скорее приятелями-напарниками, которые могли скоротать смену за разговорами о том, о сём.

В течении двух следующих часов зашло ещё несколько человек за мелочовкой, навроде сигарет и шоколадных батончиков, без которых вполне можно было бы обойтись. Вот я бы точно бы не побрёл в метель за такой ерундой. Но я не был ни курильщиком, ни сладкоежкой.

После двенадцати наступило затишье. Впрочем, в это время всегда поток покупателей снижался. Но, чтобы совсем никого не было. Подобного, за мою, не такую уж, долгую карьеру ещё не случалось. Всё равно в течении часа, да забредал хоть один чудик-полуночник.

Мы всё же, как ответственные работники, выполняли наказ Петровны и чистили крыльцо, бранясь на пургу. Наши действия казались бесполезными и никчёмными. Снег на глазах заметал наши труды. Толик вскоре убежал в магазин, пообещав вернуться через пять минут. Я остался махать лопатой один.

Единственный фонарь, освещающий маленькое здание со стеклянными витринами, угрожающе мигал. Но не чистить снег сейчас — означало под утро умотаться в усмерть.

«Надо сказать завтра Тамаре Петровне о фонаре… того гляди накроется…» — подумалось мне, когда фонарь замигал чаще. Если фонарь погаснет, то маленький магазинчик совсем потеряется в темноте.

Сквозь пургу не видно было ни ближайших домов, ни дороги. Что уж говорить, дальше, чем на два-три метра не видно было ни хрена.

Я неистово махал лопатой, мысленно ругаясь на Толика, который долго не появлялся. Его пять минут подозрительно затянулись, и, наверняка, он уже попивал чай. Хотя, может, мне просто казалось, что прошла много времени.

Метель продолжала свирепствовать, засыпая всё вокруг снегом. Я периодически останавливался, переводил дух, и вновь рыл.

«Ещё немного и возвращаюсь…» — думал я и вдруг замер на месте.

Что-то было не так. Интуиция тихонько шепнула, чтобы я держался настороже. Я уставился на белёсую мглу… Она шевелилась. Еле заметно, но всё же…

В ней кто-то был.

— Эй! — тихонько крикнул я.

Разлетелись в стороны крошечные снежинки то ли от мощного порыва ветра, то ли некто слишком сильно размахался руками. Странное зрелище, от которого по спине тут же пронёсся табун кусачих мурашек.

— Эй! Кто там? — вновь позвал я. Голос сорвался и прозвучал пискляво, как у девчонки.

В ответ прошелестело тихое-тихое: «Тааам…». Сухое, безжизненное, замогильное «тааам», которое попросту не могло принадлежать человеку.

Мне стало не по себе. Сердце больно заколотилось о рёбра. Громко, заглушив все остальные звуки.

— Кто…та… — я осекся на полуслове.

Раздался треск. Искры разлетелись от проводов. Лопата выпала из рук. Я упал на колени и инстинктивно прикрыл голову.

И свет погас, оставив меня одного в ночи…

Прошло несколько секунд, прежде чем я решился отнять руки от головы.

Я захлопал глазами, оглядываясь по сторонам. Метель стихла. Редкие снежинки кружили в воздухе, в абсолютной темноте, где не было ни единого, даже крошечного проблеска света.

Хлопнула дверь магазина:

— Какого хрена? — гаркнул возмущённо Толик.

Я крикнул, чтобы он замер на месте.

— Ты что, Глеб, темноты боишься?

— Тише…

Слух уловил звуки. Тихие, похожие на клёкот. Будто бы в город залетела большая хищная птица. Слишком большая. Слишком сильная. Слишком хищная. И теперь она бродила вокруг. Клокотала, щёлкала клювом, готовая в любой момент раскроить мне череп.

Или это было не птица?

На ум сразу пришли десятки фильмов ужасов, которые я когда-то пересмотрел с Васей на видике.

Мне казалось, что вот-вот из ночи вынырнет нечто, похлеще кинговского оборотня из «серебряной пули» или монстра из «Чужого».

Я дотянулся до лопаты и, опираясь на неё, встал. Какая-никакая, а защита и опора. Я занёс лопату над головой, стиснул зубы, готовый в любой момент нанести удар по невидимому врагу.

Клёкот становился громче с каждой секундой. От зарождающейся паники на виске нервно забилась жилка, кишки стянулись в тугой узел.

