Дом среди чудовищ.

Глава 1. Город, что умер

Когда всё началось, я был один.

И, если честно, наверное, только поэтому я выжил.

Меня никогда не тянуло к людям. Я не женился, не имел детей, не обзавёлся друзьями, кроме редких знакомых по работе. Всегда считал, что одному проще — и, как оказалось, не ошибался. Когда мир пошёл к чертям, одиночество стало не проклятием, а щитом. Тем, что не даёт сойти с ума, когда вокруг всё рушится.

Первые недели после того, как появились мутанты, были похожи на кошмарный сон, из которого всё никак не проснёшься.

Сначала я думал, что это слухи, что кто-то опять запустил очередную городскую байку. Но когда я сам увидел, как на соседней улице человек с лицом, покрытым язвами, бросился на прохожего и вцепился ему в горло — сомнений не осталось.

Что-то изменилось в людях. В воздухе. В мире.

Теперь улицы моего города — мёртвые. Машины стоят, как кости огромных животных, окна разбиты, ветер шуршит газетами по асфальту. Иногда слышно, как где-то далеко, за кварталом, орёт кто-то — не человек, уже не человек.

Я тогда жил в старой многоэтажке на окраине. Дом стоял на возвышенности, вокруг — супермаркет, заправка, несколько гаражей.

Для выживания — неплохое место.

Я понимал одно: шуметь нельзя.

Чем тише, тем дольше живёшь.

Каждое утро я просыпался, медленно поднимался с дивана, слушал. Если за стенами тихо — можно идти. Если слышно скрежет, шаги или крики — значит, сиди.

У меня была система: обход квартала раз в три дня.

Я надевал старую куртку, натягивал капюшон, брал железную трубу — мой первый и, по сути, единственный “меч”.

Шёл осторожно, стараясь не наступать на стекло и мусор.

Город теперь жил своей жизнью. Страшной, дикарской.

Я знал, где ещё оставались продукты.

Рядом с домом был супермаркет “Глобус”.

Когда всё началось, люди вынесли оттуда почти всё, но я был не из тех, кто бросает при первом взгляде. Знал — где-то под кассами всегда оставались закатанные банки, а в кладовых — консервы и соль.

Там, среди пыли и перевёрнутых стеллажей, я находил клады.

Банку тушёнки, упаковку макарон, иногда даже бутылку воды.

Смешно, но теперь эти вещи были сокровищами.

Я приносил добычу домой, складывал в шкаф. Всё по полкам, всё чётко.

Сколько чего осталось, я записывал в старую тетрадь.

Мой маленький порядок в большом хаосе.

Ночью было хуже.

Мутанты выходили после заката. Они двигались по звуку, по запаху.

Я учился не дышать громко, не кашлять. Даже часы снял — тиканье слышно в полной тишине.

Когда они проходили по двору, я лежал на полу и считал удары сердца. Иногда они останавливались прямо под моими окнами. Иногда рычали, будто чувствовали — кто-то живой рядом.

Прошло, наверное, два месяца.

И я понял — долго так не протяну.

Не потому что не хватало еды.

Потому что город начал гнить.

Не в переносном смысле — буквально. Трупы на улицах, вода в трубах воняет, крысы плодятся, а по ночам слышны такие звуки, будто где-то рядом рвут металл.

Я тогда подумал: “Если так пойдёт дальше, я сам стану таким же, как они”.

Сидеть среди руин, жрать остатки прошлого.

Нет.

Нужно уходить.

В тот вечер я сел за стол и открыл свою тетрадь.

На чистом листе написал:

“Что взять в лес”

Писал медленно, как будто от этого зависела жизнь.

Потому что зависела.

Нож — острый, надёжный. Без него в лесу никто не выживет.

Маленький топор — есть у соседа в гараже.

Спички. Лучше — зажигалку и бензин к ней.

Металлическую кружку — чтобы кипятить воду.

Верёвку.

Фонарик и батарейки.

Старый спальник.

Один комплект одежды на смену.

Немного еды — не больше, чем на неделю. Тяжело таскать.

Фотоаппарат? — зачеркнул. Зачем он мне теперь?

Потом долго смотрел на этот список.

Десять пунктов — и вся моя жизнь умещается в один рюкзак.

Странно.

На следующее утро я пошёл собирать всё по пунктам.

Сначала зашёл в гаражи — нашёл топор. Старый, но крепкий. Ручка рассохлась, я перемотал её изолентой.

Потом в аптеку — собрал бинты, перекись, пару таблеток от боли. Всё, что ещё не вынесли.

В супермаркет зажигалок не было, зато на заправке нашлась одна — “Zippo”, царапанная, но рабочая. Даже немного бензина осталось.

Я складывал всё в старый рюкзак, тот, с которым когда-то ходил в походы.

Когда-то — в другую жизнь.

Вечером сел у окна, посмотрел на город.

Там, вдали, над домами клубился дым.

Может, кто-то ещё жив. Может, кто-то отбивается.

Но я знал — туда мне уже не по пути.

На рассвете я ушёл.

Без оглядки.

Поначалу было даже странно — тишина.

Город остался за спиной, а впереди только поле, дорога и лес.

Настоящий, тёмный, густой лес.

Шёл я долго, медленно, с передышками.

Солнце жгло, рюкзак тянул плечи, но внутри было какое-то странное спокойствие.

Я больше не прячусь. Не сижу в четырёх стенах, слушая, как по ночам шуршат шаги за дверью.

Теперь я сам решаю, куда идти.

Когда стемнело, я нашёл место под деревом и развёл костёр.

Тепло.

Небо над головой.

Никаких криков, никаких мутантов. Только треск пламени и шорох листвы.

Я сидел, глядел в огонь и думал, что, может быть, всё это — начало чего-то нового.

Пусть страшного, пусть дикого, но настоящего.

Глава 2. День первый

Лес встретил меня запахом сырости и старой земли.

Тяжёлый воздух, влажный, будто после дождя, стоял между стволами, и каждое дыхание отдавалось в груди прохладой.

После города всё казалось слишком живым.

Даже ветер — будто шептал, будто говорил: “Теперь ты здесь”.

Я шёл уже пару часов.

Ноги гудели, плечи нили от рюкзака, но останавливаться не хотелось.

Город остался позади — и вместе с ним шум, страх, все эти серые дни за бетонными стенами.

Теперь передо мной только деревья и дорога, которая постепенно превращалась в тропу.

Я не знал, куда иду. Просто шёл.

Главное — подальше от того, что осталось позади.

В лесу, говорили, мутантов почти нет. Может, потому что им там делать нечего — нечем питаться, кроме зверья.

А зверь, он не глупый — бегает быстрее, кусает больнее.

Так что шанс выжить тут выше.

По крайней мере, я на это надеялся.

На опушке я сделал короткую остановку.

Снял рюкзак, вытер пот, достал флягу.

Глоток воды показался роскошью.

Под ногами шуршали сухие листья, где-то вдалеке ухала сова.

