После часового спуска по серпантину наш экскурсионный микроавтобус остановился возле одноэтажного дома. Я широко зевнул, чтобы наконец-то разложило левое ухо и, покручивая сигарету в руках, первым вышел из машины.
Теплый сезон задерживался, потому в конце мая на мне была легкая куртка и худи в рюкзаке. Уставшее солнце постепенно заваливалось за горизонт.
Группа едва набралась — всего пять человек, включая местного гида Даура, ростом мне по плечо, но суетливостью способного свернуть горы. Пара из Екатеринбурга, девушка с Томска. Почти землячка, сибирячка.
— Да ты не кури. Вдохни. Ай, как пахнет. Шашлык! Мясо! — с кавказским акцентом обратился ко мне Даур. Я уже привык к их дружелюбной агрессии. Иногда кажется, что в каждом предложении наезд, но нет. Это такая забота. — Успеешь курить, дорогой. Дед Зухур мясо делает так, с ума сойти. Пойдемте, пожалуйста!
— Сейчас. Догоню, — буркнул я, желая все же постоять в одиночестве и выдохнуть после долгих часов в авто.
Ребята зашли во двор, пройдя через покосившиеся ворота и редкий частокол старого деревянного забора. Я остался один на один с закатом. Смотрел на разлитые в небе краски и, предаваясь меланхолии, думал о прошедших событиях в столь волшебных краях. История и раскрывавшийся вид на горы не связывались воедино. Хотелось прокричать: «Хватит миру сходить с ума! Вокруг такие красоты, глаза не верят, а вы все про деньги, нефть, успешный успех!»
А еще мое внимание привлекло большое поле пред домом. Очень большое. У нас во дворе от ворот до ворот меньше расстояние было.
— Традиция так строить, — рассказывал Даур в дороге.
— Для картошки, что ли? — пошутил турист.
— Нет. Какая картошка? Для гостей, для семьи, для себя и встреч! Получается, чтобы всем места хватило с размахом. Мало ли кто приедет. У нас большие семьи, — на полном серьезе ответил гид и принялся указывать на дворы справа и слева. — Вот поле, и вот тоже наш традиционный дом. Но у Зухура и Расиды мега, честно говоря. Мегаполе! Аэродром, — шутил он. Я не всегда понимал, где юмор, где нет. Разные менталитеты. — Сами вечером все увидите.
И я увидел. Посередине поля стоял длинный прямоугольный обеденный стол. Как смотреть на дом, справа от него дымился мангал и жарил мясо сутулый старик с седой бородой. В одной руке шампур, в другой — опахало. Он что-то напевал. Ничего не разобрать.
— Я, как и обещал, по кафе-шмафе вас не вожу. Вот он настоящий дом, а пред ним поле. Так мы живем. Ужинать будем скоро. Зухур, а где Расида? Гости приехали! — Даур так громко крикнул старику, что вздрогнули все. — Плохо видит уже и слышит плохо. А мясо делает, как бог мяса! Сейчас спрошу про стулья. Сейчас все будет. Постойте пока. Пожалуйста.
Мы засмеялись. Гид забегал от двора к мангалу, от мангала в дом, из дома за него и снова к мангалу. Что-то шепнул Зухуру и продолжил челночный бег.
— Я, как поняла, мы здесь заночуем? — обратилась к другим туристам девушка с Томска. В оверсайз худи, набросив капюшон и спрятав ладони в рукава, она смотрелась комично. Но в дороге важнее удобство. — Я чистого воздуха надышалась, аж голова кружится.
— Ничего. Красное сухое поправит и давление тоже. Если нам предложат, конечно, — улыбнулась ей женщина. — Мы, когда с мужем первый раз на Байкал приехали, я вообще думала, отключусь. Здесь еще по-божески. Вить, ты хоть кивни. Или все? Учуял шашлык и больше ничего не видишь?
Пузатенький Витя переминался с ноги на ногу и не сводил взгляд с мангала.
— Да жрать охото, простите за французский. Туда час пешком поднимались, потом туда два топали, три спускались. Я за день прошел больше чем за полгода. Баранка же дело такое. Сидишь в своей «Газели» месяцами, за беляшами только и выходишь.
— Да в офисах также, — поддержал мужика я. — От кулера до туалета.
Стол накрывался со скоростью бега гида. Двадцать тарелок, десяток столовых приборов и каждый раз его громкое: «Это принес, получается. Скоро все будет».