«Клак…клак…клак…»

Некто был уже совсем рядом. Но, как бы я не вглядывался, всё равно никого не видел. Зрение различало только белеющие в ночи сугробы, тёмные очертания фонарного столба, здание магазина.

Одуряюще пахнуло мускусом и тухлятиной. Так вонять могло только от хищника. К горлу тут же подкатил горький ком. Меня едва не вырвало.

«Клак… клак… клак…»

Я начал пятиться к магазину. Потихоньку, стараясь не поддаваться панике. Как учил меня когда-то дед: нельзя делать резких движений если встретил зверя.

Меня и стоящего на крыльце Толика разделяли всего несколько метров.

Но Боже, как же это было далеко.

Порыв ветра или чьё-то дыхание едва не сбили меня с ног. Вонь стала совсем невыносима. У меня заслезились глаза и засвербело в носу. Голова закружилась.

Я ускорился. От волнения предательски дрожали коленки.

На ступеньках я всё же споткнулся и последние пару метров уже полз. Толик буквально втащил меня в магазин. Мы захлопнули дверь. Толик продел лопату в ручки и побежал за ключами.

Он закрыл обе двери, и мы одновременно сползли на пол, прижались спинами к стене. Там, за стеклянной витриной, осталась невидимая тварь.

Какое-то время мы молчали. Некто всё ещё клокотал на улице. Недовольно, громко. От чего сердце уходило в пятки.

Мы пересматривались друг с другом, но не смели и слова сказать…

— Что это на хрен за фигня? — первым нарушил молчание Толик. Голос его чуть звенел от напряжения.

— Я не знаю…

— Ты хоть что-нибудь разглядел?

Я мотнул головой — я ни хрена не разглядел. Мы опять замолчали, погрузившись каждый в свои мысли. Я старался успокоиться и мысленно сосчитал до десяти, попытался убедить самого себя, что это чей-то глупый розыгрыш, и вот-вот в дверь забарабанят и раздастся громкий хохот шутников. Но шевелящая пурга и темнота, в которой кто-то был, не уходили из головы.

И тут всё стихло.

Толик медленно поднялся, бросил взгляд за стекло.

— Оно похоже свалило… электричества нигде нет, — сообщил он, — я попробую позвонить.

Он выудил мобильник из кармана, набрал один номер, другой, третий.

— Гудков нет… — вынес он вердикт спустя ещё несколько неудавшихся попыток дозвониться, — попробуй ты…

Я достал свою «моторолку». Набрал первый же номер в списке. В трубке была тишина. Абсолютная тишь, такая же, что окружала нас. Казалось, что все и всё исчезли. И остались только мы: два паренька и то, что было по ту сторону.

Или, быть может, исчезли только мы…

— Что за хрень происходит? — прошептал Толик, тыкая пальцем в темноту за окном.

Там, казалось, что плясали десятки странных силуэтов. Они хаотично размахивали руками. Слишком длинными для людей. Я включил фонарик на телефоне. Тени тут же растворились в темноте. Я посмотрел на Толика. Его глаза напоминали огромные серые, блестящие блюдца.

— Что за хрень происходит… — шёпотом повторил он.

Если бы я знал…

Мозг выдавал самые невероятные теории, от инопланетного вторжения до зверя, случайно забредшего в город. Или — это всё было лишь моё разбушевавшееся воображение, и ничего страшного не происходило… Вырубили свет в округе. И нам нечего было бояться. Но… клёкот, вонь… всё это не могло быть фантомным.

И эти тени…

— Что нам делать… — прошептал Толик.

Я вздрогнул:

— Ждать…

— Чего?

— Утра.

Толик горько усмехнулся:

— Офигеть перспективка…

Он ещё пытался шутить.

Но ничего другого, как ждать, нам не оставалось.

***

Медленно, томительно потянулось время. Мы сидели плечо к плечу. Два парня, не понимающие, что происходит и что дальше делать. Мы молчали.

В темноте угадывались очертания холодильников и витрин. Что-что, а с голоду и от жажды мы бы точно не помрём, по крайней мере в ближайшие пару-тройку месяцев.

Вскоре Толику надоело сидеть, он вскочил с места и принялся нарезать круги по залу. Иногда он доставал телефон и вновь пытался дозвониться. Естественно безуспешно.

— Да перестать ты… успокойся… — раздражённо буркнул я. Его поведение действовало на нервы.

