Долгожданный отпуск

Ясный, солнечный день. Белые облака лениво плыли по ярко-голубому небу. Солнце, словно огромный раскаленный шар, медленно клонилось к горизонту. Кан Сара, сжимая руль, гнала свой старенький белый Kia Picanto по извилистой дороге, которая, казалось, бесконечной лентой петляла между холмами, покрытыми густым изумрудным ковром. То тут, то там виднелись стройные ряды сосен, отбрасывающих длинные тени на дорогу, словно пытаясь остановить Сару, предостеречь. Но она не замечала ни этой красоты, ни этого предупреждения. Летний зной, казалось, сгустился, обволакивал липкой, душной пеленой. Даже открытые окна «Малышки» не приносили облегчения — лишь горячий, сухой воздух, пахнущий нагретой землей, травой и далеким дымком, врывался в салон. Кондиционер, натужно гудя, тоже не справлялся, но Сара не обращала внимания на него. Рисовые поля, залитые водой, превратились в огромные зеркала, в которых отражались яркие лучи солнца. Стрекотали кузнечики, где-то надрывно кричала цикада, но Сара словно оглохла — все звуки слились в монотонный, давящий гул. Кое-где на полях ещё виднелись фигурки людей, склонившихся над рассадой. Справа, на склонах холмов, прилепились аккуратные домики с черепичными крышами, словно сошедшие со страниц корейской сказки. Крыши были выкрашены в яркие цвета — красный, синий, зеленый — и весело блестели в лучах солнца. Дорожные знаки с непонятными для иностранца надписями (직진 — Jikjin — Прямо, 우회전 — Uhoejeon — Поворот направо) мелькали, как напоминание о том, что она всё ещё в чужой стране, хоть и прожила здесь четыре года.

Автомобиль, натужно гудя, с трудом преодолевал очередной подъем. Из динамиков лилась грустная баллада IU «Love Poem», но Сара не вслушивалась в слова. По щекам текли жгучие слезы, застилая путь. Она даже не заметила, как съехала на узкую проселочную дорогу с выбоинами и трещинами, заставлявшими машину подпрыгивать и вздрагивать. Машина запрыгала на кочках, в подстаканнике жалобно звякнули последние кубики льда в почти пустом стаканчике из-под айс-американо.

Жара была невыносимой. Пот струился по спине, прилипая к тонкой хлопковой блузке. Волосы, выбившиеся из-под заколки, мокрыми прядями липли ко лбу и шее. Во рту пересохло, словно Сара съела горсть песка. Но ещё сильнее, чем жара, её мучила душевная боль. Она жгла изнутри, разъедала, как кислота. Слёзы текли непрерывным потоком, обжигая щеки, оставляя соленые разводы. Она пыталась вытереть их, но они лишь размазывались по лицу, смешиваясь с тушью, застилая обзор. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, словно в виски вбивали раскаленные гвозди. Руки дрожали так, что она едва удерживала руль. Сердце то бешено колотилось, то, казалось, замирало, пропуская удары.

— Как он мог так со мной поступить? — прошептала она, голос дрожал от обиды и боли. — Неужели нельзя было просто сесть и поговорить, честно признаться? Даже в Америке так не делают, а уж в Корее, где столько говорят о чести и репутации…

Слёзы жгли щеки, оставляя соленые дорожки. Мысли жгли душу, терзая изнутри. Три года… Все эти обещания, совместные планы… Она ведь думала, что у них всё серьёзно, что они поженятся… Может быть, она слишком по-американски прямолинейна, слишком торопила события?

Она пыталась сосредоточиться на дороге, но пелена слёз искажала реальность. Краски поблекли, контуры расплылись, мир превратился в череду неясных, размытых пятен. Красивый пейзаж, рисовые поля, аккуратные домики — все это казалось ей чужим, далёким, равнодушным к её горю.

Визг шин, отчаянный гудок клаксона, который Сара, сама того не осознавая, зажала рукой. «Малышка», потеряв управление, вильнула в сторону, вылетела на обочину… Удар! Оглушительный треск ломающегося металла, звон разбивающегося стекла… Тело швырнуло вперед, ремень безопасности больно врезался в грудь… И темнота.

***

До шестнадцати лет Корея для Сары была лишь точкой на карте, не более значимой, чем любая другая страна. Несмотря на то, что её отец был корейцем, она никогда не интересовалась культурой, не изучала язык. Дома не было корейских блюд, традиций и праздников. Отец полностью американизировался, ведь его усыновили и привезли из Пусана в Бостон, когда ему было лишь восемь, сохранив мальчику лишь корейскую фамилию. Кан Юджин не помнил языка, разве что обрывками, не знал традиций. Он вырос американцем в полном смысле этого слова. Поэтому увлечение дочери исторической родиной не воспринял всерьёз. Мать Сары, Джессика, типичная американка, с трудом понимала внезапное увлечение дочери корейской культурой. Она считала, что Саре нужно сосредоточиться на учебе, а не тратить время на просмотр «этих странных сериалов с субтитрами».

