Доктор

Педиатр Лидия Романовна Скокова и её муж со сложным и незапоминающимся именем купили дом на окраине деревни Берёзовка как раз незадолго до страшных событий. Деревенские даже судачили поначалу, вон, мол, как докторше не повезло. Думала, в тихом месте не пенсии поселится, а вышло-то совсем по-другому. Впрочем, докторша и не на пенсии была, и не на постоянное жительство в Берёзовку приехала, тут сплетницы ошибались. Как потом выяснилось, ошибались они и в остальном.

В свой дом Лидия Романовна приезжала несколько раз в месяц. Муж её нанял бригаду, которая сделала шикарный по деревенским меркам ремонт. Впрочем, докторшин немногословный и странноватый супруг сам оказался мужиком рукастым, соседи только диву давались, что городской интеллигент в очках может и забор починить, и крыльцо новое сделать. Всем очень хотелось посмотреть на хоромы изнутри, и новосёлы устроили «званный вечер».

Дом стал как игрушечка. Хозяйственные постройки тоже в порядок привели, облагородили сад, расчистили огород. В общем, Скоковых в Берёзовке приняли. Конечно, позавидовали, не без этого. Но докторша была добрая, никогда не отказывалась посмотреть ребёнка, денег за это не брала, а советы по лечению давала здравые и действенные. Так что через какое-то время берёзовские женщины на неё чуть ли не молились. Местный фельдшер Монин только выдохнул: ему работы меньше. А муж Лидии Романовны, которого все стали звать просто Михалычем, охотно помогал мужикам в хозяйственных делах, да и выпить не отказывался, хотя меру знал. А что еще нужно в деревне, чтобы прослыть своим?

Единственное, что не давало покоя жителям Берёзовки – бывший курятник на участке Скоковых. Точнее, остатки курятника вообще разобрали, а на его месте поставили небольшой, но крепенький домик. Где чаще всего, по наблюдениям соседей, и проводила время Лидия Романовна. Михалыч же, наоборот, туда ни ногой. А хозяйка и сумки из города туда огромные привозила, и из него что-то в коробках выносила и увозила в город. Самые любопытные набирались окаянства и спрашивали, что у хозяйки там такое. Та отвечала коротко, мол, мастерская. А вот что она там мастерит – молчок. Только улыбалась и разговор на другое сразу переводила. Муж её и вовсе на такие вопросы отвечать отказывался, отговаривался тем, что он в дела жены не лезет.

Примерно через полгода после заселения Скоковых в Берёзовку, у Ани и Жени Трофимовых умер трёхмесячный сынок Пашенька. Просто не проснулся утром. Мальчик был беспокойный, Аня бегала к Лидии Романовне чуть ли не через день. А когда она уезжала в город, доставала Монина. Но и врач, и фельдшер никаких особых проблем у малыша не видели, считали, что Аня слишком тревожная. Тем утром в дом Скоковых прилетела растрёпанная Аня, за ней с Пашенькой на руках бежал Женя. Но увы, даже такая хорошая врач ничем не могла помочь: малыш уже остыл. Это же подтвердил и Монин. И вызвал всех необходимых в таких случаях специалистов. Трофимовым потом сказали, что ребёнок умер от СВДС – так называемого, синдрома внезапной младенческой смертности. Случается он нечасто, предсказать его невозможно. Просто здоровый малыш утром не просыпается. Точных причин этого синдрома врачи до сих пор не знают.

Деревня оплакала Пашеньку. Женя увёз полубезумную от горя Аню к её родственникам в город, в Берёзовке та оставаться не хотела. А через неделю – новая напасть. Пропала двухлетняя внучка Егорьихи, которую привезли погостить к бабушке. Егорьиха всполошилась почти сразу. Оставила Катюшу во дворе буквально на десять минут, что-то подгорало у неё на плите. Внучка возилась в специально для неё сделанной песочнице, лепила куличики. А когда бабка вышла, песочница оказалась пустой.