— А что делать? Просто сидеть?

— Ждать утра.

Толик хотел что-то ответить, но не успел. Раздался громкий звук, будто на крышу магазина приземлилось нечто огромное. Пол мелко завибрировал, стены затряслись. Казалось, что вот-вот наш хрупкий домик из стекла, полусгнившего дерева и проржавевшего железа рухнет.

— Твою мать… — я подбежал к Толику и вцепился в рукав его куртки, — замри…

— Оно здесь… — прошептал Толик и посмотрел на потолок.

Вновь послышалось ненавистное:

«Клак-клак…»

И тварь забушевала на крыше.

Я представил, как она раскидывает в разные стороны снег в поисках лазейки, чтобы проникнуть внутрь магазина. Через несколько мгновений послышался скрежет. Мерзкий звук, от которого меня передёрнуло.

Тварь неистово царапала черепицу крыши. Клокотание сменилось на угрожающее рычание. Она злилась.

Толик схватил нож с прилавка. Я вооружился шваброй, железной, увесистой, огрев которой можно и череп проломить. Мы оба уставились на потолок. Я включил фонарик на телефоне. Тусклый свет озарил потолок в разводах и мелких трещинках. Магазин был старым и давно нуждался в ремонте. Вряд ли бы он выдержал долгий натиск твари.

Мы ждали, что вот-вот по середине потолка поползёт огромная трещина, а вслед за ней образуется дыра.

Но тварь затихла.

— Она ушла? — прошептал Толик.

— Я не знаю…

«Клак-клак…»

Я едва ли не подпрыгнул на месте, резко обернулся.

С улицы на нас смотрела тварь. Она больше не пряталась в темноте. Стеклянная витрина и отблески сугробов позволяли разглядеть её в полной красе. Ростом она была метра два-два с половиной, никак не меньше. Покрытая серебристым коротким мехом, который переливался в ночи. Наверно для того, чтобы мы смогли получше разглядеть её. Глаза твари злобно сверкали, постоянно меняя цвет, от блекло-голубого до глубокого чёрного. Она щерилась десятками тонких зуб-игл. Огромные, перепончатые, как у летучей мыши крылья шумно рассекали воздух. Она была похожа и на горгулью, и на огромную летучую мышь, и на мутировавшее насекомое, и на человека.

— Офигеть, — выдохнул Толик и подошёл ближе, приставил ладони к стеклу.

Тварь, на удивление, нежно заворковала. Она будто бы хотела что-то рассказать, вот только мы не понимали её языка. Она продолжала говорить и с каждым её словом воздух всё больше гудел. Тварь приставила руки к ладоням Толика. Их разделяли всего лишь стеклянная витрина.

Я боялся, что она одним ударом разобьёт стекло. Но тварь не спешила пробовать витрину на прочность.

Вдруг Толик сморщился, как от боли. Лицо его забелело блином в темноте. Рот исказился в безмолвном крике. Глаза закатились. Сам он весь затрясся в припадке.

— Какого чёрта, — прошипел я и попытался отнять его ладони от стекла. Но они будто бы примёрзли. Из-под кончиков пальцев потекла тонкими ручейками кровь.

К горлу подкатила тошнота, перед глазами помутнело.

Тварь продолжала ворковать и будто бы сиять ещё ярче. Я же пытался оттащить Толика от стекла. Но у меня ничего не получалось. Он будто бы прилип к стеклу.

И вдруг сквозь воркование твари я услышал шаги. Кто-то брёл к магазину, и снег скрипел под его ногами. Он шёл, ссутулившись, высоко подняв ворот куртки.

— Вот блин! — выдохнул я и стал махать руками.

Он же брёл, низко опустив голову и ничего не замечая.

— Беги!!! — крикнул я во всё горло.

Тварь резко дёрнулась, отняла руки от стекла. Толик, как подкошенный рухнул на пол, судорожно ловя ртом кислород, как выброшенная на берег рыба.

Тварь взмыла в воздух и тут же спикировала вниз, как огромная хищная птица. Она обрушилась вихрем на человека. Он так ничего и не понял. Она снесла ему голову одним ударом. Я думаю, что он даже не успел почувствовать боль. Кровавый фонтан оросил белый снег, витрину магазина. Голова приземлилась совсем рядом.

Тварь медленно подошла к голове. Подняла её, поднесла к лицу. Голова начала чернеть, а потом и вовсе исчезла, слилась с темнотой.

