Договорняк

Калям уже отирался возле коробки. Малянов поднял крышку и увидел горлышки бутылок, пакеты, свёртки, банки консервов. Малянов опасливо потянул из ящика бутылку. Коньяк. Рублей пятнадцать, ей-богу! Он пересчитал горлышки. Десять штук, как одна копейка. Малянов как был, в тиковых подштанниках и носках — принялся скакать по комнате. Зубы были стиснуты, ногти впились в мякоть рук.

Голый, лысый, волосатый, в светлых роговых очках, расставив ноги и всё ещё изредка почесываясь, возбуждённый и очень расположенный к самому себе, Малянов повторял:

— Добился! Добился своего, дубина, убийца!

Он представил, как Снеговой сидит в своем кабинете за столом, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой — пистолет системы Макарова, и сладкое чувство упоения властью обуяло его.

И хотя жратвы было завались, хотелось узнать, какими ещё ништяками одарит Гомеостатическое Мироздание, если и дальше помогать ему. Из полезных соседей остался Вечеровский, но в списке целей был не только он один.

Зазвонил телефон. Малянову представился вдруг мертвый Снеговой — как он в огромной полосатой пижаме, грузный, холодный, с запекшейся дырой в большом черепе; как он накручивает окоченевшим пальцем диск; в правой руке у него пистолет, в левой — телефонная трубка.

С замиранием сердца Малянов снял трубку и спросил:

— Арнольд Палыч? Вы ли это, вы ли?

— Не узнаешь, собака? — Это был Вайнгартен. — Так я зайду?

2

3. "…дерево треснуло, ободья лопнули, бочонок рассыпался.

Малянов был ослеплен, заворожен, он задыхался и дико закричал при виде сказочной картины, которая открылась его глазам.

Из бочонка высыпались сотни алмазов. В беспорядке рассыпавшись по ковру, они сверкали как звезды, которые оторвались от небесной тверди и упали на полог черного бархата. Безумными глазами смотрел Малянов, из груди его вырвалось рычание, какое издает хищный зверь, вышедший на охоту. Затем взгляд его снова перенесся на бочонок. Этот скромный сосуд был до половины наполнен драгоценными камнями разной величины и жёлтыми металлическими кружками — золотыми монетами.

Камни ещё не были отделаны, к ним ещё не прикасались ни искусство гранильщика, ни прихотливый вкус ювелира, и всё же они представляли неоценимое богатство. Их естественные грани, на которые сверху падал свет, задерживали на себе все лучи. Некоторые камни, случайно лежавшие на золотых монетах, напоминали сверкающие глаза тигра.

— Моё!.. Моё!.. Всё моё!.. — задыхаясь, повторял Малянов, погружая руки в алмазы. — Я богат!.. Наконец-то! Я давно это заслужил!

Он набрал полные пригоршни драгоценных камней и сжал их так, что они врезались ему в ладони. Вероятно, это было ему нужно, чтобы ещё лучше поверить в обладание.

"Вайнгартен, — подумал он, листая расстрельный список в обратном порядке. — И Снеговой".

Почему-то в голове возникли Буревой и Каменистый. Малянов не знал, откуда их знает, но знал точно, что знает теперь.

"Вечеровский? — подумал он. — Или… Семецкий?"

Убить Семецкого раньше не приходило ему в голову, но теперь Малянов не мог отделаться от этого навязчивого желания.

Он мог безошибочно узнать Юрия Семецкого из множества других Семецких. Найти его было всего лишь вопросом времени. Малянов почему-то уверился, что начинать поиск надо в киоске справочного бюро города Москвы.

И ещё он подумал, что не надо ехать к Губарю — до него добрался его незаконорожденный сын-психопат, так же, как и Малянов, научившийся получать Дары Смерти.

Загребая совком алмазы, Малянов пересыпал их в мусорное ведро, освобождая место в комнате, и начал собираться в Москву.

— Хочу жестяной барабан и щенка-бульдога, — громко сказал он в выжидательно молчащую пустоту и шагнул за порог, чтобы вскоре встретиться с Семецким.