Дом №13

— Ки-ис! Ки-и-ис! — Где-то в доме снова кричали и ругались. Вызвали лифт — он скрипел. Надоел! Лифт здесь лишний, как только и втиснули его в идеальные контуры пустоты?! Поганцы! Пусть повисит лифт немного.

Просыпаться не хотелось. Однако пахло молоком. Раньше любил подглядывать за жизнью через пустые глаза маскаронов и, особенно, за потоком людей, развалившись у входной двери. Все уже опротивило! А сейчас снова пахнет молоком, налитым в кружку бабой Зосей и ее обважанками*. Какая-то странная розовая мисочка, не Зосина кружка, а пахнет головокружительно.

— Ки-ис! Ки-и-ис! — душу будоражит, хотя она давно уже потерялась.

— Кап! Кап! — снова неисправный чердак протекает.

Нет, не чердак. Слишком солено и горько. Нельзя же так плакать! Что случилось?!

Невыносимо заскрипела крышка старого сундука — петли бы смазать.

Куда же ты бежишь? Я не хотел напугать! Я просто — проснулся.

***

Подъезд дома № 13 был роскошным: огромная дверь с витражным стеклом, мраморная лестница, кованая люстра под высоченным потолком. Только вот, что ни делали, люстра жила своей жизнью: включалась, выключалась, едва мерцала. Сегодня в подъезде была полутьма.

Печальный каменный лев положил морду на лапы у подножия лестницы. Темные потеки на морде напоминали слезы. Вытирать львиную морду было некому — уборщицы и консьержи надолго не задерживались в доме № 13, несмотря на хорошую зарплату.

Перед мордой льва стояла пустая розовая мисочка в сердечках.

«Я же точно выбрасывала эту ужасную безвкусицу», — возмутилась госпожа Альбина Гелле и смахнула мисочку на пол, да еще и ногой подтолкнула. Посудина покатился в угол. А на кремовом плаще Альбины и замшевой туфельке появились отвратительные бурые пятна:

— Шляк бы тебя трафил! **

— Что это ты так кричишь, Ленка?! Успокойся, проклятиями не разбрасывайся, а то как бы тебя шляк не схватил! Вон как покраснела! — двери на первом этаже открылись, из них вынырнула сухая старушка в бигудях, прикрытых платком, с мусорным ведром в руках.

— Я не Ленка! — закричала ей в ответ госпожа Гелле, пытаясь стряхнуть отвратительные пятна, хотя это было бессмысленно: пятна не выведут и в химчистке, уже пару раз пробовала. А сама госпожа действительно была Ленкой. Ленкой Ковальчук родом из села Горбали. Только для инстаграмщицы с двумястами тысячами подписчиков, или как сама госпожа Гелле называла себя, лидера мнений, быть Ленкой — ужасная безвкусица.

— Ага! Давно ты быкам хвосты крутила, госпожа Альбина?

— Следите за собой, Галина Нифонтовна!

— Я здесь коренная жительница! Моя семья в этом доме живет с 1945 года!

Аргументов против у лидера мнений не было. Поэтому она только с ненавистью смотрела вслед старухе, которая несла ведро к черному входу. Затем топнула испорченной туфелькой и пошла к лифту. Он, как и люстра, имел свою сложную личную жизнь. Скрипя и бормоча, лифт неохотно тронулся с верхнего этажа, однако крякнул и застрял между третьим и вторым.

Ленке пришлось идти пешком. Ненавистные ей маскароны*** таращили пустые глазницы на каждой лестничной клетке. Самый неприятный, длинноусый, был над ее квартирой. Когда Лена едва прошла третий этаж, свет в подъезде мигнул и погас, а в лифте, наоборот, включился, разбрасывая по стенам причудливые тени от кованых перил. Лифт сам собой поехал на третий этаж, двери скрипнули, тяжелые шаги начали догонять Ленку. Она побежала вверх, проклиная скользкие высокие ступеньки. Шаги не отставали. Добраться бы до своего этажа, там камеры и дверь соседа-банкира. Ленка выскочила на свою лестничную площадку, поскользнулась, сломала каблук.

— Бу! — сказал кто-то из-за лифта. Свет в подъезде загорелся. Усатый маскарон ехидно улыбался сверху. На полу была огромная лужа — проклятый ничейный чердак снова протекал. Потому что в долгих позиционных боях за него ни один из могущественных соперников: ни банкир Рудковский, ни внук Нифонтовны, который работал в мэрии, пока полной победы не одержал. А Ленка прыгала вокруг обоих, надеясь урвать кусочек. Так что чердак стоял нечиненым.