И на глазах тварь, ещё несколько секунд назад сияющая и озаряющая ночь, начала сливаться с темнотой. Миг, и её будто бы никогда и не было.

У меня подкосились колени, я опустился на пол рядом с Толиком. Я смотрел перед собой немигающим взглядом. Мне хотелось, чтобы всё что происходило сейчас было просто дурным сном, кошмаром. Я ущипнул себя, что есть мочи и почувствовал боль.

Увы, всё что происходило — было реальностью.

— Ты как? — спросил я не своим голосом.

Толик простонал что-то в ответ и сел. Он поднял к лицу трясущиеся руки.

— Жить будешь… — резюмировал я.

Я поднялся. Осветил всё вокруг фонариком на телефоне. Понадобилось пара минут, чтобы найти свечи и банку. Я чиркнул спичкой. Маленькое пламя осветило бледное лицо Толика. Он дул на пальцы. Из каждого стекала тонкая, алая струйка. Безжалостный лаборант взял у него общий анализ крови разом из всех пальцев.

— Я видел Лизку… — прошептал Толик, не отрывая взгляда от своих рук.

Я непонимающе посмотрел на него:

— Ты о чём? Какую ещё Лизку?

Толику понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с духом.

— Лизка — это моя сестра.

— Сестра? — недоверчиво переспросил я. Ведь как-то Толик обмолвился, что он единственный ребёнок в семье. А теперь откуда-то нарисовалась сестра.

— Да. Я никому никогда не рассказывал, что у меня есть сестра…точнее была…

От сказанного еле слышным шёпотом «была» сердце неприятно защемило у меня в груди. Я хотел крикнуть, чтобы он молчал. Но Толик даже не смотрел на меня, он продолжал рассказывать:

— Мы родились в один день. Двойняшки… Мы очень похожи, вот только… Лизка была лучше. Добрее что ли. Я влипал в истории и неприятности, она старалась вытащить и оправдать меня… Всегда… Я подрался с мальчишками, она скажет, что они первые задирали меня. Я порвал рубаху, она скажет, что я вовсе не виноват. Я сбежал на речку, вместо прополки сорняков, она даже не скажет родителям… вот только…

— Что?

— Это неправильно.

— Неправильно что?

— Быть такой доброй ко мне… — Толик замолчал, потёр ладони друг о друга. Кровь уже запеклась. Толик вздохнул, задумался, уставившись сквозь меня, в пустоту.

— Что случилось с Лизкой? — спросил я спустя какое-то время.

Толик посмотрел на меня пустым взглядом, от которого у меня по спине побежали мурашки:

— Она умерла… утонула… её так и не смогли откачать. Она упала в колодец на окраине деревни. И, наверно, я бежал слишком медленно за помощью… После этого всё вокруг будто надломилось, стало другим, не таким ярким и солнечным, как раньше. Мне чертовски её не хватало. По ночам снилась она, маленькая, худенькая, тень самой себя. В голосах других детей чудился её голос. Так продолжалось год. Родители испугались моего состояния и отвезли меня к бабке в соседнюю деревню. И вроде как отпустило. Бабка сказала, что это Лизка скучала по мне, тянула к себе. Ведь мы двойняшки…

Толик помолчал немного и продолжил:

— А теперь Тварь показала мне Лизку… Там за стеклом была она. Лизка — живая, повзрослевшая, такая, какой она могла быть, останься живой. Её серые глаза смотрели на меня, губы шептали: «почему ты ушёл…». Но что я мог сделать, Глеб? Мне было всего одиннадцать! Я побежал за помощью…

Я похлопал его по плечу и ничего не ответил, да и что тут можно было сказать…

***

Я достал мобильник и, с удивлением, обнаружил, что время ещё только два часа ночи. А казалось, что вот-вот наступит утро. Но может, это был глюк «моторолки» и время гораздо больше? Я встал, навёл фонарик на настенные часы — два часа, точнее два часа и одна минута. Время будто замедлилось и стало течь иначе, по-другому…

Я опустился на стул у кассы. Единственная свеча тускло светила в темноте. Унылый, мрачный свет. Глядя на него, становилось тошно. Я встал и зажёг ещё одну свечу, поставил в банку. Мне хотелось, чтобы стало чуть светлее. Я, как чокнутый доставал новые банки, ставил туда свечи. Скоро помещение залил мягкий, тёплый свет.

