Дом бабушки Инги на окраине города всегда стоял особняком. Не только из-за своего ветхого, но всё ещё величественного вида, а из-за ощущения, которое возникало, едва переступаешь его порог. Время внутри текло иначе: густо, лениво, как старый мёд, и пахло при этом не мёдом, а пылью, воском и сушёными травами.
Олег ненавидел этот дом. Он приехал сюда с женой Наташей лишь потому, что бабушка Инга слегла, и нужно было разобрать её вещи перед переездом в дом престарелых.
— Смотри, какая прелесть! — Наташа вытащила из комода резную шкатулку из тёмного дерева. Внутри, на бархатной подкладке, лежал старинный бинокль с перламутровыми вставками. — Чудо, а не вещь!
— Чудо, — буркнул Олег, протирая пыль с полки. Его тяготила тишина, нарушаемая лишь бормотанием телевизора в комнате бабушки и поскрёбыванием кота Мурзика, вечно куда-то девавшегося и появлявшегося в самый неожиданный момент.
Он взял бинокль. Латунь была холодной, словно вобравшей в себя дух подвала. И в тот же миг в виске резко дёрнулось. Перед глазами поплыли пятна — чёрное платье, вспышка огня, чей-то испуганный крик. Он отшатнулся, уронив бинокль.
— Что с тобой? — встревожилась Наташа.
— Голова закружилась. От духоты. Пойду подышу в сад.
В саду, заросшем бурьяном, воздух был не легче. Он был густым и сладковато-приторным. Олег прислонился к старой яблоне и закрыл глаза. Когда он их открыл, то увидел Её.
Она стояла у калитки, почти прозрачная, колеблясь, как марево в зной. На ней было чёрное платье с высоким воротником, а лицо было скрыто тенью от шляпы с небольшими полями. Он не видел её глаз, но почувствовал на себе её взгляд — тяжёлый, полный немого укора.
Олег замер, не в силах пошевелиться. Призрак поднял руку, тонкий палец указал куда-то за дом, в сторону старого колодца, и исчез.
— Ты чего белый как полотно? — Наташа вышла на крыльцо. — Опять голова?
— Там… женщина… — выдохнул он.
Наташа посмотрела на калитку, потом на него.
— Никого нет, Олег. Совсем. Тебе надо отдохнуть. Иди, приляг в гостиной.
Олег не стал спорить. Он был слишком потрясён. Он растянулся на старом кожаном диване, и тяжёлая, гнетущая усталость мгновенно сомкнула ему веки.
Ему снился сон. Яркий, до жути реальный. Он шёл по дому, но дом был другим — светлым, пахло не пылью, а сигарами и дорогими духами. Он услышал ссору — мужской бас и испуганный женский голос. Он бежал на звук, спускался в подвал, которого в реальном доме не было. И видел: мужчина в дорогом сюртуке отшвырнул женщину в чёрном платье. Она ударилась головой о каменный выступ и замерла. Мужчина, тяжело дыша, вытащил из её руки бинокль, сунул его в потайную нишу в стене, а тело… тело столкнул в колодец во дворе.
Олег проснулся с одним словом на устах: «Вера».
Рядом, свернувшись калачиком, спал Мурзик. Кот открыл один глаз, посмотрел на Олега с необычным для животного пониманием и зевнул.
— Тебе снилось то же, что и мне? — глупо спросил его Олег.
Из комнаты бабушки раздался голос по телевизору: «…архивные материалы по делу об исчезновении Веры Лужковой, жены фабриканта Лужкова, в 1912 году. Подозрения пали на мужа, но доказательств найдено не было…»
Олег вскочил и вбежал в комнату. Бабушка Инга дремала в кресле, а на экране мелькала старая фотография. На ней была та самая женщина. Вера.
— Бабушка! — Олег тряхнул её за плечо. — Бинокль! Откуда он? Кто эта женщина?
Старуха медленно открыла глаза. В её мутном взгляде не было удивления.
— Мать моя горничной в этом доме служила, — прошептала она. — Говорила, барыня пропала. А барин потом с ума сошёл и в том колодце утопился. Нашёл, значит. Она тебя позвала.
— Кто? Вера? Почему я?
— Потому что кровь его в тебе течёт. Прадед твой он приходится. Грех за родом тянется. Он её убил, ревновал. А она не может уйти, пока правда не всплывёт. И пока потомок её убийцы не попросит у неё прощения.
Олег, не помня себя, схватил фонарь и побежал во двор, к заколоченному колодцу. Наташа, ничего не понимая, бежала за ним.
Он оторвал доски. Задыхался. Свет фонаря выхватил из глубины не воду, а груду камней и костей. И среди них — поблёскивающий кусочек перламутра. Тот самый бинокль.
Олег обернулся. Она стояла рядом, уже не прозрачная, почти живая. Её лицо было печальным, но не злым.
— Прости, — выдохнул Олег, и это было единственное, что он мог сказать. — Прости нас.
Призрак женщины медленно кивнул. В её глазах было облегчение. Она посмотрела на Олега, на Наташу, на старого кота, сидевшего на срубе колодца и внимательно наблюдавшего за происходящим, и растворилась в воздухе, словно её и не было.
В тот же миг странная гнетущая тяжесть, витавшая над домом, исчезла. Воздух стал легким и свежим. А из комнаты бабушки донёсся голос диктора: «…найдены новые доказательства по делу вековой давности…»
Олег и Наташа молча смотрели на бинокль, лежавший у них на ладони. Он был всего лишь старым предметом, хранящим память о чужой трагедии. Но теперь эта память обрела покой. А время в доме, наконец, потекло обыкновенно, как и везде.