Добро пожаловать в Сызрань

В пьяном угаре межгалактического бара плавал этот запах. Джонни зашёл, сел за барную стойку, заказал рому, вдохнул местные ароматы и окаменел. Сколько лет он безуспешно искал этот запах, даже решил, что тогда показалось. И не мудрено, когда тебе в незащищённый бок прилетает подкованным сапогом из кожи марсианского питона, хочется нахрен выхаркать все внутренности и растечься лужей пассивной протоплазмы. Но в тот момент он уже лежал на полу космического лайнера в центре главного холла, куда террористы согнали всех пассажиров. Ну и он, видимо, выглядел слишком вызывающе в старом костюме дедушки. Умели же шить в XX веке, сколько уже времени прошло, а выглядел тот, как только что из-под портного. Джон гордился им и надел, чтоб лететь на свою первую работу, за что и поплатился.

Один из немногих выживших, он тогда уже думал, что всё, конец, будут его кости красивой окаменевшей конструкцией плавать в чёрном-пречёрном вакууме, а потом, какой-нибудь инопланетянин откроет новое небесное тело с непонятным анамнезом и получит премию Циолковского. Не он, не Джонни Андреев, а какой-то левый инопланетянин, который может даже к родине Циолковского отношения не имеет. В тот момент парень решил, что нет, он выживет, несмотря ни на что, и покажет всем рыбу-фугу, как говорили на его планетоиде, а потом в зал ворвался спецназ. И этот запах. И он окаменел. Так пахло его детство, те недолгие моменты счастья, когда дед уже нашёл его, но сам ещё не умер. После всех этих приёмных семей, где его только лишь не с собакой равняли, заставляя жить и в клетках, и конурах, он достался деду диким и неуравновешенным ребёнком, ныкающим еду и агрессивно орущим на каждый совет, чем, скорее всего, и приблизил кончину единственного родного человека.

Так пах дом деда, его одежда, завтраки, половики на кухне, дрова возле печки, вышитая ещё прабабушкой скатерть, так пахло детство, счастье и хлеб. А потом всё снова изменилось, но Джонни уже знал, как бывает по-настоящему и не собирался размениваться на меньшее. От кредиторов, налетевших как чёрные вороны, он сумел отбить лишь старый дедов костюм, который и остался там, в луже крови, на том лайнере, в той заварушке.

И ещё тот запах. Один из спецназовцев схватил его за воротник, рванув вверх из кучи тел, унося к спасателям, ко врачам, к жизни, к будущему, а запах остался там. Он как-то после реабилитации уточнял, можно ли посмотреть среди вещей после теракта, есть ли там что-то, но нет. Корабль просто списали, разобрали на составляющие, а все ненужное сожгли в жерле ненасытной Венеры, космического мусорщика, как прозвали её на полицейском жаргоне. Атмосфера из серной кислоты плюс зашкаливающие температуры позволяли избавить от любого предмета без последствий. Подлетаешь на минимальное расстояние и открываешь шлюзы, ускоряясь в противоположную сторону. Некоторые к мини-ракетам крепили тюки с мусором, но это такое дело. Абы где ракету не купишь, нужен инженер, умеющий собрать и язык за зубами держать. Такие на вес золота в XXI веке. Впрочем, как и во все времена.

После нападения террористов, спасения, реабилитации, восстановления Джонни вернулся на Бету Голиафа, но там его уже не ждали. Пришлось снова искать работу, метаться по космосу, перебиваясь хостелами на цивилизованных астероидах, менять часовые пояса как перчатки, оперативно переживать температурные и барические скачки, не говоря уж об атмосферных составляющих, способных с непривычки вызвать как невинные аллергии, так и отёк легких. Но Джонни справился, выдюжил, выжил, выгрыз зубами и стал одним из тех редких специалистов по исследованиям и аналитике новых проектов, что очередь к нему теперь не заканчивалась даже за Плутоном.

