Дорога без съезда

Стрелка датчика топлива дрожала в миллиметре у красной отметки. Джек уже минут двадцать искал глазами заправку, но шоссе номер 16 словно вымерло – ни огонька, ни признака цивилизации. Подержанный "Форд" цвета мокрого асфальта – единственное, что осталось у Джека после развода, не считая стопки виниловых пластинок и старого кота.

Джек ехал этой дорогой впервые – навигатор предложил сократить путь на пути из Хьюстона в Даллас, где его ждала квартальная встреча с руководством головного офиса. Машина постанывала на поворотах, выдавая возраст разболтанной подвеской, но упрямо глотала милю за милей. Он и сам был похож на свой "Форд" – потрепанный жизнью сорокапятилетний мужчина с залысинами на висках и упрямой складкой между бровей. Его некогда стройная фигура начала расплываться от сидячей работы и привычки заедать постоянный стресс фастфудом, а в когда-то черных волосах проступала ранняя седина. Последние пять лет в страховой компании оставили на нем свой след – дешевый костюм помялся после долгого дня, галстук был ослаблен, а от рубашки пахло корпоративным кондиционером и усталостью.

Шоссе номер 16 змеилось между холмами, местами сужаясь до двух полос. Октябрьская ночь выдалась особенно темной – ни луны, ни звезд, только редкие фонари на поворотах, да светлячки габаритных огней встречных машин. По обочинам дороги громоздились столетние дубы, чьи кроны смыкались над асфальтом подобием готического свода. В свете фар мелькали желтые листья, кружась в порывах ветра, словно обрывки чьих-то несбывшихся надежд.

Радиоприемник работал с перебоями – здесь, в низине между холмами, связь барахлила. Сквозь белый шум прорывались обрывки экстренных новостей: "...пятая жертва за последний месяц... характерные следы насильственной смерти..." Джек поморщился и переключил станцию. В последнее время новости о смерти вызывали у него почти физический дискомфорт – может быть, потому что его жизнь и без того напоминала медленное умирание: пустая квартира, где единственным собеседником был старый кот, меланхолично наблюдающий за хозяином желтыми глазами с высоты книжного шкафа.

Música Latina – высветилось на треснувшем дисплее магнитолы, и салон наполнился знойными ритмами сальсы, словно чтобы еще больше отгородиться от темной и промозглой ночи снаружи.

Силуэт возник внезапно – соткался из темноты, как будто материализовался из его подсознательных тревог и страхов. Девушка казалась слишком хрупкой для такой ночи – невысокая, с копной рыжеватых волос, выбивающихся из-под вязаной шапки. Потертые джинсы, армейские ботинки не по размеру, старая кожаная куртка поверх толстовки с логотипом какой-то инди-группы. За плечами – видавший виды рюкзак, украшенный значками и нашивками, не хватало только гитары в потертом чехле. Она подняла руку в классическом жесте автостопщика, и свет фар создавал вокруг ее фигуры желтоватый ореол.

Джек уже проехал было мимо, когда что-то внутри – то ли въевшееся под кожу одиночество, то ли усталость от собственной подозрительности – заставило его нажать на тормоз. В зеркале заднего вида он видел, как девушка осталась стоять на месте. Она смотрела в его сторону, но не бежала к машине, как это обычно делают отчаявшиеся путники. Просто ждала, засунув руки в карманы джинсов. В этой неподвижности было что-то неестественное, будто стоп-кадр, застывший на экране перед финальными титрами.

Сдавая назад по пустому шоссе, мотор снова чихнул, напоминая Джеку о неполном баке. От усталости немного ныла шея. Он пытался вспомнить, когда в последний раз подвозил случайных попутчиков. В бардачке на всякий случай лежал револьвер, но мысль о том, чтобы остаться одному на этой дороге, если бензин все-таки закончится... Возможно, девчонка знает что-то о ближайшей работающей заправке.

"Привет, я Сара," – представилась она, впуская вместе с собой в салон октябрьскую ночь. Джек поёжился от холодного воздуха, который казалось не спешил растворяться в нагретом печкой салоне, а завис облаком где-то между передними сиденьями. От её куртки пахло прелыми листьями и костром, будто она провела у дороги не один час. Рюкзак с потертыми нашивками она пристроила у себя в ногах.