Егорьиха закричала так, что сбежались все соседи из ближних домов, включая и Лидию Романовну с мужем. И вызвонили других деревенских, кто дома был и ходить мог. Тут же кинулись и в лес, который начинался сразу за Егорьихиным забором. И дворы стали прочёсывать. Ну куда мог уйти двухлетний ребёнок за десять-пятнадцать минут? Катюша, конечно, топала очень бодро, но далеко утопать не способна была явно. Однако через час её еще не нашли. Подключили и полицию, и волонтёров. Примчались из города Катюшины родители. Девочку искали несколько суток. Безрезультатно.

Не успела Берёзовка оправиться от этого удара, как беды пошли одна за одной. И все – с детьми связанные. Одни малыши тяжело заболевали, и симптомы были странные и невнятные. Другие – на ровном месте падали и получали серьёзные травмы. Вроде бы никто не виноват в этом, но количество подобных случаев стало превышать все разумные пределы. Безусловно, дети и болеют, и ушибаются, но не каждый же день и не так болезненно и кроваво. Монин сбивался с ног, Лидия Романовна тоже постоянно бегала из дома в дом. Но странная «эпидемия» не прекращалась.

Муж Лидии Романовны уехал в город. Она говорила, мол, какая-то у него там срочная работа. А соседи слышали, как перед отъездом он кричал на неё чуть ли не матерно. Поссорились явно. Бабы только головами качали: такая женщина, и добрая, и душевная, и красивая даже в своем неюном возрасте. Что им надо, мужикам этим? Чем докторша Михалычу не угодила?

Одна соседка, впрочем, помалкивала, учительница на пенсии Марина Игоревна. Потому что ей посчастливилось (или нет?) услышать не только шум скандала у Скоковых, но и конкретные слова. Муж кричал, что Лидка своей трупярней опять всё испортила. И что больше он это терпеть не намерен, хватит, натерпелся. Это страшное и непонятное слово «трупярня» поставило бывшую «биологичку» в тупик. Она слышала, что этим словом иногда называют морг. Но где морг, а где немолодая педиатр? Которая в морге разве что в институтские годы бывала, да и то в «анатомичке», где студенты на трупах обучаются?

Марина Игоревна была женщиной одинокой, необщительной, сплетен не любила. Поэтому поделиться мыслями ей было не с кем. Но какой-то червячок недоверия к Лидии Романовне после того скандала в душе у неё заворочался. И стала она за соседкой наблюдать, не специально, исподволь. Не зря – пару раз заметила странное. А именно: педиатр, после приглашения к какому-нибудь ребёнку, приносила с собой детскую вещь. Мелочь типа соски или носочка. Марина Игоревна это случайно увидела, удивилась страшно, но на ус намотала. Стала уже прицельно наблюдать. И через какое-то время убедилась: Лидия Романовна на самом деле зачем-то тащит из домов детские вещички. И несёт сразу в свою «мастерскую».

На пенсии Марина Игоревна пристрастилась к детективам. И решила, что педиатр явно каким-то образом причастна и к детским травмам, и даже, возможно, к смерти Пашеньки и исчезновению Катюши. Каким именно образом причастна – предстоит выяснить. Именно ей, Марине Игоревне предстоит. А для этого необходимо проникнуть в «мастерскую». Почему-то пожилой учительнице казалось, что именно там она найдёт ответы на все вопросы.

Марина Игоревна дождалась, когда Лидия Романовна уедет в город. И поздно вечером, когда Берёзовка засыпала, попыталась проникнуть сначала на участок, а потом и в «мастерскую». С щеколдой на калитке она справилась легко, а вот дверь в дом оказалась крепкой и запертой на три замка сразу. К чему такие предосторожности?! Два окна были плотно занавешены, не заглянешь. Но любопытство Марины Игоревны перешло уже все разумные границы. И она решилась разбить стекло. Порезалась, но окно открыла. И влезла в «мастерскую» с помощью крепкой скамейки, которую Скоковы поставили у себя на участке под яблоней. Сама от себя такой прыти не ожидала.

Когда Марина Игоревна нашла выключатель, и под потолком вспыхнули многочисленные лампы дневного света, бывшая учительница чуть не закричала. В последний миг сдержалась. Потому что попала она реально в «трупярню». В комнате было несколько столов, на которых лежали дети. И отдельно – части детских тел: ручки, ножки, головы без глаз. А прямо перед окном, в которое влезла Марина Игоревна, расположилось кресло. И в нём – пропавшая Катюша!