В этот бар Джонни-аналитик, как называли его в узких кругах, зашел-то, чтобы просканировать ситуацию на Дзете Южной гидры, посмотреть, так сказать, на настроения в низшем обществе, послушать сплетни, изучить антураж и популярные видеотрансляции, прежде чем браться за проект по золотодобыче. Зачастую важнее было как преподнести новую разработку местному населению, чем обосновывать материальную выгоду. У всех были свои ахиллесовы пунктики. «Пятки» в сей крылатой фразе с некоторых пор употреблять перестали, так как у центаврианских бульдогов, например, их не водилось, а многие инопланетяне так вообще не обладали сколь-нибудь выделяемыми конечностями, чтобы найти аналогию попонятей.

Кому-то хотелось чистой воды, как на планетоиде WASP-104b. Когда поверхность поглощает больше 98% излучения, то сложно надеяться, что где-то в недрах есть H2O. В итоге же, организовать туда регулярные поставки кусков льда с Энцелада, оказалось проще, чем выкладывать деньги всем жителям по стандартному космопрайсу.

Или, например, Глизе 667 C, планета, максимально приближённая к земному типу, но отставшая в развитии или, что там случилось с эволюцией аналитик не интересовался, не его специализация, вообще не развивавшаяся дальше примитивных мхов. Там не росли урожаи. Точнее росли, давали всходы, но только однолетние либо двухлетние. Не давали потомства, не размножались, не приносили нормальных плодов либо ягод. Их даже возили на дорогостоящую экспертизу на окололунную исследовательскую станцию – одна дорога встала в копеечку – но причин так и на нашли. Те же самые семена и саженцы тут же начинали колоситься и вести себя как положено. В итоге Джонни нашёл старого биолога, любителя паучков и поклонника апикультуры и тот ему зачитал знаменитую фразу Эйнштейна. «Если с лица Земли исчезнут пчёлы, человечество просуществует четыре года». Один чёрт знает, почему никто не посмотрел на ситуацию с этой стороны, видимо, такие примитивные знания оценивались сродни анекдотам, но именно этот старый биолог и спас проект по освоению Глизе 667 С. Аналитик просто вписал в контракт обязательным условием ферму в несколько гектаров под пчеловодство с запретом на постройку дорог и химических предприятий в предопределённом радиусе, и дело пошло. Поля заколосились, сады зацвели, смородина и рябина заплодоносили, а Джонни Андреев получил премию в размере годовой зарплаты и стал бы счастливым обладателем домика на родине, если бы… если бы, после смерти деда, тот планетоид не выкачали досуха чёртовы космические капиталисты, сделав ещё одним безжизненным камнем, летящем в безвоздушном пространстве.

За это Джонни-аналитика и ценили, за неординарное мышление и творческий подход. Если проект упирался в стену, когда никакого решения не видел никто, звали Джонни Андреева. Потому что, если не он – то больше никто во всей галактике. Его ценили, но не любили. Брал он дорого, работал агрессивно, требовал со всех, как с себя, не прощал тупые ошибки, лень, непрофессионализм и непотизм. Зато на выходе предоставлял документацию и план действий, который можно было сразу же отправлять в палату мер и весов. Чёткий, лапидарный, грамотный и исчерпывающий. Поэтому заказчики плакали, кололись, но упорно продолжали приглашать Джонни-аналитика, рыдать над его требованиями, но шепотками, слухами, в тишине междусобойчиков руководителей высшего звена хвалились его достижениями, как своими, упоминая в тостах незабвенные решения, принятые не ими.

* * * *

– Ваш ром, – пробасил бармен, толкая в закостеневшие пальцы холодный стакан. Его предки, как минимум в двух поколениях, явно любили приключения и нетрадиционный секс, иначе не объяснить, как в одном существе соединились человеческие ноги и голова, альфианские волосы и глаза, нептунианские руки-щупальца в количестве восьми штук (неудивительно, что он пошёл в бармены) и хвост. Вот его-то рассмотреть было сложнее всего лишь по лёгкому отражению в зеркале – почему все бары галактики взяли за основу картину Мане «Бар в „Фоли-Бержер“», мог бы задаться вопросом Джонни, но усталое и рассеянное лицо с седыми висками, отразившееся за нептунианским плечом бармена, разозлило его куда больше. Следовало отыскать домик в тихом уголке космоса, а не рассматривать непонятный хвост, о котором сложно было сказать что-либо конкретное. Жёсткая, серая шерсть с равным успехом могла принадлежать каким-нибудь марсианским гибридам, либо скрещенным с привезёнными в Земли экзотиками.