А у Сары всё началось с дорамы «Алые сердца: Корё». Наткнувшись на рилсы в соцсетях, где герои дорамы умирали, любили, переживали дворцовые перевороты и сердечные драмы, ей захотелось посмотреть сериал полностью. Затем заинтересовалась актерами, сыгравшими главные роли, выяснив, что как минимум два актера в дораме были ещё и айдолами. IU, или Ли Чжи Ын, сыгравшая главную женскую роль, стала её кумиром. Вскоре стены были обклеены постерами из дорам, в которых снималась певица, её песни звучали из комнаты Сары, а галерея телефона была заполнена фотографиями из соцсетей IU.

В какой-то момент Саре захотелось быть ближе к кумиру хотя бы территориально, дышать одним воздухом, как говорится, поэтому она загорелась идеей уехать в Корею. Сара стала интересоваться культурой, языком. Даже пыталась научиться готовить. Вооружившись однажды рецептом из интернета и энтузиазмом, Сара решила приготовить пибимпап — одно из самых известных корейских блюд. Рис, овощи, говядина, яйцо — все ингредиенты были куплены, но вот собрать их воедино оказалось непросто.

— Почему у них в дорамах всё так красиво и аккуратно получается? — пробормотала Сара, пытаясь придать своему пибимпапу хоть какое-то подобие картинки из рецепта. В итоге, вместо аппетитной композиции, на тарелке красовалось нечто, лишь отдаленно напоминающее оригинал.

— Ладно, главное — вкус! — Сара попробовала свое творение и скривилась. — Кажется, я переборщила с соевым соусом… Мам, попробуй, что у меня получилось! Это пибимпап!

— Опять экспериментируешь? — Джессика, попробовав, сделала неопределенное лицо. — Ну… своеобразно.

В конце концов Сара поняла, что достаточно уметь готовить рамён, а остальное можно найти в корейском ресторанчике, который она уже заприметила и успела облюбовать.

Зато с корейским языком дела шли лучше. По вечерам Сара пропадала в онлайн-чатах с другими фанатами K-pop и дорам, обсуждая новые клипы, делясь впечатлениями от сериалов и практикуя корейский.

— Ребята, вы видели новый камбэк EXO?! — строчила она в чат.

— Дааа! Это шедевр! — мгновенно прилетал ответ.

— А как вам новая песня IU?

— Она великолепна!

В этом виртуальном мире Сара чувствовала себя своей, окруженной единомышленниками, разделяющими ее страсть. Сара нашла языковые онлайн-курсы и даже по-доброму злилась на отца, что тот ничего не помнит и ничем не может ей помочь в изучении корейского. Джессика всё чаще замечала, как Сара, уткнувшись в учебники, бормочет незнакомые слова. Она видела, как горят глаза дочери, когда та говорит о Корее. И хотя мать по-прежнему считала это увлечение блажью, в глубине души она начинала беспокоиться.

Однажды вечером, пересматривая любимые моменты из «Алых сердец», Сара снова не смогла сдержать слез. Экран ноутбука размывался перед глазами, когда Хэ Су в очередной раз сталкивалась с несправедливостью, а Ван Со пытался защитить свою любовь. Сара всхлипывала, утирая лицо тыльной стороной ладони. В эти моменты она остро ощущала связь с далекой Кореей, с её историей, культурой, с героями, которые казались ей такими живыми и настоящими. Это было не просто увлечение — это было нечто большее, глубокое, настоящее чувство. И Сара приняла решение, что должна уехать, должна попробовать начать новую жизнь там, на родине отца.

В конце концов, закончив школу и отучившись два года колледжа, Сара решила продолжить учебу в Корее. Она понимала, что это потребует немалых затрат, поэтому копила деньги. Каждый доллар, выделенный родителями на карманные расходы, подаренный родственниками на дни рождения и праздники, заработанный на подработках, откладывался бережно и терпеливо. Сара знала, что родители могут не одобрить её желание уехать, особенно мать, поэтому, ничего не сказав, подала заявку в несколько вузов Сеула, и только получив ответ о зачислении в один из них, решилась поставить их перед фактом, что уезжает.

3 февраля. День рождения Кан Юджина. Семья Кан собралась за семейным ужином. Джессики как всегда подготовила всё на высоте. Запечённая курица, мясной пирог и пирог с яблоками традиционно украшали стол. Привычный уют семейного ужина резко контрастировал с нервозностью Сары: то вилка выпадала из рук, то рука дрожала, расплескивая сок, который она пыталась налить в стакан. Сара нервно теребила салфетку. Слова застревали в горле, как колючий комок. Она уже несколько раз пыталась начать разговор, но каждый раз откладывала.

— Сара, что с тобой? — обеспокоенно спросил Юджин.

