Ласковый, теплый морской ветер вновь надул слегка опавший парус, и лодка мягко ткнулась носом в прибрежный песок. Омои оставил в покое скрипучий руль, спрыгнул в воду (вода была приятной, теплой) и, взявшись за борт, вытащил утлое суденышко на отмель. Затем, улыбнувшись, помог Ахо сойти на берег, следя за тем, чтобы она не вымочила платья, но девушка, смеясь, наклонилась к воде и ударила по ней ладонью, обдав Омои облаком брызг. Само собой, он не остался в долгу. Какое-то время они со смехом барахтались на отмели, а затем, уставшие, разлеглись на пляже, покрытом мелким, разноцветным коралловым песком. Обсохшую кожу стянула соль.
Несколько мгновений они молчали, лениво растянувшись на песке и наблюдая вечный багряный закат, озарявший далекие крыши и шпили Рая. Затем Ахо повернулась к Омои и с улыбкой произнесла:
- Я согласна.
Он вздрогнул. Конечно, он ждал этих слов уже несколько дней, и все же они прозвучали неожиданно. Несколько мгновений, скрывая волнение, он смотрел в ее глаза, насмешливые голубые глаза, ярко блестящие на смуглом, загорелом лице и искал в них подвох, намек на то, что слова были лишь шуткой. Но подвоха не было. Все еще не веря своему счастью, Омои привлек девушку к себе. Обнявшись, они опустились на разноцветный песок, и на несколько часов мир перестал для них существовать.
...Красное солнце, как всегда, стремилось куда-то за горизонт, бессильно застыв на небосклоне. Маленькие облака время от времени закрывали его, отбрасывая на черепичные крыши Рая, Гору Правителей и Врата странные, причудливые тени. В бледно-фиолетовом небе тихо мерцали маленькие искорки звезд.
Омои сидел на одной из ступеней на самом краю Врат и задумчиво смотрел вниз. Там, внизу, на самом дне обнесенной замшелой каменной оградой воронки, с ведущей вглубь лестницей, вырезанной в породе, клубился туман. Время от времени нездешний ветер рвал туман в клочья, и за ним проступали странные пейзажи других миров.
Сзади послышались шаги. Омои не обернулся - он знал, что единственным, кто мог его здесь потревожить, был Хранитель Врат. "Сторож" - как дразнили его несмышленные дети, в числе которых когда-то был и сам Омои.
Хранитель приблизился и, помедлив, присел на шершавый, поросший мхом камень ступеней. Его длинная, седая борода и спутанные волосы развевались под порывами ветра. Одет он был как всегда в бесформенный серый балахон и простые сандалии, а в руках держал свой посох, вырезанный из узловатого, обожжённого в огне дерева. Омои понятия не имел, зачем "Сторожу" посох. Всегда подтянутый и моложавый, он никогда не опирался на него при ходьбе.
"Хотелось бы мне надеяться, что я в его годы буду также здоров и полон сил" - подумал юноша. Возраст Хранителя оставался загадкой для всех. Когда Омои был еще ребенком, Хранитель уже был стар.
Некоторое время они молчали, вместе глядя на раскинувшиеся за границей Врат миры. Словно в калейдоскопе, пейзаж постоянно менялся, но момент смены всегда был скрыт от наблюдателей сгущающимся туманом.
Там, внизу, колосились желтые поля под восходящим солнцем. Прохладная роса крупными каплями стекала с упругих стеблей и тяжелых, налитых соком зерен на черную влажную землю. Омои зачарованно смотрел на розоватый утренний свет, льющийся из-под рваных клочьев тумана на дне каменной воронки. В его родном мире солнце навечно застыло в одной точке, почти соприкасаясь на горизонте с окружающим Рай со всех сторон морем.
Нити тумана на мгновение сплелись в плотное, непроницаемое для взгляда покрывало и разошлись вновь.
И мир изменился.
Чудовищные молнии рассекали угольно-черное грозовое небо. Пурпурные, фиолетовые, желто-голубые электрические разряды прошивали насквозь вздымающиеся ввысь, мокрые от ливня безжизненные скалы, и те распадались в пыль, которую тут же подхватывал бушующий ураган. Море гранита, застывшего в самых причудливых формах, и чудовищная бесконечная гроза над ним... потоки воды, льющиеся с ужасающих своей необузданной мощью небес...
И все без малейшего звука - Врата позволяли лишь смотреть, но не слышать. Тишину рассеял негромкий голос Хранителя:
- Я слышал, в городе намечается свадьба, и приготовления к ней уже идут полным ходом. Поздравляю, Омои. Ахо хорошая девушка.
- Юноша кивнул, продолжая зачарованно смотреть в бездну, пылающую всполохами зарниц.