На самом деле, экзотикам их называли всё остальные, в то время как в земных домах эти существа считались кем-то вроде симбионтов. Если покопаться в памяти, то можно даже вспомнить название такого типа сосуществования – Комменсализм, но в такие дебри Джонни уже не лез.

– Что? А, да. А чем это у вас пахнет?

– Чем пахнет? – покрутил носом бармен-гибрид. Видимо, обоняние он унаследовал от человеческой расы. – Да ничем. Как обычно. Алкоголь, соки, лимон, наполнители, отдушки, эфирные масла, древесина, орехи…

– Да-да, я понял. Спасибо, – перебил Джонни, поняв чуть больше о бармене. Кажется, в ментальных связях оказалось слишком много альфианского. Только они могли перечислять до последней цифры число Пи и любую другую постоянную, рискуя продлить совещание до бесконечности. Не стоило провоцировать и тут.

Джонни попытался прицельно вдохнуть, но запах тут же пропал. Стоило разочарованно вернуться к обычному дыханию, как в ноздрях снова засвербело.

– А вы здесь часто бываете? – сбоку подсела девушка, судя по утянутому в форму телу, то ли чья-то секретарша с функциями телохранителя, то ли кто-то из органов с полномочиями применения оружия. Выпуклости подмышками наводили на такие мысли. Именно поэтому Джонни не послал её к дымящимся внутренностям Венеры либо на Деймос, использующийся всем остальными как самоподдерживающийся сумасшедший дом, а вежливо кивнул.

– Вам порекомендовать коктейль?

– Ищу кое-кого.

– А.

– Может вы знаете?

– Сомневаюсь.

– Мне сказали, он часто тут бывает.

– Тогда лучше поинтересуйтесь у бармена.

– Я обязан блюсти правила обслуживания частных лиц в межпланетных увеселительных учреждениях, пункты три точка двести семьдесят один и три точка двести семьдесят два требуют, чтобы должностное лицо… – начал отвечать последний.

– Да-да, мы поняли, спасибо, – не выдержал Джонни и прихлебнул из своего стакана. Закашлялся, прикрыл рот рукой, оплевал рукав и снова начал дышать. Специй для постоянного клиента бармен-гибрид не пожалел.

– Джонни Андреев, – произнесла девушка.

– Что? – вскинул на неё глаза аналитик.

– Его зовут Джонни Андреев. Работал аналитиком на Япете. Урановые шахты – последний проект. Я ищу его.

– А, – отвернулся аналитик Джонни Андреев и искусственно закашлялся в другой рукав. Спина взмокла от осознания, что он только что чуть по-тупому не попался, но, кажется, собеседница ничего не поняла.

Любопытство не точило его ничуть. Многие искали встречи с ним: прощупать, напугать, взять на слабо либо подпоить. Что он такого в своей карьере ещё не видел, что могло бы его удивить? Джонни мысленно перебрал планируемые проекты и снова замер. Стоило расслабиться и этот запах полез в нос, дёргая за рецепторы и заставляя повернуться в сторону посетительницы. Совершенно точно пахло откуда-то оттуда.

– Вы чувствуете этот запах?

– Какой? – покрутила носом девушка. Из-под фуражки выбилась русая прядь и упала на щёку. – Может, это мои духи? – неожиданно игриво склонила та голову и поиграла подбородком, зачем-то кося глазами в сторону бара.

– Не думаю, – отрёкся от намёка понюхать собеседницу аналитик. Честно говоря, мгновение назад та не производила впечатления женщины с низкой социальной ответственность, и вот такие выкрутасы судьбы.

