Дождь

Слегка раскачиваясь и постукивая колёсами на стрелках, поезд, приближался к моему родному городу. За окном стали появляться знакомые названия деревень, узнаваемые места. Казалось, что мелькавшие за окном деревья стали ближе и роднее - они кивали мне, приветливо качая кронами.

Я стоял в тамбуре и смотрел в окно.

Двадцать лет. Двадцать лет я не был в родных местах.

Достал из кармана пачку сигарет. Закурил. Что в поездах строжайше запрещено. Начавшему возмущаться проводнику, чтобы он не бухтел, я сунул, в карманчик форменной рубахи, довольно-таки крупную купюру. Проводник, молодой парнишка – наверное только-только из училища, взглянул на денежку, озадаченно крякнул и только сказал:

- Ваша станция, через десять минут.

Я молча кивнул и продолжил смотреть в окно.

За окном появились первые строения моего города: хлебозавод, гаражи, домики частного сектора. Проскочил переезд, с обилием ожидающих автомобилей. Чуть вдали мелькнули многоэтажки моего микрорайона. Сердце радостно забилось – Мой Город! Но радость охватившая меня длилась лишь мгновение. Грусть, тоска и какая-то пустота в душе.

Наконец поезд, лязгнув буферами, остановился. Дверь вагона открылась, проводник привычным жестом протёр поручни, и опустил лесенку.

Вокзал. Я вышел на перрон, вдохнул запахи родного города и осмотрелся: обычная вокзальная суета: люди спешат, обнимаются, целуются, несут сумки и катят, такие нынче модные, чемоданы на колесиках. Уезжают, провожают, встречают. Лишь меня никто не встречал. Я стоял в одиночестве на перроне, получая тычки, толчки и беззлобные замечания от спешащих людей.

Город встречал меня дождем. Хмурое небо, падающие капли, мокрый асфальт. Я поднял лицо навстречу капелькам небесной влаги. Теплый, летний дождь омывал моё лицо, словно старался смыть с меня всё то, что накопилось за долгие годы.

Я открыл зонт, и невесело усмехнулся: первый раз, за всю мою жизнь, мне пригодился зонтик который я взял «на всякий случай».

Дождь. Летний дождь.

Все наиболее значимые события в моей жизни связанны с дождём.

Дождь.

Как радостные, так и паскудные.

Дождь - это моё счастье и моё проклятье.

В тот день, я очень хорошо помню, тоже шёл дождь. В тот день, когда я повстречал Её...

ТОГДА…

Я ловко спрыгнул с подножки поезда – весёлый, счастливый «Дембель». В городе шёл дождь.

- Ха! – сказал я посмотрев на небо. – Подумаешь – дождь!

И шлёпая прямо по лужам, не обращая внимания на струи дождя, направился домой. И тут я увидел Её. Она стояла у киоска «Союзпечать», прикрываясь от дождя ярко-синим зонтом в белые горошины, и с белым кружевом по краю. Одета в длинное, почти до щиколоток темное платье.

«Мэри Поппинс», - подумал я.

А когда заглянул под зонт и увидел Её лицо, то понял, что пропал, пропал навсегда. Эти небесно-голубого цвета раскосые глаза, тёмные волосы обрамляющие лицо в форме сердечка, чуть вздёрнутый нос и пухлые чувственные губы! Я остановился.

- Девушка, вам не одиноко под зонтом?

Она рассмеялась, смех был звонкий и какой-то, по-детски, искренний.

- А вы хотите составить мне компанию? – весело спросила Она.

- Конечно! Сейчас и навсегда! - ответил я глядя Ей прямо в глаза.

Она опять рассмеялась и дальше мы уже шли вместе. Двое под одним зонтом.

А дождь всё шёл, не переставая...

СЕЙЧАС…

Вокзал за эти годы изменился до неузнаваемости: электронное табло, брусчатка на перронах, крытая большим пластиковым навесом зона ожидания, очерченные квадраты резерваций - места для курения. Вместо полуразрушенного деревянного строения, гордо именовавшегося «Бар у дороги», сияло стеклом, металлом и пластиком «Придорожное кафе».

