Доктор Туггут оказывается и в самом деле хитрой лисой. Очень нетипично для медицинской отрасли, честно признаться. Мне даже становится не по себе от того, что она придумала в отношении Валерия Лебедева. Если бы этот план исходил не от врача, работающего в отделении неотложной помощи, то могло бы показаться, что его придумала какая-то весьма нетривиальных взглядов особа, не имеющая к медицине отношения. Потому что так манипулировать людьми – это надо уметь. Меня даже подмывает спросить, как в знаменитой сказке Леонида Филатова: «Я давно интересуюсь, ты не засланная к нам?»
После беседы со своим заместителем иду проведать Леонида Капкаева, – того молодого футболиста, неожиданно потерявшего сознание прямо во время тренировки. Диагностика вывила серьёзную патологию сердечной мышцы. Серьёзную настолько, что ничего не скрывая говорю парню:
– В вашем случае, Леонид, хирурги рекомендуют имплантируемый дефибриллятор. Он задаст сердцу нормальный ритм.
– Он пил мало воды, – поясняет рядом сидящая с парнем его девушка. Она очень трогательно держит его ладонь, перекрестив их пальцы. – У него простое обезвоживание.
Ну разумеется, она ничего не понимает в медицине и хочет, чтобы тяжёлый диагноз не подтвердился. Заодно успокаивает своего молодого человека. К сожалению, он первым понял, насколько всё серьёзно. Потому не обращает внимания на слова любимой и спрашивает меня:
– Если мне вживят такую штуку, что будет дальше?
– Придётся вводить определённые препараты, а потом постепенно повышать физическую нагрузку, – отвечаю.
– Нет, мы не можем прерывать тренировки, – вдруг говорит девушка. Теперь мне становится понятен истинный ход её мыслей. Она связала отношения с подающим надежды футболистом, а теперь выяснилось вдруг, что он и вовсе может расставаться со спортом навсегда. В этом случае её мечта стать женой мультимиллионера и рассекать по Питеру на крутой иномарке рассыпается в прах.
– Люся, пожалуйста, – просит её Леонид не вмешиваться.
– Слушай, ты пропустишь целый сезон, – говорит она нервно. – Какая команда тебя потом возьмёт? Ну какая, скажи?
– Леонид, если ничего не предпринять, у вас есть риск внезапной остановки сердца, – поясняю я.
– Вы не поняли, – говорит футболист. – Я должен играть. Вечером во вторник на «Газпром Арене», понимаете?
– Мы ждали этого всю жизнь, – умоляюще смотрит на меня девушка. Так, словно я святая, способная просто наложить руки на парня и исцелить его вместо того, чтобы заставлять ложиться на хирургический стол.
Но сколько вы оба на меня ни смотрите, а ничего изменить не получится. Или лечиться, или… Что ж, вздыхаю. Уговорили.
– Можем перейти к менее агрессивному лечению, – иду на уступку. – Но ненадолго.
– Спасибо, доктор! – радуется парочка.
***
После разговора с Лейлой доктор Володарский неожиданно понял, что времени практически не осталось. Потому он пошёл искать хирурга-кардиолога. Но к кому бы ни обращался в соответствующем отделении, все или ссылались на большую занятость, или говорили, что лучше Вежновца эту операцию никто не сделает. Даже прозвучало: «Иван Валерьевич, конечно, у всех у нас кость в горле. Но за хирургическим столом ему равных нет, как ни крути».
Разговор с последним кандидатом, Андреем Стаценко, – они были давно знакомы, ещё по университету, но потом их пути разошлись, – особенно расстроил Бориса.
– Это не моё дело, коллега. К тому же у меня свидание с такой брюнеткой… м-м-м!
– Ты будешь разочарован, дружище, – сказал Володарский, постаравшись улыбнуться, хотя на душе кошки скребли. – Послушай, тебе надо только помочь на операции.
– Ребёнок умирает, и мамаша запихнула его в самолёт, – сказал Стаценко. – У меня сердце разрывается, а это не так легко, разорвать мне сердце… – он сделал паузу, сделал голос тише. – Про ту брюнетку я действительно буду разочарован? – спросил вдруг.
– Поверь мне, – убедительным тоном произнёс Борис.
– А доктор Печерская будет помогать? – спросил Стаценко, заходя в лифт.
– Да, – так же твёрдо ответил Володарский, хотя и не был в том уверен. Он слышал от коллег, конечно, что в своё время Эллина Родионовна проходила обучение, чтобы стать именно детским кардиологом. Но это было давно, и с тех пор она редко практиковалась. Так что бы шанс, что откажется. Но по глазам Андрея Борис сразу догадался, почему такой вопрос: многие мужчины в клинике неровно дышат в сторону Печерской. Начиная от главврача.
Володарский решил, что Стаценко согласился, и вернулся в отделение. Вздохнув, решил поговорить с Эллиной Родионовной. Но та была занята, и тогда он обратился к Осуховой.
– Прости, Борис, но я не могу, – выслушав, сказала Наталья Григорьевна. – Я хоть и хирург, но не кардио- и уж точно не детский.