– А я думаю, что да. Нюхайте, – потянулась она к нему, легонько взяла рукой его оторопевшую ладонь и потянула… к своей груди. Верхняя пуговица призывно расстегнулась, открывая краешек нижней майки.

– У… у… у меня нет нюхательных органов там, – оторопел Джонни. Ему показалось, что та должна разбираться в видах, либо тут сокрыто что-то другое.

– Ооо, а где они? – игриво хихикнула девушка и поправила фуражку, от неаккуратного движения козырёк отлетел в сторону и сбился на затылок. Густая копна длинных, русых, словно спелая пшеница, волос рассыпалась по плечам, делая её похожей на древнерусскую красавицу, подружку богатырей. Именно такой малыш Джонни видел её на картинках в книжках, которые ему когда-то давно читал дед.

Аналитик задумался, видимо поэтому собеседница так легко скользнула в его личное пространство и совершенно неженственно схватила за шею, притягивая к себе. Со стороны, наверно, это выглядела как их взаимное влечение друг к другу.

– Не рыпайся, – зло прошептала ему в ухо красотка, пользуясь тем, что за длинными волосами её губ не видно, – двое сзади с нелегальным оружием, за угловым столиком, разыскиваемый за грабёж титанец, а у бармена есть две пушки под стойкой. Надо ему намекнуть. И ещё… пахнет взрывчаткой.

– Что ты хочешь? – прошептал Джонни, чувствуя холодную ямку страха в районе живота. Он искренне надеялся, что со стороны звучит, как слетевший с катушек от вожделения старпёр.

– Пойдём, куда-нибудь, – капризно надула губки блондинка, и Джонни негнущимися ногами попытался слезть с табурета.

– Стоять! – раздалось из дальнего угла, и рваная очередь снесла все блестящие украшения и камеры на потолке. Сверху посыпалось стекло и осколки пластика, кто-то ойкнул, кто-то разбил стакан, кто-то взвизгнул, а Джонни погрузился в мрак почти забытого за двадцать лет первого полёта. Тогда всё начиналось ровно также.

– Всем лечь на пол! Руки держать, чтоб я их видел! Если они вам дороги, конечно, – протарахтел ещё один посетитель из тех, что за столиком.
Раздался выстрел, Джонни моргнул, сгоняя с века тёплую слизь.

– Ой, какая жалость. Теперь мне придётся самому делать себе коктейли, – третий бандит опустил дымящийся бластер. На месте головы бармена остался обрубочек, почти пенёк, из которого затихающими импульсами выплёскивалась зелёная жижа, заливая стол, стаканы, секунду назад сверкающее зеркало, лилась в полуоткрытые упаковки и на Джонни, застывшего в немом ступоре. Он, единственный так и не пошевелился с начала атаки, ни заорал, ни упал на пол. Его самый страшный кошмар возвращался.

Безголовое тело качнулось в одну сторону, в другую, как маятник набрало импульса и рухнуло, загребая безжизненными конечностями предметы со столика под стойкой.

– А ты что, самый умный, что ли? – гаркнул главарь. – Ну-ка, ребятки, покажем ему наш любимый испепелитель.

В следующий миг Джонни лежал на полу и смотрел на стойку снизу вверх, табурет отлетел в дальний угол, туда же, куда и голова ближайшего бандита. За доли секунды, уронив собеседника на пол, девушка выдернула оружие и снесла её, не раздумывая. Второй умудрился уклониться, за что получил пулю лишь в плечо, кажется, он был тоже гибрид, потому что легко выдернул локоть из сустава и метнул его в блондинку, заставив отклонить траекторию следующего выстрела.

– Эй, кинь в него чем-нибудь! – закричала она и пнула аналитика острым носком в бок. – Не лежи камнем!

Следующие три заряда ушли в молоко.

– Это гибрид гуманоида и арахнида с Тритона, стреляй по суставам или в ямку у основания шеи.