Пока сидел, обдумывал одно — где обустроиться.

Просто лечь в лесу — глупо. Надо место, где можно укрыться от дождя, развести огонь, где спина будет к стене, а не к пустоте.

Я встал и пошёл дальше, выбирая путь между густыми елями.

Чем глубже в лес — тем тише становилось.

Иногда казалось, что даже птицы здесь осторожничают.

Часа через два наткнулся на следы — старые кострища, обугленные брёвна.

Когда-то тут стояли люди. Может, туристы, может, такие же, как я.

Значит, где-то рядом может быть место.

Я свернул и пошёл по склону вниз. Земля под ногами мягкая, местами скользкая — мох и глина.

И вдруг — вижу.

Между деревьями, в густой тени, стоит дом.

Точнее, то, что от него осталось.

Сначала я подумал, что глаза обманули — слишком уж нереально это выглядело после всех этих руин. Но нет.

Настоящая деревянная хижина, бревенчатая, покосившаяся, но целая.

Крыша провалилась местами, стены поросли мхом, а дверь висела на одной петле.

Старое окно с разбитым стеклом смотрело на меня, как глаз мёртвого зверя.

Я подошёл ближе.

Тишина. Только ветер трепал сухую траву у крыльца.

Осторожно толкнул дверь — та заскрипела, но открылась.

Внутри пахло гнилью и сыростью.

Солнце пробивалось сквозь щели в стенах, полосами ложилось на пыль.

Внутри — стол, пара ящиков, сломанная кровать, старый шкаф.

Я замер на пороге.

Не ожидал, что найду хоть что-то.

Прошёлся по комнате.

На полу — пустая банка из-под тушёнки, старая кружка, ржавая ложка.

На полке валялись какие-то тряпки, когда-то, может, одежда.

В углу — ведро, почти сгнившее.

И всё равно…

Это было жильё.

Не палатка, не подвал. Крыша над головой — пусть дырявая, но своя.

Я сел на табурет, который с трудом выдержал мой вес, и посмотрел вокруг.

— Ну что, — сказал я вслух, — значит, теперь ты — мой дом.

Ответом мне был только лёгкий скрип досок.

Первым делом я проверил стены.

Некоторые бревна держались крепко, другие прогнили насквозь.

Нужно будет найти сухие ветки и латать.

Крыша — тоже беда. Щели такие, что видно небо.

Но для начала хотя бы прибраться.

Я открыл дверь настежь, чтоб вышел запах.

Потом взял веник, который нашёл в углу, и стал выметать мусор.

Пыль столбом, глаза щиплет, но постепенно внутри стало хоть немного похоже на жилище, а не логово.

Когда закончил, сел у входа, достал еду — половину банки тушёнки, немного сухарей.

Не роскошь, но питательно.

Ел медленно, чувствуя, как с каждой ложкой возвращается что-то вроде спокойствия.

После еды осмотрел окрестности.

Позади — овраг, глубокий, поросший кустами.

Спереди — ручей. Небольшой, но вода чистая. Я даже попробовал на вкус — не пахнет болотом.

Рядом — идеальное место для костра.

И всё это — укрыто от глаз.

Да, место было подходящее.

Очень даже.

Вечером я вернулся в хижину, развёл костёр прямо у двери, чтоб дым уходил наружу.

Свет плясал по стенам, и дом будто ожил.

Тени двигались, скрипели, но уже не пугали.

Сидя у огня, я достал блокнот.

На первой странице написал:

“День первый.

Нашёл дом. Старый, но целый. Вокруг — вода, тишина.

Есть шанс обустроиться.”

Закрыл тетрадь, положил её рядом и просто сидел, слушая, как трещат дрова.

За стенами — лес.

Живой, настоящий.

Иногда слышно, как где-то хрустнула ветка, как кто-то пробежал по траве.

Но всё это — не страх. Это просто жизнь.

Я лёг на старую кровать, подложил под голову рюкзак.

Сквозь дырявую крышу виднелись звёзды.

Я долго смотрел на них, пока глаза не закрылись сами собой.

И впервые за много месяцев заснул спокойно.

Глава 3. День второй

Проснулся я раньше рассвета. В избе было холодно, но не так, чтоб дрожать: рюкзак, подложенный под голову, греет хоть немного. Сверху через щели крыши падали тонкие полоски света — ещё сумрак, но мир уже просыпался. Первое, что сделал, — сжал в ладони металлическую кружку. Помню, как пили из неё в походах: горячий чай, дым и разговоры. Сейчас кружка — не романтика, а инструмент.

Я слушаю: лес — как граммофон с тихим потрескиванием. Где-то далеко потрескивает старое дерево, где-то воробей бормочет. Городская тишина иная, она кричит; лесная — мягкая, но настойчивая. Дышится легче.

Выползаю на крыльцо, босой ступнёй щупаю прохладу земли. Первое дело — вода. Без неё долго не протянешь, и я это знаю. Ручей недалеко, он звенел ещё вчера, как серебряная струна. Беру кружку, зажигалку, рюкзак — и иду по тропке, внимательно, потому что ни одного лишнего звука.

Подхожу к воде. Течение чистое, галька блестит. Беру кружку, опускаю в поток. Вода холодная, бодрит. Наливаю почти до краёв, поднимаю — и вижу, как в ней танцуют пузырьки. Откладываю кружку, беру полевую тряпку и процеживаю воду через неё — лучше так, чем пить грязную. Наливаю в флягу из рюкзака и оставляю кружку — надо вскипятить. В лесу микробы не меньше, чем в городе, просто запах другой.

Возвращаюсь в избу с полным рюкзаком — несу аккуратно, чтобы не шуршало. На пороге задерживаюсь: внутри пахнет ещё ночью, но не загнившими досками — дымом от очага и немного мхом. Это лучше, чем вчера. Разжигаю маленький огонь в печке — у меня есть пара спичек и немного бензина на зажигалке, но экономлю: лучше спички, чем бензин. Кладём кружку на жар, и через минуту слушаю тот звук — вода булькает, поднимается пар, и в голове появляется ощущение, что всё в порядке, по крайней мере на сегодня.

Пока вода кипит, беру нож и выхожу на быструю разведку вокруг хижины: посмотреть, что можно использовать для ремонта, где удобнее заготовить дрова, откуда дул ветер вчера, какие подъезды к дому с точки зрения безопасности. Осматриваю стену под окошком — старый ящик с крышкой, под ним виднеется связка тряпок и какие-то ткани. Раньше кто-то жил здесь, и кто-то мягко обращался с вещами. Аккуратно раскапываю содержимое: пара полотенец, старая холщёвая сумка, в ней — моток тонкой верёвки, кусочек вощёного шнура и, о чудо, пару целых гвоздей. Маленькая победа. Всё упаковываю обратно — не хватало бы мне это завтра.

