— Стекло. Текло, текло и стекло. - ворчал «себе под нос» ученик третьего класса Костик Кирпичников, пристально разглядывающий кончик пера, с которого стекала тягучая капля школьных советских чернил. Костик делал домашку и самокритично корил себя за бесцельно израсходованные в спонтанных баталиях на большой переменке, драгоценные промокашки. Теперь, когда на дворе гулко буцал футбольный мяч, а соседские пацаны уже пару раз выкликивали Костика на улицу - домашка была все еще не доделана, а третьеклассник проклинал свою несдержанность на перемене. Как можно было рискнуть футболом, в пользу бессмысленной стрельбы жеванными промокашками?
— Кось, ты чо там? - из соседней комнаты заскрипел старческий голос Константина Константиновича Кирпичникова.
— Деда, а правда, что стекло - оно текло, текло и по-этому стекло? - попытался изобразить ученическую прилежность, продолжатель клана Кирпичниковых, Константин Константинович Младший.
— Правда! - проскрипел в ответ родоначальник. — Сосульки называли «стеклом».
— А учительница говорила, что это слово от Стокгольма произошло, а Стокгольм от «стакана». - разочарованно констатировал школьник.
— Передай учительнице, что она дура! - уверенно ответил дед.
— Пыф-пшш. - прыснул Костик.
— Ладно, не передавай. - смилостивился Кирпичников. — Скажу отцу твоему, пусть сходит в школу, и объяснит этой студентке, чтобы она поостереглась будущим пионерам внушать антисоветские пасквили.
— Не-не, деда, не надо папе в школу. - забеспокоился третьеклассник.
— Чегойто? Нука, колись! - шаркая тапочками, приближалось неминуемое наказание.
— Не… Мы… Э… Ну…
— Колись! - дед образовался в дверном проеме детской, и спустив костяную оправу старческих очков вниз по переносице, впился обвинительным взглядом в серые глаза внука.
— Мы… Мы стырили лыжные палки у физрука.
— И?
— Распилили…
— И?
— И сделали плевалки для промокашек.
— Ну-ка? - дед протянул сморщенную загорелую клешню в направлении внука и выжидательно свёл брови.
Костик насупился, нехотя поднял портфель с пола, достал из дермантинового нутра обрезок алюминиевой трубки и протянул деду.
— Деда, только папе не говори, пожалуйста! - глядя из подлобья, вынужденно пробухтел онемевшими щеками бесполезную просьбу, новоиспеченный воришка и хулиган.
— Хмм… Люминь однако, хорошо советский школьник живёт. - разглядывал обрезок трубки, пожилой лыжник. — Давно деревяшки на люминь заменили?
— Не знаю, но у младших классов бамбуковые палки.
— Сколько палок украли?
— Две.
— На шестерых распилили?
— Да…
— Банда, мляць… - выругался дед.
— …
— Ты только посмотри как ровно отпилено, и зашкурено. Сам пилил?
— Сам.
— На трудах?
— На трудах.
— А чо трудовик?
— К директрисе выходил.
— Хмм… А где фурнитура-то?
— Выкинули.
— Выыыкинули. - передразнил дед. — Надеюсь, не ты идейный вдохновитель воровства? Повелся «за компанию», небось? Поверил какой-то воровской роже?
— …
— Молчишь? Прально - молчишь. - крякнул дед-Кирпичников. — Собирай всю банду в воскресенье, в семь тридцать, я вам найду занятие, будете своим трудом оружие добывать.
— Угу…
— Чо, угу? - передразнил старец. — Придется хорошо поработать, чтобы заработать на лыжи с палками. А это, знаешь, не два пальца обо… сфальт. Недоимку займу.
— Чего делать?
— Чего-чего, окна будете на базе мыть. Да так, чтобы стекла насквозь видно не было…
— Ну, стекло, значит - стекло. - пробурчал Костик.
— Вот-вот, текло, текло и с носу стекло.