В любых экстремальных ситуациях, где нужно было оставаться спокойным и уравновешенным, Джонни продолжал анализировать. Почему у него розовая татуировка с рыбкой? Отчего вон тот держит руку в кармане? Зачем они заказывают ментоловый джем и кока-колу? Вот и сейчас, он увидел возможность и озвучил её самым лаконичным образом, несмотря на перехватывающий горло страх и парализованные ужасом конечности. Взрослый человек обязан побеждать свои страхи, а не лелеять их до могилы. Он заставил себе пошевелить пальцами рук, затем ног и начать дышать равномерно.

– Ах ты, сучёнок, – соседний табурет разлетелся щепками, часть из них впилась Джонни в щёку, но он уже катился в сторону, пнутый чьей-то заботливой ногой в армейском ботинке.

На него снова плеснуло тёплым. Третий бандит, о котором все незаслуженно забыли подкрался сбоку и ранил единственную защитницу. Правая рука девушки повисла плетью, оружие вывалилось на пол. В следующий миг Джонни бросился вперёд и перехватил блондинку под колени – как уж дотянулся – роняя на пол вслед за собой. Выстрелы ушли в потолок, ещё одна сверкающая хреновина рассыпалась в бесполезную пыль.

«Вот бармен расстроится», – мимолётно подумал Джонни. Было понятно, что тот долго и любовно собирал всю атрибутику, подбирая по цветам и контурам, высчитывая каждую мелочь и заполняя каждый миллиметр подотчётного пространства, как и положено альфианцу. А затем аналитик выдохнул и сунул руку блондинке под пиджак. Если она правша, то слева должен быть ещё ствол.

– В дальнем углу возле двери, под картиной Ван Гога, – выкрикнул он, а затем развернувшись выстрелил в главаря снизу вверх.

– Чт.. – раздалось удивлённое с двух сторон, а тут же двух оставшихся нападавших не стало.

– Как ты…? – неверяще уставилась на него девушка.

– Я просто стрелял в упор, – пожал плечами Джонни и попытался сесть.

– А второго?

– Это я стрелял, потому что он дал мне точное направление на преступника, иначе бы я не стал рисковать единственной оставшейся головой ради бара, – раздался из-за стойки тонкий, почти детский голосок, на ходу грубеющий и обретающий недовольные интонации бармена. На глаза показался бармен, из обрубка шеи вверх тянулась тонкая, на глазах плотнеющая, голова.

– Я думала, вы… гуманоид.

– У меня альфианская кровь, – сверкнул тот яркими, как изумруды, глазами. Свежая голова была лысая и гладкая как коленка, но дай несколько спокойных минут и, спустя время, никто даже не заметит, что тот когда-то её терял.

– У него зелёная кровь, а, значит, структура внутренних органов у него альфианская. То есть можно было рассчитывать, что он остался жив, и, пока падал, стянул вниз то оружие, которое ты упоминала. Можно салфетку, – устало пояснил аналитик и стёр со щеки зелёную каплю слизи.

– В любом случае, спасибо за помощь, – бодро отрапортовала блондинка, попыталась встать и тут же пошатнулась. – Чёрт, кажется это артериальное кровотечение. Звоните копам и в скорую.

– В этом нет необходимости, вызов уже сделан. По инструкции для чрезвычайных ситуаций наше учр… – привычно начал бармен.

– Автоматический вызов завязан на несколько сигнальных параметров. И если сигнальную кнопку часто нажимают случайно, то вышедшие из строя камеры общепланетной сети нельзя списать на неловкость. На Дзете Южной гидры всё автоматизировали как раз в начале квартала, – пояснил Джонни, подхватывая девушку. – Я помогу перевязать. Вы из полиции?

– Нет, адвокатская контора, – шепнула та бледными губами.

– Адвокатская контора?

– Они тоже дают клятву защищать разумных существ по всей галактике, – обошёлся в одно предложение бармен-гибрид.

– Во внутреннем кармане… Пакет… Помогите достать. Вот, – протянула та бармену плотненький документ в бумажном конверте. – Если я… Если вы… встретите… передайте его Джонни Андрееву.

