— Вас подвезти? — Я приоткрыл окно.

Он стоял на обочине с отсутствующим взглядом, с таким, каким обычно смотрят люди потерявшие память, и как следствие впавшие в глубокую депрессию. Для его возраста это обычное дело. Старик далеко за семьдесят, скорее всего около восьмидесяти. Что может делать дед на дороге, вдалеке от города? Да только потерять себя и заблудиться, уйдя туда, куда увели его путающиеся мысли.

Я возвращался из командировки домой. Путь из Мурманска в Петрозаводск, это путешествие по местам красивым, но малонаселенным, где расстояния от одного пункта цивилизации до другого, подчас более семидесяти километров, а то и больше. Погода стояла прекрасная, самое начало осени красиво само по себе.

Карелия. Люблю этот суровый, волшебный край.

Вид за окном завораживал взгляд сказочными пейзажами пожелтевших деревьев, вперемешку с ковром брусничника усыпанного красными каплями ягод, и все это на фоне бесконечных озер, отражающих голубое небо, с перьями застывших в безветрии облаков. Солнце в зените и впереди еще целый день пути. Полчаса назад выехал с заправочной станции отворотки на Лоухи (есть такой поселок на севере Карелии), и увидел его.

Он стоял на обочине, и смотрел на дорогу так, как будто видел ее в первый раз в жизни. На бездомного не похож, одет опрятно, расчесан. Аккуратная бородка пострижена. Из одежды джинсы, кроссовки, теплая куртка коричневого цвета, и такая же кепка.

Он встрепенулся, явно вернувшись откуда-то из собственных дум:

— Простите, задумался… Вы что-то хотели?

— У вас все в порядке? — Я улыбнулся столь странному вопросу от того, кому скорее всего самому надо помогать.

— У меня? — Он вначале растерялся, видимо не ожидал, что кто-то может остановиться и предложить помощь, а потом тоже улыбнулся. — Спасибо, все хорошо. Просто задумался.

— Вам куда? — Я открыл дверь, приглашая его садиться.

— Мне? — Он вскинул глаза. — Да пожалуй разницы нет.

— Это как? Вы не знаете куда идете? — Мои подозрения о неадекватном состоянии деда, начали оправдываться. — Вы помните какой сегодня день?

— День? — Он удивился, а потом понял мои сомнения. — Вы считаете, что я забыл кто я такой? Вот чем-чем, а уж склерозам пока не страдаю, и год помню, и месяц, и день, и как зовут.

— Тогда я не понимаю, как можно не знать, куда идешь? — Я растерялся.

— А вот так вот и бывает, — он вздохнул. — Если вам не сложно, то до ближайшего кафе или заправки, подбросьте. Сигареты заканчиваются, а я в последнее время много курю. — Он принял предложение и устроился на пассажирском сиденье, пристегнув себя ремнем безопасности.

— Николай, — представился я протягивая руку.

— Степан Иванович, — ответил он, и крепко пожал ладонь. — Пенсионер- путешественник.

— Очень приятно, — я надавил на газ и автомобиль зашуршал по асфальту резиной колес.

— И все-таки у вас что-то случилось, — скосился я на попутчика. — Не просто же так вы не знаете куда идти?

— Жена у меня умерла, — вздохнул он, и в глазах блеснули слезы.

— Соболезную, — не смог я подобрать других слов сочувствия кроме этих банально-канцелярских.

— Полтора года уже как ушла. Рак у нее. Поздно обнаружили, да еще и возраст. — Он отвернулся к окну. — В три месяца сгорела.

— Но ведь вы не по тому такой потерянный? Время много уже прошло. Что-то еще случилось? — Я решил все же выяснить до конца причину его появления на дороге.

Вот вроде бы какое мне дело до какого-то там старика? Минут через сорок высажу его на заправке, и поеду дальше, забыв о существовании странного попутчика, но что-то в нем было такое, что цепляло за душу. Какое-то чувство одиночества вперемешку с болью и отчаянием заполнило с его появлением салон автомобиля. — У вас есть дети? Внуки?

