Дом, наполненный мяу

Утро началось как обычно. Маргарет, мой человек, встала рано-рано, и запах пирога наполнил весь дом.

— Матильда, это не для кошек, — сказала она, когда я потянула носом к открытой духовке. — У-ух, горячий!

Я с удовольствием расположилась на подоконнике, откуда открывался чудесный вид на множество увлекательных событий. Например, каждое утро я могла наблюдать за тем, как мимо пробегает мужчина с пышными усами, держа на поводке свою большую собаку. А добрый сосед, вооружившись огромной лопатой, с большим энтузиазмом очищает от снега не только свой двор, но и наш. А порой за окном просто идёт крупный пушистый снег — и это тоже не редкость в нашем тихом и уютном городке.

Маргарет накрывала на стол, зовя своих девочек на завтрак. Элис и Элизабет быстро слетели вниз на запах пирога, а я стала наблюдать за всем этим с важным видом, как полагается семейной кошке.

— Мой любимый! — воскликнула Элизабет с восхищением, нежно проводя пальцем по горячему слою брусники на пироге.

— Пусть немного подышит, Лиззи, — сказала Маргарет.

Девочка прошла мимо глубокой тарелки с густым сметанным кремом. Это была её самая любимая часть пирога!

— Быстрее садись за стол, иначе горячее остынет.

— Не люблю овсянку, — Элизабет отодвинула тарелку в сторону. Затем она взяла тосты с маслом.

В этот момент зазвонил телефон, и я сразу же насторожилась. Звонки всегда предвещают что-то неожиданное, но крайне важное.

— Да, конечно, я выйду, — произнесла Маргарет, немного помедлив и всё ещё держа трубку.

И вот тут началось.

— Девочки, мне сегодня нужно идти на работу, — сказала она мягким, но твёрдым голосом.

Элис и Элизабет переглянулись, и их лица вытянулись. У Элизабет задрожала нижняя губа, и казалось, что она вот-вот расплачется. Бросив ложку на стол, она вскочила со своего места и поспешила к матери.

— Н-нет! Пожалуйста, не уходи! — воскликнула она, крепко обняв Маргарет.

— Я знаю, мы планировали украсить дом, но у меня дополнительная смена в больнице. Обещаю, мы займёмся этим, как только я вернусь.

— Но, мам, уже почти канун Нового года! — запротестовала Элизабет с нотками обиды в голосе.

— Я знаю, милая, — сказала Маргарет, опускаясь на колени, чтобы обнять её. — Мне жаль. Я все исправлю, обещаю.

Элизабет отстранилась, её глаза наполнились слезами.

— Ты всегда работаешь! У тебя никогда нет времени на нас!

Глаза Маргарет наполнились слезами, но она встала. Её решимость была непоколебима.

— Я вернусь, как только смогу. Я люблю вас обоих.

И она ушла, дверь за Маргарет закрылась с тихим щелчком. Плечи Элизабет опустились, и она выбежала из кухни. Элис тяжело вздохнула и посмотрела на меня.

— Давай, Матильда, — сказала она мягким голосом. — Займёмся пирогом.

Элис имела в виду сметанный крем, который она начала наносить на слой брусники. Пирог уже успел настояться, но мне так и не позволили попробовать ни кусочка. Я разочарованно вышла из кухни и столкнулась с Элизабет. Она шла с озадаченным выражением лица, её щёки порозовели, а глаза были красными от слёз. Как же не вовремя Маргарет понадобилась в больнице именно сейчас! Важнее было бы находиться дома с детьми и со мной. Но люди, как всегда, странные и слишком зависимые от работы. Элизабет, конечно, обиделась и накричала на маму. Малышка вообще часто бывает обидчивой.

Я устроилась на лестнице и подумала, что день будет скучным. Но нет, девочки вскоре нашли себе занятие. Элис бросилась к чулану под лестницей. Вчера, когда они с Маргарет занимались подготовкой декораций, она заметила в самом дальнем углу старую коробку. Возможно, Элис вспомнила о ней, и теперь ей не терпелось её осмотреть.

Элизабет вышла из кухни с кремом на носу. Сначала она хотела присоединиться ко мне, но её внимание привлекла Элис.

— Что делаешь? — спросила она, поглядывая то на меня, то на сестру. — Пойдём гулять на улицу?

— Сначала протри свой нос, тупица, — ответила Элис.