– Что у вас тут стряслось? – дверь вылетела внутрь, вопреки обратным петлям, бармен поморщился, в помещении стало людно от работников спецслужб, девушка-юрист со спокойной совестью отключилась.

* * * *

– Ты знаешь Ван Гога? – поинтересовался бармен, протирая девять уцелевших в бойне стаканов. Он кивнул в сторону двери, где на фоне синего неба, покрытого ромашками звёзд, сияло ночное кафе с красными столиками на брусчатке.

– «Ночная терраса кафе», написана в Арле в сентябре 1888 года, – печально протянул Джонни. – Мой дед любил позднего Ван Гога. Он рассказывал, что к концу жизни его картины становились всё ярче и всё светлее. Мне тоже нравилось. Особенно «Звёздная ночь». Я ещё тогда мечтал путешествовать с планеты на планету и смотреть как меняются созвездия за иллюминатором, а потом возвращаться домой и пить чай из самовара. А теперь, я уже столько объездил и облетал, но так и не нашёл себе дома.

– Почему?

Было странно вот так сидеть в раскуроченном баре за столиком с барменом. Они ответили на вопросы местной полиции, галактической полиции, подписали несколько актов, заполнили опросы для врачей, выслушали несколько раз инструкции и сдали отпечатки, а уж документы удостоверяющие личность… – было бы проще повесить их на шею на веревочку, чтоб не залезать в карман каждые несколько минут.

Эксперты работали тут же, но выпивать они не мешали. Бармен сказал, что никуда не уйдёт, потому что это его любимое детище и «по статье двадцать четыре точка сто сорок один он имеет право…» Дальше все мудро с ним согласились. А Джонни-аналитик пошёл прицепом. Да и на откровенность потянуло, хоть с кем-то поделиться, после пережитого стресса.

Забрызганный кровью разных оттенков и групп, бар выглядел отличным местом, чтобы разоткровенничаться и забыть потом всё, как страшный сон. Джонни не собирался сюда возвращаться, слишком сильно его мозг цеплялся за окружающие предметы, воспроизводя тот же эмоциональный накал. Следовало поберечь психику, но чуть позже.

– Не нашёл нигде, – развёл руками мужчина и залпом выпил неразбавленного коньяка.

– Галактика большая, тут есть всё, это я тебе как трёхсотлетний альфианин говорю, – хмыкнул бармен, выпил, закатил глаза и занюхал огурчиком, в ответ на удивлённые глаза собутыльника. – Удобно быть гибридом. Когда надо, можно включать альфианское занудство, когда хочется – земную душевность.

– А остальные? – кивнул Джонни на хвост и связку рук.

– Ну, это для работы, а вон то – для удовольствия, – поднял тот дыбом мохнатый хвост и свернул кончик колечком. Вроде бы жёсткие даже на вид шерстинки вдруг показались мягкими и шелковистыми. – Трогать нельзя, – отдёрнул альфианин хвост на неосознанный жест собеседника, – это для удовольствия. Вот если ты согласишься… – многозначительно подмигнул тот, и Джонни икнул. – Шучу-шучу.

– Удобно.

– Да. А ещё, у меня четыре дома. И в любом из них мне хорошо.

– Четыре дома?

– Я тебе о чём толкую, а? – близко наклонился бармен, не иначе перебрав с земной душевностью. – Нужно знать, откуда ты. Родина у тебя где? Ты же не просто так на ровном месте возник, у тебя есть предки, а у них родня. Да даже дом твой, стоял же где-то?

– Тот планетоид, где мы жили с дедом, – сглотнул Джонни, впервые так напрямую формулируя, – Хранил какую-то очень редкую по чистоте нефть. Единственный инопланетянин, отказывавшийся продать свой участок, был дед. Так что после его смерти, всех выселили, недра осушили, а наш… наш дом сложился как спичечный коробок. Так что мне возвращаться некуда.

