Дорога к тебе

Холодный октябрьский ветер трепал мои волосы, когда я остановила мотоцикл на краю обрыва. Двигатель тихо «тикал», остывая после долгой дороги через заброшенные города и пустынные трассы. Я спустилась с сидения и присела на большой камень у самого края пропасти, глядя вниз в ущелье. И только туман укрывал лес на склонах, словно белое покрывало.

Три года прошло с тех пор, как всё рухнуло. Три года с момента Катастрофы, как называли это событие те, кто остался. Я помню тот день до мельчайших деталей, как будто это было вчера. Солнечное утро, запах кофе на кухне, смех мамы из соседней комнаты, планы на выходные с Киром... А потом – отказы электроники, взрывы и короткие замыкания, пожары, сирены, паника, и мир, каким мы его знали, перестал существовать.

Электромагнитные импульсы выжгли всю электронику в радиусе тысяч километров. Города погрузились в хаос. Правительства пали. Цивилизация начала разваливаться на части, как карточный домик от тычка пальцем. Но самое страшное началось потом, когда люди поняли, что помощи не будет, что каждый теперь сам за себя.

Я провела пальцами по холодному металлу мотоцикла – старому «Уралу» с коляской, доставшемуся мне от деда. Одна из немногих машин, которые смогли работать после импульса, слишком простая механика, чтобы её могло что-то повредить. Эта железная лошадка стала моим домом, моим спасением, моей надеждой на протяжении всех этих лет.

В кармане куртки лежала потертая фотография – единственное, что у меня осталось от прежней жизни. Кир улыбался с неё своей неповторимой улыбкой, обнимая меня за плечи. Мы стояли на смотровой площадке где-то в горах, счастливые и беззаботные. Если бы я только знала тогда, что это наша последняя совместная поездка...

В день Катастрофы он был в командировке в другом городе. Связь оборвалась мгновенно, и с тех пор я его не видела. Но я знала – он жив. Чувствовала это всем сердцем. И вот уже третий год я ищу его, переезжая из одного поселения в другое, расспрашивая выживших, следуя любым слухам и зацепкам.

Последняя информация привела меня сюда, в эти горы. Старик в поселке рассказал мне о группе людей, которые основали общину в старом санатории где-то в этих краях. Среди них был молодой мужчина, подходящий по описанию. Инженер, говорил старик. Помогает чинить генераторы и радиостанции.

Сердце екнуло от надежды, но я заставила себя успокоится и на сильно не надеяться. Разочарований было достаточно. Слишком много раз я мчалась к очередной цели, только чтобы обнаружить чужое лицо или пустое место.

Туман внизу начал рассеиваться, открывая вид на заросшую лесом долину. Где-то там, среди деревьев, должна была виднеться крыша санатория. Я всматривалась в зеленую чащу, пытаясь разглядеть хоть какие-то признаки человеческого жилья, но видела только бесконечный лесной массив да извилистую речку, петляющую блестящей серебряной лентой между деревьев.

Мысли унесли меня в прошлое. Помню, как мы с Кириллом мечтали о будущем. Он хотел построить дом где-то в горах, подальше от городской суеты.

– Представляешь, Соня, – говорил он, обнимая меня у костра во время одного из наших походов, – просыпаться под пение птиц, дышать чистым воздухом, растить детей в окружении природы...

Я смеялась тогда, говорила, что он романтик и мечтатель. Как же я ошибалась. Его мечта оказалась пророчеством.

В новом мире городские навыки стоили немного. Зато те, кто умел работать руками, выживать в дикой природе, чинить простые механизмы – они стали королями. Интересно, адаптировался ли Кир к такой жизни? Его золотые руки всегда умели создавать чудеса из подручных материалов. Еще в университете он мог починить любую технику, от кофеварки до автомобильного двигателя.

Холод начал пробираться под куртку, и я поежилась. Нужно было двигаться дальше, пока не стемнело. Горные дороги в темноте становились смертельно опасными, особенно для одинокой путешественницы. Но что-то удерживало меня на этом камне, заставляло медлить.

Страх. Вот что это было. Страх того, что и на этот раз поиски окажутся напрасными. Страх того, что я потеряла его навсегда. А может быть, страх противоположного, что я действительно найду его, но он уже не тот человек, которого я любила. Три года в этом жестоком мире могли изменить кого угодно.

Я видела, что происходило с людьми. Как мягкие, добрые души ожесточались, становились циничными и жестокими. Как любовь и человечность уступали место животному инстинкту выживания. Сама я тоже изменилась. В моем рюкзаке лежал пистолет, и я умела им пользоваться. Мои руки больше не были нежными. Их покрывали шрамы и мозоли от работы с инструментами и оружием. Узнает ли меня Кир? Захочет ли узнать?