Хожу дальше — на западе от избы стоит поваленное бревно, под ним немного сухих досок. Они пригодны: можно сделать временную заплату крыши или настелить у порога, чтоб дверь не тянула ветер в дом. Вытаскиваю одну доску, потаскиваю к дому — тяжеловато, но рукоять топора под руку уже вошла. Топор я взял ещё в городе; рука помнит его вес и баланс: в одиночку в лесу инструменты — это всё.

Возвращаюсь к огню. Вода уже закипела — наливаю в кружку, пью маленькими глотками. Горячая вода — как маленькое чудо. Быстро вспоминаю, зачем вообще пришёл сюда: не роскошь, а элементарный комфорт — чистая вода, сухое место, инструменты. Это база.

Пока пью, думаю о еде. На завтрак у меня в рюкзаке — пара сушёных ломтиков хлеба и немного тушёнки, оставшиеся после сборов. Этого хватит на день с умом, но не больше. Понимаю, что нужно выбираться дальше, искать ресурсы: грибы, орехи, корни, но осторожно — незнакомые ягоды — риск. Лучше — ловушки или охота. Пока же хочу обойти район, поставить простую ловушку к вечеру, но сначала — инструменты и материалы.

Заметил, что одна из стен у входа слабо держится: нижняя балка прогнила в нескольких местах. Если завтра будет дождь, вода будет попадать в стык, и пол может начать гнить сильнее. Приоритет после воды и еды — укрепить эти балки. Для этого нужны клинья, дополнительные доски и способ закрепить их. Гвоздей у меня не много, но они есть — немного, но можно приспособиться: временные скобы, крепления, обвязки верёвкой. Верёвка, кстати, у меня в рюкзаке есть, и та, что нашёл в сумке, добавит ещё немного.

Делаю план в уме и в тетради: записываю отметки, схематично рисую, где какие балки, что нужно заменить. Я завёл себе привычку всё фиксировать — тетрадь в рюкзаке — единственный мой «контрольный пункт». Записываю: «утро — вода (выполнено), собирать дрова (следом), просмотреть старые ящики (выполнено), гвозди — 4 шт. в сумке, нужна ещё одна доска под порог».

Закончив с документами, беру топор и иду к тому месту, где росли орешники. Вчерашние орехи — это хорошо, но на завтра нужна надежда на белок: провожу рукой по веткам — есть маленькие шишки, семена. Срезаю парочку ветвей с шипастыми завитками, чтобы позже превратить их в примитивные капканы. Для капканов мне пригодится отрезок верёвки и два сучка — рычаг, петля и петля «удавка». Решаю пока что сделать пробную петлю у тропки, где заметил, что животных чаще всего вижу — тропа с мягкой подстилкой, там отпечатки мелкие, вероятно зайцы и куницы.

Возвращаюсь в хижину с ветками. На пороге замечаю — следы. Свежие, но не человеческие. Маленькие отпечатки лап, вероятно лисы или куницы. Хорошо. Значит, в округе есть животные — шанс на кормление. Подготавливаю место: выбираю узкую тропку между кустами и вешаю заранее сделанную петлю (простую — из тонкого шнура и сучка-рычага). Устанавливаю углубление, проверяю натяжение — всё должно быть незаметно для зверя, но работоспособно.

Пока делаю петлю, мысленно ворчу: всё это мелочи, но мелочи складываются в выживание. Когда в городе нужно было только попасть в магазин и купить, тут нужно собственными руками сделать даже петлю, которой раньше пользовался дед в фильмах. И это как будто настоящее: результат твой руками — и от этого зависит завтрак.

К полудню возвращаюсь с инструментами и сырьём к дому. На готовящемся к ремонту углу достаю топор и подготавливаю доску, одну из тех, что тянул под утро. Надо подпереть нижнюю балку. Кусок подходит: подрезаю на месте клин, запиливаю под нужный угол, чтобы он встал плотнее. Использую оставшиеся гвозди — забиваю осторожно, чтобы не расколоть древесину, и потом обвязываю местом крепления верёвкой — вторичное закрепление. Работа грязная, руки чёрные, под ногтями сколки коры, но когда ставишь доску и видишь, как она удерживает прогнившую часть стены — чувство удовлетворения.

Работа требовательна к времени: покоцал ладони, помыл их в оставшейся кипячёной воде, переодел рубашку — та, что в рюкзаке как запасная. Солнце поднялось выше; лёгкий ветерок гонял тучи. Пора готовить еду.

Для обеда берётся тушёнка и хлеб — но хочу немного разнообразить. Оглядываюсь вокруг избы и замечаю у поваленного дерева маленькую корзину из корней — искусная работа рук человека. В ней кое-что осталось: пара засохших ягод, но и корень, который похож на съедобный корешок — аккуратно, с ножом, снимаю верхнюю шкурку, пробую маленькую щепотку — горчит, но не отравляет. Решаю: добавлю корень к тушёнке, закину в котелок и протушю — будет сытнее. В лесу вы не станете гурманом; вы будете рациональны.

Ставлю котелок на маленький жар, кидаю кусочки корня, открываю банку с тушёнкой. Ложка звенит по металлу. Пока тушёнка греется, режу сухари на кусочки и слегка подсушиваю их у огня — получится похлебка с мякишем. Запах поднимается по хижине и кажется невероятным. Зову себя «кулинаром» и слушаю, как маленькие трещинки в огне отпевают мою еду.

Ем медленно, наслаждаюсь теплом и тем, что всё это — результат моих действий: вода, собранная утром; инструмент, который починил я; добыча, что нашёл у поваленного дерева. Всё это — не случайность, а выбор. Каждый выбор — вроде камня в фундамент моего нового места.

Короткий отдых: опираюсь спиной о холодную стену, закрываю глаза. Слушаю лес. В голове прокручиваю задачи на остальную часть дня: проверить петлю у тропы поздним вечером, заготовить ещё дров, сходить немного дальше по ручью в поисках лучшего места для туалета и стоянки, и — если останется время и силы — сделать временную «черепицу» над самой дырой в крыше из тех досок, что нашли. Но сейчас — полдень, солнце пригревает, и немного сил надо накопить.

Пока отдыхаю, беру маленькую тетрадь и записываю важное: «1) закрепить нижнюю балку — сделано; 2) петля у тропы — установлена; 3) найти ещё 6 гвоздей; 4) проверить водопад вниз по ручью; 5) ночью проверять петлю и периметр». Писать — означать помнить; память бумажная долговечнее абстрактной.

Поднимаюсь, мою кружку, складываю вещи. Маленькая уборка: подчищаю место у печи, складываю остатки в мешок и подвешиваю его на гвоздь под козырьком — не на землю, чтобы животные не добрались. Иногда сама мысль о том, чтобы сделать всё аккуратно, дисциплинирует; порядок — одна из тех редких компенсаций, что делает одиночество терпимым.