— Если ты обзываешься, то… — Элизабет резко вскрикнула, а я подскочила, когда в чулане упало что-то тяжёлое. Она ахнула и поднесла руку ко рту. — Что это было?

Я спрыгнула со ступеньки и присоединилась к ним, переполненная любопытством. Элис протянула руку и достала старое колесо от велосипеда своего отца. В глазах Элизабет смешались страх и ностальгия.

— Папин велосипед, — прошептала она дрожащим голосом.

Она тяжело вздохнула, и я поняла, что на неё нахлынули воспоминания о её покойном отце. Я подошла ближе и, стараясь утешить, стала тереться об её ногу. Хотелось хоть немного успокоить её, насколько это было в моих силах.

Элизабет наклонилась, подняла меня на руки и прижала к себе.

— Хорошая Матильда, — прошептала девочка, нежно поглаживая мою голову.

Элис отыскала заветную коробку и, выйдя из чулана, осторожно поставила её на пол. Девочки с нетерпением опустились на колени, и их глаза сверкнули от предвкушения. Внутри оказалось множество старых вещей: потрёпанный фонарик, выцветшая садовая фигурка гнома, новогодний шарф зелёного цвета.

— Папин шарф! — воскликнула Элизабет, и глаза её заблестели от слёз. Она обернула его вокруг шеи, чувствуя связь со своим отцом.

А Элис тем временем остановилась на старом дневнике в самодельном кожаном переплете. Осторожно открыв его, она заметила неровные строчки — это были записи её отца. Первая запись, сделанная ещё в его детстве, выглядела слегка размытой, но всё ещё читалась. Вместе с сестрой они начали перелистывать страницы, пока из дневника вдруг не выпали две старые фотографии.

На первой фотографии их отец был в компании незнакомого мужчины, оба были в новогодних шарфах. Элис и Элизабет, обменявшись удивлёнными взглядами, осознали, что эта сторона жизни их отца была им неведома. Сзади фотографии была лишь полустёртая надпись: «Приют...год. Я и мистер Аддингтон».

На второй фотографии были запечатлены их мать и бабушка. Они смеялись на кухне, их лица были перепачканы мукой, а атмосфера казалась наполненной светом и теплом семьи. Элис на мгновение задумалась, наблюдая за этим мгновением счастья, замороженным на снимке. Она вспоминала, как мама рассказывала, что бабушка полностью воспитывала её одна. Эти истории тогда казались скромными и простыми, но теперь, глядя на картинку из прошлого, всё словно обретало новые краски.

Элизабет отвела глаза от снимка и посмотрела на сестру с ноткой искреннего раскаяния.

— Я обидела маму, — призналась она. В её голосе звучала горечь.

Элис мягко кивнула:

— Я знаю. Она всегда старается. Работает без отдыха, берёт дополнительные смены, чтобы у нас было всё. Мы должны быть благодарны.

Элизабет, тяжело вздохнув, шепнула:

— Вот бы папа был рядом…

Элис немного помолчала, будто собираясь с мыслями, а затем вдруг крепко взяла сестру за руку.

— Давай сделаем так, чтобы она не грустила, — с энтузиазмом сказала она. — Мы сами украсим дом!

На мой кошачий взгляд, всё это было довольно мило, хотя и немного грустно. Но знаете что? Я всё равно не совсем понимала, почему люди так долго смотрят на эти плоские изображения — фотографии. Нет, конечно, я признаю, что в них есть что-то особенное, но мне, как кошке, гораздо интереснее гоняться за мышками и лентами, чем разглядывать эти неподвижные картинки. Мыши пищат, а ленты шуршат, извиваются и прыгают... В них есть жизнь, движение и азарт! А фотографии... Ну, пусть люди сами развлекаются с ними, как хотят.

Девочки с увлечением принялись украшать дом.

Сначала был беспорядок, потом ещё больший беспорядок. Весь день они трудились не покладая рук, развешивая гирлянды и расставляя по дому украшения. Я с интересом наблюдала за их работой, вдыхая ароматы необычных предметов, и играла с Элизабет, когда ей нужно было отдохнуть.