Звук шагов позади заставил меня вздрогнуть. Я быстро обернулась, рука инстинктивно потянулась к пистолету. На дороге стоял мужчина средних лет, руки подняты в мирном жесте. Одет он был просто, но чисто: старые джинсы, теплый свитер, потертая кожаная куртка. В руках он держал деревянную трость.

– Извините, что напугал, – сказал он спокойным голосом.

– Увидел мотоцикл, решил поздороваться. Меня зовут Петр. Я из санатория.

Мое сердце подпрыгнуло.

– Из санатория?

– Да, он в долине, километрах в трех отсюда. Вы туда направляетесь?

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Петр сошел с дороги и присел на соседний камень.

– Красивое место, не правда ли? – сказал он, глядя в ущелье.

– Я часто прихожу сюда, когда нужно подумать. Мир изменился, но красота природы осталась.

– Скажите, – я наконец заставила себя заговорить, – а в вашем поселении есть... инженер? Молодой мужчина, лет тридцати, темные волосы, карие глаза?

Мой голос дрожал от волнения. Петр внимательно посмотрел на меня.

– А вы кто ему?

– Я... мы были вместе. До Катастрофы. Я ищу его уже три года.

В глазах мужчины мелькнуло сочувствие.

– Кирилл? Да, он у нас живет. Хороший парень, золотые руки. Но...

– Но что?

Мое сердце замерло.

– Он... как бы это сказать... он не такой, каким был раньше. Катастрофа сломала его. Первые два года он почти не говорил, работал как автомат. Только недавно начал оттаивать.

Слезы подступили к глазам, но я сдержалась.

– Он жив. Это главное.

– Идемте, – сказал Петр, поднимаясь.

– Сейчас уже поздно спускаться в долину за рулем мотоцикла.

Дорога в санаторий оказалась действительно сложной – узкая горная тропа, петляющая между скал и обрывов. Пришлось вести мотоцикл пешком, а Петр помогал, придерживая коляску на особенно крутых поворотах. Мы спускались молча, каждый думал о своем.

Санаторий показался внезапно, когда мы обогнули очередной поворот. Старое советское здание, построенное в стиле конструктивизма, выглядело на удивление ухоженно. Окна светились теплым желтым светом, из трубы поднимался дымок. Вокруг главного корпуса виднелись небольшие постройки: мастерские, склады, теплицы. На территории работали люди, несмотря на поздний час.

– Мы стараемся быть самодостаточными, – объяснил Петр.

– Выращиваем овощи, держим кур и коз, чиним все, что можно починить. У нас живет около шестидесяти человек: семьи с детьми, одинокие, пожилые. Кирилл – наш главный механик. Без него мы бы пропали.

Мы подошли к главному входу. Мое сердце билось так громко, что, казалось, его слышно во всей долине. Через несколько минут я увижу его. Моего Кира. Человека, которого искала три года, проехав тысячи километров по разрушенному миру.

– Подождите здесь, – сказал Петр, – я схожу за ним.

Я осталась одна во дворе, стояла, прислонившись к мотоциклу. Несколько любопытных жителей поселения наблюдали за мной из окон, но никто не подходил. Наверное, Петр их предупредил.

Минуты тянулись как часы. Я прокручивала в памяти все, что хотела сказать Киру при встрече, но слова разлетались как листья на ветру. Что говорят после трех лет разлуки? После того, как мир разрушился и родился заново?

Дверь открылась. Петр вышел первым, а за ним...

Я узнала его сразу, несмотря на перемены. Кир похудел, осунулся, волосы стали длиннее и начали седеть на висках. В его глазах была та настороженность, которую я привыкла видеть у всех выживших. Но это был он. Мой Кирилл.

Он остановился в нескольких шагах от меня, словно не веря своим глазам.

– Соня?

Его голос был хриплым, неуверенным.

– Привет, Кир…

Я сделала шаг вперед, и он тоже двинулся навстречу. Мы остановились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Я видела, как он борется с эмоциями, как пытается понять, реальность это или сон.

– Ты... ты жива, – прошептал он.

– Я искала тебя. Три года искала.

Слезы покатились по его щекам. Он протянул руку и осторожно коснулся моего лица, словно боясь, что я исчезну.

– Я думал, ты погибла. В первый же день. Связи не было, дороги перекрыты... Я пытался добраться до нашего города, но...

– Я знаю. Я понимаю.