— Какого хрена ты делаешь? — устало отозвался Толик. Вид у него был измождённый. Лицо бледное, глаза красные. Но он всё же слабо улыбнулся. Он потихоньку приходил в норму.

Я пожал плечами.

— И долго мы здесь просидим? — спросил Толик то ли меня, то ли самого себя.

— До утра.

— Бррр, — Толик поёжился и подул на руки, — холодновато…

Я потёр плечи. Я тоже начинал мёрзнуть. Что и неудивительно. Батареи работали от электричества, и теперь магазин остывал. Изо рта уже вырывались клубочки пара. Пройдёт ещё пара часов и зуб на зуб попадать не будет. В магазине станет почти так же, как на улице.

Скорей бы утро.

— Глеб, ты думаешь, что утром эта тварь свалит?

— Не знаю, — честно ответил я.

— А почему тогда нужно дождаться утра?

— Ну, не знаю… Эта тварь пришла ночью, значит утром она должна уйти. По идее…

— Но ведь так бывает только в фильмах. В реальности всё может быть по-другому. Может, утро вообще не наступит… может наступила вечная ночь? Или твари по фигу на темноту? Что тогда?

— Я не знаю…

— Мы должны прикончить эту тварь.

— Ты серьёзно?

— Ну да.

Я нервно рассмеялся. Толик был в отключке или в трансе, и не видел, как тварь снесла голову человеку. Выйти на улицу и попробовать сразиться было бы просто самоубийством.

— Смотри! — я ткнул пальцем в стекло, — видишь тёмные брызги?

Толик кивнул.

— Так вот, это кровь парня, которому эта махина снесла голову. Чуть дальше безголовый труп. Пока ты видел сестру, тварь напала на человека. И ты думаешь мы сможем её одолеть? Она одним ударом снесла голову… а потом… потом голова слилась с темнотой, а следом за ней и тварь…

— И что, Глеб, мы просто так будем сидеть здесь и ждать?

— Да… утром приедет милиция, спецназ, ещё кто-нибудь и прикончит её. Вот увидишь. Нам нужно только дождаться утра, — звучало наивно, но я хотел в это верить.

— Ну-ну… ты думаешь, что они поедут в магазин на отшибе, чтобы спасти двух пацанов-студентов… да ты, парень, просто фантазёр…

Толик явно не разделял моего позитивного настроя. Он насупился, задумался. Потом встал, взял с витрины банку пива, осушил её в несколько глотков, смял, отбросил в сторону. Я только головой покачал. Пить сейчас было не самой лучшей идеей. Но Толик так не думал. Может, таким образом он набирался смелости, чтобы выйти на бой с тварью? Он молчал, только иногда чуть заметно, краешками губ, улыбался своим мыслям. Страшно было представить, что сейчас творилось в его голове.

— Знаешь, — сказал он, наконец, — а ведь в твоих словах есть резон…

— Ты о чём?

— О том, что она боится света…

— И?

— Все звери боятся огня.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы спалим её к чёртовой матери. Поджарим, как барашка на вертеле…

У меня вырвался нервный смешок. Я посмотрел на Толика. Вид у него был решительный. Глаза горели серебром, с лица ушла мертвенная бледность, уступив место лихорадочному румянцу адреналина. Он крепко сжимал кулаки, стискивал зубы.

«Достойный противник твари», что и говорить.

***

— Лучше дождаться утра… — упрямо продолжал канючить я, пока Толик искал подходящую вещь для факела. В итоге была выбрана швабра. Новенькая, которую Петровна купила совсем недавно и которую мы так и не успели ввести в оборот. Да, мытьё полов тоже входило в наши обязанности. Если, конечно, растирание грязи можно было назвать мытьём.

— Чем не факел? — подмигнул Толик, — хорошо полыхать будет. Ярко…

Я промолчал. Факел был таким же нелепым, как и решение Толика сразиться с тварью. Наверно, он просто сбрендил, и у него напрочь отрубило инстинкт самосохранения. И как бы я не пытался его переубедить, он упрямо отказывался просто сидеть и ждать утра. Раньше скромный с виду парень противоречил любым разумным доводам и возомнил себя героем, способным уничтожить тварь.

— Осталось только подождать пока она вновь проявит себя… и тогда… — сказал Толик, хищно улыбаясь. Наверно, он представил, как делает шашлык из твари. Я же представил, как тварь поглощает его частичка за частичкой, делает частью темноты.