Сара вздрогнула, но глубоко вздохнув, подумала: «Сейчас или никогда», и выпалила на выдохе:

— Мам, пап, я поступила в университет… в Сеул. Уезжаю через две недели, — договорив, она вжала голову в плечи и зажмурила глаза, словно ожидая, что ее могут ударить.

Осторожно открыв один глаз, Сара увидела открытые от удивления рты родителей. Только удивление было разным. В глазах отца Сара увидела интерес и толику одобрения, а вот глаза матери пылали гневом.

— Что? — наконец, спросила Джессика, прерывая воцарившуюся напряжённую тишину. — Ты с ума сошла? Какой Сеул? Это другой конец мира!

— Мама, ты же хотела, чтобы я училась в университете, — пыталась оправдаться Сара. — Какая разница, где он находится?

— Какая разница? — мать встала из-за стола, нервно расхаживая по комнате. — Да, ты понимаешь, что будешь там совсем одна? Ни родственников, ни друзей. Разве такое решается самостоятельно? На что ты жить собралась, а за учебу платить?

— Я накопила денег, — Сара старалась говорить, спокойно, но голос дрожал. — И вы ведь с папой тоже откладывали на мое обучение. Пожалуйста, не лишайте меня мечты.

— Нет, Сара! Нет, нет, и ещё раз нет! — А затем Джессика обратилась к мужу, который казался абсолютно спокойным: — Юджин, ну, скажи хоть что-нибудь. Как можно быть таким спокойным?

— Джесс, дорогая, успокойся, — Юджин подошёл к жене, заключая ее в объятия. — Сара взрослая девочка. Почему бы не дать ей возможность решить самой, как ей жить. Тем более, что Корея всё-таки моя родина, возможно, кровь зовёт и наша дочь будет счастлива там.

— Взрослая? — заглянув заплаканными глазами в глаза мужа, тихо сказала Джессика. — Да какая же она взрослая? Она же еще ребенок! Мой ребенок, который уезжает на другой конец света…

Сара была благодарна отцу за поддержку и облегчённо выдохнула. Отец всегда был в семье тем, за кем было последнее слово. И если он не высказался против, значит Сара точно поедет.

— Давай спокойно поговорим и обсудим, — рассудительность отца — вот, за что Сара всегда его уважала. — Ты, конечно, поступила неправильно, ставя нас перед фактом, Сара. Но что сделано, то сделано. Расскажи, куда ты поступила, на кого, что вообще планируешь?

Юджин протянул к дочери руку, давая знак, чтобы присоединилась к объятиям с матерью. Сара, улыбнувшись, нырнула в объятия отца, чувствуя безмерное тепло и поддержку. Джессика плакала на плече мужа, но больше ничего не сказала. Так они простояли несколько минут в молчании и семейном единении.

***

Сеул, поначалу показался Саре чужим и неприступным, но постепенно становился ее домом. За первые месяцы она освоила язык, поняв, что курсы, которые она проходила, хоть и были на пользу, но были детским лепетом, по сравнению с живым общением. Довольно быстро привыкла к острой еде, в корейском ресторанчике Бостона еда была абсолютно неострой, по сравнению с той, что Саре довелось попробовать в Сеуле. Учёба на удивление давалась легко, Сара поняла, что сделала правильный выбор профессии и места обучения. Девушка быстро завела подруг среди одногруппниц: Камилла Партье, белокурая француженка с аристократическими чертами лица, и Чон Хэ Ри, кореянка с пухлыми щеками, вздёрнутым носиком, глубоким взглядом карих лисьих глаз и с безгранично добрым сердцем. Но их общение в основном ограничивалось стенами университета, потому что жили далеко друг от друга, а учеба занимала много времени.

В один из майских дней Камилла свалилась с температурой, а Хэ Ри позвонила утром, рыдая в трубку, и сообщила, что умерла её бабушка, поэтому Сара чувствовала себя одиноко на переменах. Наконец, дождавшись большую перемену, она спустилась в столовую, мечтая о вкусной еде.

Столовая Сеульского национального университета гудела, как растревоженный улей. Студенты, с подносами в руках, сновали между столиками, выискивая свободное место. Ароматы кимчи, жареного мяса и рамёна смешивались в аппетитный, но немного хаотичный коктейль. Сара, высокая и стройная девушка лет двадцати, с копной непослушных, вьющихся каштановых волос, которые она то и дело откидывала со лба, с тоской смотрела на витрину с выпечкой. Её большие карие глаза, обрамленные густыми ресницами, казались по-детски наивными, но в них уже читалась решимость и целеустремленность. В её расслабленной, уверенной манере держаться чувствовалась американка, но тонкие, изящные черты лица явно выдавали корейские корни. Её взгляд был прикован к последней булочке с изюмом — румяной, посыпанной сахарной пудрой, источающей теплый, ванильный аромат. Она стояла в очереди уже минут пятнадцать, предвкушая, как откусит кусочек этой булочки, запьет её своим любимым айс-американо… Но, как назло, прямо перед ней высокий парень в очках с толстой оправой забрал последнюю булочку.

