Дом лорда Нотли

Если бы у Аделы спросили, какой цвет у страха, она бы ответила: «зеленый, как пламя в кабинете лорда Нотли». Если бы Джанет задали вопрос: «как пахнет страх?», она бы ответила: «шоколадом и деревом, как в кабинете лорда Нотли». Любой ребенок из дома лорда Нотли ответил бы так. Для них не существует иного страха, и не существует иной жизни, пока они дети. Лишь с наступлением восемнадцатилетия дом перестанет быть их тюрьмой и пристанищем; лишь тогда лорд Нотли снимет эти проклятые браслеты. Но вместо них на руке появится тонкий шрам, маленький и незаметный, но отдающий ужасной болью, если воспротивится лорду.

Многие приходят, многие уходят, неотвратимо меняясь. И всегда эти изменения сопровождаются страхом. Страх постоянен. Он везде, во всем, что окрашено в зелёный цвет. В каждой занавесе и в каждом гобелене, в каждом диване или кресле. Страх витает в воздухе вместе с запахом шоколада или чая. Страх отражается от стен эхом в пустых коридорах. Страх звенит в каждом слове воспитанников лорда. Он везде. И от этого не скрыться, как бы не хотелось.

Лорд Нотли никогда не берет в свой дом детей старше пятнадцати лет. «Их уже не перевоспитаешь», — говорит он.

Для всех он благодетель, организовавший приют для сирот в собственном доме. А для самих детей — воплощение страха. Он пугал их с самой первой встречи. Страх внушала его высокая, сухощавая фигура в вечно белоснежной рубашке с накрахмаленным воротничком и темно-зелёном, почти черном костюме. Его взгляд острый, как игла. Длинные узловатые пальцы. Строго поджатые губы. Крючковатый нос. Каждая деталь его внешности пугала, даже если в ней не было ничего особенного. От его спокойного, сухого голоса бросало в дрожь. И трость. Неизменная тяжёлая трость с металлическим набалдашником в виде человеческого лица, искаженного гримасой. Трость, которой он бил своих подопечных за непослушание по спине, по рукам, по плечам. Которой преграждал проход, если хотел задержать кого-то. Эту трость дети боялись почти так же сильно, как и самого лорда. И так же сильно они боялись его помощницу — старуху Эмму, такую же высокую и сухощавую, как он, но с куда более приятными чертами лица. Боялись, потому что в темноте её чёрное строгое платье делало её невидимой. Боялись, потому что она обо всём докладывала лорду Нотли. Потому что строго следовала правилам и нарушителей тут же отводила. Туда, вниз. В кабинет лорда Нотли. Кабинет дети боялись тоже. Весь дом был для них сплошным страхом. С картин смотрят пугающие люди в зелёных одеждах. Улицу закрывают от их взглядов кривые деревья с страшными черными стволами. Зелёные портьеры днём закрывают от них даже деревья. Зелёные гобелены, словно насмехаясь, повествуют о кровавых битвах и смертях. Зелёная обивка мебели лишний раз напоминает кабинет лорда Нотли. Слишком много зелёного. Зелёный цвет — это страх, сопровождающий их все годы проживания здесь.

Здесь так редко звенит смех. Голоса всегда негромкие, чтобы их не было слышно. Шаги осторожные. Здесь нет секретов. Лорд Нотли знает всё, что говорят в этих стенах. Он здесь власть. Он страх. И он единственный взрослый, кому они могут довериться.