— Сын, — я почувствовал, что он поморщился, хотя сидел ко мне спиной. — И внуки, — кивнул он своему отражению в стекле, за которым пролетали просторы северной Карелии. — Двое. Леша и Надя. Большие уже. Школу заканчивают.

— Так почему же вы тогда не знаете куда идете? Поссорились? — Начал я допытываться до истины.

— Вы и правда хотите знать? — Он обернулся и посмотрел на меня с такой тоской, что я непроизвольно вздрогнул. — Ну да почему бы и не рассказать. Говорят, что если поделится, то боль станет меньше, тем более, что вы случайный человек в моей жизни, и все, что я расскажу забудете через полчаса. Ни каких нравоучений, ни какой жалости, поговорили и расстались. — Он вздохнул:

— Мы прожили с Сашей пятьдесят три года вместе. Люди говорили, что у нас идеальная семья. Я тоже так думал.

На следующий день, после похорон, решил сменить свой телефон на ее. Это трудно объяснить, но мне казалось, что владея тем предметом, через который она общалась с миром, я оставлю у себя частичку тепла любимой жены. Свой я выкинул.

Просматривая ее контакты в одном из мессенджеров, наткнулся на имя своего друга. Это было странно, так как мне казалось, что они не общались. До сих пор наизусть помню это посмертное письмо:

«Милый. Мне осталось не больше трех дней. Рак убивает меня очень быстро. Прости, что сломала своей нерешительностью тебе жизнь, но мне было очень жалко Степу, он так любил меня, что открыться ему не смогла. Позаботься пожалуйста о наших внуках, так же как ты заботился о нашем сыне, не открываясь и помогая под видом друга отца. Если переживешь на этом свете Степана, то тогда расскажи все нашему мальчику Леше, если же нет, то видимо Богу угодно скрыть от него нашу любовь. Прощай любимый. Я буду ждать тебя на небесах».

То что я прочитал назвать шоком было бы неправильно. Это как удар током по зубам. Я сутки сидел над телефоном ничего не соображая. Смотрел на него и бормотал: «Жалела… Милый… Сын… Пятьдесят три года вранья…».

Я ведь сам их познакомил. На свадьбе он был свидетелем. Друг детства Лева, практически брат… Я доверял ему как самому себе, а оказалось… — Степан Иванович не договорил видимо не подобрав нужных слов, и отвернулся к окну.

— Вся моя жизнь оказалась обманом. — Продолжил он после долгого молчания глухим голосом. — Все мое семейное счастье, одним огромным враньем. Я ведь без ума любил ее. Она не в чем не знала отказа. Дом — полная чаша. Я работал каротажником, вахтовым методом. Месяц на островах в Заполярье — месяц дома, с семьей. (Каротажник — специалист по исследованию нефтяных и газовых скважин). Заработки хорошие, достаток в семье, машина, дача, подарки каждый праздник, и просто так без повода цветы… Я ведь жить без нее не мог. — Он вновь замолчал борясь с душащей душу болью. — Я вначале проклял, а потом понял на сколько же она была несчастна. Жить с человеком, которого приходится терпеть из жалости. Вот скажи мне Николай? Я действительно выгляжу так, что вызываю жалость? — Он резко обернулся и посмотрел мне в глаза. — Правда?!

Я не нашел, что ответить, но этого ему было и не надо:

— Никогда не считал себя жалким, считал себя успешным и счастливым, — выплюнул он слова со злостью и отвернулся. — Жалеть надо было ее и любовника, который предал дружбу. Зачем надо страдать, когда можно честно признаться, и ни кому не ломать жизнь.

— Оказалось, что весь созданный мной мир, одна сплошная ложь, и нет у меня никакой семьи.