— Айщ-щ! — вырвалось у Сары. Она, конечно, старалась говорить по-корейски как можно чаще, но в моменты сильного разочарования (а несъеденная булочка с изюмом, безусловно, относилась к этой категории) эмоции брали верх и по-корейски она могла только ругаться.

— Простите? — Парень обернулся. — Вы что-то сказали?

Сара смутилась. Она не привыкла, чтобы к ней обращались на «вы» — в Америке всё было проще. К тому же, парень был явно старше.

— Да нет, ничего… — пробормотала она, отводя взгляд. — Просто… булочки закончились.

— А, вы про это? — он улыбнулся. — Я могу вам уступить. Я, собственно, и не очень-то голоден.

Он протянул ей поднос с булочкой. Сара удивленно посмотрела на него.

— Правда? Вы уверены?

— Абсолютно, — он снова улыбнулся, и в уголках его глаз появились забавные морщинки. — Меня, кстати, зовут Мин Чжун. Ким Мин Чжун.

— Кан Сара, — ответила она, принимая поднос. — Спасибо… большое.

— Не за что, — Мин Чжун кивнул. — Приятного аппетита. И… Если вы не против, не составите ли мне компанию? Там, — он указал на свободный столик, — кажется, отличное место.

Сара улыбнулась:

— Я не против.

Они сели за столик у окна, из которого открывался вид на зеленый, ухоженный кампус. Сара, наконец, откусила кусочек булочки. Она оказалась именно такой, как она и представляла: мягкой, сладкой, с большим количеством изюма.

— М-м-м! Вкусно! — не удержалась она.

— Я рад, что тебе понравилось, — сказал Мин Чжун, резко перейдя на неформальное общение. — А ты… Ты ведь не кореянка? Акцент выдает, а фамилия корейская.

— Да, я из Америки. Точнее, американка корейского происхождения. Приехала сюда учиться.

— Дизайн интерьера, — кивнул Мин Чжун. — Я видел тебя на вводной лекции.

— Правда? — удивилась Сара. — А я тебя не заметила.

— Я сидел сзади. Я вообще-то старшекурсник. Изучаю экономику.

Он оказался приятным собеседником. Рассказал ей про университет, про особенности учебы, про то, где можно вкусно и недорого поесть. Сара, в свою очередь, поделилась своими первыми впечатлениями о Корее, о том, как ей непросто привыкать к новой культуре, к новому языку.

— Если тебе понадобится помощь, — сказал Мин Чжун, — обращайся. Я могу помочь тебе с корейским. Или показать город.

— Это было бы здорово, — обрадовалась она.

С тех пор они стали часто видеться. Мин Чжун, как и обещал, помогал Саре с корейским. Он объяснял ей тонкости грамматики, учил новым словам и выражениям, исправлял произношение. Он терпеливо объяснял ей разницу между формальным и неформальным стилями общения, показывал, как правильно обращаться к старшим, как вести себя за столом.

— В Корее не принято говорить «спасибо» кассиру в магазине, — объяснял он ей однажды. — Это считается… излишним.

— Почему? — удивилась Сара. — В Америке мы всегда говорим «спасибо». Это же вежливость!

— Потому что это их работа, — пояснил Мин Чжун. — Они обязаны тебя обслуживать. Благодарность подразумевается, но не выражается словами.

— Но ведь это всё равно проявление вежливости… — не сдавалась Сара.

— В Корее другие представления о вежливости, — улыбнулся Мин Чжун. — Ты привыкнешь. Есть много нюансов. Например, нельзя передавать деньги или визитку одной рукой, нужно двумя. И наливать напиток себе — тоже дурной тон, нужно ждать, пока тебе нальют.

Он оказался прав. Со временем Сара привыкла ко многим корейским обычаям, которые поначалу казались ей странными. Она научилась виртуозно есть палочками (не без помощи Мин Чжуна, который терпеливо показывал ей, как правильно держать их, чтобы ничего не падало, хотя раньше ей казалось, что она вполне неплохо с ними справляется), кланяться при встрече (у неё не сразу получалось делать это достаточно низко и почтительно), снимать обувь в доме…

Но неловкие ситуации все же случались. Однажды, например, Сара, по привычке, чмокнула Мин Чжуна в щеку при встрече в кафе. Он замер, как вкопанный, а потом покраснел до кончиков ушей, оглядываясь по сторонам.

— Сара… — смущенно пробормотал он. — В Корее так не принято… на людях.

— Ой, прости! — Сара тоже покраснела. — Я забыла…

— Ничего страшного, — улыбнулся Мин Чжун, немного успокоившись. — Просто… постарайся больше так не делать. Особенно при старших.

Он часто водил ее в разные интересные места: в традиционные чайные, где они пробовали необычные сорта чая и учились правильно заваривать чай по-корейски, в музеи, где Мин Чжун выступал в роли ее личного гида, в парки развлечений. Он рассказывал ей об истории Кореи, о корейской культуре, о корейской кухне.