– Но твой дед же тоже откуда-то пришёл, не родился же он, в самом деле, посреди того планетоида? – не впечатлился бармен и подлил в оба стакана виски. Кажется, это была одна из четырёх оставшихся бутылок. Следовало заканчивать историю и возвращаться к аналитике.

– Нет, но я не помню. Не интересовался. Он рассказывал, да.

– Совсем ничего не помнишь? Даже частично? – Джонни знал этот альфианский взгляд. Говорили, что много тысячелетий назад на Землю прилетали древние альфиане и изучали землян, задавали вопросы обо всём, маскируясь под местных обитателей, и в итоге нарвались на древних египтян, которые не нашли ничего лучше, как воплотить таинственных существ в виде гигантских статуй сфинксов. С их объемом памяти, любознательностью, дотошностью и вниманием к деталям – ничего удивительного. Аналитик не был бы аналитиком, если б не воспользовался шансом, использовать подвернувшийся под руку разумный суперкомпьютер.

– Что-то похожее на «сыр». Больше никаких ассоциаций.

– «Сыр»? Что-то круглое, белое и с дырками? Там, где мыши живут?

– Нет, название того места, откуда мой дед похоже на «сыр».

– Твой дед был мышью? Любил сыр?

– Да нет же! Слово такое. Не уверен, что прямо «сыр», но эти звуки там точно были.

– Как он говорил?

Джонни зажмурился, собрал морщинки вокруг глаз в звёзды, как делал его дед и растянуто произнёс: «С-ы-ы-ыр».

– Ладно, – совершенно по-человечески закатил бармен альфианские глаза. – Попробуем. Сатурн? Скорпион? Сертан? Сиррах? Сердце Льва? Садалсууд?

– Это что такое?

– Бета Водолея.

– Сердце Карла? Субра? Седер?

– Слушай, давай ты мне всё это на бумажку запиши, а я потом проверю. Ёкает у меня что-то в груди или нет.

Спустя двадцать минут и две бутылки алкоголя Джонни стоял в дверях с бумажкой и сопливо обнимался с высоченным гибридом, рыдая в щупальце, оно нежно похлопывало его по уху.

– А, чуть не забыл, – напрягся бармен и вытащил из кармана пакет. – Это тебе.

– Хорошо, – икнул аналитик и уставился в конец списка. – А почему тут Эрос? Разве он похож на сыр?

– Решил, что тебе не помешает, – пожал сразу всеми плечами собеседник, выражая крайнюю степень озадаченности. – Иди в свою гостиницу, пьянь. Я тебе такси вызвал.

* * * *

На выходе из такси Джонни снова учуял этот запах. Дома, уюта, эйфории и детства. Пока он соображал, раскачиваясь туда-сюда, машина уехала. А запах остался. Он окутывал его, как самое тёплое одеяло из клетчатого войлока. А потом швейцар распахнул перед ним дверь, и запах пропал.

* * * *

Утром запах попался ему в кафе. Джонни принесли чай, заказанный им у торопливого официанта. Кажется, сюда редко забредали столь придирчивые земляне, название пришлось искать в меню со словарём.

Ручка чашки на чёрно-золотистом блюдечке оказалась слишком маленькой для мужских пальцев, а после вчерашних излияний руки ходили ходуном. Джонни наклонился, как щенок, пиджак некрасиво распахнулся, но пить хотелось нещадно. Тут же запахло домом и детством. И это точно был чай, что сужало количество вариантов до какой-нибудь травки либо фрукта. Или, достаточно было просто спросить марку.

Но ни хозяин, ни официант не знали. Это была какая-то старая заварка без опознавательных знаков, по счастливой случайности завалявшаяся в кухонном ящике. Никто не помнил, ни где её купили, ни название фирмы, ни тем более состав. Даже коробки не осталось.

Пытаясь загладить неловкость, ему предложили местных конфет, это было кстати, Джонни вспомнил, что хотел навестить вчерашнюю спасительницу, и вроде как стоило что-то принести в гостинец. Нелепая ситуация, он ещё ни разу в такую не попадал, но чувствовал, что так будет правильно.

