Дорожный камень

В год, когда Франмар Свенск разорил окрестности Альдейгьюборге, но не смог взять города, бестолково сложив свою рыжую голову, к знатному ярлу Ингвару Рагнарссону является водитель больших лодей, иначе именуемых кноррур.

— Земля наша велика и обильна, — заявляет водитель с порога. — Порядка же в ней нет!

— Ты говоришь обидные вещи, — отвечает на то знатный ярл. — Не я ли трачу серебро мерами на обустройство причалов и больших товарных домов? Не мои ли люди затеяли черпать донный ил на торной дороге моря, пригласив для того волшебства знатного скальда из самой Норвегии? Не тебе ли, водителю кораблей, знать о том доподлинно?

— Сразу видно того, кто сошел в ярлы с борта ладьи, до того же был сёконунгом, — не смущается водитель. — Не прими того в упрек, Ингвар, сын Рагнара, но все помыслы твои только о путях земли тюленей! Борг же твой стоит не на острове, но на берегу обширной тверди, как бы предваряя пути торговых гостей и уберегая тех от морских находников…

— Ты говоришь сложно, но верно, — соглашается ярл. — Стоит проявить заботу и о ходящих сухим путем… Прикажу бить тракт!

— Большой торный путь — дело хорошее, к твоей славе, ярл, — отвечает водитель кораблей. — Однако…

— Ты становишься утомителен, — говорит хозяин Альдейгьюборге. — Знаком ли ты с управителем моих имуществ? Нынче же ступай к нему, и веди свои скучные речи с тем, кто выслушает тебя по обязанности!

Водитель хочет возразить, но его уже не слушают.

— Дам тебе с собой письмо, — продолжает ярл. — На словах же передай, что всякое начинание одобрю, если то встанет не дороже единой меры серебра!

Многих из тех, кто исполнены силы, разум обходит широкой дугой. Прочих иных, кто умен и сметлив, сила и ловкость покинули рано. Так заповедали Мидграду асы, пусть нарушенье их воле бывает…

Иаков Базилссон, вот как зовут управляющего имуществами ярла — того, кого в иных землях назвали бы кратко: эйгнастьёри.

Лет ему не то, чтобы много, но и немало — в самый раз. Должность сын Базила занимает почетную, но скучную, от того и не случилось в его жизни наречения вторым именем — не только не ходил управляющий в дальний поход, но и вовсе не сиживал на скамье большой из числа лодей!

Доспеха Иаков не взедвает по своей немощности, одеяния же на нем дорогие: силквелли, шитый серебром и красивой синей нитью. Нож на поясе положен всякому свободному человеку, но и только: вместо иной воинской снасти носит управляющий у пояса чернильницу, три чиненых пера и тофраспроти, волшебный жезл.

Голова у Иакова собачья, хотя иные говорят, что волчья, пушистый хвост длиной в локоть, глаза — разом — красно-синего цвета, да повадка думать, склонив голову набок.

Не скальд он и не колдун, но владеет той малой толикой гальдура, что позволяет защитить себя во всяком недолгом бою.

Вот они вышли вдвоем, взяв с собой большое войско числом в пять человек: пусть изведены разбойники в окрестностях борга, воистину оберегают асы того, кто умеет оберечься сам. На лошадях вышли, не пешком: всякий да узрит сразу богатство и силу младшей дружины ярла!

Шли, шли, и достигли в недолгое время — до двух дней — высокого холма, с которого скальды смотрят в небо особыми безлунными ночами, устремились и вскоре крутизну одолели.

— Это здесь, — останавливает ход одра живых водитель кораблей. — Тот перекресток дорог, на котором плутают гости, что иноземные, что прочие иные.

— Знаю это место, — радуется сын Базила. — Здесь, совсем неподалеку, обитают саары, гораздые в деле творения мягкого и твердого сыра. Так и прозвано их обиталище: Саарским селом… Преизрядно ведем с ними торговых дел: берут люди ярла в дальние походы вкусный сыр заместо пересоленного мяса!