В этот момент слышу вдалеке звук — не хруст ветки, а ровное, глухое: будто кто-то топчет землю степенями. Не паника, но напряжение. Мой инстинкт натягивает внимание как тетиву. Мутанты в городе двигались по звуку; в лесу их меньше, но не исчезают вовсе. Я выглядываю и вижу на горизонте лишь покачивание травы — будто ветер, однако сердце осталось напряжённым. На всякий случай проверяю запас спичек и держу топор ближе. Пока угроза не близко.

Бытовые дела до обеда закончены: вода есть, еда была, нижняя опора подперта, петля поставлена. Полдень — время краткой паузы. Сажусь и беру блокнот. Пишу: «День второй — утро: основные приоритеты выполнены. Чувствую усталость и лёгкое успокоение. Но это только начало».

Смотрю на лучи солнца, как они падают через щели в крыше, и думаю — намётка следующего шага: изменить дом из временного укрытия в более долговременное пристанище. Но до этого ещё дорога. Сейчас — пить, есть, отдохнуть, и приложить разум к делу. Надо беречь силы. Денёк только начался.

Взял топор, старую доску и полез наружу. Крыша вся как решето — мох, гниль, и одна сторона проседает, будто её медведь облокотил.

Проверяю руками — доска хрустит. Плевать. Главное, чтобы не рухнула до вечера.

Пока срезаю сухие ветки на подпорки, вдалеке снова слышу шаги. Сначала думаю — показалось. Но потом: точно кто-то идёт, ветка щёлкнула.

Сердце сразу в пятки, рука тянется к топору.

Присел за ствол, жду.

Из кустов вылезло нечто.

Я уже поднял топор…

А оно — гавкнуло.

— Ты серьёзно? — выдохнул я. — Собака?..

Передо мной стоял пёс. Похож на овчарку, только тощий, грязный, с порванным ухом. Глаза жёлтые, настороженные. Хвост то поджимает, то машет.

Стоит, не подходит, принюхивается.

Наверное, тоже выживает как может.

— Ну что, дружище, ты тоже без семьи, да? — говорю я, не опуская топор.

Пёс только моргнул и тихо тявкнул, будто в ответ.

— Не бойся. Я не из тех, кто собак жарит, — бурчу себе под нос. — По крайней мере пока.

Он подошёл ближе, осторожно, будто проверяя, можно ли доверять. Я присел, кинул ему кусок хлеба из кармана — вчерашний, сухой.

Пёс обнюхал, взял, отошёл на пару метров, сел и стал есть.

— Значит, еда работает, — хмыкнул я. — Как с людьми. Только не проси кредитку показать.

Он ел, не спуская с меня глаз. Потом неожиданно зевнул, обошёл кругом и лёг у порога избы.

— Ну и ладно, лежи. Главное, не гадь на крыльце.

Тишина. Только хвост один раз шлёпнул по земле — будто понял.

Вернулся к крыше, начал заделывать щели мхом, досками и корой. Пёс наблюдал, как мастер на стройке, — то морду положит на лапы, то приподнимется и фыркает, когда я ругаюсь.

— Эй, не смейся, — говорю ему, — я тебе, между прочим, жильё чищу.

Он гавкнул один раз — тихо, но в тон, будто действительно понял шутку.

К вечеру крышу я кое-как подлатал. Не идеально, конечно, но хотя бы вода не будет заливаться сразу. Солнце уже садилось, и небо стало янтарным.

Пёс всё ещё не уходил.

Сидел у крыльца, смотрел на ручей.

— Ну, раз уж ты тут, надо тебя как-то назвать, — говорю я, присаживаясь рядом. — «Шарик» звучит как издевка. «Барон» — слишком пафосно.

Пёс повернул морду, как будто слушает.

— Может, «Рой»? — спросил я. — Коротко, просто, и вроде по тебе подходит.

Он гавкнул дважды.

— Рой, значит. Всё, поздравляю, теперь мы с тобой коллеги по несчастью.

Рой улёгся ближе, подставив спину.

Я даже не заметил, как сам потянулся и почесал его за ухом. Шерсть колючая, грязная, но живая.

— Не переживай, брат, отмоем. Потом. Если найдём речку без мутантов.

Вечером я решил проверить петлю. Рой пошёл рядом — держался чуть сзади, будто знал, что я главный, но присматривает.

В петле — ничего. Только следы, похоже, кто-то прошёл рядом, но не попался.

— Ну, ничего, — говорю. — Первый блин комом, верно?

Рой зевнул.

— Рад, что поддерживаешь.

Пока возвращались, на закате стало слышно завывание. Не волки, нет. Мутанты. Городские, ушедшие в лес. Их крики узнаешь — не собачьи, не звериные.

Рой зарычал.

Я наклонился, прошептал:

— Тихо, мы не герои. Нам главное — не светить костёр.

Добравшись до избы, я быстро потушил огонь, закрыл щели в двери мхом и поставил топор у кровати.

Рой улёгся у входа, морду положил на лапы, но глаза не закрывал.

— Нормальный охранник, — шепчу я. — Не зря тебя судьба привела.

Ночь спустилась, как тяжёлое одеяло.

Сидел, прислушивался. Где-то далеко шуршало, трескало, кричало. А рядом — только тихое дыхание пса.

И вдруг понял, что впервые за всё время не чувствую себя совсем одиноким.

— Знаешь, Рой, — сказал я, глядя в темноту, — может, мы ещё выкарабкаемся. Главное, чтобы ты не храпел.

Он ответил коротким «уф» и свернулся клубком.

— Вот и договорились, — улыбнулся я.

Так закончился второй день.

Без выстрелов, без крови. Просто я, пёс, старая изба и немного надежды.

Может, впервые с начала всего этого безумия — было ощущение дома.

Глава 4. День третий

Проснулся я, как обычно, не по будильнику — по холоду. Утренний лес дышал прохладой, и даже изба, которую я кое-как залатал, не спасала от утреннего сквозняка. Сквозь щель в стене врывался тонкий луч света, и Рой, заметив его, первым вскочил — потянулся, зевнул и ткнулся носом мне в плечо.

— Ну чё, утро доброе, сторож мой, — пробормотал я, откидывая старое одеяло.

Рой гавкнул один раз — коротко, будто согласился.

Я вылез наружу. Воздух был свежий, пахло сыростью, деревом и дымом от вчерашнего костра. Солнце только-только поднималось над верхушками сосен. Всё было тихо, только где-то вдали куковала кукушка.

Пока Рой бегал по двору, обнюхивая всё подряд, я осмотрел дом. За ночь крыша вроде держалась — не текла, стены стояли, но одно бревно у входа всё ещё шаталось. Решил, что позже закреплю. Сейчас приоритет был другой — дрова и еда.

Я пошёл к поленнице, которую начал складывать вчера. Дров было немного — всего пара кучек, да и они подмокли.

— Эх, так не пойдёт, — сказал я сам себе. — Сырье топливо — плохой товарищ зимой. Надо навес сделать.

Взял топор, осмотрел место сбоку от избы. Там, где земля немного ровнее и солнце бывает дольше. Отличное место под навес.