Старик, казалось, и не ждал другого ответа. Он сидел, задумчиво склонив голову набок, и концом узловатого посоха рисовал странные фигуры на покрытой пылью каменной ступени. Наконец, как бы невзначай, он промолвил:
- И все же ты не рад, верно? Что-то гнетет тебя...
Его собеседник не ответил, лишь пожал плечами. Лицо его действительно выражало какую-то тихую, скрытую грусть.
И вновь тишина воцарилась над ними, и тишина эта была тревожной, она текла сквозь разум, плескалась, как холодная, темная вода, оставляя после себя озноб и тревогу.
Легкий ветерок играл с седыми прядями Хранителя. Он безмятежно улыбался своим мыслям, прикрыв глаза.
И вновь голос его нарушил тишину:
- Так значит, свадьба уже послезавтра?
- Послезавтра - Омои, наконец, обернулся и взглянул Хранителю в лицо с виноватой улыбкой - кажется, я замечтался...
- Пустяки - старик смотрел вниз, в бездну - рядом с Вратами люди часто теряют чувство реальности, и это неудивительно...
Юноша рассмеялся.
- Как будто кроме меня тут бывают другие люди! Жители Рая избегают этого места, да и вас тоже.
"Сторож" благожелательно щурился, глядя на него.
- Не все. Твой прадед часто приходил сюда и мы беседовали о многом. Мы были большими друзьями.
Омои покачал головой. Улыбка его улетучилась.
- А однажды дождливой порой он одел свой плащ и отправился в горы налегке. Помните? Больше никто его не видел.
- Не я виновен в его исчезновении - негромко промолвил Хранитель - Он сам выбрал свою судьбу.
Очередное облако закрыло собой солнце, и тень легла на Гору Правителей, на грубо отесанные каменные ступени и древнюю ограду. И в этой тени глаза говоривших блестели ярким светом, отражая нездешний свет мира, раскинувшегося за Вратами.
- Я знаю, - ответил Омои - и все же, именно из-за таких вещей горожане сторонятся вас и относятся к вам с опаской.
- Они не любят тех, кто отличается от них. Избегают всего, что напоминает им о переменах - заметил Хранитель. - Они охотно разрушили бы сами Врата, если бы не боялись меня.
Солнце вынырнуло из-за туч, и его извечный красноватый, тусклый свет озарил две фигуры, одиноко сидящие у подножия Великой горы.
Вздохнув, юноша промолвил:
- Вы правы. Что-то мешает мне радоваться жизни. Какая-то странная тоска... это никак не связано с Ахо... Я не понимаю, в чем причина моей грусти.
Старик сочувственно кивал, слушая его сбивчивую речь.
И, неожиданно для самого себя, Омои вдруг произнес:
- Этот мир, мой мир умирает. Но никто этого не видит. Никто, кроме меня.
В словах его слышалась горечь.
Лицо Хранителя стало строгим. Он кивнул, но не сказал ни слова. В молчании он испытующе глядел в лицо юноши, и Омои вдруг стало не по себе под взглядом этих странных глаз, желтых, мягко светящихся в полутьме, с вертикальным змеиным зрачком. Он вдруг вспомнил, что должен помогать родителям готовить празднество, и, поднявшись, вежливо попрощался со стариком, который продолжал хранить молчание.
Омои уже поднялся на самую вершину Врат, когда услышал позади слова:
- Когда я впервые пришел в этот мир, он уже был стар. Старыми были его прекрасные дворцы, его покрытые паутиной и пылью гробницы. Холодом бесчисленных эпох дышали эти маленькие, уютные домики с черепичной крышей, купающиеся в зелени сады и луга. И все же, жизнь еще текла здесь. Правители боролись друг с другом за право быть похороненными под сенью Великой горы. Рыбаки, ища пропитания, заплывали все дальше и дальше в бурное море, исследовали проливы и вновь открывали забытые земли. Многие из них никогда не возвращались назад, находя свою смерть в лапах прожорливой стихии.
- Люди сражались друг с другом, и погибали, страдали и преодолевали трудности назло враждебным силам и на удивление самим себе. Конечно, все эти деяния были лишь тенью прошлых великих деяний и все же, говорю тебе, твой мир был жив тогда. Ныне же он мертв. Смотри же, даже солнце, вечно освещающее Рай своим светом, застыло сейчас в одной точке, и нет здесь больше сил, способных заставить его вновь скользить по небосклону, как в былые времена.
Что-то в душе Омои откликнулось в ответ на эти слова, яростно заспорило с их скорбным духом и, забыв на время о печали, таящейся в темных уголках его души, он возразил:
- Пусть так. Но сейчас мы счастливее, чем когда-либо. Прибрежные воды полнятся рыбой и рыбакам больше не приходится рисковать своей жизнью в опасных странствиях. Застывшее на горизонте солнце дарит нам вечное лето, и урожаи столь обильны, что никто больше не ворует и не убивает, и сами значения этих слов уже почти позабыты. Мы благословлены долгим веком, и больше не нуждаемся в Правителях, ведь между нами нет споров, которых не могла бы разрешить наша собственная мудрость. Нет ни войн, ни страдания. Мы счастливы. Что толку думать о том, что было прежде?