Ленка дрожащими руками открыла дверь и замерла на пороге. Ее прекрасный холл, ее нейтрально-бежевый дизайнерский ремонт! Сначала она думала, что это потеки со потолка на штукатурке, а потом поняла, что они не могут быть такими яркими, похожими на удивительные лианы.

— Роксолана! — рявкнула она.

Худенькая девочка-подросток неохотно появилась на ее крик.

— Это ты нарисовала? — заверещала Ленка. — Я же говорила! Не смей приносить эту грязь в мою квартиру! Это снова банкирша-мазила дала тебе краски!

— Это не я! — закричала девочка.

— А эту мерзкую миску кто снова поставил на первом этаже?!

— Я думала, он вернется… — заплакала девочка и бросилась в свою комнату.

Ленка схватила телефон, собираясь написать в домовой чат «Моя обитель». Название придумала она сама и была в чате администратором.

Госпожа Гелле: Марина Викторовна, что это такое?! Я уже четко сказала, что этой грязи в моей квартире не будет! А вы снова принесли Роксалане краски?

Марина: Не знаю, о чем вы, госпожа Ковальчук, однако рекомендовала бы вести себя тише и не кричать на ребенка так, чтобы был повод обратиться в полицию и опекунскую службу. Будет очень неудобно. И повредит репутации бежевой супер-мамы в социальных сетях. Большие финансовые потери.

Газда****: Согласен, не годится так кричать, Хеленко, на того, кто старше тебя. Краски принес я. И рисовал тоже.

Госпожа Гелле: Зачем, курва?! И кто ты такой? Что значит — принес?!

Газда: Я подумал, что тебе не хватает красок в жизни. Настоящих красок, Хеленка. И твоей Ксьонке тоже. Купила бы ты ей мольберт…

Госпожа Гелле: Не смей называть мою дочь собачьим прозвищем! Ее зовут Роксалана! А ты вообще кто? Из какой квартиры? И как проник в мою?

Газда: Ни из какой, я сверху. И никуда я не проникал. Всегда был. Эй, а что это у тебя за таблетки такие в бело-синей коробке?! Что Ксьонка с собой в туалет потащила?

Госпожа Гелле выходит из чата.

Дверь в туалет была прочная, Ленка тщетно пыталась ее выбить. Звала дочь, кричала, плакала. Обещала купить у модного заводчика лысого сфинкса. Сначала из туалета еще доносились всхлипывания, потом — тишина.

Из темноты эркера вышла тень:

— Дура бежевая! Верни ее котенка! И рисовать дай!

— Верну! — завыла Ленка.

Витражное стекло, которое отделяло туалет от кухни, само собой вылетело вместе с рамой на пол, разлетелось осколками. Ленка неуклюже полезла через занозистое отверстие.

Для скорой лифт сделал исключение, поднял на последний этаж быстро и мягко. Галина Нифонтовна разминулась со скорой всего на несколько минут. Вопреки своей привычке она не вышла посмотреть и прокомментировать очередное событие из жизни дома. Была слишком занята: сидела на полу в прихожей, прижимала к себе ведро и бормотала:

— На кой-ляд? На кой?

Ведь всего-навсего несла ведро через черный ход. Говорят же, что ночью выносить мусор — плохая примета.

Не успела она дойти до бака, как во двор вбежал расхристанный мужчина. Припадая на левую ногу, он мчался прямо на нее, в руках какое-то оружие, на голове — четырехугольная фуражка с красной лентой. Галина Нифонтовна закричала, уронила ведро и побежала к подъезду. Спряталась за своей дверью, включила камеру наблюдения. На экране подъезд был совершенно пуст. Однако там происходило что-то жуткое: крики, удары, стоны. Кого-то бросили на дверь ее квартиры. Галина Нифонтовна выглянула в глазок: трое в форме убивали прямо перед ее дверью человека штыками. Затем они, топая сапогами, пошли вверх по лестнице. Мужчина на полу еще шевелился. Галина отступила от двери. Полицию? Скорую? Позвонить внуку? Она достала из серванта серебряную рюмку, налила коньяка и выпила. Набрала внуку, а потом сбросила и выпила еще одну рюмку.