— Это самоубийство… — в десятый раз сказал я.

— Не начинай…

Я устало прислонился к стене, прикрыл глаза. Прошло уже больше часа, а тварь так больше и не показывалась. Она либо пряталась в темноте и выжидала, либо потеряла к нам интерес и ушла куда-то. В последнее верить хотелось больше всего. Но это было бы слишком хорошо для правды.

Я дрожал от холода, кутаясь в старое одеяло, которое нашёл в подсобке. Хотелось горячего, обжигающего кофе. По телу растекалась слабость. Клонило в сон. Я боролся с желанием лечь на пол, свернувшись калачиком, и закрыть глаза.

Толик же щурился, сосредоточенно вглядываясь в темноту за стеклом. Если он и устал, то не желал этого показывать. Он сжимал ручку швабры, игрался с зажигалкой. Пламя свечей еле заметно колыхалась то ли от сквозняка, то ли ещё по какой-то причине. От этого клонило в сон ещё больше.

Я незаметно для самого себя задремал. Сон окутал сознание мутной пеленой, в которой мелькали тени. Много теней. Они тянули ко мне руки. От прикосновений холодело всё внутри, по телу пробегала дрожь. Воздух казалось, что стыл в лёгких. Каждый вдох-выдох давался с трудом.

Кровь текла медленнее. Кончики пальцев на руках и ногах немели.

«Надо надеть перчатки…» — мелькнула здравая мысль, но как же лень было вставать.

Я замерзал.

«Почему так? Почему я, а не ты?» — услышал я знакомый голос, от чего внутри всё судорожно сжалось, и я проснулся.

— Она здесь, Глеб… — зловеще прошептал Толик, — пора...

Я кинул взгляд на темень. Не сразу, но всё же уловил движение. Я тихонько подполз ближе, уткнулся носом в стекло.

Тварь кружила около магазина. Её прежде яркий серебристый мех теперь тускло, еле заметно, светился в темноте.

— Ну, пора… — сказал Толик и решительно двинулся к выходу.

Я посеменил следом. Толик немного повозился с дверьми. Замок всегда немного заедало, и сейчас, конечно же, тоже. Лопата, продетая в ручки, тоже не желала вылезать. Поджечь «факел» удалось далеко не с первой попытки. Зажигалку заклинило. Но всё же на улицу мы вышли с полыхающей шваброй, полные решительности. Точнее, решительным вышел один из нас.

Я представил, как это смотрится со стороны. Два парня идут на инфернальную тварь с шваброй. Пора сниматься в молодёжных слэшерах с чёрным юмором. Я нервно гоготнул, не выдержал и заржал.

—Заткнись, — рявкнул Толик и споткнулся об окоченевшее тело бедолаги, которого прикончила тварь, — вот дьявол… Прости, братан… — попросил он прощение у трупа.

— Я же говорил, она убила человека…— шепнул я и огляделся.

— Я заметил.

Хладнокровие Толика немного бесило.

Твари нигде не было. Она вновь слилась с темнотой и теперь, наверняка, не спускала с нас внимательных глаз. Я нутром чувствовал на себе её взгляд. Она выжидала удобный момент, чтобы напасть.

— Давай вернёмся, — предложил я Толику, боязливо оглядываясь по сторонам. Но, конечно, кроме темноты и белеющих в ней сугробов ничего не увидел.

— Ещё чего…

Этого упрямца было не переубедить. До этой ночи, я бы ни за что не поверил бы, что напарник может быть таким храбрым и безбашенным. Может, воспоминания о Лизке, разбудили в нём того озорного мальчишку, что уснул после её смерти?

— Давай вернёмся пока не поздно?

— Прекрати, не будь таким трусом, Глеб!

— Лучше быть живым трусом, чем мёртвым героем…

Толик остановился, смерил меня презрительным взглядом, и сказал то, от чего у меня внутри всё похолодело:

— Я должен защитить Лизку… я должен…

— Что ты такое говоришь, Толя…

— Я должен спасти её…

— Ты сбрендил.

— Если хочешь, возвращайся.

— Ну уж нет. Я не оставлю тебя.

— Тогда не ной.

Толик резко остановился, приложил палец к губам.

— Ждём, — прошептал он.