— Вот кто норму шагов за день проходит! — пошутил, не зная, куда деть окурок. Запихнул его в пачку. Пусть прованивает карман, не на поле же бросать.
За ужином мы вспоминали прожитый день. К моему удивлению, ни Даур, ни Зухур с Расидой к нам не присоединились. Пожилая женщина в черном платке принесла нам овощи, две бутылки вина, откланялся со словами «приятного аппетита» и ушла.
Я жевал мясо и чувствовал себя каким-то брошенным, думал, может, старики недолюбливают туристов. Мол, приходится им горбатиться, постель чистую заправлять, тарелки мыть, а нам — просто приключение, отпуска, вояж-вояж.
Шашлык в самом деле получился великолепным. Нет, он не таял во рту, как мясо с «размягчителями мышечных волокон» из супермаркета — этот приходилось жевать, чувствуя реальный вкус, а не бесчисленное количества приправ и консервантов, перебивающих вкус.
— Друзья, как же у нас забиты рецепторы от всякой шняги, — заявил Виктор. — Я головой понимаю, аджика очень острая, но меня не пробивает. А помните, когда-то «красный дошик» был реально жестким. По половинке пакетика сыпали. Дошик изменился или мы? Или и мы, и дошик?
— Хах! Дошик, как двадцать лет жизни, — улыбнулся я.
— Острая аджика, острая! Мне прямо нормально так, — кивнула девушка с Томска. — Половинки чайной ложки за глаза.
— Это все долбанные крылышки и фастфуд, — подытожил мужчина. — Надо слезать с пищевой иглы. И худеть. К следующему лету. По горам совсем тяжко стало, а хочется.
Я обернулся и посмотрел на крыльцо. Даур и Зухур о чем-то говорили, старик смолил трубку, потягивая чай из пиалы. Заметив меня, он кивнул и громко сказал: «Кушайте, пожалуйста. Уважаемый, если будет мало, я еще могу сделать».
Какой там мало. Гора мяса, овощей, лавашей. От чачи мы отказались. Одну стопку выпила только жена Вити. Я слышал, как она шепотом произнесла: «На всякий пожарный. Для дезинфекции».
А дезинфицировать-то на самом деле нужно было нас — пропахнувших городскими смогами, всевозможными Е123 и Е527 плюс прочей химией каменных джунглей. Только свое мнение я придержал, так как сейчас этих самых мнений по двести штук с человека.
Женщины принялись расспрашивать подошедшего Даура про то, как старик делает мясо.
— Хо. Все секреты я не знаю. Да наверное, Зухур и сам не понимает. Но скажу так. Получается, он просто не добавляет в мясо лишнего. Немного соли, немного перца, базилика и кориандра. Отжимает мясо и что-то шепчет ему. Утром сами у него спросите.
Я радовался, что не нужно возиться с деньгами. Ужин был включен в стоимость экскурсии, поэтому никакого кипиша с банкнотами и ловли интернета для переводов.
— Чай травяной Расида заварила. Получается, скоро принесу вам.
— Даур, может, что помочь? — спросил я.
— Нет, вы что? Вы в гостях у нас? Сидите, говорите, на звезды любуйтесь. Если прохладно, то пледы принесу.
И гид вновь засуетил от дома до стола.
О чем говорят совсем недавно познакомившиеся люди? Вкусный ужин сближает. Да обо всем и ни о чем. Про детей и их успехи в школах, про пробки в своих городах, климат и ЖКХ, про современных мужчин и женщин… про то, что уже или почти в прошлом… про близкое и далекое будущее… неуловимое настоящие. Всем хочется удержать эти минуты, продлить разговоры, смешки, улыбки, не отпускать, сохранить. Знакомые незнакомцы. Эффект попутчика. Но ночь с ее странной свободой такая короткая.
Ближе к полночи все ушли по комнатам. Я закинул рюкзак, походил вдоль и поперек, повалялся на кровати, но после сытного ужина спать не хотелось.
— Не устаете от туристов? — спросил я Зухура, который, забив новую трубку, шел во двор. — Каждый раз новые люди, у всех свои капризы.
— Пойдем во двор. Пусть спят. Дом старый. Слышно все, — открыв мне дверь, ответил старик.
Сели на крыльцо. Перед нами поле, пустой стол, забор.
— Такие встречи, ужин и гости напоминают мне о прошлом — хорошем прошлом, веселом прошлом. Шумно здесь когда-то было, а потом стало громко. На одно ухо и оглох.