Начал размечать, ставить колышки. Нашёл пару старых досок за домом, видимо, остались ещё со старых времён. Они были гнилые на концах, но середина нормальная.

— Смотри, Рой, сейчас мастер-класс будет, — усмехнулся я. — Главное правило: если нет гвоздей — значит, привязываем верёвкой. Если нет верёвки — связываем корой. Всё логично.

Рой ответил фырканьем и улёгся прямо в пыль у моих ног.

Я срезал пару прямых веток — сделал опоры. Потом использовал старые балки, которые нашёл под избой, — кто-то давно их туда засунул. Через пару часов каркас уже стоял. Кривоватый, но стоял. Пришлось пару раз ругнуться, когда одна балка чуть не рухнула мне на ногу.

— Ну и рукожоп же я, — выдохнул я, вытирая лоб. — А ты, Рой, хоть бы помог, а не валялся.

Рой лениво приподнял голову и зевнул.

К обеду навес уже наполовину был готов. Осталось только накрыть сверху — я нарубил веток с еловыми лапами и уложил, как крышу. Получилось грубовато, но главное — от дождя защитит.

После работы я сел на бревно перед домом, снял куртку и открыл кружку воды.

— Вот теперь можно сказать — живём, — сказал я вслух. — Медленно, но уверенно.

Рой подошёл, ткнулся мордой мне в колено, будто соглашаясь. Я налил ему немного воды в старую миску — он сразу принялся лакать.

Сидели мы с ним так минут десять. Солнце поднялось выше, стало теплее. Лес наполнился звуками — трещали ветки, где-то в кустах пискнула птица. Я смотрел на всё это и думал, как странно всё повернулось. Ещё пару недель назад я жил среди бетонных коробок, а теперь — тут, где даже радио не шипит.

— Знаешь, Рой, — начал я вполголоса, — может, оно и к лучшему. Там, в городе, я бы, может, уже не выжил. А тут хоть дышать можно.

Рой поднял уши и посмотрел на меня. Я усмехнулся.

— Да, да, я с тобой разговариваю. Привыкай. Ты теперь мой собеседник номер один.

Он гавкнул в ответ, будто понял шутку.

После короткого отдыха я решил сходить к ручью. Вчера заметил недалеко тропу, ведущую к воде, — она и пригодилась. Взял пустую бутылку, нож и топор — на всякий случай. Рой, конечно же, побежал впереди, радостно петляя по тропе.

Вода в ручье была чистая, холодная, прозрачная до самого дна. Я опустил туда бутылку и напился прямо из ладоней. Рой тоже подошёл, попил и обрызгал всё вокруг.

— Эй! — сказал я. — Осторожней, зараза, сейчас обратно идти, весь мокрый будешь.

Он весело тявкнул и прыгнул прямо в воду. Пришлось смеяться. Всё-таки с ним стало веселее. Без него тут, наверное, можно было бы с ума сойти от тишины.

Когда возвращались, я заметил неподалёку старое дерево с огромной дуплой. Заглянул — а там лежали старые гвозди и ржавая пила. Видимо, кто-то когда-то прятал инструмент. Не новый, но полезный. Я забрал — пригодится для ремонта крыши.

Вернувшись, я сложил всё в дом, проверил дрова под навесом — стояли ровно. Солнце уже поднималось к зениту, пора было перекусить.

Нашёл вчерашние остатки тушёнки и хлебцы из запасов — простенький, но тёплый завтрак.

Я сел на крыльце, Рой рядом.

— Ну что, партнёр, вроде пока живём. Кто знает, может, ещё и баню поставим.

Рой гавкнул.

— Во-во, тебе только повод дай, ты в воду сразу полезешь, — рассмеялся я.

Мы ели молча.

После обеда я решил не валяться без дела. Солнце светило прямо в лицо, и, как бы ни хотелось просто лечь на траву рядом с Роем, мозг упрямо шептал:

Если не работать — ты уже труп. Просто чуть позже.

«Если не работаешь — ты уже труп. Просто чуть позже».

Так что я взял топор и пошёл за дом — осматривать деревья. Хотелось нарубить тонких брёвен под заготовки: может, потом сделаю забор или хотя бы колья вокруг дома.

Рой, конечно, был в восторге — как только услышал, что я взял топор, сразу подскочил, хвост метёт землю.

— Не, не охота, — сказал я ему. — Просто дрова, понял?

Он ответил коротким «гав» и всё равно помчался вперёд, как будто мы идём на охоту.

Я выбрал несколько молодых сосенок — не толстых, чтобы не замахаться, но и не слишком тонких. Работа пошла медленно. Пот струился по лбу, руки ныли, но зато запах свежей древесины давал странное чувство спокойствия.

К вечеру я нарубил приличную кучу. Сложил её у навеса, сел рядом, вытянул ноги. Рой тут же улёгся на мои ботинки, уткнувшись носом в штанину.

— Ну что, партнёр, ещё день прожили, — сказал я устало. — Уже неплохо. Может, завтра крышу доделаем, а?

Рой тихо тявкнул, словно соглашаясь, и я засмеялся.

Вечером развёл костёр. Дым стелился по земле, пахло хвоей и мясом — я разогрел последнюю банку тушёнки. Не сказать, чтобы пир, но после целого дня работы — это был лучший ужин в мире.

Пока ел, болтал с Роем:

— Вот скажи, ты ведь даже не понимаешь, что вокруг творится, да? Тебе главное — чтоб рядом кто-то был, чтоб миска полная и чтоб я не забыл тебя за уши почесать.

Он в ответ перевернулся на спину и задергал лапами.

— Ну да, логично, — усмехнулся я. — Может, и нам, людям, проще было бы так жить. Без новостей, без страхов, просто… быть.

Костёр догорал. Небо темнело. Где-то вдалеке загудел ветер, зашевелились верхушки сосен. Я собрал посуду, занёс в дом, положил рядом топор — на всякий случай.

Перед сном ещё раз проверил дверь, поставил подпорку из доски.

Лёг, слушая, как рядом сопит Рой. В доме было тихо, только где-то трещали жуки в стенах. Глаза начали слипаться…

И вдруг.

Треск.

Где-то снаружи — будто ветка хрустнула под тяжёлой ногой.

Я мгновенно открыл глаза. Рой поднял уши и тихо зарычал.

— Тсс… — прошептал я и осторожно прижал его к себе, накрыв ладонью морду. — Тихо, слышишь?

Он дёрнулся, но послушно затих.

Снаружи послышалось шорканье, словно кто-то огромный пробирался через кусты. Медленно. Тяжело.

Сердце застучало в груди. Я лежал, не двигаясь, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.

Шаги приближались.

Рой тихо дрожал под рукой.

Потом — рычание. Низкое, глухое, будто кто-то прокашливался из самого ада.

Я осторожно приподнялся, стараясь не скрипнуть доской пола, и выглянул в щёлку между ставнями.