Тишина обволакивала. Никогда прежде город не был таким тихим. Даже в будни, по ночам. Город всегда был полон звуков. Но сейчас… стояла могильная, мертвецкая тишина, как на кладбище. И от этого становилось дурно.

Задул холодный ветер, пронизывающий до костей. Мощные порывы бросили в лицо колючую, снежную пыль. Я невольно зажмурился.

Раздался свист. Я вздрогнул. Распахнул глаза. Толика нигде не было. А прошла ведь всего лишь доля мгновения.

— Толя! — крикнул я что есть мочи.

Пламя всколыхнулось в паре метров, и следом ночь разорвали возбуждённые крики Толика.

— На… сука… получи… твою мать…аааа…

Он яростно махал «факелом», стараясь попасть по твари. А та кружила вокруг него в диком танце, то проявляя себя во все красе, то сливаясь с темнотой. Она игралась с ним, как хищник играется с жертвой.

— Толя!

Я поспешил к напарнику и тут же получил мощный удар под дых, который сбил с ног. Я рухнул на снег, больно стукнулся затылком, так что из глаз посыпались искры. Грудь, живот жгло огнём. С трудом я приподнялся на локтях. Сквозь шум в голове, накатывающий волнами обморок, я видел, как Толик кружится с тварью в схватке. Она еле заметно касалась его. И после её прикосновений часть его исчезала, сливалась с темнотой. Я хотел встать, помочь напарнику. Но силы оставили меня. Я уронил голову на снег и потерял сознание.

Я был на зеленеющем весной угоре. Внизу плескалась река, только что освобождённая от оков льда. Огромное поваленное бурей дерево свисало с угора. Мальчишкой я любил ползать по нему, несмотря на опасность. Ведь улетев с угора, можно было получить серьёзные увечья или вовсе умереть.

Сердце защемило в груди от знакомого с детства места.

Я поднял глаза и увидел Васю. Рыжего паренька, своего лучшего друга. Только теперь его прежде яркие волосы стали блеклыми, веснушки на лице и те побледнели. Губы посинели. Он подал мне руку:

— Надо вставать, Глеб! Нельзя так просто сдаваться.

«Но ты же сдался…» — хотел сказать я, но рот сковала немота.

Он еле заметно улыбнулся, будто прочитав мои мысли. И покачал головой:

— Вставай, Глеб, а то замёрзнешь и умрёшь… как я…

Я ухватился за руку паренька, который погиб, сорвавшись вниз с угора. Нелепая смерть. Я мог бы попытаться спасти его, но я испугался. Я убежал в деревню за помощью.

Всё закружилось. Весна сменилась зимой. И стало очень холодно.

Я пришёл в себя. Каждая клеточка тела тут же отозвалась болью. С губ сорвался стон. Закусив губу, я поднялся на ноги. Пошатнуло, но я не упал. Мутило. Перед глазами прыгали цветные мушки.

— Толя… — прохрипел я, оглядываясь.

В темноте ночи кружились крошечные снежинки. Толика нигде не было. Он исчез.

— Толя!

Никто не отзывался.

Внутри магазина слабо мерцал свет. Прихрамывая, я двинулся к нему. Я лелеял надежду, что, быть может, Толик уже там, что он смог выбраться, одолеть тварь и теперь ждал меня. Но… он бы ни за что не бросил меня. Мысль ужалила. Конечно, он не оставил бы меня подыхать на снегу.

Я остановился, как вкопанный. Изо рта вырывались клубы пара. Сердце больно колотилось о рёбра.

— Толя! Толя! Толя!

Я стоял посреди ночи и орал до тех пор, пока голос не сорвался до сиплого шёпота.

«Его больше нет…» — шепнули мне, и память услужливо подкинула последнее воспоминание, как Толик, не выдержав натиска твари, упал на снег, как лицо его посинело, а глаза закатились. Я вспомнил, как он стал частью темноты.

Я вздрогнул. Толика больше нет. Я остался один. С этим надо смириться. К горлу подкатил горький ком. Я сглотнул. Горло саднило.

«Ты опять налажал, парень…» — поддел внутренний голос.

— Вовсе нет… — попытался возразить я.

«Слабак… ты не смог помочь другу… опять…»

— Заткнись, — прохрипел я, разозлившись. Сплюнул.