Всё было другое, новое, незнакомое. Да и не удивительно – столько-то лет прошло. Но всё равно, кое в чем угадывался прежний, старый вокзал, что я так любил.

Я вышел на привокзальную площадь и, игнорируя навязчивых таксистов, отправился пешком. Под дождём.

Если вокзал изменился практически полностью, то привокзальные улочки остались прежними. Всё те же, выкрашенные в жёлто-оранжевый цвет двух-трёхэтажные домики, на пару подъездов, с уютными двориками, где, как непременный атрибут имеются веревки для сушки белья, натянутые между специально для этого дела врытыми столбиками. Столики, где так приятно вечерком, после трудового дня, под сенью раскидистых деревьев посидеть, поиграть в домино, попить пивка, покурить, пошутить, побалагурить с мужиками. Небольшими детскими площадками. Всем тем, что создают неповторимый уют маленьких провинциальных городков.

Я шёл дальше. Кинотеатр. Каштаны.

Я остановился под тем каштаном, под которым мы много лет назад признались друг другу в любви.

Тогда тоже шёл дождь. Мы стояли возле кинотеатра, под деревом, в ожидании сеанса. Шёл дождь и крона дерева не спасала – капли, то и дело скатывались по широким листьям и окатывали нас...

ТОГДА…

- Какие красивые у тебя глаза, - сказал я Ей.

- Правда? - Она улыбнулась, и от улыбки, у Неё на щеках появились ямочки.

- Правда. В них есть, что-то азиатское.

- Нет, - Она рассмеялась. - Мама говорила, что бабушка была Эвенка.

- Эвенка? Эвенка? - задумчиво пробормотал я. - А кто это?

- Н-у-у, - Её губы вытянулись в трубочку. – Это такие жители Крайнего Севера.

- Ага! – воскликнул я. – Чукча значит!

Она рассмеялась снова:

- Ну если я чукча, то ты – грузин.

- Откуда ты знаешь? - притворно удивился я. – Меня в школе так и называли. Что, правда похож?

- Очень! - сказала она смеясь.

- Нет, я славянин. Чистокровный. Хотя, кто его знает.

Несмотря на свою внешность, я славянин.

«Высокий, смуглый брюнет. Косматые брови. Круглые, чуть навыкате глаза, орехового цвета. Длинный, слегка крючковатый нос с заметной горбинкой. Толстые пухлые губы. Волевой подбородок с ямочкой» - так меня, в выпускном классе, описала одноклассница, в сочинении по русскому: «Мои одноклассники».

- Я люблю тебя. Я люблю твои глаза. Я люблю твою улыбку. Я люблю твой смех и эти ямочки на щеках. Я люблю тебя, моя Чукча.

Она посмотрела мне в глаза, провела ладонью по моей щеке и тихонько сказала.

- Я тоже. Я тоже тебя люблю, мой Грузин.

На её губах был вкус дождя и яблок...

СЕЙЧАС…

Я шёл по городу, узнавал и не узнавал его. Двадцать лет - большой срок для города, а для человека тем более. Память может подвести и выкинуть какую-нибудь забавную штуку.

ЗАГС – здание совсем не изменилось, лишь разрослись аж до третьего этажа плакучие ивы…

Я помнил тот сентябрьский день.

ТОГДА…

Тогда тоже лил дождь. И мы, мокрые с головы до ног, но страшно счастливые и смеющиеся, вошли в эти двери, и строгая, неулыбчивая тётенька приняла у нас заявление на бракосочетание…

СЕЙЧАС…

А дождь всё шёл. Капли барабанили по натянутой ткани зонта и, собираясь в ручейки стекали вниз, иногда попадая мне прямо за шиворот.