— Торговые гости, по счастью, о тех саарах не знают… Или почти не знают, — соглашается водитель кораблей, ухмыльнувшись себе в черную бороду. — Ведают о сыре, потому и ищут путей, ведущих в нужную сторону, и теряются, и плутают — иной раз и до смерти от голода!

— Или метко пущенной стрелы, — соглашается управитель имуществ. — Зачем ты привел меня сюда, водитель кораблей? Нельзя ли было решить дело в стенах борга, и не бить понапрасну лошадиных ног?

— Здесь у меня три дела, — поясняет вопрошаемый. — Первое — то, о чем я сказал тебе в борге: устроить путевой камень — чтобы не плутали гости и другие хорошие люди, явившиеся издалека.

— Второе дело я понял вот только что, — в свой черед улыбается Иаков Базилссон. — Не давать иным людям торного пути до саарского села… И иных полезных здешних мест: пусть являются на годовой рынок, и оставляют казне ярла положенный с торгового дела векстир!

Водитель корабля кивает довольно: всякому дельному человеку лестно понимание мужа еще более дельного!

— Что же до третьего дела, — продолжает управитель имуществ, — то не сладить мне мыслью с пониманием того. Скажи ты!

— Дело ясное, что дело сложное, — сулит тот. — Отойдем в сторону!

— Можешь не рассказывать, — владелец пушистого хвоста покачивает тем, будто сомневаясь в своих же словах. — Ярл приказал выделить меру серебра, не считая расходов на поход и бой… Какую долю из той меры ты хочешь себе?

— Дюжинную часть, — отвечает водитель. — Мера, как раз, хорошо делится на двенадцать… Дюжина мне, дюжина тебе, остальное — идет в дело!

— Уговор, — протягивает руку управитель.

Запястья пожимают крепко, по-мужски: да будет пригляд Высоких порукой исполнения обещаний!

На следующий раз явились в то же место уже вдевятером — водитель кораблей, пятеро бойцов, составляющих не хирд, но фунд, знатный скальд, ученик скальда да строитель из числа нанятых ярлом. Трэлей же, несущих тяжелую поклажу, не посчитали: все равно не видать тем обратного пути!

Шли долго: кто в здравом уме посадит раба на коня, да станет уродовать лошадиную спину столь тяжкой поклажей?

Знатный скальд смотрится молодцом: явился он по своим делам из дальних земель, из самой Исландии, а кто говорит, что и с обильного угодьями Винланда. Тот случай, когда асы одаривают кого-то одного щедро: скальд силен руками, ловок ногами и оборотист здравым смыслом. Вооружен копьем, на себе носит кожаный вест, в бою полагаясь на ловкость и сноровку.

Струны скальд натянул на большой франкской лютне: чтобы звучали!

Звать его Амлет Улавссон, он ульфхеднар рыжей масти о голубых глазах: верно, неспроста сын Базила пригласил к работе одного из своих соплеменников и дальних родичей!

Каменный столб — тот, что и несли трэли — вкопали быстро.

Песнь свою скальд поет долго, то и дело прерываясь: дает должное наставление своему ученику. Бойцы фунда против такового не возражают — сидят на ровном и сухом месте, бросив под ноги попоны, да играют в чет и нечет, ставя на кон мелочную медь, водитель же кораблей садится играть вместе с войском.

— Теперь — жертва, — требует Амлет Улавссон. — Лучше — не одна. Подведите ко мне трэля посмекалистей…

Фундманы кончают игру — встают на ноги, берут под локти раба постарше, подводят к обоим: скальду и столбу.

Трэль тот высок ростом, и хил, хоть и жилист телом: как бы ни был добр владетель края земли к своим рабам по рождению, но никакого имущества не достанет на то, чтобы вволю тех кормить!

Одет трэль просто, но добротно: на штаны и куртку его пошло домотканое сукно, выделки грубой, но плотной. Сукно, конечно, не крашено, и ножа трэль не носит по состоянию своему. Глаза у трэля ярко-синие, волосы же цвета непонятного: мало того, что тот обрит налысо, так еще и сед тем, что осталось.

То, для чего говорят столь подробно о ничтожном из недостойных, станет явным позже.