Хранитель тихо смеялся, слушая слова юноши. Багровое солнце опаляло его черную фигуру лучами древнего своего пламени, а свет иного мира, струясь из портала Врат, делал ее еще темнее. И эта фигура, единственная тень в мире без теней, отвечала:
- Слишком долго жил я, Омои, чтобы не уметь отличать правдивую речь, идущую из глубины сердца, от слов, что были вложены в человеческий разум теми, кто окружает его. Ты говоришь, что счастлив здесь, и действительно, временами счастье находит на тебя и дарит сладкие минуты, но никогда оно не бывает полным, и не может развеять скрытую печаль, что точит тебя как червь. В глубине своей души ты знаешь то же, что знаю и я.
- Их покой - это гробовой покой мертвецов. Богатые урожаи утоляют их голод, им нет нужды в войнах и противостоянии стихиям, и души их тихо дремлют, не ведая борьбы. Они не развиваются, не преодолевают трудностей, их жизнь предопределена с рождения, и судьба детей повторяет судьбу родителей, словно одно и то же существо проживает одну и ту же жизнь в бесчисленных воплощениях. Предопределение, неизменность, недвижность - вот что стало их девизом, и для кого-то - о, возможно для многих! - счастье действительно пришло. Ленивые люди толпы всегда стремились погасить всякое движение, и в первую очередь движение сердец. Порядок для них стал добром, и, стремясь окружить себя им, они вновь вернулись в состояние, из которого вышли, и стали подобны животным, что живут счастливо и бессловесно. Это ли не смерть, если не тела, то разума?
- Но для некоторых, немногих, жизнь, заведенная в Раю, подобна яду. Их души не хотят остыть, горят жарким пламенем, но древний огонь умершего мира не в силах его подпитать. Томятся они по иным мирам, полным движения и действия, где Солнце движется по небу и свет достаточно ярок чтобы предметы могли отбрасывать тень. И эти люди, Омои, всегда могут рассчитывать на мою дружбу и мудрый совет.
Словно зачарованный, слушал юноша Хранителя. Как завороженный спустился он к самому краю Врат и смотрел в сверкающую бездну, в изумительное многоцветье бесконечных пейзажей Иномирья. Неземной свет озарял его лицо и отражался в широко раскрытых глазах. И он произнес:
- Что будет со мной, если я шагну за границу Врат? Куда приведет меня этот шаг?
Старик приблизился и положил руку на плечо Омои. И когда он ответил, голос его прозвучал тепло и дружески:
- Туда, где ты сможешь бросить вызов судьбе. В место, где все твои тайные желания исполнятся - если ты будешь достаточно силен, чтобы бороться за них. Если же тот мир окажется тебе не по нраву - ты сможешь уйти, ибо куда бы ты ни пришел, ты будешь приносить Врата и выбор, который они дарят, с собой. Но вернуться обратно ты уже не сможешь, и каждый раз, сделав шаг во Врата, ты будешь видеть перед собой новую реальность и никогда не увидишь того, что оставил позади - такова природа Врат Иномирья. Те, кто войдет в них, навеки умирают для одного мира и рождаются для другого.
Тусклые звезды мерцали в небе, соперничая своим светом с древним угасающим солнцем. Неугомонный ветер трепал листья старой яблони, что склонила свои ветви на древнюю каменную ограду, поросшую мхом. В воздухе пахло морем, но к запаху его примешивались другие, странные ароматы. Повеяло холодом.
- Это произошло и с вами, верно? - тихо спросил Омои - Откуда вы родом? И сколько же миров вы прошли, прежде чем очутились в моем? И почему решили остаться здесь?
Хранитель взглянул на него, и что-то странное читалось в его взгляде.
- Я остался здесь, чтобы дать людям выбор. Такова моя природа - где бы я ни был, я всегда приношу с собой изменение, разрушение - но вслед за ними новую жизнь. Разве мог я пройти мимо мертвого мира, что в основе своей покоится в неизменности?
И он рассмеялся, но затем вновь стал серьезен. И обратив лицо к юному своему собеседнику, добавил:
- Кроме того, я стар, и нет во Вселенной места которое больше подошло бы для того, чтобы встретить мне старость. Старики неприхотливы. Но ты молод. Впереди у тебя вся жизнь. Тебе решать, будет ли она похожа на полузабытый сон или будет ярка и полна.
Омои всмотрелся в лицо Хранителя - оно показалось ему высеченным из камня, и глубокие морщины напоминали выбоины в скальной породе, возникшие за тысячелетия от воздействия воды и ветра. И было оно неподвижным и бесстрастным, как маска, и только лишь глаза горели тихим, таящимся до поры грозным огнем.