Вернулась к двери. Камера показывала пустой подъезд, никаких тел, а ее любимое ведро стояло прямо посередине. В глазок наблюдалась та же картина.

— Украдут до утра, — с сожалением сказала старуха и открыла дверь. Стремительно бросилась к ведру и уже почти схватила его, когда ее дверь громко закрылась, а люстра под потолком начала мигать. Заметушились тени и ехидный голос спросил:

— Что? Даже в скорую не стала звонить? А он еще был жив.

— Какое мне дело? В чем ты меня обвиняешь?

— Тебя? Да ни в чем. Просто интересно было посмотреть, не изменилось ли что-нибудь у вас. Когда они добивали меня раненого в этом парадном, когда мою семью в вагоне для скота вывезли в Сибирь… Тебя, конечно, еще и не было. С теми я потом «wet za wet»***** разошелся. А в сорок пятом снова полезли, как тараканы. И ничего же вас не смущало. Чужие вещи в квартирах, которые пришлось бросить бывшим хозяевам… Какое вам дело до них? А потом бросились друг на дружку доносить. Закружились черные воронки, залязгала гильотина. Живучий у тебя род, Ганя, да слишком много грехов вы в сундук набросали. А что положишь, то и возьмешь из сундука жизни. Ты что, Ганька, своей внучатой невестке сказала: «Твоя испорченная кровь»? Ни копейки при разводе не дали. Она сама девочку воспитывает? А вы все добро украденное куда денете? С собой заберете? Не получится, Ганя!

— Иди к черту, сучий потрох! — завизжала Галина Нифонтовна, схватила ведро и замахнулась в пустоту. — Может, тебе все добро отдать?!

Пустота захохотала так, что гул пошел по подъезду, закачалась кованая люстра высоко под потолком, зашевелились тени на стенах:

— На кой-ляд оно мне надо?

Галина Нифонтовна бросилась к своей двери.

А утром вода текла по лестнице, капала в шахту лифта, тот сломался и завис между этажами.

Чердак открыли — там было сухо. И пусто. Только неподъемный рассохшийся сундук, в котором тоже ничего не было.

Собрались не по-старому в подъезде, а в домовом чате. Так безопаснее, проверено. Хорошо, крепкие ребята из службы безопасности банка и два наряда полиции, присланные внуком, — люди при исполнении и с пониманием. А вот безбашенный боксер Толик! С ним переговоры вести бесполезно. Даже зная, что жену он бьет смертным боем и развода не дает, никто не вмешивался.

Так что чердак обсуждали в безопасном пространстве чата «Моя обитель». Однако снова перешли к нерешенному вопросу собственности чердака.

И. В. Рудковский: Вот если бы вы меньше сопротивлялись, Галина Нифонтовна…

Галина Нифонтовна: Моя семья здесь с 1945 года проживает! Почему это я должна отдать вам свою долю мест общего пользования?

Газда: Подтверждаю! С 1945. На удивление живучая семейка. Никогда не тонет. Никакие репрессии не взяли. Здесь дом ходуном ходил, черные воронки так и летали. А вы доносами все двери и окна завалили. Сын ваш — горячий комсомолец, а внук так удачно в мэрии устроился… Вам бы фамилию сменить на Непотоплянки.

Галина Нифонтовна: А! Это ты — народный мститель? Чтобы тебя злыдни обсели!

Газда: Смотри, чтобы тебя не обсели. Ты с внуком давно разговаривала? Там прокуратура дело возбудила. Не те времена, конечно, но смотри, чтобы и к тебе с обыском не пришли. Ты бы перепрятала кое-что. Напомнить, где лежит в спальне?

Галина Нифонтовна выходит из чата.

И. В. Рудковский: Кто это?! Он знает, где у нас что в спальнях? Ленка — ты админ группы!

Госпожа Гелле: Понятия не имею! Может, какой-то хакер? Иван Валерьевич, а подключить Вашу службу безопасности банка?

Газда: Я не хакер, я — Газда. И почему же, Иван Валерьевич, только в спальнях? У вас шкафов и сейфов со скелетами достаточно в квартире. Вот, например, Бенджамин Франклин родился 17.03.1790. Продолжать дальше?

Толик: Полный файдофель!

Газда: Иван Валерьевич, службу безопасности банка, куда вы сейчас звоните, можете засунуть себе в задницу.