Живая, даже глаза открыты. Но совершенно неподвижная. Господи! Что эта гестаповка тут делала?!

Марина Игоревна кинулась к Катюше. И обомлела. Девочка была какая-то не такая. Словно… Словно… И тут Мария Игоревна поняла – это кукла. В голове даже всплыло название этих кукол, до дрожи напоминающих живых детей, – реборны. Когда-то в городе Марина Игоревна попала на выставку кукол. Любовалась на старинных красавиц, на современные игрушки ручной работы. А потом чуть не умерла от ужаса, когда увидела реборнов – им был посвящён отдельный зал. И младенцы, и дети постарше выглядели совершенно как живые. И выполнены были с соблюдением всех анатомических подробностей, включая размеры. Примерно годовалый мальчик, сидящий на лошадке-качалке, потом долго снился Марине Игоревне в кошмарах. У него была совершенно живая улыбка. И живые глаза. Мастерица, которая его сделала, громко рассказывала, что у её кукол даже кожа на ощупь похожа на человеческую. И по текстуре, и по температуре. После этих слов Марина Игоревна и сбежала. Решив для себя, что безумны и те, кто делает таких кукол, и те, кто их покупает и ими восхищается.

Всё встало на свои места. Педиатр создавала реборнов. Деревенские такое хобби точно не оценили бы, поэтому в свою «мастерскую» она никого и не приглашала. Но… Зачем бы ей для этого вещи настоящих детей?.. И могла ли она украсть Катюшу, чтобы сделать так идеально похожую на неё куклу?.. И как вообще детские болезни и смерть Пашеньки связаны с реборнами и связаны ли?..

Вопросов было много. Ответов – нет. Марина Игоревна стала соображать, как выбираться. И что вообще делать с полученной информацией. Думать не получалось – взгляд невольно притягивался к «Катюше». И ужас сковывал от того, насколько реборн похож на живого ребёнка. И вдруг кукла моргнула. Марина Игоревна от ужаса попятилась назад к окну, зажимая рукой рот, чтобы не закричать. А сзади послышался голос:

- Мда… Реборнов-старух, конечно, никто не заказывает. Но, пожалуй, я сделаю такую куклу для себя лично.

Очнулась Марина Игоревна у себя дома, на своей кровати, правда, неразобранной. Одета, обута, голова трещит, на затылке наливается болью огромная шишка. За окном – рассвет. Марина Игоревна встала, кое-как дошла до санузла и до кухни: умылась и попила воды. Что произошло? Последнее, что она помнила – моргающую куклу и голос Скоковой за спиной. То есть, докторша вернулась в неурочное время, обнаружил взломщицу, ударила её чем-то по голове. А потом, бесчувственную, дотащила до дома и даже на кровать взгромоздила.

Вспомнив всё, что произошло в эту ночь, Марина Игоревна задумалась. Что же делать? В полицию идти не с чем. Куклы и куклы. Даже «Катюша» - не доказательство никакого преступления. Ведь девочка жила по соседству со Скоковыми, Галина Романовна её часто видела и, возможно, делала реборна прямо «с натуры». Угроза сделать куклу «с натуры» Марины Игоревны – вообще ни о чём. Как же быть?!

Первым делом Марина Игоревна решила переодеться и выпить крепкого чаю. И тут выяснилось, что любимая заколка-крабик, которой она закрепляла волосы, пропала. Видимо, когда Скокова ударила её по голове, заколка упала и осталась в «трупярне». Или?.. Или Галина Романовна, следуя своей непонятной традиции, забрала вещь, принадлежащую той, из кого она пригрозила сделать куклу?

Скоковы уехали из деревни одним днем. Куда, почему – никто не знал. И дом, и «мастерская» остались пустыми. Марина Игоревна умерла через неделю после их отъезда. От инфаркта. А в одном из европейский музеев прошла выставка реборнов. Где чествовали великого мастера, создавшего куклу-старуху. Посетители не могли поверить, что пожилая женщина – всего лишь кукла. А смотритель музея, выпив рюмочку, рассказывал жене, что по ночам «старуха» моргает. И у неё постоянно падает с волос заколка-крабик. А утром – и заколка на месте, и глаза застывшие. Но он, смотритель, уверен, что это не кукла. Нет, не кукла…