Я промолчал. Решил дать высказаться.
— Даур, наверное, рассказывал, про наши застолья, семьи. Много здесь раньше людей кушали. Уставал мясо жарить. Стол в три раза больше стоял, и то не все умещались. Тосты, смех. Я шум не люблю. Всегда думал, что же вы такие громкие. А потом война. Стрельба, взрывы. Вот что на самом деле громко. Вот что меня оглушило. Ничего не левое ухо не слышу. В нем свист, крики и шумы, — старик передал мне трубку. Я убрал сигарету, затянулся и закашлялся.
— А дети? Приезжают?
— Видишь? — спросил Зухур и кряхтя повернулся вполоборота к дому. — Специально дыры не заделываю. Помнить не всегда только хорошее нужно. Чтобы не повторять.
Я подсветил фонариком телефона. Слева от окна, немного выше и ниже было несколько вмятин, пулевых отверстий.
— Стреляли. Кровь лилась. А когда-то вино. Трое сыновей погибли. Сестра погибла, у Расиды младший брат. Перечислять всех буду, не уснешь сегодня, — откровенничал старик. Его руки, покрытые мелкими пигментными пятнами, дрожали.
— Простите, вся семья погибла?
— Что ты. Нет. Но не все остались. Внучку учиться отправили. К вам. Не вернулась. Пишет только. Через Даура видео нам присылала. Плакала. Просила ее простить. Не хочет по нашим традициям жить. Не хочет возвращаться. Что мы не так сделали? Что упустили? Но врачом скоро станет. Умница у нас. Стоматологом. По зубам это. Плобмы, кариесы, вырвать, если не лечится. Может, и вставные научили ее делать, — уточнил он, словно я не знал, кто такие стоматологи. — Боится, если к нам приедет, мы ее обратно не отпустим. Мы же ей мужа уже в пять лет выбрали.
— А соседи? Тоже уехали. Смотрю вокруг много пустых домов.
— Как война началась, кто в одну сторону, кто в другую. Передрались иначе бы. А до войны все у нас собирались. Наше поле, многое помнит. Хорошего, конечно, больше, чем плохого. Мы с Расидой сами в него ляжем. Я Дауру так и сказал. Нас здесь похоронить. Можете потом плясать, пить, веселиться. Нам теплее будет.
Минут десять мы молчали. Передавали друг другу трубку. Я смотрел на стол и в свете луны и звездного неба представлял, фантазировал. Свадьбы, юбилеи, рождение детей. И солдат с автоматами за забором, танцующих людей и стреляющих, поднимающих фужеры вина и раненных, говорящих тост и кричащих от боли. Все смешивалось в какую-то странную сюрреалистичную картину.
Думал, может, спросить про невесток, но Зухур опередил меня:
— Никого не щадит война. Спросишь, так где же все люди, которые сидели за этим столом, приминали траву на поле? Нет никого. Никого не стало. Клянусь. Пуле плевать мужчина ты, женщина ты, ребенок. Страшно. До сих пор страшно. Тысяча дождей не смоет.
Он встал с крыльца, и хромая пошел к столу. Облокотился на него двумя руками и заплакал. Я не видел его слез, да и мужчины не плачут, тем более в горах.
— Пойдемте в дом. Спать надо. Нечего прошлое под луной ворошить. Старые мы уже Зухур, а он еще молодой. Пусть жизни радуется, свой дом пред полем строит, — с сильным акцентом сказала Расида. Сколько она простояла за нашими спинами, мне неизвестно. Не влезала в разговор. Здесь так принято. — Пойдем Зухур, пойдем дорогой. Вон как Даур спит.
Старик постоял еще несколько минут и направился к дому. Поравнявшись со мной, он положил мне руку на плечо.
— Береги не только дом свой, а людей в нем. Ночь короткая. Еще одну переживем. Мы спать. И ты иди. Пожалуйста. Утро все тревоги заберет.
Я остался один.
Полнолуние. Уголек сигареты и тысячи звезд. Видел ли мой маячок кто-нибудь с неба?
Холодный молочный свет. Тишина. А завтра будет солнце.
А завтра… уже сегодня.
<октябрь 25-го>
От автора. Если вам понравилось это произведение,
то рекомендую прочитать триллер «НЛО: Она была»
https://author.today/reader/469241/4381338
Приятных чтений и ярких впечатлений!