Дождливой ночью.


Это случилось в тот год, когда я возвращался из Краснодара домой. Стояло жаркое лето, и жизнь казалась простой и понятной, расписанной на годы вперед. Я еще не знал, что одна дождливая ночь перевернет мое представление о времени.


Возвращался я глубокой ночью. Ливень стоял стеной, дворники едва справлялись с потоками воды, заливавшими лобовое стекло. Фары выхватывали из темноты мокрый, блестящий асфальт. Город спал, и только я несся на своем стареньком «Опеле» сквозь водную стихию.


Уже въехав в черту города, на улице Павлова, я увидел ее. Одинокая фигурка у обочины, отчаянно голосовавшая под проливным дождем. Время близилось к двум. Что-то внутри екнуло. Оставлять девушку одной в такую погоду, в такой час, стало бы свинством. Я притормозил, и автомобиль, шурша шинами по лужам, остановился рядом с ней.


Дверца открылась, впуская в салон волну влажного ночного воздуха. В машину скользнула хрупкая блондинка лет девятнадцати. На ней было легкое летнее платье, которое от дождя намокло и теперь плотно облегало ее стройную фигуру. Я старался не пялиться, но краешком глаза все же отметил точеные плечи, острые грудки и тонкую талию. В руках она сжимала маленькую сумочку.


— Подкинуть?


— Спасибо вам огромное, — прозвенел ее голос, перекрывая шум дождя. — Вы меня просто спасли.


— Садитесь, не мокните, — кивнул я. — Куда вам?


— Если можно, до улицы Гагарина, или хотя бы куда-нибудь поближе к центру.


— Не вопрос, нам по пути. Я сам там недалеко живу.


Она благодарно улыбнулась, и салон будто посветлел. Первую минуту мы ехали молча, слушая, как капли барабанят по крыше. Я думал о том, что заставило ее оказаться здесь в такой час. Сбежала со свидания? Опоздала на последний автобус?


— Ну и ливень, — начал я, чтобы нарушить неловкое молчание. — Давно такого не было.


— Да, — неожиданно весело отозвалась она. — Но я люблю летний дождь. В нем есть что-то очищающее. Меня Ксения зовут.


— Очень приятно, Ксюша. Я — Андрей.


Так завязался наш разговор. Слово за слово, мы перешли от погоды к более личным темам. Я поинтересовался, где именно на Гагарина она живет.


— Да там, недалеко от клуба «Космос», что возле стадиона «Химик», — беззаботно ответила она.


Я нахмурился, пытаясь вспомнить. Стадион «Химик» я знал прекрасно, моя мама жила в том районе, я исходил его вдоль и поперек. Но вот клуб «Космос»… Такого названия я припомнить не мог.


— «Космос»? — переспросил я. — Что-то не припомню такого. Там вроде бы раньше кинотеатр был старый, а потом его снесли.


— Да нет же, клуб, — с энтузиазмом начала объяснять она. — Такой большой, с неоновой вывеской, там еще летом веранда работает. Его недавно открыли.


Она так уверенно и детально его описывала, что я усомнился в своей памяти. Может, и вправду построили что-то новое, а я, замотавшись с работой и поездками, просто не заметил. Но все равно, что-то не сходилось. Район был тихий, спальный, какой там ночной клуб?


В итоге мы оставили эту тему. Ксения рассказала, что учится на юридическом. Пересказала даже пару забавных историй про преподавателей и однокурсников, и я, слушая ее живой, мелодичный смех, сам невольно улыбался. Было в ней что-то светлое, какая-то неподдельная радость жизни.


Внезапно из ее сумочки полилась музыка. Знакомая до боли мелодия, хриплый голос Михаила Горшенёва. «Король и Шут». Песня «Будь как дома, путник». Но то, что я увидел дальше, заставило меня изумленно приподнять брови.


Ксения достала из сумочки странное устройство: тонкую прямоугольную пластину, вся лицевая сторона которой была одним сплошным светящимся экраном. Она провела по нему пальцем, и музыка стихла. Я никогда прежде не видел таких телефонов. Моя «Нокиа» с монохромным дисплеем и кнопками казалась рядом с этим чудом техники музейным экспонатом.


Ксения приложила устройство к уху.


— Да, мам. Все хорошо. Скоро буду уже дома. Минут через десять. Да, меня подвозят. Не волнуйся.


Она закончила разговор и бросила свой диковинный аппарат обратно в сумочку.


— Любишь «Короля и Шута»? — спросил я, все еще находясь под впечатлением от увиденного телефона.


— Обожаю, — кивнула она. — Особенно альбом «Бунт на корабле». Он такой тяжелый, мощный.


«Бунт на корабле»?


Я считал себя знатоком их творчества, но такого альбома не помнил. Может, новый совсем? Хотя я вроде следил за новинками. Вслух, однако, я ничего не сказал, не хотелось показаться невеждой.


— Жаль, конечно, что они распались, — со вздохом добавила Ксения. — Горшок умер, и все закончилось. Я так и не успела побывать на их концерте.


Я резко повернул к ней голову, едва не выпустив руль.


— Как умер? — переспросил я, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Ты что-то путаешь.


— Ну да, — ответила она так просто, будто говорила о погоде. — Еще лет двенадцать назад где-то. Я тогда еще совсем мелкой была.