Однажды они поехали в Кёнбоккун — главный и крупнейший королевский дворец Сеула. Сара была поражена красотой и величием этого места. Она с восторгом рассматривала резные крыши, расписные стены, изящные павильоны.

— Это невероятно! — восхищенно сказала она, оглядываясь по сторонам. — Как будто попадаешь в прошлое…

— Да, это одно из самых красивых мест в Сеуле, — согласился Мин Чжун. — Хочешь, я расскажу тебе историю этого дворца?

Он оказался прекрасным рассказчиком. Сара слушала его, затаив дыхание. Он говорил о королях и королевах, о дворцовых интригах, о войнах и восстаниях, о том, как строился и перестраивался дворец…

Их встречи становились все более частыми, все более личными. Они уже не просто обменивались новостями и помогали друг другу с учебой — они делились своими мечтами, своими страхами, своими надеждами. Сара ловила себя на том, что постоянно думает о Мин Чжуне, что ей не хватает его улыбки, его голоса, его прикосновений. Она начинала скучать по нему, едва они расставались. Она понимала, что влюбляется. И, кажется, это было взаимно.

Однажды вечером, после прогулки по парку, когда солнце уже почти село, и небо окрасилось в нежные розовые и фиолетовые тона, Мин Чжун остановился, взял ее за руку и посмотрел в глаза.

— Сара, — сказал он, — я… я хотел тебе кое-что сказать. Ты мне очень нравишься. Уже давно.

Сара почувствовала, как сердце забилось быстрее. Она не ожидала такого признания, но оно было ей очень приятно.

— Ты мне тоже нравишься, Мин Чжун, — тихо ответила она. — Очень.

Он осторожно притянул её к себе и поцеловал. Это был её первый поцелуй в Корее, и он был… нежным, робким, но в то же время полным страсти.

После первого поцелуя их отношения закружились в вихре романтики. Совместные поездки за город стали традицией: они бродили по горным тропинкам, любуясь живописными водопадами и вдыхая чистый, наполненный ароматом сосен, воздух. Мин Чжун, как истинный кореец, всегда находил самые живописные места для пикника, раскладывал на траве клетчатый плед и угощал Сару приготовленными дома кимпабом и ттокпокки. Вечера они проводили, гуляя по ночным улицам Сеула, ярко освещенным неоновыми вывесками, держась за руки и шепча друг другу смешные истории и нежные слова. Походы в кино стали обязательным пунктом их еженедельной программы, причем Мин Чжун, зная любовь Сары к американским блокбастерам, терпеливо высиживал даже самые нелепые голливудские комедии, хотя сам предпочитал корейские мелодрамы. Они вместе с друзьями Мин Чжуна ходили в караоке, где Сара, несмотря на свой довольно слабый поначалу корейский, с удовольствием подпевала популярным песням, вызывая всеобщий смех и одобрение. Мин Чжун дарил ей милые безделушки — брелки с забавными мордашками, плюшевых панд (Сара их обожала, и вскоре ее кровать превратилась в настоящий пандарий), яркие шарфики, которые, по его словам, подчеркивали ее красоту. Они часами просиживали в уютных кафе, обсуждая все на свете — от корейских дорам и кей-поп айдолов до мировых политических новостей и глобального потепления. Сара чувствовала себя безгранично счастливой, словно парящей в облаках. Впервые в жизни она произнесла «мы», обращаясь к Мин Чжуну, и это простое слово наполнило ее сердце теплом и радостью.

Однако вскоре Сара попала в больницу с сильными болями внизу живота. После обследования врач сообщил ей неутешительную новость: она не сможет иметь детей. Врач объяснил, что есть вариант хирургического вмешательства, а также еще каких-то процедур, которые Сара не смогла даже запомнить с первого раза, настолько была шокирована диагнозом. Врач предупредил, что операция довольно сложная и не дает стопроцентной гарантии. Сара, испугавшись возможных осложнений, отказалась. Эта новость стала для неё настоящим ударом. Она раньше не зацикливалась на мысли о детях, но сам факт того, что материнство может быть для неё недоступно, привел её в ужас. Она поделилась своими переживаниями с Мин Чжуном, но он, к её удивлению, отнесся к этому довольно равнодушно, сказав, что дети — это большая ответственность, и он пока не готов к этому. Он помолчал, а потом добавил, немного неуверенно:

— С другой стороны… может, это и к лучшему. Сейчас. А потом… кто знает?

Мин Чжун ушел в ванную, включил воду и оперся руками о раковину, глядя на свое отражение в зеркале. Слова Сары эхом отдавались в голове. Детей не будет… С одной стороны, он испытал облегчение. Он любил Сару, но ещё не был готов к отцовству, к бессонным ночам, к пеленкам и крикам. Но с другой стороны… В глубине души шевельнулся червячок сомнения. Он всегда представлял себя в будущем с детьми, с сыном, которому он будет передавать свои знания, с дочерью, которую будет баловать. А теперь… Эта возможность упущена? Из-за Сары? Он тут же одернул себя. Глупости! Он любит Сару. И дети — это не главное.

