Дом под номером 12

Это был самый непримечательный день из всех, что я помню. Проснувшись в своём кабинете, который по совместительству приходился мне спальней, ведь в квартире была всего одна комната, я с трудом смог разомкнуть веки. Солнце нагло светило мне прямо в лицо через открытый балкон, который я раскрыл нараспашку этой ночью, чтобы было не так жарко. Всё тело ужасно изнывало, а спина, казалось, молила о пощаде своей чередой выстрелов, колющих мне то в лопатки, то в поясницу. Я вновь уснул сидя за рабочим местом, прямо напротив незаконченной работы. Спросонья оглянув холст перед собой, я невольно поморщился от осознания того, какая я бездарность. Картина, которую мне довелось застать перед собой, не вызывала и толики светлых эмоций. А ведь я потратил на неё всю ночь. Я, чёрт его дери, использовал свои самые дорогие краски и кисти, чтобы передать задумку. Какая же мерзость… Кое-как разогнувшись, я встал и со злости пнул мольберт, роняя его на пол, откуда в ответ подскочили мои палитры и стаканы, в которых некогда была вода для кистей. Быть может, всё произошедшее за последнюю минуту и могло испортить мне настроение, да вот только это происходило стабильно каждый день на протяжении уже нескольких лет. Ничего не менялось. Я каждый день садился за новые работы и каждую ночь засыпал напротив них, а после на утро каждый раз разносил их в пух и прах в прямом и переносном смысле. И нарушать устоявшуюся традицию я не спешил. Наступив на холст, я порвал бумагу и лишь после этого отправился умываться.

Ванная встретила меня лёгкой прохладой и теменью. Лампочка перегорела ещё с полгода назад, но мне просто некогда её менять. Да и это не столь важно. Света от коридора мне хватало, чтобы наспех почистить зубы и умыться. Остальное меня мало волновало.

На кухне же я застал всё ту же обстановку, что и вчера. Собственно, что и позавчера, и позапозавчера. И так до бесконечности. Вдоль стен стояли мои старые удавшиеся работы, которые со временем потеряли для меня всякую ценность. Ныне это были просто штабеля макулатуры и древесины, не более. Старый деревянный стол был доверху завален раскрытыми конвертами и прочитанными письмами, убирать которые я, конечно же, не собирался. Упавший стул, который я на неделе сбил в темноте, так и лежит по сей день. Окно зашторено, тут тоже без изменений. Из-под маленького холодильника в половину моего роста вновь текла вода, дотягиваясь аж до противоположной стенки. Переступать через этот ручеёк уже стало моим наработанным рефлексом. Раскрыв дверцы буфета и по памяти протянув руку, я нечаянно сбил коробку чая, которую и пытался достать. По весу сразу стало понятно, что она пуста. Внутри не было ни единого пакетика. Тяжело вздохнув, я со стуком приложился лбом о шкаф над кухонным гарнитуром и ещё некоторое время просто пялил вниз. Похоже, мне предстояло вновь выйти наружу. Вновь посетить мир за пределами своего кабинета. Вновь опустить голову, чтобы не смущать никого своим взглядом. Мой протяжный вздох разбавил тишину на кухне, я развернулся и недовольно побрёл к себе в комнату, чтобы начать подготовку к выходу. Все мои вещи висели прямо на открытой двери, а потому и особых мук выбора в прикиде на сегодня у меня не было. Всё те же замызганные джинсы, купленные мною ещё на первом курсе института, всё та же серая футболка, которую я расписал в своём стиле когда-то давным-давно. Большего мне и не надо, тем более что на дворе стояло знойное лето. Не надев даже носков, я вышел в коридор и натянул на себя избитые временем кроссовки, останавливаясь перед зеркалом у входной двери. Выглядел я отвратительно. Грязные засаленные волосы, уже отросшие ниже ушей, небритая щетина, постепенно начинавшая закручиваться в маленькие кудри, множество чёрных точек на носу и даже предательски торчащий из-под толщи усов прыщ. До кучи у меня был нездоровый цвет кожи и синяки под глазами, что совсем не прибавляло мне обаяния. Во всяком случае, мне просто нужно было дойти до магазина, ни больше ни меньше. Потом я вернусь домой, и всем снова станет всё равно на моё существование. Как и мне самому.