Страх медленно вползал в душу Омои, подобно змее. И зловещим показался ему стоящий рядом старик, хотя и знал он, что тот никогда никому не причинил вреда живя в Раю. И словно во сне, не до конца осознавая все окружающее, он спросил:
- Вы ведь и не человек вовсе, верно?
Сказал - и сам ужаснулся своим словам. Омои никогда не слушал суеверных историй, что рассказывали шепотом глупые старухи и малые дети, предпочитая думать, что Хранитель ничем не отличается от прочих жителей города, ничем, кроме своих странных глаз и необычайно долгого века. Теперь же ужас объял Омои, и Хранитель, с которым он водил дружбу, показался ему страшен, хотя причины этого он не смог бы объяснить. Сбросив с себя руку старика, Омои бросился бежать, все выше и выше по ступеням Врат, затем по раскисшей от дождя тропе, и вниз, по узкому и опасному спуску, по утоптанной дороге, пока земля под ним не сменилась брусчаткой мощеных улиц города, тогда только сбавил он шаг.
Старик же, казалось не слышал этих слов и не обратил никакого внимания на бегство юноши. Задумавшись, стоял он, скрестив руки на своем посохе и смотрел вдаль, где за туманной границей Врат раскинулись прекрасные просторы чужого мира, леса, луга и поля под хрустально чистым голубым небом. Лицо его было спокойно, и лишь изредка усмехался он своим мыслям. Мелкий дождик стекал по его волосам и бороде и ветер трепал полы его серого одеяния...
Дом семьи Омои располагался почти в центре города, там, где каменные двухэтажные дома теснились совсем рядом друг к другу, и покрытые красной черепицей крыши почти смыкались над узкими мощеными улочками. Здесь всегда царили таинственный полумрак и приятная прохлада, и большую часть дня было полно народу. Однако сейчас на улице не было не души.
Отец и мать давно уже ждали Омои, чтобы обсудить предстоящую свадьбу и поужинать вместе. Крепкий дубовый стол был накрыт белоснежной скатертью и заставлен едой, множество свеч горело в подсвечниках, озаряя комнату мягким, уютным светом.
Но сын опаздывал. Когда же скрипнула дверь, и Омои вошел в отчий дом, никто не посмел расспрашивать его, настолько странным было его лицо, которое выражало одновременно и страх, и растерянность, и стыд.
Но говорили потом люди, что на протяжении всей трапезы был он угрюм, и ни с кем не желал говорить. Сидел он, мрачный и погруженный в свои мысли, и, если его спрашивали о чем-нибудь, отвечал невпопад. О чем думал он - навсегда осталось неизвестным.
После ужина же, сославшись на нездоровье, Омои заперся в своей комнате, и долго еще перепуганные отец и мать слышали, как он ходит беспокойно из угла в угол и что-то возбужденно говорит, но слов было не разобрать. Затем все стихло. И когда спустя некоторое время мать решилась войти, обнаружила она что комната пуста, вещи разбросаны, а окно раскрыто настежь и ветер хлопает ставнями. За окном же лил дождь, лил с такой силой, что пелена его скрывала от взгляда все окружающее, так, что на расстоянии вытянутой руки невозможно было ничего рассмотреть, и казалось, будто дом стоит посреди бескрайнего океана, окруженный со всех сторон призрачной серой завесой.
Когда же ливень прекратился, и вечно стремящееся к закату Солнце вновь выглянуло из-за туч, выяснилось, что Омои исчез бесследно.
Его искали всем городом, осмотрели все вокруг, поднимались даже на заповедную Гору Правителей, но ничего не нашли, ни единой зацепки, и долго люди гадали, что могло произойти и не находили ответа, так как отвыкли от перемен, и любое из ряда вон выходящее событие казалось им необъяснимым.
Единственным, кто не удивился исчезновению юноши, был странный старик со змеиными глазами, называющий себя Хранителем Врат. Но на все расспросы он лишь вежливо улыбался и пожимал плечами. Да и немногие осмеливались расспрашивать его, ведь о нем давно уже ходили удивительные и пугающие слухи, а люди привыкли избегать и сторониться того, что кажется им подозрительным или необычным.
Говорят, правда, что когда заплаканная Ахо, потерявшая жениха, подошла к Хранителю и взглянула ему в лицо прекрасными своими глазами, полными слез, его сердце дрогнуло и, нахмурившись, он произнес следующее:
- Омои сам выбрал свой путь, и судьба его в его собственных руках. К чему же приведет его этот выбор, мне неведомо, и никто не может этого знать.
Впрочем, правда это, или лишь пустая досужая болтовня и глупые сплетни, сказать наверняка нельзя.