Несмотря на тяжелые мысли, жизнь продолжалась. Мин Чжун, закончив университет, устроился на работу в крупную IT-компанию. Для Сары, воспитанной в американской культуре, было совершенно естественно, что он довольно быстро переехал из родительского дома в ее небольшую, но уютную съемную студию недалеко от университета. Они вместе готовили ужин, причем Сара старательно училась готовить корейские блюда, постоянно сверяясь с рецептами в интернете и терпеливо выслушивая советы Мин Чжуна, а он, в свою очередь, с удовольствием пробовал ее американские кулинарные эксперименты, от души нахваливая даже самые неудачные. Вечера они проводили, обнявшись на диване, смотря фильмы или просто болтая. Им нравилось проводить время вместе, даже просто молча сидя рядом и читая книги, наслаждаясь тишиной и близостью друг друга. Они часто ходили в гости к друзьям Мин Чжуна, где Сара всегда чувствовала себя комфортно и расслабленно.

Их сексуальная жизнь поначалу была нежной и страстной. Сара, впервые испытав такую близость, отдавалась ей без остатка, наслаждаясь каждым прикосновением Мин Чжуна. Но постепенно она начала замечать, что для него секс — это скорее способ удовлетворить свои потребности, чем выразить любовь и душевную близость. Он редко проявлял нежность после секса, часто сразу засыпал, переворачиваясь на другой бок, оставляя Сару наедине со своими мыслями и чувствами. Она пыталась не придавать этому значения, списывая все на усталость и стресс на работе, но в глубине души зарождалось неприятное чувство тревоги.

Знакомство с родителями Мин Чжуна стало для Сары настоящим испытанием. Они жили вместе уже несколько месяцев, когда Мин Чжун, наконец, решился познакомить ее со своей семьей. Ужин проходил в традиционном корейском ресторане. Родители Мин Чжуна, приверженцы традиционных взглядов, сразу напряглись, узнав, что Сара — «полукровка». То, что ее мать американка, еще больше усилило их опасения насчет прочности такого союза. Они засыпали ее вопросами о семье, об образовании, о планах на будущее, пристально изучая каждое ее слово и жест. Когда же ещё через время выяснилось, что Сара, скорее всего, не сможет иметь детей, их недовольство переросло в открытое неприятие. Мать Мин Чжуна не скрывала своего разочарования, постоянно вздыхая и бросая на Сару неодобрительные взгляды. Отец же, хоть и вел себя более сдержанно, тоже не выразил никакого энтузиазма по поводу их отношений. Вскоре они стали давить на Мин Чжуна, уговаривая его расстаться с Сарой.

— Зачем тебе та, что не сможет дать нам наследника? — спрашивала мать. — Найди себе хорошую корейскую девушку, которая подарит тебе сыновей.

Разговоры о будущем становились все более редкими и напряженными. Сара все чаще мечтала о семье, о детях, о уютном доме, наполненном детским смехом и запахом свежей выпечки. Она представляла, как они с Мин Чжуном будут воспитывать детей, читать им сказки на ночь, гулять с ними в парке. Но он, под влиянием родителей, все чаще говорил, что еще рано думать о браке и детях, что ему нужно сосредоточиться на карьере. Услышав же прямо от него, что он вообще не хочет детей, Сара почувствовала, как ее сердце сжимается от боли. «Неужели он совсем меня не понимает? Разве наши мечты были настолько разными?»

Несмотря на страх, желание иметь ребенка было слишком сильным. Во время зимних каникул Сара, сказав, что хочет повидаться с родителями, а до отпуска Мин Чжуна было ещё далеко, полетела домой, в Америку.

Перед отъездом Сара позвонила родителям. Она не хотела говорить об операции по телефону, но ей нужно было их предупредить.

— Мам, пап, я приеду на каникулы, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал бодро. — Соскучилась по вам.

— Мы тоже соскучились, доченька! — ответила Джессика. — Что-то случилось? Ты какая-то грустная.

— Нет, всё в порядке, — соврала Сара. — Просто… устала немного. Увидимся!

Положив трубку, она почувствовала, как слезы подступают к глазам. Ей было страшно. Страшно делать операцию, страшно, что она не поможет, страшно, что Мин Чжун её не поймет.

Долгий перелёт из Сеула в Бостон вымотал Сару. Она почти не спала, всё время думая о предстоящей операции. В аэропорту её встретили родители. Увидев их родные лица, она почувствовала облегчение. Джессика крепко обняла дочь, а Юджин потрепал ее по плечу.

— Ну, здравствуй, Сара! — сказал он. — Ты какая-то бледная. Все хорошо?