Вот только выйти сразу я не смог. Остановившись напротив двери, я хлопнул себя по карману, убеждаясь, что точно взял с собой кошелёк, однако даже нащупав привычный бугорок на штанине, я не двинул на выход. Собственно, как и обычно. Не знаю почему, но я просто не мог покинуть квартиры, не обождав, как я это называл, «безопасную паузу». Мне всегда требовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и силами. Признаюсь не тая – улица вызывала у меня самую настоящую панику. Я стараюсь избегать её всеми способами, даже на балкон не выхожу без особой надобности, однако моё тело, к сожалению, всё ещё требует еды и чая. В большинстве своём чая. Вдобавок к этому, краски имеют свойство заканчиваться. Будь моя воля, я бы заранее закупился всем на несколько лет вперёд и зарёкся бы покидать свой дом, но денег с пособий не хватало на такие блага. Оставалось лишь довольствоваться малым.

Набрав побольше воздуха, словно собираясь погрузиться под воду, я всё же открыл эту несчастную дверь и шагнул за порог. Подъезд по доброй традиции встретил меня тёплой тишиной и абсолютным запустением: голыми бетонными стенами и чёрными дверками в другие квартиры. Ни тебе кос от проводов, ни грязи, ни обгоревших щитков. Красота ведь. Порой мне казалось, что на весь дом живу один лишь я да соседи снизу, что собачились друг с другом дни и ночи напролёт, мешая мне работать. Спустившись на первый этаж, я остановился перед почтовым ящиком и лениво постучал по своему отсеку костяшками. Внутри колыхнулась пара бумажек. Неужели что-то кроме квитанций пришло? Сунув руку под низ, я достал из ящичка совсем свежее письмо, аккуратно упакованное в конверт. На лицевой части были указаны мой адрес, а также название организации, в которую я не столь давно отсылал запрос на показ своих работ на выставке. Надежд на то, что я был допущен, совершенно не было, а потому я без особого трепета раскрыл конверт, доставая письмо и сразу прыгая глазами на третью строчку, где и застал слова: «Сожалеем, но мы не можем принять ваши работы». Ожидаемо. Вполне. Не первый и не последний отказ. И то ли ещё будет. Бросив письмо вместе с конвертом себе под ноги, я прошёл чуть дальше по коридору и лениво вытолкнул подъездную дверь плечом, в моменте ощущая жар, исходивший прямо от неё. Июньское солнце жарило так, что металл чуть ли не плавился. Зимы у нас, конечно, лютые, но и лето тоже не отставало. Такие вот скачки от минус сорока до плюс сорока. Выйдя наружу, я брезгливо прищурился, в десятитысячный раз проклиная себя за то, что не ношу солнцезащитных очков. Было больно смотреть даже себе под ноги. Смиренно зажмурившись, мне только и оставалось, что топать до магазина с опущенной головой.

Я делал так всегда. Но не сколько себя помню. Эта привычка появилась у меня около шести лет назад. Мне даже помнится этот день. Как и прежде, я просто вышел на улицу и в моменте понял, что я до ужаса боюсь поднять глаза на проходящих мимо людей. Они не должны были меня видеть. Не должны были застать разочарование в моём взгляде. Не должны были понять по одному только лицу, что я бесталанное, немощное и убогое создание. Я бы это не пережил. И вот так, спустя года, я хожу одним и тем же путём до одного и того же магазина. Выход из подъезда, пять шагов вперёд, поворот налево, пятьдесят два шага вперёд, снова поворот налево, прижаться к стенке здания, чтобы не мешать машинам, заезжающим в квартал, двадцать один шаг, остановка, ожидание светофора, после шестнадцать шагов, поворот направо, вновь остановка, опять светофор, тоже шестнадцать шагов, и вот я на финишной прямой до магазина, путь до которого от перекрёстка составлял всего тридцать девять шагов. Я знал этот маршрут как себя самого. Хотя нет, вру. Себя я знал куда хуже. Мне была знакома каждая трещинка на тротуаре, каждый корешок деревьев, торчащий из-под земли, каждый сколотый кирпич в кладке мостовой.

Однако именно тогда… Именно в тот момент, когда до магазина осталось всего одиннадцать шагов, я впервые за шесть лет остановился. Остановился и невольно поднял голову. Слева от меня прошла невероятной красоты девушка. Она была одета в белое платье, а на её ногах были самые обычные, незамысловатые босоножки. Её длинные светлые волосы вились по ветру, а сама она шла с лёгкой и непринуждённой улыбкой на лице. Её лицо… Оно было прекрасно. Я не писатель, я не знаю нужных слов, которые опишут всю её красоту так, чтобы точно ничего не упустить. Но, говоря моим, совершенно обычным языком… она была прекрасна. Бледно-изумрудные глаза с треугольным разрезом, тонкие, угловатые брови, прямой и аккуратный носик с острым концом, в меру пухлые губы, милые, еле выраженные ямочки на щеках. Я был очарован так, словно вживую увидел ангела своими собственными глазами. А когда она прошла мимо и я почувствовал её запах… Честно сказать, мне подумалось, что можно умирать прямо здесь и сейчас. Ничего лучше со мной уже точно не случится. Она оставила меня позади, идя дальше как ни в чём не бывало. Я же остался на месте, смотря ей вслед и отпечатывая этот образ в памяти.