– Я почти собрал бригаду, но мне нужна поддержка коллег из своего отделения, – пояснил Володарский.
– Это не моя специальность, – сказала Осухова.
– Ну и ладно. Я всё сделаю. Хотите, я вам… сделаю ремонт на балконе? Помнится, вы говорили, что хотите его утеплить.
– Через мой труп, – усмехнулась Наталья Григорьевна. – Знаю я вас, молодых да рьяных. Сначала наобещаете, а потом то отвёртку вам принеси, то гипсокартон вдруг кончился. – Она прочистила горло. – Боря, я ценю твоё участие в судьбе этого мальчика, серьёзно. Тебе не кажется всё это немного поспешным?
– Он уже сюда летит. Это единственный шанс для мальчика, – сказал Володарский.
Осухова внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ладно, уговорил. Буду участвовать. А теперь уходи, не мешай.
Борис, счастливо улыбнувшись, вышел из палаты. Здесь ему пришлось сразу же взять пациентку.
– Мы привезли её из дома, – сказала фельдшер. – Занималась омолаживанием.
Борис с интересом посмотрел на полулежащую на каталке женщину лет 40. Она показалась ему очень симпатичной. Врач даже представил на секунду, что в молодости она была наверняка ну очень красива, потому что и теперь сохранила львиную долю привлекательности. Притом естественной: у неё на лице Володарский заметил минимум косметики. Волосы хотя и крашеные, но в близкий к натуральному цвет.
– А чем вы омолаживались? – Борис посмотрел в карточку. – Зоя Павловна.
– Ботулотоксином, – ответила она, вздохнув. – Вам, мужчинам, этого не понять, – и она отвела взгляд.
– Затруднено глотание, – добавила к анамнезу фельдшер.
Чуть позже, осматривая Зою Павловну и про себя удивляясь тому, каких же всё-таки порой очень красивых женщин создаёт природа, Володарский сказал:
– Вы использовали то вещество по назначению сертифицированного косметолога или делали всё по инструкции, взятой из интернета? Неужели не знали, то ботулотоксин – опасный яд, и его может применять только врач?
– Но ведь все его используют, я знаю даже одного президента, который себе таким образом морщины на лице расправлял, – усмехнулась женщина. – Он ведь способствует красоте.
– Да, пока не понадобится искусственное питание, – на полном серьёзе парировал Борис.
– Что?! – немного испугалась Зоя Павловна.
– Представьте себе толстую трубку – зонд. Её проводят через нос прямиком в желудок и вводя по четыре банки раствора в день.
– Я потеряю в весе? – спросила женщина, чем застала врача врасплох. «Ну как можно быть такой красивой и недалёкой, – подумал он. – Я ей говорю, как это страшно – лишиться возможности питаться самостоятельно, а она только и думает, как о лишних килограммах». Он даже разочаровался в ней.
– Борис! Срочно! Раненую привезли!
Володарский, быстро сказав Зое Павловне, что вернётся, побежал к вестибюлю. Туда уже завезли каталку с женщиной:
– Паулина Ветрова, 46 лет, мать двоих детей. Ранение правой кисти, груди и руки, – перечислял фельдшер.
– Мои дети! Где мои дети! – нервно спросила пострадавшая.
– Они идут за нами.
Следом завезли дочерей Паулины, – близняшек Таю и Аню.
– Девять лет. У первой ссадина головы и шеи, сознание не теряла. У второй огнестрельное ранение живота, – озвучивают коллеги из «неотложки».
– Я подожду. Помогите детям! – умоляет их мать.
– Не волнуйтесь, – сказал ей Борис. – О них позаботятся.
– Давление 90. Рана малого калибра справа, – быстро осматривая Паулину, говорит прибежавший на помощь Рафаэль.
– Мы смотрели мультфильм про кролика, – заговорила раненая.
– У вас есть муж? – спросил Володарский.
– Нет. Он давно ушёл. Я одна. А что с моими детьми?
– Мы ими занимаемся, не волнуйтесь. Сейчас посмотрю, вам расскажу.
Передав пациентку Рафаэлю, Володарский прошёл в соседнюю палату. Здесь Аней занялась Осухова.
– Давление 64 на 50. Стерильные перчатки, седьмую трубку. Скальпель, – распорядилась она.
Пройти дальше Борис не успел. В палату заглянула администратор Дина Хворова и сообщила:
– Позвонили из самолёта. Сказали, что мальчику, которого везут с пороком сердца, трудно дышать.
Борис, попросив прощения у бригады, помчался общаться с коллегами из самолёта.
***
Когда прибыла семья – мать с двумя дочерями-близнецами, я только успеваю пообедать и вернуться в отделение. Спешу на помощь, и мне достаётся вторая девочка, Тая. Ей уже занимается Ольга Великанова.
– Что тут? – спрашиваю её.
– Гипотония и брадикардия при тёплой сухой коже и нормальных капиллярах.
– Спинальный шок, – делаю предположение.
– Или полный разрыв, – добавляет коллега.
– Привет, Тая, – улыбаюсь ей. – Можешь пожать мне руку?
Ребёнок смотрит на меня расстроенно.
– А плечами пожать?