Мы стояли так несколько минут, просто глядя друг на друга. Потом он обнял меня, крепко, отчаянно, и я почувствовала, как все эти годы одиночества и страха рассыпались в прах.

– Прости меня, – шептал он мне в волосы.

– Прости, что не нашел тебя. Прости, что сдался.

– Тебе не за что просить прощения. Мы оба выжили. Мы нашли друг друга. Это все, что важно.

Петр деликатно откашлялся.

– Может быть, продолжите разговор внутри? На улице холодно.

Мы прошли в здание. Санаторий изнутри поразил меня своим уютом. Коридоры были чисты и светлы, стены украшены картинами и фотографиями жителей поселения. Пахло домашним хлебом и травяным чаем. Дети играли в одной из комнат, их смех разносился по всему зданию.

Петр проводил нас в небольшую гостиную, где горел камин. Мы сели на старый диван, и Кирилл взял мою руку в свои.

– Расскажи мне, – сказал он тихо, – расскажи, что с тобой было все эти годы.

И я рассказала. О том, как пережила первые дни после Катастрофы, когда город погрузился в хаос. О том, как научилась драться и стрелять. О ночах, проведенных в заброшенных зданиях, прислушиваясь к каждому шороху. О дедушкином мотоцикле, который стал моим спасением. О длинных дорогах через мертвые города и заброшенные деревни. О людях, которых встречала – добрых и злых, потерянных и нашедших себя в новом мире.

Кир слушал молча, иногда сжимая мою руку сильнее. Когда я закончила, он тоже начал свой рассказ.

В день Катастрофы он был в командировке в промышленном городе в пятистах километрах от дома. Импульс выжег все электронное оборудование на заводе, где он работал над проектом модернизации. Паника, хаос, попытки добраться домой пешком по разрушенным дорогам, полным беженцев и мародеров.

– Я шел месяц, – рассказывал он, глядя в огонь.

– Но, когда добрался до нашего города... там почти никого не осталось. Дом был пуст. Соседи сказали, что ты исчезла в первый же день, и никто не знал, куда ты делась.

Он потратил месяцы, обыскивая окрестности, расспрашивая всех, кто остался. Но информации не было никакой. Постепенно он начал терять надежду.

– Я сошел с ума, – признался он.

– Перестал есть, спать, говорить. Если бы не Петр и его жена, которые нашли меня в лесу и притащили сюда, я бы умер.

Санаторий стал для него вторым домом. Здесь он медленно возвращался к жизни, учился снова быть человеком. Его инженерные навыки оказались бесценными для поселения. Он наладил водоснабжение, отремонтировал генераторы, построил радиостанцию.

– Но я не переставал думать о тебе, – сказал он, поворачиваясь ко мне.

– Каждую ночь я представлял, что ты где-то там, живая, и тоже ищешь меня. Это было единственное, что удерживало меня от окончательного отчаяния.

Мы говорили до глубокой ночи. Петр принес нам чай и оставил наедине. За окном завывал ветер, но здесь, у камина, было тепло и уютно. Постепенно мы начали привыкать к присутствию друг друга, к тому, что это не сон, что мы действительно нашлись.

– Что теперь будет? – спросила я, когда мы наконец замолчали.

Кир задумался.

– Не знаю. Эти люди стали мне семьей. Но ты... ты моя жизнь, Соня. Я готов ехать с тобой куда угодно.

– А я устала скитаться, – призналась я.

– Устала от дорог, от постоянного движения, от одиночества. Может быть, пора остановиться?

Он улыбнулся, впервые за весь вечер по-настоящему улыбнулся.

– Здесь хорошо, – сказал он.

– Мирно. Люди заботятся друг о друге. У нас есть все необходимое для жизни. И...

– И что?

– И мы могли бы начать все сначала. Построить тот дом в горах, о котором я мечтал. Только теперь это не будет мечтой.

Утром Петр показал мне поселение. Санаторий действительно был удивительным местом. Несмотря на все ужасы нового мира, здесь люди сумели создать островок цивилизации. Дети ходили в школу, которую организовала бывшая учительница. В мастерских кипела работа, чинилась техника, шилась одежда, изготавливались инструменты. В теплицах зрели овощи, в загонах мычали коровы и блеяли козы.

– Мы принимаем всех, кто готов работать и жить мирно, – объяснял Петр, пока мы шли по территории.

– Не важно, кем ты был в старом мире. Важно только то, что ты можешь дать сообществу.

Кирилл работал в главной мастерской – большом помещении, заставленном верстаками и стеллажами с инструментами. Он ремонтировал генератор, и я видела, как ловко двигались его руки, как сосредоточенно он работал. Это был тот же человек, которого я любила, только повзрослевший и закаленный испытаниями.

