Дождёвницы

Как же он устал... Устал от работы, от семьи, от собственной безотказности... Если бы умел говорить "нет", спал бы сейчас спокойно в своей кровати. Да, рядом с надоевшей хуже горькой редьки женой, но в тепле, уюте и сухости. И после сытного ужина. А вместо этого - колдобины просёлочной дороги, которую и дорогой-то язык не поворачивается назвать. Так некстати сломавшийся древний пазик - проржавевший, грязный, с жёсткими сиденьями. Нескончаемый ливень за окном, капли которого уже стали просачиваться в автобус. Ночной лес за пеленой дождя, который, кажется, придвигается всё ближе и ближе. Горстка неприятных старух-попутчиц, недобро зыркающих и что-то бормочущих. Водитель с вонючей папиросой, даже не пытающийся устранить поломку, а молча глядящий в темноту. И эта дура-истеричка!

Дура-истеричка была молода, хороша собой и, как и он, явно впервые оказалась в таком месте и в такое время. И дурила и истерила она, скорее всего, не из-за гадкого характера, а от страха и странной безнадёжности, витавших в салоне автобуса. Ему тоже было страшно и безнадёжно. А девица бесила тем, что вела себя так, как хотелось бы ему самому. Но он себе не позволял, а она вот позволяла.

- Я не пойму, вы глухой что ли?! Или тупой?! Если уж не чините ничего, хоть удобства создайте! Откройте дверь сейчас же, мне надо выйти!

Этот истеричный "спич" девица повторяла уже в который раз - и безрезультатно. Водитель не реагировал. А бабки начинали бормотать громче что-то типа "нельзя". Двери оставались закрытыми.

Девица злилась, сыпала ругательствами и проклятьями, потрясала изящными кулачками - без толку. Водитель не реагировал, бабки бормотали.

После очередного проигранного "раунда" девица, словно очнувшись, заметила его. И тут же пошла в атаку:

- Мужчина! Господи! Вы, похоже, один тут вменяемый. Ну скажите уже этому придурку-шоферу, чтобы дверь открыл. Мы же четвёртый час здесь сидим, мне в туалет надо.

Ага, оказывается, не только от страха и безнадёжности она истерила, была и более прозаичная причина. Он заметил, что такое признание её смущает, но вариантов уже не осталось. Ему, кстати, тоже было надо туда же. Поэтому (а вовсе не потому, что он настолько безотказный, что даже незнакомой девице не может сказать "нет") он с некоторым усилием оторвался от сиденья, с хрустом потянулся и пошёл к водителю. Девица смотрела с надеждой, старухи - неодобрительно.

- Уважаемый! Нам очень нужно выйти... Гм... По нужде, в общем. Поскольку справлять нужду в салоне вашего автобуса мы не можем, правда же? Будьте любезны, выпустите нас на пять минут, и вопрос будет исчерпан.

Тишина. Водитель даже не поменял позы. Тусклый свет, который горел в салоне, до этого места почти не доходил, и в полумраке вдруг показалось, что водитель не дышит. И только вонючая папироса в его левой руке дымилась и опровергала это предположение.

Ситуация становилась критической: к изнывающему мочевому пузырю неожиданно присоединился кишечник. Пришлось включить фонарик в умирающем телефоне и потрясти водителя за плечо. На этот раз тот среагировал - повернулся. А лучше бы нет, пожалуй. Потому что его глаза в свете фонаря казались совершенно безумными. И бормотал он, как старухи, что нельзя туда. Правда, в отличие от них, добавил ещё кое-что: мол, дождёвницы утащат.

Он вопросительно посмотрел на девицу - ему слово было незнакомо, может, она в курсе. Но нет - плечами пожала. А на лице - мучительная гримаса, видимо, совсем невмоготу. Он её понимал, как никто. Поэтому спокойно и примирительно произнёс:

- Уверяю вас, с нами всё будет в порядке. Я слишком крупный, чтобы меня утащить, девушку покараулю. А потом, когда мы вернёмся, с удовольствием послушаю и про дождёвниц, и про кого хотите. Открывайте уже, а то со мной прямо сейчас приключится неприятный конфуз.