И. В. Рудковский выходит из чата.

Толик: Эй, ты, хрен с бугра! Давай, стрелку забьем! Разберемся по понятиям!

Газда: Не с бугра, а с чердака. А стрелку забить можно. Кто-то же должен тебе объяснить, что нельзя бить женщин и детей.

Газда выходит из чата.

В тот вечер Толик долго бегал по этажам, лазил на чердак, но никого не нашел.

«Что, чорт, забздел?!» — написал победно Толик в чате.

Вода капала.

А на следующий вечер, когда Толик поздно возвращался из бара, следом за ним к лифту подошел невысокий мужчина.

— Тебе в какую квартиру? — спросил Толик.

— Тебе выше, заходи первый, — сказал мужчина и вмазал Толика кулаком в лицо и в лифт. Зашел сам, закрыл дверь. Лифт дернулся, заскрипел…

Нашли Толика только утром. Еле достали из лифта, который завис между этажами. От вызова скорой боксер отказался. Соседи молча разошлись, только Нифонтовна едва слышно бормотала что-то вроде «спаси и помилуй».

На сутки в квартире Толика воцарилась такая необычная тишина, что соседи испугались еще больше. А утром с единственным чемоданом из квартиры вышла жена Толика, держа за руку сына. Улыбнулась каменному льву, погладила его по загривку и навсегда покинула дом № 13.

Вода уже сильно натекла в подвал. Ни одна из вызванных бригад сантехников не смогла найти источник протечки.

Днем Галина Нифонтовна и Ленка стояли перед грустным львом. Розовая мисочка была на месте и пустая.

— Раз уж Толик обделался… Я к лифту теперь ни ногой.

— Толик? В прямом смысле слова обделался? Я, наверное, пешком пойду.

— В прямом, — Галина Нифонтовна налила из принесенной бутылки молока в миску и подсунула каменному льву поближе к морде.

— Думаете, поможет? — спросила Ленка.

Старуха пожала плечами:

— А ты котенка далеко отвезла?

Ленка глубоко вздохнула, встряхнула ключами от машины в руке:

— Может найду…

Когда вода в подвале подошла к тепловому пункту отопления, было принято решение:

— Надо снова идти на чердак.

— Я не пойду, — мрачно сказал Толик. — Если там скинуться надо… на батюшку или на ремонт крыши, то напишите в чате.

Сначала хотели позвать отца Вениамина, взять свечи, соль, охрану банка, вызвать патрульный наряд.

— Это все херня, — буркнул Толик и пошел к себе.

Тогда внезапно пошли так, как были: в тапочках, пижамах, бигудях, халатах.

На чердаке было сухо и тихо. «Wet za wet» — было написано на крышке старинного сундука.

Сам сундук оказался пустым. Что положишь в сундук жизни, то оттуда тебе и вернут сторицей. Все долго молча рассматривали пустоту сундука. Каждый видел свое.

К удивлению, после многолетних судов и бюрократической волокиты, дело решили полюбовно за несколько минут — чердак остается в общем пользовании.

Котенка Ксьонка с Ленкой назвали Шпротой.

Галина Нифонтовна собралась внезапно и уехала. Долго от нее не было вестей. Все волновались, пока Ленка не показала в Инстаграм фотографию, где старушка в далекой Аргентине на набережной обнимает худенькую конопатую девочку.

Банкир Рудковский переоборудовал помещение в полуподвале под художественную студию. Там его жена Марина начала обучать детей из малообеспеченных семей. Когда-то она окончила Академию художеств, работала иллюстратором, а потом муж сказал: «Хватит мазней заниматься, лучше семьей, детьми». Марина не спорила, только жизнь стала какой-то плоской и одноцветной. А вот теперь снова наполнилась объемом и красками.

Иногда в парадном организовывали выставку работ. На портрете, нарисованном Ксьонкой, был изображен мужчина с браво торчащими усами в форме хорунжего и в фуражке-рогативке с красной лентой. Подпись гласила: «Пан Юзеф Качмарский, погиб в 1939 году во время обороны города».

* обважанки — бублики

** шляк би трафил — проклятие, происходит от немецкого Schlag (удар) та treffen (случится)

*** маскароны — это скульптурные архитектурные украшения в виде рельефной головы человека, животного или фантастического существа

**** газда — диалектное слово русинского происхождения, означает «хозяин»

***** wet za wet — баш на баш, око за око (польское)