– У тебя золотые руки, – сказала я, подходя к нему.

Он поднял голову и улыбнулся.

– А у тебя золотое сердце. Раз смогла найти меня в этом безумном мире.

Вечером мы поднялись на крышу главного корпуса. Отсюда открывался потрясающий вид на долину. Звезды сияли ярче, чем в старом мире. Не было световых загрязнений от больших городов. Млечный Путь растянулся через все небо серебристой рекой.

– Помнишь, мы лежали на крыше твоего дома и смотрели на звезды? – спросил Кир, обнимая меня.

– Помню. Ты говорил, что когда-нибудь полетишь к ним.

– Теперь это кажется детской мечтой. Но знаешь? Я не жалею. Если бы не Катастрофа, мы бы так и прожили жизнь в городской суете, мечтая о чем-то большем, но никогда не решаясь изменить все кардинально.

Я прижалась к нему ближе.

– А теперь?

– А теперь у нас есть шанс построить жизнь такой, какой мы хотим ее видеть. Без спешки, без лишнего. Только то, что действительно важно.

Мы смотрели на звезды и строили планы. Кир хотел построить дом неподалеку от санатория, где мы могли бы жить отдельно, но оставаться частью сообщества. Там уже стоял один дом, в котором жила семья с двумя детьми. Я мечтала о саде, о детях, о тихих вечерах у камина. Планы были простыми, земными, но от этого не менее прекрасными.

Через неделю мы начали строительство. Весь поселок помогал – кто материалами, кто рабочими руками, кто просто добрым словом. Дом рос быстро, как будто сама земля хотела, чтобы мы здесь обосновались.

Осень плавно перетекла в зиму. Мы справили скромную свадьбу в кругу наших новых друзей. Петр оказался бывшим священником и обвенчал нас при свечах в маленькой часовне, которую жители поселения организовали в одной из комнат санатория. На свадьбе звучала живая музыка. Один из поселенцев играл на гитаре, дети пели в хоре. Было просто, тепло и по-настоящему.

Дом мы достроили к Новому году. Небольшой, уютный, с большими окнами, из которых открывался вид на долину и горы. У нас была мастерская для Кира, небольшая библиотека для меня, просторная кухня и спальня под самой крышей, откуда в окно было видно звезды.

Первую ночь в новом доме мы провели, лежа в постели и слушая, как ветер гудит в трубе, как потрескивают поленья в камине, как где-то вдалеке кричит сова. Это были звуки мира, покоя, дома.

– Знаешь, – сказала я, устроившись у Кира на плече, – может быть стоит быть благодарными Катастрофе?

– Даже после всего, что нам пришлось пережить?

– Да. Если бы не она, мы бы так и жили: работа, дом, работа, дом. Мечтали бы о путешествиях, но не путешествовали. Мечтали бы о доме в горах, но жили бы в городской квартире. Говорили бы о детях, но откладывали бы их рождение на потом, когда будет больше денег, лучшая работа, подходящее время.

– А теперь?

– А теперь у нас есть все время мира. Мы можем жить так, как хотим. Любить друг друга каждую минуту. Радоваться простым вещам – восходу солнца, вкусу хлеба, теплу костра.

Кир задумался, но не ответил. Я уверена, схожие мысли приходили в голову и ему.

Весной я забеременела. Новость о том, что в поселении ожидается пополнение, всех очень обрадовала. Дети здесь были особенно желанными – символом надежды, будущего, продолжения жизни.

Кир ходил счастливый, как будто выиграл в лотерею. Он немедленно принялся обустраивать детскую, мастерить кроватку и игрушки. Я смотрела на него и думала о том, каким прекрасным отцом он будет.

Летом, когда мой живот уже заметно округлился, мы часто сидели вечерами на крыльце нашего дома, глядя на долину. Жизнь в поселении текла размеренно и спокойно. Дети играли во дворе, взрослые работали в огородах и мастерских, старики рассказывали истории из прежней жизни.

– Какой мир мы оставим нашему ребенку? – спросила я однажды.

Кир задумался.

– Другой. Не такой, каким был наш. Менее технологичный, но более человечный. Более трудный, но более настоящий. Мир, где люди ценят друг друга, где важны не деньги и статус, а умение создавать что-то своими руками, помогать ближнему, любить.

– Думаешь, этого достаточно?

– Более чем достаточно. Наши родители дали нам мир машин и компьютеров, но мы потеряли связь с землей, с природой, друг с другом. Наш ребенок будет знать, откуда берется хлеб, как растут овощи, как работают простые механизмы. Он будет уметь чинить вещи вместо того, чтобы выбрасывать их. Он будет знать цену человеческим отношениям.