Сара кивнула, не в силах говорить. Она знала, что родители обо всём догадываются. Или, по крайней мере, о чем-то догадываются.

Комната, всё ещё обкленная постерами с IU, была в том же состоянии, словно Сара и не уезжала. Положив чемодан возле кровати, Сара позвонила Мин Чжуну по видеосвязи. Он улыбался, спрашивал, как она добралась, как родители. Но в его глазах Сара заметила какую-то нервозность. Он то и дело отводил взгляд, теребил край футболки. «Наверное, просто устал на работе», — подумала она.

Вечером, после ужина, Сара осталась на кухне с матерью.

— Мам, мне нужно тебе кое-что рассказать, — начала она, с трудом подбирая слова. — Я… я не могу иметь детей. Точнее, могу, но… наверное, смогу…

Она рассказала матери об обследовании, о диагнозе, об операции. Джессика слушала молча, лишь изредка вздыхая и сжимая руку дочери.

— Я понимаю, что это страшно, — сказала она, когда Сара закончила. — Но ты не одна. Мы с папой поддержим тебя, что бы ты ни решила.

Позже Сара поговорила с отцом. Юджин, как всегда, был спокоен и рассудителен.

— Я понимаю, почему ты хочешь сделать эту операцию, — сказал он. — Но ты должна понимать, что это риск. И что шансы невелики.

— Я знаю, пап, — ответила Сара. — Но я должна попробовать.

— Значит так тому и быть. Мы с мамой будем рядом.

Перед операцией Сара снова позвонила Мин Чжуну. Он пожелал ей насладиться временем с родителями и старыми друзьями, даже не догадываясь, что Саре совсем не до этого. Также Мин сказал, что будет ждать её возвращения. Но его голос звучал напряженно, а улыбка казалась натянутой.

Утро перед операцией было пасмурным и холодным. Сара нервничала. Она лежала на больничной койке и смотрела в окно. За окном шел снег. Медсестра принесла ей какие-то бумаги, попросила подписать. Сара механически поставила свою подпись, не вникая в смысл написанного. Ей было страшно. Очень страшно.

Когда в палату вошли родители, Сара постаралась натянуть улыбку, но вышла кривая гримаса. Джессика поцеловала дочь в лоб, а Юджин подбодряюще улыбнулся.

— Все будет хорошо, Сарочка, — сказала Джессика. — Мы будем ждать тебя.

Операция прошла успешно, в том смысле, что без осложнений. Но врач предупредил, что шансы забеременеть всё равно крайне малы — всего 2%, но для Сары это был луч надежды. Кан провела в больнице несколько дней. Родители не отходили от неё ни на шаг. Они приносили ей еду, читали ей книги, разговаривали с ней. Сара чувствовала их любовь и поддержку, и это придавало ей сил.

После операции, когда Сара уже чувствовала себя лучше, она снова поговорила с Мин Чжуном по видеосвязи. Он вроде обрадовался, увидев её, но даже не поинтересовался, почему она несколько дней не звонила, а в его жестах по-прежнему чувствовалась какая-то скованность. Он словно чего-то не договаривал.

— Привет! — сказал она, улыбаясь. — Как дела?

— Я… нормально, — Мин Чжун отвел взгляд. — На работе много дел.

Сара заметила, что он нервничает. Он теребил волосы, постукивал пальцами по столу, избегал смотреть ей в глаза. Обычно он так себя не вел.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Нет, нет, всё в порядке, — быстро ответил Мин Чжун. — Просто… соскучился по тебе.

Он улыбнулся, но улыбка получилась какой-то вымученной. Сара почувствовала, что он что-то скрывает. Но она не стала настаивать. Она знала, что если Мин Чжун захочет, он сам ей все расскажет.

Когда её выписали из больницы, Сара ещё пару недель жила с родителями, восстанавливаясь после операции. Она много гуляла, дышала свежим воздухом, старалась не думать о плохом. Вернувшись в Сеул прямо перед началом семестра, она ничего не рассказала Мин Чжуну об операции, понимая, что он будет против, и не хотела новых ссор.

Постепенно они стали отдаляться друг от друга. Мин Чжун стал реже звонить, меньше интересоваться ее делами, охладел в постели, стал более скрытным. Появились первые ссоры, сначала мелкие и незначительные, а потом все более серьезные, подпитываемые разностью менталитетов и нарастающим непониманием. Они все еще жили вместе, но это было скорее сосуществование двух чужих людей, продиктованное привычкой и нежеланием что-либо менять, чем настоящая любовь. Сара понимала, что их отношения зашли в тупик, но не знала, как из него выбраться. Она чувствовала себя одинокой и потерянной в чужой стране, несмотря на то, что рядом был человек, которого она когда-то любила. Только подруги детства из Америки и несколько новых подруг в Корее, видя состояние Сары, пытались поддержать её и помочь выйти из этих давящих отношений.