"Джек," – он кивнул ей в ответ украдкой разглядывая попутчицу в тусклом свете приборной панели. Веснушки на бледном лице, воспаленные от ветра губы, усталый взгляд. Ничего общего с той странной фигурой, что соткалась из темноты несколько минут назад.

"Тут где-то должна быть работающая заправка?" – спросил он, выруливая обратно на шоссе. Двигатель отозвался ровным гулом, словно присутствие пассажира его успокоило.

Сара помолчала, разглядывая темноту за окном. "Да... есть тут одно место," – она чуть улыбнулась. "Съезд на старую дорогу и маленькая заправка "У Джо". Дальнобойщик, который подвозил меня, говорил, что она работает круглосуточно. Там должен быть указатель."

Сара оказалась из тех попутчиков, что умеют заполнять тишину, не делая её неловкой. Она рассказывала о фестивале в пустыне, откуда сейчас возвращалась – целый город из палаток и арт-инсталляций, где люди неделями живут без денег и правил.

"И чем же вы там занимаетесь?" – Джек не удержался от снисходительного тона. – "Неделю жечь костры в пустыне – это, конечно, весело, но какой в этом смысл?"

"Это не просто костры," – в её голосе мелькнуло раздражение. – "Люди создают искусство, общаются, делятся идеями..."

"Искусство?" – он хмыкнул. – "То есть вместо того, чтобы получить нормальное образование, работу, вы просто... что? Рисуете на песке?"

Сара прикусила губу. "Я бросила второй курс антропологии. Родители тоже считают, что я свихнулась. Но знаешь, в дороге я увидела больше настоящей жизни, чем за все годы в аудиториях."

"Антропология – это хотя бы наука," – Джек говорил тем самым тоном, которым обычно отчитывал младших менеджеров в офисе. – "А не эти ваши... коммуны художников."

"Ты ведь знаешь про теорию шести рукопожатий?" – она внезапно развернулась к нему. "Любые два человека на земле знакомы через шесть других людей. Но никто не говорит, что эти шесть человек обязательно должны сидеть в офисах и ходить на семейные барбекю по выходным."

"Или бродяжничать по стране," – добавил он с усмешкой.

"А ты не боишься?" – спросила она неожиданно.

"Чего? Что не успею построить карьеру, пока прожигаю жизнь в пустыне?" – он снова усмехнулся.

"Нет. Застрять. Делать то, чего от тебя ждут другие. День за днем, год за годом." Она помолчала. "Хотя сегодня, честно говоря, немного не по себе. Эти новости..."

Радио, словно услышав её слова, снова ожило сквозь помехи: "...правоохранительные органы рекомендуют воздержаться от поездок в ночное время..."

Красно-синие отблески в зеркале заднего вида возникли внезапно. Джек чертыхнулся и притормозил, съезжая на обочину. Сара молча откинулась на спинку кресла, натянув шапку чуть ниже.

В свете фар патрульной машины выросла массивная фигура – широкие плечи, форменная куртка, кобура на поясе. Полицейский двигался медленно, с той особой уверенностью, которая бывает только у людей с оружием. Луч фонарика хищно скользнул по салону, высвечивая попеременно то одну, то другую деталь: руки Джека на руле, рюкзак Сары, измятые брюки, приборную панель.

"Добрый вечер, офицер."

"Водительские права и регистрацию," – голос звучал низко и хрипло. Пока Джек возился с документами, фонарик продолжал исследовать салон. – "Куда направляетесь в такой час?"

"В Даллас, в головной офис. Квартальное совещание утром," – Джек протянул документы.

"А девушка?"

"Я подобрал её на дороге. У меня почти закончился бензин, и..."

"Мисс?" – фонарик уперся Саре в лицо.

"Возвращаюсь с фестиваля," – она подалась вперед, улыбаясь так открыто и естественно, что Джек невольно позавидовал её спокойствию. – "Автостопом. Последний автобус ушел, а мистер был так добр, что согласился подвезти."

"Документы," – полицейский дождался, пока Сара достанет права. – "В машине есть оружие?"

"Да, офицер. Зарегистрированный револьвер в бардачке."