Там, в темноте, за кострищем, что-то двигалось. Огромное, сутулое, с блестящими глазами. Оно шло медленно, обнюхивая воздух.

Я прикусил губу, чтобы не издать ни звука.

«Только бы не подошло ближе… только бы не учуяло…»

Монстр обошёл вокруг дома. Пару раз остановился, будто прислушиваясь. Потом зарычал громче — от этого звук прошёл по груди, будто кто-то ударил кулаком изнутри.

Рой хотел тявкнуть — я сильнее прижал его морду к груди.

— Тсс… нельзя… нельзя… — шептал я ему прямо в ухо.

Минуты тянулись вечностью.

Потом шаги начали удаляться.

Монстр ещё пару раз взревел — где-то на расстоянии. Потом тишина. Только ветер и шорох листьев.

Я выдохнул.

Руки дрожали.

Рой, будто почувствовав, что всё закончилось, тихо заскулил.

— Всё… всё, парень… — выдохнул я, гладя его по голове. — Пронесло.

Мы ещё долго лежали, не двигаясь. Я слушал, как гудит кровь в висках, и только когда понял, что снаружи больше никого нет, наконец расслабился.

Заснуть после такого было почти невозможно. В голове крутилась одна мысль: Если сегодня пришел один — значит, может прийти и второй.

«Если сегодня пришёл один — значит, может прийти и второй. Или стая».

Я сел, достал фонарик, записал в блокнот: Надо строить забор.Хоть какой — то . Завтра первым делом.

Потом посмотрел на спящего Роя и тихо сказал:

— Вот и весёлое утро будет, дружок.

Он вздохнул, свернулся клубком, а я ещё долго смотрел в потолок, слушая ночной лес.

Где-то вдали ухнула сова, и только тогда я позволил себе закрыть глаза.

Глава 5. День четвертый

Проснулся я не от солнца, как обычно, а от того, что кто-то лизнул мне ухо.

— Бр-р, Рой, твою ж… — пробормотал я, отпихивая его.

Пес радостно завилял хвостом, будто гордился тем, что спас хозяина от утреннего сна.

Ночь была тяжёлая. Почти не спал. Всё слышал, всё представлял — как тот мутант ходил вокруг, дышал, рыл землю когтями.

Проснулся разбитый, как будто не спал вообще.

Вышел из избы — воздух был сырой и прохладный, пахло мокрой землёй и хвоей. Солнце уже пробивалось сквозь кроны, золотя верхушки деревьев. Красиво, черт возьми, даже несмотря на всё это безумие вокруг.

Я потянулся, огляделся — всё на месте. Следов ночного гостя почти не осталось, только пара следов в грязи у костра, да обломанная ветка у стены.

Хорошо хоть дверь выдержала.

— Ну что, Рой, надо укрепляться.

Пёс тявкнул и убежал к навесу, как будто понимал, что сейчас начнётся «работа века».

Сел на пенёк, взял блокнот и стал чертить схему будущего забора.

Почерк у меня всегда был ужасный, но смысл я понял: сделать кругом ямы, глубиной полметра, через каждые два метра, и вбить туда бревна, которые вчера уже нарубил.

Работы — дня на три минимум, если без перерывов.

— Ну что, начнём, — сказал я и хлопнул себя по коленям.

Первое, что пришлось сделать — взять лопату. К счастью, одну я вчера заметил в старом сарае, спрятанную под кучей сгнивших досок.

Почистил её от грязи, попробовал землю — мягкая, после ночной влаги. Отлично копается.

Первую яму я выкопал прямо перед домом, рядом с костром. Полметра глубины, не больше — хватит, чтобы вбить бревно и уплотнить.

Рой в это время бегал вокруг, иногда пытался вытащить землю из ямы лапами, потом гордо смотрел на меня, как будто реально помог.

— Молодец, строитель, — буркнул я. — Осталось ещё двадцать таких.

На третьей яме я уже начал думать, что зря вчера шутил насчёт забора.

Плечи ныло, руки гудели, лопата вонзалась в землю всё тяжелее.

Периодически приходилось отдыхать — садился, пил воду из кружки, слушал, как где-то вдалеке перекликались птицы.

Похоже, пока тихо.

— Эх, Рой, если бы ты умел копать, мы бы уже к обеду закончили, — сказал я, вытирая пот.

Пес зевнул, потом подошёл и лизнул лопату.

— Да, вижу, вдохновил, — усмехнулся я.

Четвёртая, пятая, шестая яма — земля летела из-под лопаты как пули. Руки уже не чувствовали боли, просто двигались по инерции.

Иногда ловил себя на мысли, что этот труд — как терапия. Мозг молчит, только тело работает. Ни мыслей, ни тревоги.

К середине утра вокруг избы уже вырисовывалась ровная дуга ям.

Я сбегал за парой брёвен, волоком притащил их, поднял одно, опустил в яму.

Землёй засыпал, утрамбовал ногами.

Стоит. Криво, но стоит.

— Один есть, — сказал я вслух. — Осталось всего двадцать девять.

Рой тявкнул, будто поддакивал: «Давай-давай, ты справишься».

После нескольких часов спины и пота я сделал больше половины окружности.

Небо стало ярче, воздух теплее.

Где-то над головой пролетела стая птиц — я невольно задрал голову и посмотрел им вслед.

— Повезло вам, — сказал я. — Ни мутантов, ни забот. Только ветер и крылья.

Рой тем временем что-то вынюхивал у старого пня. Подошёл — смотрю, тащит палку.

— Нет, это не палка. Это мой будущий забор, понял? — сказал я и отобрал.

Пёс обиженно фыркнул и пошёл пить из ведра.

К обеду я устал окончательно.

Забор был сделан наполовину: десять ям выкопаны, пять уже с вбитыми бревнами. Выглядело это всё, мягко говоря, не идеально, но хоть что-то.

Сел у костра, налил себе немного воды, плеснул Рою в миску.

Он пил, облизываясь, потом улёгся у моих ног.

— Вот так, парень, — сказал я, глядя на результат. — Не крепость, конечно. Но уже похоже на дом.

Живот заурчал.

— Обед по расписанию, — сказал я и полез в рюкзак.

Нашёл кусок сухаря, банку тушёнки и нож.

Открыл, поделился с Роем. Тот ел, как будто ему целый год ничего не давали.

После обеда я чуть не уснул прямо на пне. Руки ныли, спина гудела, и голова гудела от жары. Но останавливаться нельзя было — день тёплый, земля мягкая, значит, время копать дальше.

Я поднялся, вытянул плечи и потянулся за лопатой. Рой зевнул, глянул на меня с видом: «Может, ты уже сядешь, человек?»

— Нет, дружище, — сказал я, — если хочешь мясо на ужин, копай со мной.

Он лениво вильнул хвостом и лёг на бок.

Минут через десять я вбивал шестое бревно, когда Рой вдруг резко поднял голову, насторожился, а потом сорвался с места — как будто за ним кто-то выстрелил.

— Эй! — крикнул я. — Стоять, Рой!