Последние недели перед летними каникулами обернулись для Сары настоящим эмоциональным холодом. Отношения с Мин Чжуном, когда-то яркие и искрящиеся, как бенгальские огни, теперь напоминали тлеющие угли, грозящие вот-вот окончательно погаснуть. Они почти не проводили времени вместе. Мин Чжун, словно одержимый, пропадал на работе, днями и ночами просиживая за компьютером, ссылаясь на невероятно важный и срочный проект, который требовал его полного внимания. Выходные же, которые раньше они проводили вместе, гуляя по паркам, смотря фильмы или просто валяясь на диване в обнимку, теперь целиком и полностью посвящались родителям Мин Чжуна. Он то помогал им с ремонтом, то возил их по магазинам, то решал какие-то неотложные семейные дела. Сара оставалась одна в их небольшой, но уютной квартире, в которую переехали год назад. Она чувстовала себя все более одинокой и ненужной. Она засыпала в холодной постели, часто даже просыпалась одна, не чувствуя рядом привычного тепла когда-то любимого человека, его дыхания на своей коже. Тишина в квартире, раньше казавшаяся уютной и наполненной их общей энергией, теперь давила на нее, как тяжелое одеяло, усиливая ощущение пустоты и тревоги.

Она пыталась разговаривать с Мин Чжуном, делиться своими переживаниями, рассказывать о том, как ей не хватает его внимания и заботы. Но он лишь отмахивался, устало целуя ее в лоб, уверяя, что все в порядке, просто сейчас такой сложный период, что ему нужно немного времени, чтобы разобраться с делами на работе и помочь родителям. Он обещал, что скоро все наладится, что они снова будут проводить время вместе, как раньше. Но его слова звучали все менее убедительно, а в его глазах Сара все чаще видела не любовь и нежность, а усталость и раздражение. В глубине души она чувствовала, что что-то не так, что между ними возникла какая-то невидимая стена, но отгоняла от себя дурные предчувствия, стараясь верить его обещаниям.

На летних каникулах, чтобы хоть чем-то себя занять и отвлечься от гнетущих мыслей, Сара нашла работу по специальности. В небольшую фирму, занимавшуюся дизайном интерьеров, требовался помощник дизайнера. Так как это был выпускной год, Сара решила, что это отличная возможность набраться опыта и пополнить свое портфолио. Работа действительно отвлекала ее от грустных раздумий. Она с головой погружалась в мир красок, тканей, мебели, с удовольствием создавая эскизы будущих интерьеров и общаясь с клиентами.

Однажды, вернувшись с работы раньше обычного, Сара почувствовала неладное еще на пороге квартиры. На коврике стояла чужая пара женской обуви — ярко-красные туфли на высоких каблуках, с тонкими ремешками и острыми носками, абсолютно не в стиле Сары. Сердце ее екнуло, предчувствие беды, которое она так долго пыталась игнорировать, ледяной волной нахлынуло на нее. Из спальни доносились приглушенные звуки — смех, шепот, стоны, не оставляющие сомнений в том, что там происходит. Сара, словно во сне, медленно приоткрыла дверь.

Картина, представшая перед ее глазами, навсегда врезалась в ее память. На их кровати, среди смятых простыней, сплелись два обнаженных тела. Мин Чжун, ее Мин Чжун, страстно целовал незнакомую девушку. Длинные черные волосы девушки рассыпались по подушке, ее тонкие пальцы зарывались в его волосы. Девушка смеялась, обнимая его за шею, и ее смех звучал для Сары как смертельный приговор. Она стояла в дверях, парализованная ужасом, не в силах произнести ни слова, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мир вокруг нее рушился, раскалываясь на тысячи острых, режущих осколков.

Мин Чжун, заметив Сару в дверях, резко отпрянул от девушки, словно обжегшись. Его глаза расширились от ужаса, лицо покрылось красными пятнами. Он вскочил с кровати, пытаясь прикрыться одеялом, и виновато пробормотал: «Прости, Сара, так вышло». Его голос звучал слабо и неуверенно. Девушка рядом с ним испуганно вжала голову в плечи, прикрываясь простыней.

В голове Сары царил хаос. Шок, онемение, боль, гнев, унижение — все эти чувства смешались в один невыносимый, разрывающий ее изнутри ком. Горло сжалось, не давая ей заговорить. Она не стала ничего говорить, не стала кричать, не стала устраивать сцен. Не было сил ни на слезы, ни на упреки. Просто развернулась и вышла из квартиры, оставив их наедине с их предательством.

Сев в свою «Малышку», Сара поехала, не имея конкретного направления. Слезы, которые она так долго сдерживала, наконец, прорвались наружу, застилая ей глаза. Руки дрожали на руле. Городские парки и витрины магазинов сливались в разноцветные пятна, дома проплывали мимо, как в замедленной съемке. Она решила, что это конец их отношений. Конец ее мечтам о счастливом будущем с Мин Чжуном. Она больше не вернется к нему. Никогда.