— Понимаешь ли ты, что сейчас с тобой станет? — вопрошает знатный скальд трэля.

Тот сутулится, стоит молча, смотрит понуро: покорился.

Трогает струны знатный скальд, и морщится своей рыжей собачьей мордой: что-то ему, скальду, не по нраву.

— Ньерд говорит, — наконец, заявляет знаток всякого смысла, гораздый красиво и громко петь, — что всякого раба будет маловато… Оставим владыке пути морского и торного его волю, и с той согласимся — только где сейчас изловить подходящего свободного человека?

— С нами водитель кораблей, — отвечает старший над фундом. — Ньерду, как морскому хозяину, будет угодна такая жертва… Согласится ли сам водитель?

Тот оказывается труслив: прыгает на расседланного коня, и так, охлюпкой, устремляется прочь. Собравшись, мужи решают того не преследовать: всяк свободный да решает за себя сам в деле торга с асами!

— Отчего, — вопрошает старший фундман, — трэль негож в жертву? Он высок ростом, крови в нем, верно, достанет…

— Не кровь важна, но воля! — отвечает скальд. — Был бы сей ничтожный свободен, да изъявил бы желание…

— Я готов, — подает хрипло голос смирившийся из числа рабов. — Дайте мне только нож, да убейте мечом, по-честному! Жил рабом, да сгину человеком… Будет мне последнее в жизни дело — единственное в той достойное!

Жертву принесли честно: ввели в круг огней, да сунули в ладонь рукоять ножа, признав свободным человеком. Тот даже защищался! Или делал вид: по крайности, зарубить бывшего раба мечом удалось только с третьего замаха.

— Тяжко ему будет в эйнхериях, — бормочет кто-то из фундманов, дождавшись, пока крылья коня девы Гунд скроются в вышине. — Бывшему-то рабу…

— Я договорюсь на сей счет, — крепко обещает Амлет, сын Улава, и скальду, конечно, верят. — Виру же внесу ярлу сам, из своей доли: не как за раба, но заместо свободного человека!

Все фундманы соглашаются: поступок будет правильный и сказано хорошо.

Что же до водителя корабля… Следующим годом тот напился пьян, и выпал за борт большой ладьи: позорно утоп. Так взял Ньерд положенную жертву, потому имя насельника Нильфхейма не упомянуто, и больше в этой саге о нём ничего нет.

— Так что, товарищи, легенды о путевых — волшебных — столбах древности не имеют под собой никакого основания, — завершил свой рассказ пожилой экскурсовод. — На месте туристического киоска, конечно, стоял когда-то дорожный столб, но то, что прообраз современного информатория, якобы, был построен в девятом веке, да работал на эфирных принципах, схожих с нынешними… Сказка!

— Почему бы и в самом деле не устроить нечто такое? — возразил один из туристов, совсем юный — наверное, студент. — Несомненная выгода и для ярла, и для…

— Такая выгода — кстати, сомнительная — не перебьет доклассового сознания власть имущего, — вмешивается еще один экскурсант. Он солиден и в костюме, кроме того — щеголяет золотым значком члена партии, сверкающим с лацкана хорошего пиджака. — Этот так называемый «ярл» — попросту бандит… Более удачливый, хитрый и сильный, чем окружающие его бандиты. Представить, чтобы такой, извините…

Дирижабль, прибывающий в Шоссейный порт — не так давно названный, в честь обсерватории, «Пулково», заложил посадочную глиссаду: включив двигатели и ненадолго заглушив слова партийного руководителя. Впрочем, и без того было понятно: мнения юношества товарищ не одобряет, и готов то оспорить со всей высоты собственного авторитета.

— Извините, — экскурсовод взмахнул концентратором, ставя над группой защитный полог. — Сейчас полетит пыль, прикроемся. И, кстати, нам пора — эсобус ждет, по программе еще посещение… Надеюсь, товарищ, мы не слишком намусорили?

— Никакого беспокойства, я приберусь, — уборщик, высокий и худой мужчина неопределенного возраста, обряженный в обычную для городских служб робу, глянул ярко-сине. — Это ведь мое дело!