«Лет двенадцать назад». Эта фраза застряла у меня в голове, как заноза. Двенадцать лет назад был бы тысяча девятьсот девяностый год. Горшенёв тогда только начинал свой путь. Что за бред она несет? Может, ошиблась? Или это какая-то неудачная шутка? Я посмотрел на нее. Нет, лицо абсолютно серьезное, с ноткой светлой грусти.


В этот момент я свернул на Комсомольскую, высвечивая фарами мокрый тротуар, остановку.


— Ой, остановите здесь, пожалуйста, — попросила Ксения. — Мне тут через торговый центр пройти, и я на месте. А вам крюк делать придется.


— Уверена? Дождь сильный.


— Ничего страшного, я добегу сама, благо недалеко. Спасибо вам огромное еще раз!


Она распахнула дверцу, и прежде чем я успел что-то ответить, выскочила наружу. Легко, почти невесомо, она побежала по мокрому тротуару и через мгновение растворилась в серой пелене дождя. Остался только едва уловимый аромат ее духов и… связка ключей на пассажирском сиденье. Видимо, выронила, когда доставала свой футуристический телефон.


— Эй! — крикнул я в открытое окно.


Но было поздно. Ее и след простыл.


«Какая девушка», — подумалось мне со вздохом.


Вернувшись домой, я долго не мог уснуть. В голове роились мысли. Странный телефон, несуществующий клуб, альбом, о котором я не слышал, и самое главное — новость о смерти Горшка. Бред какой-то.


Утром я закинул ее ключи в ящик комода в кладовке, где скапливался всякий хлам. Днем, по дороге к матери, я специально проехал мимо стадиона «Химик». Как я и думал, никакого клуба «Космос» там не было. Пустырь, заросший бурьяном, и остатки фундамента старого кинотеатра. Ксения либо что-то напутала, либо просто выдумала все это.


Со временем эта странная история стерлась из памяти, затерявшись среди сотен других, более приземленных событий.


Я бы и не вспомнил о ней никогда, если бы не один случай. Шел июнь две тысячи двадцать пятого года. Я, уже далеко не тот молодой парень, выгуливал своего пса неподалеку от маминой старой квартиры. Я давно забрал ее к себе, и в этом районе бывал редко. И вот, проходя по улице Гагарина, я замер как вкопанный. Прямо на том месте, где был пустырь, возвышалось современное здание. Над входом горела яркая неоновая вывеска: «Ночной клуб КОСМОС».


Меня будто ударило током. Ноги сами понесли меня ближе. Но не это главное! Тут я увидел ее. У подъезда соседнего дома стояла Ксения. Она с кем-то разговаривала по телефону, и я узнал бы этот голос из тысячи, несмотря на прошедшие года. За прошедшие двадцать три года она ничуть не изменилась. Все та же хрупкая девятнадцатилетняя блондинка в легком платье.


В голове мгновенно всплыли все детали той ночи. Ее рассказ о клубе, альбом «Бунт на корабле», который вышел в две тысячи четвертом, смерть Горшенёва в две тысячи тринадцатом, смартфон в ее руках… Все, что тогда казалось бредом, теперь обрело ужасающий, фантастический смысл.


«Но как?»


Я хотел подойти, схватить ее за руку, задать тысячу вопросов. Как? Почему? Но не решился. Просто стоял, как идиот, посреди тротуара и смотрел на девушку из прошлого, или, вернее, из будущего, которая каким-то непостижимым образом оказалась в моей машине той ночью. Развернувшись, я почти бегом направился домой.


В квартире я перерыл всю кладовку, опрокинув ящики со старыми инструментами и коробки с елочными игрушками. Наконец, на самом дне комода, под стопкой пожелтевших газет, я нашел их. Та самая связка ключей. Зажав холодный металл в потной ладони, я вернулся.


Ксения сидела на лавочке у подъезда с подругой и что-то оживленно обсуждала. Сердце бешено колотилось. Я подошел, остановившись.


— Здравствуйте.


Она подняла на меня глаза. В ее взгляде не было и тени узнавания. Конечно, я сильно изменился за эти годы. Постарел, обзавелся пивным животом и лысиной. Оскуфился, как сейчас говорят.


— Здравствуйте, — неуверенно произнесла она, трогая ремешок той самой маленькой сумочки.


— Ключи, — сказал я, протягивая ей связку на открытой ладони. — Вы забыли их в автомобиле.


Она с недоумением посмотрела на меня, потом на ключи, потом снова на меня. Легкая тень пробежала по ее лицу, будто она пыталась что-то вспомнить.


— Да, действительно, — наконец кивнула она, забирая ключи. — Мои. Спасибо большое. А я думала, что потеряла их. Вчера все перерыла.


Вчера. Вчера шел сильный дождь. Такой же, как в ту ночь две тысячи второго года, когда я подобрал ее на обочине.


— А вы, наверное, папа того парня, что меня вчера подвозил? — вдруг спросила она. — Вы просто очень похожи.


Что мне оставалось делать? Спорить? Пытаться объяснить ей, что ее «вчера» и мое «вчера» разделяют двадцать три года? Поэтому, я просто кивнул.


— Да.


Вот такая история. История, которая растянулась на десятилетия, связав воедино две точки во времени одной дождливой ночью. Можете верить, можете нет, но это было. Прошлое и будущее столкнулись в салоне моего старенького «Опеля» и разошлись, оставив после себя лишь связку ключей и недоумение. Не знаю, каким образом это возможно, но, тем не менее, это случилось со мной.

Загрузка...