В октябре родилась наша дочь. Мы назвали ее Надеждой. Она появилась на свет в нашем доме, при помощи местной акушерки – бывшей медсестры из городской больницы. Роды прошли легко, и когда я впервые взяла малышку на руки, сердце переполнилось такой любовью, что я не могла сдержать слез.

Кир плакал вместе со мной, целуя то меня, то крошечные пальчики дочери.

– Она прекрасна, – шептал он, – абсолютно прекрасна.

Надя росла здоровым и веселым ребенком. Когда ей исполнился год, мы устроили большой праздник. Весь поселок собрался в главном зале санатория. Дети пели песни, взрослые танцевали, старики рассказывали истории. Надя сидела у меня на коленях и хлопала в ладоши, радуясь музыке и смеху.

– Посмотри на них, – сказал мне Кир, кивая на празднующих людей.

– Кто бы мог подумать пять лет назад, что после конца света люди будут смеяться и танцевать?

– Мир не исчез, – ответила я.

– Он просто изменился. И, возможно, к лучшему.

– Ты действительно так думаешь?

Я посмотрела на нашу дочь, на Кира, на людей вокруг нас – этих удивительных людей, которые сумели создать островок человечности в океане хаоса.

– Да, – сказала я.

– Я действительно так думаю.

Сейчас прошло уже десять лет с момента Катастрофы. Надя выросла в умную и добрую девочку, которая умеет читать, считать, играть на гитаре и чинить радио. У нее есть младший брат Петя, названный в честь нашего друга Петра, который, к сожалению, умер три года назад от сердечного приступа.

Поселение тоже выросло. Теперь здесь живет больше трехсот человек. Мы наладили торговлю с другими общинами, у нас есть школа, больница, даже библиотека. Жизнь течет размеренно и спокойно.

Кир стал главным инженером поселения, я – учительницей в школе. Мы счастливы простым, тихим счастьем людей, которые нашли свое место в мире.

Иногда, сидя вечером на том же камне у обрыва, где я остановилась семь лет назад, я думаю о том, как изменилась моя жизнь. Тогда я была одинокой путешественницей, гонимой отчаянием и надеждой. Теперь я: жена, мать, учительница, часть большого и дружного сообщества.

И только туман укрывает лес на склонах, как в тот первый день. Но теперь этот туман не кажется мне холодным и пугающим. Это просто природное явление, часть красоты этого места, которое стало моим домом.

Кир подходит сзади и обнимает меня за плечи.

– О чем думаешь? – спрашивает он.

– О том, как мы сюда попали. О том, что потеряли и что нашли.

– Жалеешь?

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь.

– Ни о чем. У нас есть все, что нужно для счастья. У нас есть любовь, семья, дом, друзья. А главное – у нас есть будущее.

Он целует меня, и я чувствую тот же трепет, что и пятнадцать лет назад, когда мы только познакомились. Любовь не ушла, не стерлась временем и испытаниями. Наоборот, она стала глубже и крепче.

Мы идем домой, где нас ждут дети. Надя делает уроки при свете лампы, Петя играет с деревянными кубиками, которые сделал ему отец. В камине горит огонь, на плите варится ужин. Это простая, обычная жизнь, но она наполнена смыслом и любовью.

Перед сном я читаю детям сказку – одну из тех, что помню из детства. О принце и принцессе, которые преодолели множество препятствий, чтобы быть вместе. Надя слушает внимательно, Петя уже засыпает у меня на руках.

Укладываю детей, гашу свет, иду к мужу, который читает техническую книгу у камина.

За окном завывает ветер, как в ту первую ночь, когда я приехала сюда в поисках любви и нашла дом. Мир за пределами нашей долины все еще полон опасностей и неизвестности. Но здесь, в нашем маленьком раю, царят мир и любовь.

И я знаю, что это только начало нашей истории. Впереди у нас годы и годы совместной жизни, радости и печали, которые мы разделим пополам, дети, которые вырастут и создадут свои семьи, внуки, которые будут играть в нашем саду.

Последняя дорога привела меня домой, к нему. И теперь я знаю – дорога была не последней. Она была первой. Первой дорогой к настоящей жизни, к настоящему счастью, к настоящей любви.

Кир засыпает, положив голову мне на плечо. Я глажу его волосы, и думаю о том, что завтра будет новый день. Обычный день в нашей необычной жизни. День, наполненный работой, заботами, маленькими радостями и большой любовью.

И это все, что мне нужно.