С трудом переставляя ноги и спотыкаясь чуть ли не при каждом шаге, я побрёл к магазину. Несколько метров казались бесконечно длинной дорогой. На крыльце я рухнул на колени. Лёгкие горели огнём. Нос заложило.

«Вставай, тряпка…»

— Я не могу…

«Вставай…»

— Нужно дождаться утра… — прошептал я и рывком встал. Прошагал до двери и ввалился в магазин.

Я не стал закрывать дверь. Ключи куда-то подевались. Наверно, они остались у напарника. Я нервно гоготнул и просто продел лопату в ручки, доковылял до места, где мы ещё совсем недавно сидели с Толиком. Одеяло валялось на полу. Я накинул его на плечи. Свечи догорали одна за другой. Слишком быстро. Слишком нереально. Нужно было зажечь ещё, но у меня не было сил. Я опустился на пол, прижался лбом к стеклу.

Там, на улице, в темноте зашевелились силуэты. Десятки, а быть может и сотни силуэтов. Слишком длинные, слишком тонкие. Они исчезли, стоило мне только моргнуть. Может, это были глюки?

И вот осталась только темнота. В ней белели наметённые пургой сугробы. И где-то там в этой темноте притаилась тварь. Я знал, она не спускает с меня пронзительных глаз. Я чувствовал это нутром.

— Тебе нужно было сразу прикончить меня.

Думаю, что она меня услышала.

В висках пульсировала тупая боль. Грудь горела. Я задёрнул свитер. На коже расползлось чёрное пятно гематомы. Может, у меня даже сломаны рёбра. Иначе почему так тяжело дышать?

Свеча догорала. Из последних сил я встал и зажёг ещё несколько. Я не хотел оставаться в темноте. Скорей бы наступило утро.

Глаза слипались от усталости. Но я боролся с подступающим сном. Я думал о матери и сестрёнке. Как они там? Надеюсь, что у них всё хорошо, не так, как у меня. Я вспоминал лицо Толика: синюшное, с закатившимися глазами. Я так и не смог помочь ему.

«В очередной раз…» — напомнил внутренний голос.

— Я ничего не мог поделать. Вася тогда упал, я бы не вытащил его… ему не повезло.

«Ну-ну…»

Я смотрел в темноту, не моргая и не смея отвести взгляд. Я ждал. Ждал, когда тварь, наконец-то, выйдет из своего укрытия.

***

Я вздрогнул от стука. В какой-то момент сон всё-таки сморил меня. Я захлопал глазами, спросонья не понимая, что происходит. Постепенно до меня доходило. Я один. В магазине. На улице тварь, убивающая людей.

Тварь… Я поднял глаза и встретился с ней взглядом. Она смотрела на меня. Она была по ту сторону стекла.

Время пришло.

— Чёрта с два! — крикнул я, вскочил с места. Взгляд выцепил в углу колун. Тот, которым мы обивали лёд со ступенек.

Понадобилось несколько ударов, чтобы расколотить стекло. Оно осыпалось крошевом далеко не сразу. Тварь же не шелохнулась с места. Она смеялась надо мной. Я слышал её смех у себя в голове и тем сильнее раззадоривался.

Я выскочил на улицу, ослабевший, но полный решимости. Я вложил всю силу в удар. Колун прошёл сквозь тварь. Она отпрыгнула в сторону. Я нанёс ещё один. Тварь вырвала колун из моих рук. Она нависла надо мной огромной, двухметровой тенью.

«Вот и всё…»

И наступило утро… Блеклый рассвет рассеивал ночную темноту.

Я рассмеялся, едва не плача от радости. Ещё никогда в жизни я так не радовался утру.

—Глеб, — услышал я.

Рядом стоял Толик и девушка, чертовски похожая на него. Лизка, его сестра.

— Но… но… ты… же … — я не находил слов.

Толик смотрел на меня, уголки его губ чуть заметно подёргивались.

Я огляделся. Повсюду вырастали всё новые и новые люди. Среди них я увидел Васю. Меня кинуло в жар. Что происходит?

— Почему ты решил, что утром всё закончится? — глухим голосом спросил Толик. Его глаза, прежде серые, меняли цвет. Они становились блекло-голубыми, потом загорелись рубинами.

Действительно, почему я решил, что утром всё будет, как прежде?

Силуэты подменённых тьмой людей обступали. Я поднял взгляд. Надо мной парила тварь. Кажется, она стала ещё больше.

Я закричал…

Конец. Сентябрь 2025г.