Вдруг меня всего перекосило. Внутреннее желание познакомиться с этим божьим творением вынудило меня сделать неуверенный шаг вперёд. А затем ещё один. Но я остановил сам себя, понимая, что не хочу этого делать. Нет, я прекрасно понимал, что буду жалеть до конца жизни, если не заговорю с этой девушкой, однако… Я отлично понимал, как выгляжу. И зеркало в прихожей не оставило сомнений. Мне впервые стало стыдно за свой внешний вид. Я впервые ощутил жалость к самому себе. Просто в голове не укладывалось, что я упускаю возможность прикоснуться к чему-то столь прекрасному просто потому, что я выгляжу и, наверняка, пахну донельзя отвратительно. Меня разрывало изнутри. Казалось, что у меня подскочила температура. Мои ноги сами по себе сделали ещё несколько шагов навстречу этой девушке, но я с трудом переборол своё же тело, вынуждая себя остаться на месте. Нет. Так нельзя. Только не в таком виде, в каком сейчас находился я. Моя профессия – художник, и я как никто другой знаю, насколько легко испортить безупречную работу одной незначительной точкой. Я просто не хотел портить это произведение искусства, прошедшее мимо меня. То произведение искусства, что мне повезло увидеть собственными глазами.

Когда же девушка скрылась за поворотом, я вдруг осознал, что не дышу вот уже с полминуты. Вернув себе дыхание, мне резко поплохело. Кажется, эта девушка унесла с собой часть меня. Я, взрослый человек, вот уже десять лет живущий один, в моменте осознал, что стал зависим от того, кто просто прошёл мимо. Это что, просто больная шутка моего не менее больного мозга? Разве можно так издеваться над своим же телом? Нет-нет-нет… Нужно было просто выдохнуть. Просто закрыть глаза и представить, что я ничего не видел… Я ничего не видел. Ничего. Совершенно. Я ничего… Я…

…

Я видел её собственными глазами. Видел и уже никогда этого не забуду. В этом я был уверен больше, чем в собственном существовании. Всё же сдвинувшись с места, я с пустым взглядом доковылял до магазина и, зайдя внутрь, остановился напротив стеллажа с чаем. Нужный мне всегда лежал на пятой полке слева, впритык к стенке. Это был самый обычный чёрный чай в квадратных пакетиках без каких-либо добавок. Ничего лишнего. Вот только я не смог заставить себя взять его. Я стоял напротив стеллажа, казалось, целую вечность. На меня даже стала посматривать кассирша, опасаясь, что я хочу что-то украсть. Но нет. Сегодня вором был не я.

Мои руки сами собой схватили незнакомую мне упаковку с чаем, на лицевой части которой были изображены треугольные пакетики, а надпись гласила, что это был вкус киви, яблока и мяты. Я никогда прежде не пробовал такого. Даже не думал о подобном. Моё тело перестало меня слушаться и делало всё само, полностью исключая меня из всех совершаемых действий. Я двинул к кассе, семеня маленькими шажочками и прижимая к себе коробку чая обеими руками так, словно я нёс живого котёнка, которого только что подобрал с улицы. Встав напротив кассирши, я боязливо протянул ей этот несчастный чай, в ответ на что молодая девушка взяла его из моих рук, после долго глядя на меня.

– Молодой человек, вы в порядке? – спросила она с толикой опаски.

Сначала я не понял её вопроса, однако сразу после ощутил, как по моим щекам стекали слёзы. Я судорожно покивал головой и потянулся за кошельком, доставая из него две случайных купюры. Этого должно было хватить сполна, чтобы оплатить товар. Положив деньги на стол, я забрал чай у кассирши и поспешил покинуть магазин под крики этой самой девушки, что она не успела отдать сдачу. Но мне уже было всё равно на деньги. Равно как и на всё остальное в этом мире. В тот момент я осознал, почему я плакал. Это не были слёзы грусти. Я был тронут до глубины души. Тронут той красотой, которую мне удалось застать.