То ли от спокойного тона, то ли от вежливых слов, то ли ещё от чего, но водитель отмер. Из глаз стало уходить безумие, а рука потянулась к кнопке открывания дверей. Он с облегчением выдохнул и сделал шаг назад, к вожделенной свободе. Его не пугали ни лес, ни ночь, ни ливень, ни неизвестные дождёвницы. Бал правили простейшие потребности.

Спина наткнулась на что-то жёсткое, но явно живое. А от громкого возгласа и пузырь, и кишечник чуть было не опорожнились прямо в нескольких шагах от таких близких придорожных кустов.

- Терпи! И девка пусть терпит. Мы же терпим.

Он резко обернулся, и луч фонаря уткнулся в лицо одной из старух. Безумия на нем не было, только непрошибаемое упрямство. Но он был уже в таком состоянии, что не до реверансов, дискуссий и уважения к старшим.

Он смел бабку с пути и заорал:

- Открывай, быстро!

Дверь со скрипом разъехалась, и он вывалился в мокрую темноту. Следом за ним со ступенек скатилась девица и порскнула куда-то в сторону. Он, впрочем, не смотрел. И видимость никакая, и дела были поважнее.

Через несколько минут он почувствовал облегчение и чуть ли не умиротворение. Однако ненадолго. Он осознал, что промок до нитки. И что ему холодно и страшно. Вернувшись к автобусу, он обнаружил закрытую дверь. И не обнаружил девицы. Внутри её тоже не было: сквозь мутные стекла на него пялились старухи и водитель. Он покричал, позвал, но дождь шумел так, что его крик тонул в этом шуме. Включить фонарик на смартфоне под таким ливнем было невозможно, поэтому он пошёл вдоль автобуса в ту сторону, в которую вроде бы убежала девица. Никого. И на его крики - никакого ответа. Что же делать...

Прижавшись спиной к автобусному борту, он вглядывался в мокрый лес. И вдруг увидел что-то светлое. Девица?! Она вроде в белой рубахе была? Или нет? Впрочем, кроме неё шевелиться там было точно некому.

Внезапно стало страшно. Он понимал, что надо пойти и посмотреть. Мало ли, упала, плохо стало... Надо помочь. Но ноги категорически отказывались нести его туда, куда гнало чувство долга. Внезапно раздалось кряхтенье: открылась автобусная дверь. Высунулась голова водителя и проорала:

- Заходи, быстро!

Он застыл в растерянности. Надо было идти за девицей. И безумно страшно было это делать. Колебания закончилось, когда дождь внезапно стих. И от стены леса отделилось несколько светлых фигур. Девушки. Полуголые, красивые и... До оторопи страшные. Они не шли, а словно плыли. К нему плыли. И улыбались. Даже в темноте он видел их улыбки, от которых сердце даже не в пятки ушло, а провалилась сквозь разбитый асфальт. Он заорал и кинулся в автобус, дверь за ним тут же захлопнулась. И - чудо! - автобус вдруг поехал!

В салоне висела тягостная тишина. Он мысленно клял последними словами жену, что послала его в райцентр к своей престарелой тётке. Себя, что отпустил и не нашёл девицу. Девицу, что не держалась рядом. Водителя, что соврал о поломке. Бабок, что не помогли. И так по кругу. И фоном - ужас. Ледяной смертный ужас от того, что он видел. Получается, водитель был прав?.. И эти, как их, дождёвницы, действительно существуют?..

На плечо опустилась тяжёлая рука. Та же старуха, что призывала их с девицей терпеть, вздохнула и проскрипела с сочувствием:

- Ты, паря, себя не вини. Вы, городские, и не знаете, что ночью в дождь выходить нельзя. Тем более - в лесу. Они ждут. Караулят. Технику портят, вот как автобус наш. Им нужна либо жертва, либо подружка новая. Тебе повезло - сегодня они ждали подружку...

Неожиданно для себя он разрыдался. Как маленький, как нюня. Как человек, избежавший смертельной опасности. И не спасший от этой опасности другого. Другую.

Старый пазик бодро катил по проселочной разбитой дороге. В салоне рыдал молодой мужчина, его утешали несколько пожилых женщин. Водитель аккуратно прибавлял газу, чтобы как можно скорее выехать из леса. Она смотрела вслед. Мёртвыми холодными глазами, из которых ушла душа. Рядом стояли её новые подружки. И все они знали, что автобус скоро поедет обратно. И что жертву они получат. Надо просто немного потерпеть.