Бесполезно. Он исчез между деревьями, оставив после себя только шорох веток.

Я выругался, бросил лопату и побежал следом. Сердце ухнуло вниз — я знал, что если Рой учуял мутанта, то у него может не быть шансов.

Бежал, цепляясь за ветки, спотыкаясь о корни, и слушал, как где-то впереди срывается лай — громкий, злой, испуганный.

— Рой! — заорал я. — Ко мне!

Ответом стало рычание и короткий визг. Я ускорился.

Через пару десятков шагов выскочил на небольшую поляну, и… застыл.

Рой стоял напротив человека.

Нет — девушки.

Грязная, мокрая, вся в бурой пыли, в лохмотьях. Волосы спутаны, лицо худое, глаза — как у зверя, который слишком долго был настороже.

Она стояла неподвижно, прижимая к себе старую сумку, а Рой лаял, но не нападал — просто предупреждал.

Я поднял руки, стараясь не делать резких движений.

— Эй, спокойно, — сказал я. — Не бойся. Он не тронет.

Девушка дёрнулась, посмотрела на меня, потом снова на пса.

— Убери его… — хрипло прошептала она.

— Рой, ко мне! — скомандовал я.

Пёс нехотя отступил, вильнул хвостом, но не отходил далеко.

Я посмотрел на девушку.

Она выглядела так, будто шла неделю без остановки: грязь въелась в кожу, губы потрескались, одежда висела тряпками.

— Ты кто? — спросил я, всё ещё настороженно. — Что делаешь в этих краях?

— Я… — она сглотнула, — просто шла. Видела дым. Думала… может, кто-то живой.

— Дым? — переспросил я. — От костра моего, значит.

Она кивнула.

— Я не хотела… напугать. Просто… устала.

Я осмотрел её внимательнее — руки дрожат, глаза бегают, но в них нет злобы. Только страх и истощение.

— Ладно, — сказал я, опуская лопату. — Я не кусаюсь.

— А он? — кивнула она на Роя.

— Тоже нет. Только если я скажу.

Рой будто понял, что речь про него, и фыркнул. Девушка впервые едва заметно улыбнулась.

— Идти можешь? — спросил я.

Она кивнула, но шагнула неуверенно, будто ноги не слушались.

Я подошёл ближе — медленно, чтобы не напугать, — и подставил плечо. Она оперлась на меня, чуть пошатнулась.

— Спасибо, — прошептала.

— Пошли, — сказал я. — У меня дом недалеко. Небольшой, но крыша есть.

— Дом? В лесу? — она посмотрела на меня с недоверием.

— А где ж ещё жить.

Мы шли минут пятнадцать. Рой бежал впереди, иногда оборачивался, проверяя, идём ли мы.

Когда из-за деревьев показалась моя хижина, девушка остановилась и долго смотрела на неё — как на чудо.

— Ты это всё сам?

— Почти. Дом старый, я только чиню.

Я открыл дверь, впустил её внутрь. В нос ударил запах дыма и дерева, на столе — котелок, миска, нож, всё как обычно.

Она огляделась и тяжело выдохнула.

— Тут… тепло.

— Садись. — Я указал на табурет. — Сейчас воды принесу.

Налил ей кружку из бачка, поставил перед ней. Она взяла обеими руками, пила медленно, с закрытыми глазами, как будто это был лучший напиток на свете.

— Как тебя звать? — спросил я.

— Лена. А тебя?

— Илья. Это Рой. — Кивнул на пса. — Мы тут вдвоём выживали.

— Значит, теперь втроём, — тихо сказала она.

Мы немного помолчали. Я достал пару сухарей, положил перед ней. Она ела осторожно, будто боялась, что я передумаю.

Рой лег у её ног и уткнулся мордой в пол. Лена опустила руку и погладила его по голове — осторожно, но уверенно.

— Он хороший, — сказала она.

— Знаю, — ответил я.

Когда стемнело, я растопил печь. Лена сидела у огня, подсушивала одежду. Я сел напротив, смотрел, как отблески пляшут на стенах.

Она казалась чуть спокойнее, но взгляд всё ещё настороженный.

— Ты давно одна? — спросил я.

Она замерла.

— Давно, — ответила и отвела взгляд. — С тех пор, как всё началось.

— В городе была?

— Да. Там… уже не выжить.

Я кивнул. Больше спрашивать не стал. Мы оба знали, что в городе нечего ловить.

Потом она легла на старый матрас у стены, укрылась курткой. Рой свернулся клубком у двери.

Я ещё долго сидел у печи, слушая треск дров и тихое дыхание.

Снаружи ветер шуршал в ветках. Где-то далеко прокричала птица — или, может, не птица.

Я глянул на забор — жалкие пять бревен вкопаны. Этого мало. Очень мало.

Завтра продолжу. Теперь нас трое. Надо строить крепость.

Глава 6. ДЕНЬ ПЯТЫЙ

Проснулся я от того, что кто-то тихонько возился у печи.

Сразу потянулся к топору — привычка уже, автоматом. Но потом услышал шорох кастрюли, поскрипывание крышки и лёгкий запах каши.

— Доброе утро, — сказала Лена, не оборачиваясь. — Я нашла крупу и решила приготовить. Надеюсь, не против?

Я протёр глаза, зевнул.

— Если бы ты ещё кофе сварила — был бы вообще рай.

Она усмехнулась:

— Кофе? Я бы и сама не отказалась.

Рой уже сидел у неё под ногами, заглядывал в котелок, облизываясь.

— Никакого тебе завтрака, ворюга, — сказал я, подходя ближе. — Сначала пусть люди поедят.

Пёс глянул на меня, фыркнул и улёгся обратно.

Мы ели молча — овсянка, конечно, не мясо, но горячая. А в наше время горячая еда — уже праздник.

Лена выглядела посвежевшей: умытая, волосы хоть и спутаны, но уже не как у дикого зверя.

— Спала хоть? — спросил я.

— Немного, — ответила она. — Без снов, и то хорошо.

Я кивнул, поставил кружку на стол.

— Надо будет сегодня закончить забор. Осталось пять ям вкопать и бревна забить.

— Я помогу, — сказала она уверенно.

— Руки-то выдержат?

— Лучше копать, чем просто сидеть.

Я усмехнулся. Вот это характер.

— Ладно. Но если устанешь — отдыхай. Тут не гонят, тут живут.

Пошли во двор. Воздух свежий, солнце мягкое, утро спокойное. Только капли с веток падают — ночью, видимо, был дождь.

Я проверил бревна, прикинул, где удобнее копать дальше.

Лена молча смотрела, потом взяла лопату и начала рядом. Упрямая.

— Так и быть, — сказал я. — Если руки потом болеть будут, я не виноват.

— Потерплю, — ответила она, не поднимая глаз.

Минут через двадцать мы оба уже взмокли. Земля после дождя тяжёлая, липнет к лопате.