Вот и подъезд моего дома. По гулкой лестнице, я поднялся на четвёртый этаж, отпер дверь и вошёл в свою квартиру. Привычно, словно и не было этих двадцати лет, нащупал с левой стороны у двери выключатель и включил свет. В квартире всё было по-прежнему, всё было на своих местах. Спасибо соседке, что все эти годы присматривала за квартирой. Я ежемесячно пересылал ей деньги за коммуналку и за заботу.

Я разулся и подошёл к высокому комоду, на котором стоял старый телефонный аппарат. Провёл рукой по жёлтому пластику, снял трубку, долго вслушивался в молчание и тишину. Пальцы сами собой начали крутить диск набирая номер. Чуда не произошло - в трубке была всё та же тишина. Чему удивляться - телефон был давно отключён.

Я положил трубку и прошёлся по квартире. Она осталась такая же как и была при жизни мамы. Мама…

ТОГДА…

Когда хоронили маму тоже шёл дождь. А я стоял и смотрел, как четверо мужиков закапывают дорогого мне человека в землю, устанавливают крест, обкладывают могильный холмик венками и цветами. Я плакал. Она плакала вместе со мной. И казалось небо проливает слёзы дождём...

СЕЙЧАС…

Я долго стоял у кухонного окна, слушал барабанную дробь, что дождь выбивал о подоконник и смотрел на мокрый двор, на мокрые деревья, мокрые машины, мокрые дома. Где-то вдалеке, за пятиэтажкой, выглядывал угол нашей школы, а ещё чуть дальше был виден Её дом…

ТОГДА…

Потом Ей пришлось уехать. Уехать на месяц, к тётке, которая заболела. Я провожал Её, и опять шёл дождь. Стоя у вагона, на перроне, я видел, что у Неё были мокрые глаза. И я не знал от чего: то ли от дождя, то ли от слёз…

А через пару недель опять шёл дождь. Проклятый дождь!

Я стоял на остановке ожидая автобуса, которого всё не было и не было. Я промок. Очень промок. Когда автобус появился, я был уже хоть выжимай. В автобусе я сел сзади, у двигателя, от которого исходило благотворное тепло. Я согрелся и расслабился, меня стало клонить в сон. Глаза сами собой закрывались. Внезапно, кто-то положил мне руку на плечо.

- Боже! Какой ты мокрый – хоть выжимай! – раздался голос.

Я открыл глаза – рядом стояла Её лучшая подруга. Подвинувшись, я пригласил ее сесть. Мы поговорили, просто поговорили - ни о чём и обо всём. Вышли мы вместе – идти нам нужно было в одну сторону. Я проводил ее. Она предложила мне зайти погреться, высушиться и выпить чего-нибудь горячего чтобы не простыть. Я согласился… До сих пор не понимаю – зачем? Ведь до моего дома было рукой подать.

А утром проснувшись рядом с ней, в её постели, я ощутил себя настолько мерзко и противно, как никогда в жизни.

Зачем? Зачем я это сделал? Зачем я предал нашу Любовь? Зачем я предал Её? Я до сих пор задаю себе этот вопрос, и не могу найти на него ответ. Сколько раз после, я прокручивал у себя в голове тот вечер, и каждый раз находил повод, находил слова отказаться. Почему я не смог найти их тогда? Я не знаю…

СЕЙЧАС…

Я вышел на улицу. Дождь, всё так же умывал город. Ноги сами понесли меня в сторону школы. Когда-то здесь, прямо у школьных ворот, стояла телефонная будка, где за 15 копеек можно было позвонить по межгороду…

ТОГДА…

Тогда тоже шёл дождь, он барабанил по крыше будки, мокрыми дорожками слёз стекал по стеклу. А мы говорили.

- Я люблю тебя, милая!

- Я тоже тебя люблю, мой Грузин.

- Я очень скучаю по тебе, приезжай скорее, моя Чукча.

- Мне нужно тебе, что-то сказать. Очень важное.

- Говори.

- У тебя всё хорошо? Голос какой-то странный. Ты не заболел?

- Всё хорошо. Говори, я слушаю.