Ближе к завершению они устроили небольшой перекус в своей комнате. Принесли пирог и разлили молоко по стаканчикам. Я, конечно, не осталась в стороне — мне достался небольшой кусочек пирога. Правда, честно сказать, консервы мне куда вкуснее! Но это вовсе не умиляет ценность угощения. И знаете, даже несмотря на то, что гирлянды висели не совсем ровно, а весь порядок в комнате отличался своеобразной «творческой» асимметрией, это создавало невероятно милое и уютное впечатление. Да что уж там, даже мне досталось украшение — они повязали на мою шею красную атласную ленточку. О, как же я горжусь этим! Хотя, надо признать, ощущение немного странное, но разве можно устоять, когда мои человеки так искренне восторгаются этим?

Элизабет отправилась устраивать чаепитие со своим плюшевым мишкой, а Элис между тем завершала оформление — развешивала последние украшения на искусственную ёлку. Я же, уютно устроившись на своей подушке, лениво стала наблюдать за всей этой суетой. То засыпала, то просыпалась, и каждый раз, открывая глаза, замечала, что в комнате появлялось что-то новое. Желание дремать и любопытство соревновались во мне, но атмосфера наступающего праздника была такой тёплой и размеренной, что этого противостояния явно никто не заметил.

Когда на улице окончательно стемнело, девочки, уставшие от насыщенного дня, направились в комнату своей матери. Они уснули прямо в платьях, а между ними, словно заботливый ангел-хранитель, лежал плюшевый мишка. Дом погрузился в тишину.

Я услышала лёгкий скрип половиц. Это могла быть только она — Маргарет. Я сразу спрыгнула с подушки и беззвучно побежала ей навстречу, мои мягкие лапы почти не касались пола. У порога она встретила меня с улыбкой и устало погладила, как всегда нежно и с любовью.

— Что это у тебя на шее? — спросила она, коснувшись пальцами моей атласной ленты.

Маргарет прошла по дому и вдруг остановилась перед камином. Комнату украшали яркие гирлянды и разноцветные огоньки, создавая ощущение волшебства. Я села рядом с ней и увидела, как её глаза заблестели от счастья.

— Не хватает ёлки, — тихо сказала я.

Услышав мой голос, Маргарет улыбнулась. Хозяйка подняла меня на руки, прижала к себе и направилась к комнате девочек. Мы заглянули внутрь, но их там не оказалось. Она двинулась дальше, к своей спальне. Дверь была приоткрыта, и из неё лился мягкий, тёплый свет ночного светильника.

Элис и Элизабет спали крепко, их волосы слегка растрепались, а лица выражали детское умиротворение. Маргарет с любовью погладила их по волосам. Во сне Элизабет прошептала:

— Мамочка, я люблю тебя…

Она крепче обняла плюшевую игрушку. Маргарет почувствовала, как у неё потеплело на сердце, несмотря на утреннюю ситуацию. Её девочки нашли в себе силы понять и принять сложившиеся обстоятельства.

Маргарет подняла меня на руки и подошла к окну.

За стёклами простиралась тихая ночь. Снег мягко ложился на землю, укрывая двор пушистым белым покрывалом. Во дворе возвышались две ёлки: одна стройная и величественная стояла в центре, другая чуть меньше располагалась ближе к гаражу.

— Видишь, Матильда? — ласково спросила Маргарет, указывая на ёлки. — Завтра одна из них будет стоять в нашей гостиной. Будет красиво, правда?

— Кто это сделал?

— Мистер Говард уже поставил одну ёлку во дворе. А завтра он занесёт вторую к нам в дом.

— Я люблю тебя, мой человек.

— Что-что? — Маргарет стала чесать мне животик. — Ты, наверное, голодная?

— Да нет же, — ответила я. — Просто люблю тебя.

— Хотя ты не зовешь меня на кухню, значит, сытая.

— Просто люби меня, человек.

— Я тоже люблю тебя, Матильда. — Маргарет улыбнулась и издала тихое мур-мур, словно отвечая на моём языке.

Конечно, она пока не понимает мой кошачий. Но это и не важно.

Маргарет выключила свет, легла рядом с дочерьми и обняла их, переполненная любовью. А я устроилась совсем близко, сворачиваясь клубком и продолжая негромко урчать. Всё вокруг словно наполнилось теплом, нежностью и чем-то немного волшебным.

В эту ночь, за день до Нового года, в нашем доме воцарилось понимание. Я знала, что всё будет хорошо. Ведь в жизни, и у людей, и у кошек, есть самое главное — любовь.