"Медленно достаньте его."

Джек осторожно открыл бардачок, стараясь не делать резких движений. Полицейский внимательно осмотрел револьвер и документы на него, вернулся к патрульной машине для проверки. Несколько минут растянулись в вечность.

"В округе объявлен опасный преступник," – полицейский вернулся, нависая над окном. – "Последнее убийство было совершено меньше суток назад. Держитесь главных дорог."

Патрульная машина развернулась и растворилась в темноте. Джек выдохнул, только сейчас поняв, что все это время почти не дышал. Тишина в салоне стала почти осязаемой. За окнами сгустилась чернота, только фары вырезали из темноты узкий тоннель дороги.

"Страшно?" – голос Сары прозвучал неожиданно глухо.

"С чего бы?"

"Ночь. Пустая дорога. Убийца где-то рядом..." – она помолчала. – "Говорят, в такие ночи каждая тень может оказаться последней, что ты увидишь."

Джек хмыкнул, пытаясь скрыть внезапно возникшее беспокойство: "По-моему, это тебе стоит бояться – садиться в машину к незнакомому мужчине."

"Думаешь?" – она повернулась к нему, и в тусклом свете приборной панели её лицо показалось слишком бледным, почти призрачным. – "А знаешь, что самое страшное в таких историях? Не сама смерть. А момент, когда понимаешь – вот он, конец. И всё, что было до этого – работа, планы, надежды – всё это уже не имеет никакого значения."

Холодок пробежал у Джека по спине. Мерное гудение мотора и шорох шин по асфальту вдруг показались слишком громкими в повисшей тишине. Темнота за окнами сгустилась, словно пытаясь просочиться внутрь салона.

"Ты очень любишь страшные истории?" – он попытался перевести всё в шутку.

"Нет," – она помолчала, разглядывая что-то в темноте за окном. – "Просто интересно, как люди ведут себя в критических ситуациях. Одни цепенеют от страха, другие сопротивляются... А третьи до последнего делают вид, что всё в порядке."

Слова Сары повисли в воздухе. Джек включил радио, пытаясь заполнить тишину. Música Latina все еще играла, но теперь ритмы сальсы казались неуместными, почти издевательскими. Он переключил станцию. Старый рок-н-ролл – что-то из шестидесятых, такое же винтажное, как и его "Форд".

Искоса поглядывая на притихшую попутчицу, Джек думал о том, что, наверное, слишком строго её осудил. В конце концов, разве он сам не мечтал когда-то о чем-то большем, чем офис и совещания? Помнится, на первом курсе они с приятелем собирались автостопом через всю страну... Потом учеба, работа, кредит – затянуло как в воронку. И вот теперь он учит жизни какую-то девчонку, хотя, может, она как раз живет правильно – пока молодая, пока можно все начать сначала.

Стрелка индикатора бензина почти уткнулась в ноль. В свете фар мелькнул покосившийся указатель вправо: "До Заправки Джо 600 м."

"Здесь?" – он повернулся к Саре.

"Да, здесь" – она кивнула. – "Поверни у знака."

Фары выхватывали из темноты куски гравия, сухие стебли травы по обочинам. Редкие фонари вдоль дороги создавали островки желтого света. Дорога шла под уклон, и в свете последнего фонарного столба проступал силуэт заправочной станции – угловатые очертания бензоколонок, приземистое здание за ними.

Джек всматривался в неясные контуры строений, пытаясь различить признаки жизни в здании, огни в окнах, припаркованные машины – хоть что-нибудь. В желтоватом свете фонаря все выглядело смутно, нечетко. Но чем ближе они подъезжали, тем сильнее его охватывала тревога. Теперь он видел облупившуюся краску на колонках, паутину трещин на пыльных стеклах магазинчика. Полусгнивший навес чернел провалами дыр, словно старый хищник – пустыми глазницами. Древняя вывеска едва различимо покачивалась на ржавой цепи, и в этом медленном движении было что-то гипнотическое. Ни одного огонька в здании, только этот одинокий фонарь у дороги.

"Но ты говорила..."

"Я сказала, что здесь заправка," – её голос вдруг стал другим.