- Нет, не по телефону. Я скоро приеду и всё тебе расскажу. Пусть это будет сюрприз.

- Хорошо я буду тебя ждать.

- Целую!

- Целую…

СЕЙЧАС…

Телефонной будки уже давно не было. И сомневаюсь, что кто-то помнил о том, что она когда-то здесь стояла. А я помню. Я помню тот дождливый день и наш разговор.

Я пошёл дальше по мокрым улицам.

Подошёл к Её дому, зашёл в знакомый подъезд, поднялся на второй этаж, потянулся к кнопке звонка, и… увидел старую полустёртую надпись на стене возле двери: «Ч + Г = Л». Надпись была перечеркнута крест-накрест. Моя рука опустилась. Выйдя во двор, я закурил и стал под большой клён, что и тогда рос прямо возле подъезда…

ТОГДА…

Она позвонила и сказала, что приехала и, что очень хочет меня видеть. Прямо сейчас.

Я был немножко занят, и встречу мы перенесли на вечер, на шесть часов.

Шёл дождь. Я стоял и ждал Её под раскидистым клёном. Капли пробиваясь сквозь листву капали мне на голову, стекали за шиворот, я не обращал внимания - я стоял и ждал. Хлопнула дверь подъезда. Вышла Она. Я бросился к Ней навстречу и попытался обнять. Она отступила на шаг. Взглянув Ей в глаза я понял, что Она всё знает. Опустив руки я молча стоял.

- Прости, - наконец выдавил я из себя.

Она не отвечала.

- Прости меня. Я люблю тебя.

Она молча смотрела на меня. Смотрела долго. А потом, тихим и каким-то надтреснутым голосом спросила:

- За что?

- Прости меня, - я обнял Её.

Она не вырывалась, но была холодная и чужая - незнакомая мне женщина. Мы стояли так несколько минут. Наконец Она отстранилась. Посмотрела на меня. Положила, что-то мне в руку и сказала:

- Никогда. Никогда больше не подходи ко мне. Не ищи меня.

И развернувшись ушла. Я долго смотрел Ей вслед, не решаясь догнать. Когда Она скрылась за пеленой дождя, я посмотрел на то, что было у меня в руке. Это был вчетверо сложенный листок бумаги - наше заявление в ЗАГС, на котором лиловел штамп: «Аннулировано».

Я опустился на колени, прямо на мокрый асфальт, и заплакал прижимая к груди влажный листок с растекающимися чернилами лилового штампа.

Несколько недель я безуспешно искал Её. В городе Её не было. Родители категорически отказывались говорить где Она.

В один дождливый день я понял, что потерял Её. Что потерял Её навсегда. Из-за минутной слабости, из-за какой-то неведомой прихоти, я потерял свою Любовь.

В тот же день я собрал вещи, договорился с соседкой и уехал.

Двадцать лет меня мотало по стране. По нашей необъятной стране. Где я только не был, кем только не работал. Я был в местах, где дождя не бывало больше полугода; в местах, где дождь лил неделями; в местах, где вода превращалась в лёд за несколько мгновений.

В какие бы города и веси я не попадал. С какими бы людьми я не общался. Я всегда помнил о Ней. Каждый день, каждый час, каждый миг.

Я думал, что время сотрёт из памяти её образ, но это оказалось не так. Даже спустя двадцать лет, в каждой женщине, я видел Её черты, слышал Её смех, ощущал запах Её волос. Каждую ночь Она приходила ко мне во сне…

СЕЙЧАС…

Соседка постарела и переехала жить к сыну. Мне пришлось вернуться. Вернуться не для того, чтобы остаться, а для того, чтобы закрыть Гештальт - продать квартиру. Чтобы не было куда возвращаться. И уехать, на этот раз навсегда. Нашёлся покупатель, он давал приличную цену. Оставалось только решить кое-какие вопросы, оформить документы и попрощаться с городом и с памятью навсегда…

Я стоял под клёном - под тем самым клёном. Стоял курил и слушал шорох дождя в листве. Смотрел, как капли, падая в лужи, рисуют идеальные круги, как появляются пузыри на месте их падения.