* * * *

В палате было светло и пусто, девушка лежала на постели в больничной пижаме и смотрела на него голубыми глазами. Растрёпанная русая коса лежала на плече как у сказочной царевны.

– Я пришёл вас проведать, – запнулся Джонни у порога, но потом вспомнил про конфеты и полез в карман пиджака. – И вот, – девушка продолжала молчать, пристально рассматривая посетителя, – а ещё вернуть вам ваш пакет. Раз вы живы-здоровы…

– Вы Джонни Андреев.

– Что? – вздрогнул Джонни Андреев. – Да нет, конечно, с чего вы взяли?

– Пакет, – кивнула девушка-юрист на запечатанные документы.

– Ну да, бармен, – аналитик запнулся, вспомнив, что за весь вечер так и не поинтересовался именем собутыльника. Поразительное дело при его-то специальности. Он мог лишь списать на невменяемое состояние. – Просил вам передать, когда я вас встречу. Ему не с руки такое хранить, – и снова окаменел. – Вы чувствуете этот запах?

– Запах. Какой запах?

Джонни не понимал, что это за запах, но был точно уверён, что как только найдёт – всё станет хорошо. Потому что, он найдёт дома, уют, радость и покой. Только надо найти источник и получить его в своё владение.

За вчерашний день этот неуловимый запах попадался ему всё чаще и чаще, заставляя волноваться сердце и разум. Это могли быть… только конфеты?

– Давайте сначала поговорим о вас, Джонни Андреев. Я должна вручить вам завещание.

– Что? – отмер мужчина.

– Ваш дед оставил вам наследство.

– Он умер больше тридцати лет назад, его дом снесли, планетоид высосали досуха, а меня отправили в очередной детский приют, – резко разозлился Джонни.

– Тем не менее. Галактическая бюрократия работает медленно, только недавно мы утрясли все формальности и приступили к поиску наследника. Но вы можете быть уверены, всё в целости и сохранности, осуществляется надлежащее сопровождение, своевременный полив и посев на…

– Полив и посев? – не удержался от сарказма аналитик. – Не знал, что наследство поливают.

– Смотря какое наследство. У вас – это ферма в двадцать гектаров, участок леса возле реки, пятнадцать голов скота, двухэтажный дом со всеми коммуникациями, здание библиотеки и обсерватория.

– Мой дед оставил всё это мне? – онемел Джонни.

– Не уверена насчёт количества животных, но все детали в завещании, – девушка кивнула на пакет. – Будете читать сейчас или уже в Сызрани?

– В Сызрани?

– Ваша ферма находится на планете Земля в Сызрани.

– Это… в Поволжье? – из каких-то забытых уголков памяти Джонни извлёк интересный факт и рассмеялся, а затем повторил нараспев, с внезапным осознанием, – Сызрань… Сызрань… Сызрань… Так это была Сызрань.

Аналитик Джонни Андреев снял печать с клапана и открыл пакет. Запах ударил в нос, напоминая о доме, о свежем хлебе, о дедовых руках и половиках на кухне. На колени выпал конверт с витиеватой надписью «Моему любимому внуку Евгению Андрееву, если ты это читаешь…»

* * * *

– А как вы поняли, что это я? Что я – Джонни Андреев? – они стояли в дверях палаты, Джонни смотрел расписание рейсов, выискивая ближайший в Сызрань.

– Бармен, – сказала девушка и развернула конфету. Джонни не отреагировал. Теперь стало понятно, почему ему всюду мерещился этот запах. Он всё время был здесь, во внутреннем кармане пиджака, ни чай, ни конфеты, ни тем более алкоголь в баре к этому отношения не имели.

– Что бармен? – почувствовал профессиональную обиду аналитик, всё ещё не понимая суть.

– Он альфианец. А-а-а, вы, наверно, не знаете. Они идеальные свидетели, потому что не умеют врать и нарушать закон. Думаете, зачем они учат все эти тысячи правил? Поэтому, если я сказала ему отдать пакет Джонни Андрееву, то он отдаст его только этому человеку. Невзирая ни на что.