Джек опустил стекло, оглядывая заброшенную станцию. Пустые окна магазинчика, мусор по углам, выцветшие плакаты с рекламой сигарет двадцатилетней давности. Здесь явно никого не было уже много лет, разве что бездомные иногда ночевали в закутке под навесом – несколько смятых пивных банок поблескивали в свете фар.

"Эй! Есть тут кто?" Его голос прозвучал неестественно громко в этой мертвой тишине.

Секундное замешательство. Но постойте... разве она не говорила про дальнобойщика?

Он обернулся и оцепенел. В лицо ему смотрел его собственный револьвер, в её тонких пальцах он казался неуместно массивным, чужим и очень опасным.

"Выходи," – она говорила спокойно. – "Медленно. И без глупостей."

Его руки дрожали, когда он нащупывал ручку двери. Тело будто одеревенело, каждое движение давалось с трудом. Джек медленно, как во сне, выбрался из машины, пытаясь совладать с непослушными конечностями. Гравий неприятно захрустел под ногами, каждый звук отдавался в ушах с пугающей четкостью. И вдруг, сквозь паралич ужаса, мысли стали кристально ясными, словно страх прочистил сознание. Она говорила про дальнобойщика, который рассказал ей про заправку. Но указала поворот без колебаний, даже не всматриваясь в темноту. А ведь знак едва виднелся в свете фар. Знала куда ехать. Заранее знала.

Из приоткрытой двери машины доносились приглушенные звуки старого рок-н-ролла, смешиваясь с мерным гулом двигателя. Запах бензина, десятилетиями впитывавшийся в бетон, смешивался с ароматом прелых листьев и сырой земли. И эта станция... Сколько она здесь простояла заброшенной? Двадцать лет? Тридцать? Дальнобойщики давно забыли про это место.

"У меня есть с собой, двадцать второй калибр," – она не опускала его револьвер. – "Но твой мне нравится больше. Тяжелый. Серьезный. Мужской!" — Она захихикала.

Она стояла в нескольких шагах от него, и сейчас, в тусклом свете фар, казалась совсем другим человеком – не той усталой путницей, что села в машину час назад.

"Ты бы видел свое лицо, когда говорил со мной – как с глупой девчонкой, которая не знает жизни. Этот коп, такой важный, в его взгляде столько снисходительности – ах, еще одна дурочка с рюкзаком на дороге. Вы, мужчины, настолько упиваетесь своим превосходством, что вам даже в голову не приходит – убийцей может быть женщина. Просто девчонка. Слишком юная, слишком незаметная... слишком безобидная."

"Пожалуйста," – голос Джека сорвался. – "Послушайте... я не такой. Я понимаю, что вы... У меня кот дома, он старый совсем, он без меня не справится. И мама... я ей звоню каждое воскресенье..."

Сара тихо рассмеялась. В темноте её смех звучал почти мелодично.

"Я могу всё объяснить," – слова путались, вываливались бессвязным потоком. – "Я не хотел вас обидеть. Я правда... у меня фотографии есть, вот, в бумажнике... Я в детдоме работал волонтером. И собак бездомных подкармливаю. Я..."

"У каждого из нас своя дорога к могиле, Джек," – оборвала его Сара. – "Общее лишь то, что с этих дорог не свернуть. На колени."

Гравий больно впился в колени сквозь ткань брюк. Где-то на краю сознания промелькнула абсурдная мысль – костюм испачкается, что скажут на совещании...

"Так, внимание!" – она шутливо прокашлялась. – "Оглашается приговор. За занудство высшей степени, за снисходительность к молодым девушкам, за галстуки в офис и за общую невыносимую правильность – высшая мера. Есть возражения?" – она сделала паузу. – "Возражений нет. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит."

Сзади, совсем рядом с его головой, щелкнул курок. Джек в ужасе открыл рот, чтобы выкрикнуть "Я, я возражаю!", но не успел.

Раздался выстрел, его бросило вперед, и Джек упал на землю, словно рулон обоев.

Старый рок-н-ролл стал глуше, когда она захлопнула дверцу старого "Форда". Шины прошуршали по гравию, звук медленно растаял в темноте – Джек мог бы долго его слушать, если бы не лежал сейчас лицом вниз, и если бы темнота вокруг не была такой окончательной.