Выйдя из магазина, я оглянулся по сторонам, в моменте замечая совсем не то, что я видел ещё давным-давно. Как оказалось, мою улицу отремонтировали. Фасады зданий были покрыты свежей краской, все бордюры, пересекающиеся с проезжей частью, были заменены на новые. Даже деревья посадили совсем молодые. Более я не мог себя сдерживать. Вместо привычного пути домой, который я знал по шагам, я бросился прямо на проезжую часть, игнорируя отсутствие пешеходного перехода. Выскочившая мне навстречу машина сразу дала по тормозам и принялась сигналить, но я не обращал на это никакого внимания. Перебежав проспект, я свернул в свой квартал и ускорился ещё сильнее, в моменте ощущая полное отсутствие спорта в своей жизни на протяжении долгих лет. Лёгкие словно были скованы цепями, я не мог нормально дышать, и мне было больно каждую первую проклятую секунду. Мои стопы ломило от того, насколько сильно я шлёпал ногами по асфальту. Спина же до кучи ещё несколько раз стрельнула острыми болями во всю свою длину. Я бежал изо всех сил, закрывая глаза пронзающую меня боль. Это всё были сплошные мелочи.

Открыв подъездную дверь и стерпев лёгкий ожог от нагретой ручки, я натурально взмыл вверх по лестнице, залетая в свою квартиру и запирая дверь на все замки, что у меня только были. Никто не должен был посметь прервать меня с этого момента. В этой богом забытой однушке должен был быть только я и моё воспоминание. Воспоминание о девушке, что прошла мимо меня, тем самым подарив вдохновение, которое я так долго искал.

Ввалившись на кухню, я спешно поставил чайник кипятиться и заранее приготовил свою большую кружку, в которую сразу положил один пакетик чая и два кусочка сахара. В ожидании, пока подоспеет кипяток, я забежал в комнату и поднял поваленный мною мольберт, ставя новый холст и начиная неуклюже сгребать все краски, что были у меня под ногами, в одну кучу. Мне нужны были все. Все оттенки, все цвета, все полутона. Я должен был подобрать самые лучшие материалы для своей новой картины. У меня не было морального права на то, чтобы изобразить то, что я хотел, хуже, чем оно того заслуживало. Я буду грязным отродьем, мерзким ничтожеством, пакостным отбросом, если не передам это в самом лучшем виде. Вся моя прожитая прежде жизнь была только для того, чтобы я собственными руками сотворил то, что собираюсь сотворить.

Свист вскипевшего чайника стал точкой невозврата. Эдаким выстрелом стартового пистолета. Налив себе полную кружку горячего чая, я сел творить. Нет, сел рассказывать. Я сел рассказывать то, что чувствовал. Что ощущал. О чём думал. О чём болело моё, как оказалось, всё ещё живое сердце. Мне больше не требовалось придумывать выдуманные истории, больше не приходилось коверкать старые воспоминания, лишь бы выдавить из них хоть каплю вдохновения на новую работу. Нет, нет-нет-нет-нет-нет и снова нет. Сегодня всё было по-другому. Сегодня было иначе.

Я провёл за холстом трое суток. Я не спал, не ел и лишь изредка вставал, чтобы набрать себе чай. Мне нельзя было отвлекаться. Любая секунда промедления могла испортить впечатления от того дня, когда я повстречал её. Её. Ту, что подарила мне надежду. Ту, что убедила меня, что я не бездарное и бесхозное создание, рождённое только для того, чтобы портить пергамент и переводить краски. Пока я писал, я рыдал, ругался и смеялся. Я пережил всё то, что мне не довелось пережить за всю свою несчастную жизнь. Я был в экстазе. Я был живым! В конце концов, я был человеком! Настоящим! Я искренне страдал от болей в спине и руках! Мне было до невозможного плохо от голода! Меня трясло от слабости! И это было просто чудесно! Я не верил, что это было взаправду!

Но по единому закону нашего мира ничто не бывает вечным. Я закончил свой рассказ. Свою картину. Точкой стал мой поцелуй. Я устало коснулся губами края холста, оставляя на них незасохшую краску, после падая на пол без сил. Это была победа. Безоговорочная, истинная и незаменимая победа.

С тех пор прошёл год. И сейчас, стоя напротив своей же картины, в окружении других, не менее искусно исполненных работ, я был твёрд в своём понимании. Понимании того, что ни один из авторов, чьи картины висели рядом с моей, и близко не стояли по сравнению с тем, что написал я. Смотря на изображённую мною, уходящую вдаль девушку, я понимал… Их тусклые, невзрачные и бездушные произведения меркли на фоне всего того, что я вложил в эту историю своими руками. Своим сердцем. Своей душой. Я отдал этой картине вторую часть себя. Первую же у меня забрала та самая прошедшая мимо незнакомка.

Я до сих пор не знаю, кем она была. Я не знаю ни её имени, ни её возраста, ни её телефона. Скорее всего, в тот день она даже не заметила, что я прошёл рядом. И если для меня она была тем самым толчком, что полностью изменил мою жизнь, тем самым поворотом, приведшим меня к лучшему исходу… То для неё я был просто безликим статистом, что эфемерно протёк рядом. Для неё я был никем. Просто обычный человек.

Просто прохожий.