Вдруг, в конце двора, показалась женская фигура под зонтом. Я не отрываясь смотрел на неё, не веря своим глазам. Это была Она.

Она подошла и остановилась рядом со мной. Я смотрел на неё - Она ничуть не изменилась: всё те же раскосые глаза небесно-голубого цвета, тёмные волосы обрамляющие лицо в форме сердечка, чуть вздёрнутый нос и пухлые, чувственные губы! Сердце моё забилось.

- Здравствуй, - сказала Она.

- Здравствуй, - ответил я.

Мы молчали глядя друг на друга.

- Я почему-то так и думала, что встречу тебя сегодня.

Я молчал.

- Ты совсем не изменился. Всё такой же Грузин. Только в волосах серебро появилось.

- Ты тоже такая же. Такая же, какой я тебя помню – Чукча.

- Ты надолго?

- Нет. День – два. Продам квартиру и уеду.

Мы опять замолчали. Стояли и смотрели друг на друга. Я смотрел на Неё и не мог наглядеться. Всё моё существо рвалось к Ней, но я держался.

- Как ты? Жена? Детишки? - прервала Она молчание.

Я покачал головой:

- Нет. И не было. А ты как? Муж? Дети?

Она улыбнулась и покачала головой:

- Нет, я не замужем. И никогда не была.

- От чего так?

- Тебя ждала. Ждала когда ты вернёшься.

- Но ведь...

- Я давно тебя простила. Ждала, что ты придёшь, а ты всё не шёл и не шёл, тебя всё не было и не было.

- Ты простила меня? – переспросил я. Где-то в глубине души вспыхнула искорка надежды… Но тут же угасла.

- Но я не простил себя, и не прощу никогда, - я опустил глаза. - Все эти годы я пытался найти прощение, оправдание себе.

- Нашёл?

Я покачал головой.

- Глупый, - Она сделала шаг вперёд и рукой провела по моей щеке.

Я взял Её ладонь в свои руки и прижался к ней губами.

- Глупый, - повторила Она. – Глупый, маленький мальчик.

Я посмотрел в Её глаза.

- Я люблю тебя, моя Чукча! Я люблю тебя все эти годы!

- Я тоже, мой Грузин. Я тоже люблю тебя…

На Её губах был вкус дождя и яблок...

- Мама, кто это? - раздался голос.

Я обернулся, рядом стоял молодой человек. Высокий, смуглый брюнет. Косматые брови. Круглые, чуть навыкате глаза. Длинный слегка крючковатый нос с заметной горбинкой. Толстые пухлые губы. Волевой подбородок с ямочкой. Вот только глаза у него были небесно-голубого цвета.

Я с изумлением перевёл взгляд на Неё. Она улыбалась глядя то на него, то на меня. Глаза у неё были мокрые: то ли от дождя, то ли от слёз.

В это время, у меня в кармане, зазвонил телефон. Я достал аппарат. На экранчике высветилась надпись: «Купец» - так я записал в телефонной книге контакт покупателя.

- Да, - сказал я в трубку.

- Здравствуйте, - раздался из динамика мужской голос. - Когда мы с вами встретимся, чтобы обсудить детали покупки квартиры, внести задаток?

Я молчал, глядя на двух самых дорогих мне людей. И думал – нужен ли я им? Пустят ли они меня в свой мир? Примут ли в свою семью?

Хоть Она и улыбалась, я теперь ясно видел слёзы у Неё на глазах.

Парень смотрел на меня. Потом тоже улыбнулся, слегка кивнул и протянул мне руку. Я пожал её.

- Ну, что вы молчите, - говорил мужчина в телефоне. -Когда вам будет удобно встретиться?

- Никогда,- ответил я.

- Не понял!?

- Что здесь непонятного? Квартира не продаётся!

Я нажал отбой.

А дождь, в это время хлынул с удвоенной силой.