У неё снова ничего не получается.
– Я ничего не чувствую, – печально произносит девочка.
– Не пугайся. Мы сделаем всё, чтобы тебя вылечить, – произношу эту давно ставшую ритуальной фразу.
– У неё рефлексов нет ниже пятого шейного позвонка, – шепчет мне Ольга, чтобы не пугать ребёнка.
– Где ранение? – уточняю.
– Его не было. Мама опрокинула на неё книжную полку, чтобы защитить.
– Защитить?
– Её пьяный сожитель вернулся с охоты. Они поругались. Он выхватил ружьё, стал стрелять, – рассказывает Великанова.
– А мать в попытке спасти дочку повредила ей спинной мозг, – догадываюсь я. – Нужна диагностика брюшной полости. Сделай УЗИ и вызывай хирурга для консультации.
Я хожу, но не добираюсь до кабинета, поскольку меня вызывают в конференц-зал. Мне кажется это странным. С чего такая срочность? Но поднимаюсь на административный этаж. В небольшом помещении, где Вежновец любит собирать, как он его называет, собралось «Политбюро», – это узкий круг, включающий только его заместителей. Зачем меня сюда позвали, – это вопрос. Неужели опять главврач придумал какую-то пакость, и мне придётся отбиваться?
Занимаю место у стены, поскольку за столом исключительно сам Иван Валерьевич и его замы.
– Эллина Родионовна, мы тут обсуждаем операцию для мальчика по имени Никита Евсеев, – говорит главврач и сразу переходит к сути. – Я считаю, что раз его лечили в Архангельске, то пусть там операцию и делают.
– Я так не думаю, – озвучиваю своё мнение. – У нас прекрасные возможности. Может, для ребёнка это последняя надежда…
Дверь открывается, робко заходит Борис Володарский.
– Простите, что прерываю. Но мне нужен ответ. Самолёт вот-вот приземлится. Он делал вынужденную посадку из-за трудных метеоусловий.
– Нам трудно соотнести это с нашими проблемами, – произносит Вежновец витиеватую фразу.
– Если бы искусственное сердце нужно было богатому человеку или чиновнику из Смольного, вы бы нашли выход, – ворчливо произносит Борис.
– Вы же вроде бы говорили про шунтирование? – подаёт голос Ольга Тихонькая, которую главврач не только сделал начальником отдела кадров, но и придал статус заместителя. Видимо, чтобы за бюджетный счёт повысить благосостояние своих незаконнорождённых детей.
– Ситуация с мальчиком осложнилась, – говорит Володарский. – Теперь требуется пересадка.
– Имплантация искусственного сердца, – замечает Нина Геннадьевна Горчакова, недавно назначенная замом главврача по лечебной работе, – это не только сложнейшая операция. Это не только лечение, но и вклад в науку…
– Мне это известно, – нетерпеливо произносит Борис, перебивая коллегу. – Я говорю о больном мальчике, которого мы можем спасти, но не хотим этого делать!
Последние слова он произносит в запале и слишком громко, поэтому делает паузу, понижает тон.
– После всех разговоров мы не спасём его только по одной причине: потому что не хотим.
– Всё гораздо сложнее, доктор Володарский, – начинает Вежновец, но Борис, явно обиженный, со словами «Да, вы правы. Всё решают чёртовы деньги» уходит, не желая больше участвовать в совещании.
– Простите, коллеги, – поднимаюсь и ухожу за ним. Хочу поговорить спокойно и обстоятельно, убедить в том, что не всегда наши желания совпадают с возможностями. Но Бориса и след простыл. Мне приходится вернуться в отделение.
Иду проведать Таю.
– Она готова к томографии, – сообщает мне Великанова.
Когда везём девочку к лифту, Ольга общается с ней, как с подружкой.
– А кем ты хочешь стать? – спрашивает её, стараясь говорить непринуждённо, словно они в парке встретились при хорошей погоде.
– Художником-модельером, – отвечает девочка.
– Прекрасно, – кивает Ольга. – С такой улыбкой мы можешь и сама стать моделью.
– Этого не будет… – вздыхает Тая печально.
– Обязательно будет. Я к тебе зайду.
– У меня ничего не двигается. Почему? – спрашивает маленькая пациентка.
– Мы это узнаем, – отвечаю за Ольгу.
Неожиданно вижу, как из-за угла выходят Борис и Лейла Фазлеева. Лица у обоих встревоженные.
– Что будем делать? – спрашивает она.
Вместо ответа Борис заглядывает в регистратуру и просит Катю Скворцову дать ему дефибриллятор и укладку.
– Кого-то везут? – спрашивает она.
– Да, типа того, – уклончиво отвечает Володарский.
Потом слышу, как он упрямо говорит Лейле:
– Так или иначе, хочет главврач или нет, но мальчик окажется в этом отделении.
Мне становится понятно, что он задумал. Конечно, неприятно сознавать, что Борис действует за моей спиной. Видимо, решил, будто я заодно с руководством клиники в вопросе лечения Никиты Евсеева. Это совершенно не так. Но Володарскому когда объяснять? Он спешит с Лейлой куда-то.