Рой носился вокруг, обнюхивал свежие ямы, потом вдруг вырыл где-то в стороне огромную дыру и гордо посмотрел на нас.

— Молодец, помощник, — буркнул я. — Только не в том месте.

Лена рассмеялась. Настоящим, живым смехом. Я даже удивился — не думал, что она умеет ещё так смеяться.

Когда солнце поднялось выше, я выпрямился, вытер пот со лба.

— Перерыв, — сказал я. — Иначе сдохнем тут к обеду.

Сели у стены, налили по кружке воды. Рой тут же устроился рядом, сунул морду в колени Лены. Она почесала его за ухом.

— Хороший у тебя пёс.

— Не у меня, а с нами. Он сам меня нашёл.

— Умный. И верный, похоже.

Я кивнул. Потом она замолчала на минуту, глядя куда-то вдаль, и спросила:

— Илья… а где тут можно помыться?

Я чуть не поперхнулся.

— Помыться? Ну… в речке. Тут недалеко, метров двести.

— В речке, — повторила она, задумчиво. — А если холодно будет?

— Тогда не моешься, — усмехнулся я. — Привыкай, лес — это не санаторий.

Она закатила глаза.

— Смешно. А ты хоть когда-нибудь мылся?

— Иногда. Когда дождь идёт — встаю под него и мылюсь.

— Ага, прям вижу, — хмыкнула она.

Мы оба засмеялись, но потом я задумался. Действительно… с водой тут не шутки.

Ни нормального места помыться, ни туалета. Всё время бегать в кусты — не вариант.

— Ладно, — сказал я. — Знаешь что, Лена? Пожалуй, ты права.

— В чём?

— Пора цивилизацию строить.

Она приподняла бровь.

— Цивилизацию? В лесу?

— Именно. Начнём с самого важного — туалет и баня.

— Прекрасно, — усмехнулась она. — У нас приоритеты совпадают.

Я достал нож и короткую палку, начал чертить в земле схему.

— Смотри: вот тут, за домом, можно выкопать яму. Поставим пару досок, сверху — укрытие из веток.

— Туалет? — уточнила она.

— Он самый. Главное — подальше от колодца. Ну, если когда-нибудь будет колодец.

Она улыбнулась.

— А баню куда?

— Хм… баню, думаю, ближе к речке. Там и вода рядом, и дров полно. Только строить её одному — то ещё удовольствие.

— Ну, ты уже не один, — сказала она и улыбнулась чуть теплее, чем раньше.

Я на секунду замер. От этих слов как будто теплом в груди разлилось.

— Да, — сказал я тихо. — Это верно.

Рой зевнул, вытянулся на солнце. Я посмотрел на него, потом на Лену.

— Что ж, — сказал я. — Раз у нас теперь целая команда, начнём с малого. После обеда займёмся баней.

После обеда солнце припекало так, будто хотело напомнить, что осень только кажется холодной.

Лена сидела на бревне, вытаскивала занозу из пальца, а я стоял рядом и смотрел на кучу досок, палок и обрезков.

— Ну что, — сказал я. — С чего начнём: с бани или с «кабинета размышлений»?

— С туалета, — ответила она уверенно. — Баня подождёт, а вот бегать каждый раз в кусты…

— Да понял я, понял. — Я усмехнулся. — Женская логика непоколебима.

Рой обнюхивал землю в стороне, потом вдруг зарычал на кучу веток, будто там кто-то прятался.

Я подошёл — никого, конечно.

— С ума сойдёшь с этим псом, — пробормотал я. — Скоро и на пень лаять начнёт.

Мы выбрали место за домом, подальше от костра. Земля мягкая, копать легко. Лена держала лопату, а я чертил палкой круг.

— Вот тут яма. Сантиметров на восемьдесят хватит, думаю.

— А сверху что?

— Сиденье из досок, крышу из веток, дверь потом соорудим из коры.

— Романтика, — усмехнулась она.

Пока я копал, Лена носила ветки и сучья. В какой-то момент я понял, что она не просто помогает — она старается изо всех сил, будто ей важно доказать, что может.

— Эй, не переусердствуй, — сказал я. — А то опять руку собьёшь.

— Не собью, — ответила она упрямо. — Надо же как-то отплатить за крышу над головой.

Я хотел что-то сказать, но передумал. Вместо этого просто кивнул и продолжил копать.

К вечеру «кабинет» был готов. Примитивно, но своё. Даже повесили куском коры табличку с кривой надписью «НЕ ЗАНЯТО» — Ленина идея.

— Ну всё, цивилизация пришла в лес, — сказал я. — Осталось баню поднять, и можно устраивать культурную жизнь.

— Я мечтала о такой фразе, — засмеялась она. — “Цивилизация пришла в лес”.

Мы перешли к бане. Рядом с речкой уже лежала куча бревен — ещё со вчерашнего дня. Я показал место:

— Вот тут, чтоб недалеко таскать воду. Сделаем каркас, обложим мхом для утепления, сверху крышу из коры.

— А печка?

— Из камней. Потом выложу, чтоб пар держала.

Работа пошла быстро. Лена таскала мох, я ставил столбы. Рой, как обычно, мешался, таскал ветки, выкапывал ямы там, где не надо.

— Если бы он умел держать молоток, — сказал я, — мы бы уже закончили.

— Думаю, он бы просто украл молоток и спрятал, — ответила Лена, смеясь.

К закату баня уже выглядела как что-то, где можно помыться, не боясь, что на тебя нападёт комар размером с воробья.

Я посмотрел на всё это и выдохнул:

— Ну вот. Красота. Завтра закончим стены, и можно будет топить.

— А где раздеваться будем? — спросила Лена, хитро прищурившись.

— Так, — сказал я, поднимая палец. — Этим займёмся, когда баня будет стоять. Пока что — не смеши строителя.

Она хмыкнула, но больше не спорила. Мы пошли обратно к дому, солнце уже садилось за деревья, воздух стал прохладным.

Развели костёр, ужинали молча. Рой свернулся калачиком у ног Лены и посапывал.

— Знаешь, — сказала она тихо, глядя в огонь. — Когда я сюда пришла, думала, не выдержу. А теперь… кажется, смогу.

Я подкинул ветку в костёр.

— В лесу не выдерживают только те, кто сдаются.

Лена посмотрела на меня, чуть улыбнулась.

— Ты не из таких, да?

— Я просто не хочу умирать. А значит, приходится жить.

Над лесом пролетела стая птиц, закричала сова. Я посмотрел на огонь, потом на Леныно лицо, освещённое пламенем.

Тихо стало. Только потрескивали ветки.

— Спать пора, — сказал я, поднимаясь. — Завтра много дел.

— Ага. Спасибо за день, — ответила она.

— Спасибо за табличку, — усмехнулся я. — Без неё цивилизация бы не удалась.

Она рассмеялась, и мы пошли в дом.

Рой первым забрался на своё место. Я лег, чувствуя усталость во всём теле, и подумал, что день получился… правильным.