Я отправил сыну… Хотя какому сыну, все ложь. Отправил письмо, в котором все рассказал как есть. Пожелал счастья, собрал вещи, бросил ключи от квартиры в почтовый ящик, и ушел, не задумываясь куда именно. Не мог я жить там, где все напоминало о предательстве, где мое счастье оказалось фикцией. Так противно было видеть все эти занавесочки, чашечки, особенно косметичку, которую подарил на восьмое марта.

Вот так уже и брожу полтора года по стране. То там, то здесь. Ночую в гостиницах или лесу, зимой снимал комнату. Пенсия у меня большая, хватает на все. Не бедствую.

— А как же сын? Неужели так ни разу и не позвонил? — Я не мог поверить в то, что услышал.

— У меня нет телефона, оставил там же на столе. — Он горько усмехнулся. — Зачем он мне, я порвал с прошлым и доживаю жизнь в одиночестве, зато честно.

— Но это не правильно! — Не выдержав я сорвался в крик. — Вы поступаете подло и эгоистично. Он же волнуется, разыскивает. Может вы ему и не биологический отец, но вы его воспитали. Как можно вот так просто, без спросу вычеркнуть себя из жизни сына?

— Не кричите, молодой человек, что бы меня судить, надо пережить то, что я. — Он тоже повысил голос.

— Простите, но вы не правы. — Я постарался успокоится. — Позвоните. Он должен знать, что с вами все в порядке, и что вы живы.

— Не хочу. — Он отвернулся. — Мне это больно.

— А ему не больно? — Рявкнул я. — Дайте мне номер его телефона, я позвоню сам, и успокою. Он имеет право знать.

— Перестаньте. Не лезьте не в свое дело. И кстати мы уже приехали. Вот заправка. Здесь мы с вами простимся. Не ожидал от вас нравоучений, — нахмурился он. — Тормозите.

Он вышел на повороте, и не оборачиваясь пошагал к зданию, а я сидел в машине, и смотрел ему в след, не решаясь уехать. Вдруг он остановился, обернулся и подбежал назад к автомобилю.

— Вы правы. Он должен знать. Запишите номер и позвоните. Скажите, что все у меня хорошо. Пусть не волнуется. Если конечно он волнуется. Только дайте клятву, что не скажете ему где меня встретили. — Скороговоркой выпалил он. — Прошу, не выдавайте меня…

Он продиктовал номер телефона и ушел, а я тут же нарушил клятву.

— Слушаю? — Ответил усталый голос мужчины.

— Вы Алексей? — Я сам от себя не ожидая начал заикаться.

— Да. А в чем дело? — Заволновалась трубка.

— Я звоню вам по поводу вашего отца.

— Где он? Что с ним? Он жив? — Взревел телефон. — Я места себе не нахожу.

— Он жив. Все у него хорошо. Он на заправке, по дороге от Лоухов к Петрозаводску, я скину адрес. Он очень страдает. Вы нужны ему.

— Я немедленно выезжаю. Но мне на дорогу понадобиться не мение двенадцати часов. Как у вас со временем? Вы можете его задержать?

— Попробую, но ничего обещать не могу.

— Постарайтесь, очень вас прошу. Я заплачу любые деньги.

— Не в них дело. Не нужно мне ничего. Просто постарайтесь приехать побыстрее. — Я не стал говорить, что спешу домой, соскучился по жене и дочке, и очень хочу их увидеть. — Если у меня ничего не получится, то я вам перезвоню.

Я свернул к заправочной станции, и остановился рядом с входом в помещение, где находилось и придорожное тоже кафе. Степан Иванович сидел за столиком и пил чай. Увидев меня он поднялся и покраснел:

— Только не говорите мне, что не сдержали обещание.

— Да, не сдержал, — кивнул я и набрав номер сына протянул телефон старику. — Возьмите, это надо вам и ему.

Он вначале дернулся, словно пытаясь сбежать, затем прослезился и протянув дрожащую руку взял телефон:

— Да, сынок. Это я…

Загрузка...