Дословно

Сегодня я покину этот мир. Осталось всего ничего, меньше суток до моей финальной точки, которая, как известно, у всех одинаковая. Откуда я знаю, когда придёт моя финальная точка? Всё просто, я сама решила, что она наступит сегодня, двадцать седьмого августа за несколько десятков минут до полуночи. Вероятно, криминалисты подпишут смерть на полночь двадцать восьмого, если очевидцев не будет, но, если честно, мне всё равно. Дата, выбранная мной, хоть и памятная конкретно для меня, но по большому счёту не имеет смысла — меня-то уже не будет. Решение принято несколько месяцев назад, окончательно и бесповоротно. Последние два месяца я готовилась к этому дню: покупала всё необходимое, составляла предсмертные записки немногочисленным близким людям, за две недели подала заявление на увольнение по собственному желанию. Как же они просили меня остаться! Ещё бы, я одна из лучших сотрудников, но я настояла на своём. Так они хотя бы смогут подготовить нового сотрудника заранее. Но это всё крайне неважные вещи. Вообще, мой уход из жизни почти ни на что не повлияет. И ни на кого. Вряд ли на похоронах соберётся хотя бы десяток человек. Тем лучше.

Вопрос, на который я до сих пор не ответила: почему же я всё-таки решила сделать так? Я просто устала. Нет, не от жизни. Устала от себя, от своей беспомощности, от потерь, да почти всего. Я не боюсь смерти, но, если честно, и не желаю её. Просто так сложилось, что смысла продолжать уже нет, я ничего не изменю, я ни на что не повлияю, не совершу чего-то гениального. Я обычный, заурядный человек, и этим всё сказано.

Когда-то давно я прочитала фразу одного философа, имя не помню: "Пока мы живы, смерти нет. Когда смерть приходит, нас уже нет." Я не согласна с этой фразой в крайней степени, потому что всю мою жизнь я только и делаю, что созерцаю смерть. Одну за другой, без остановки или передышки.
Впервые я ощутила близость смерти в семь. В нескольких домах от моей школы около выцветшей вывески "пиво, вино, сигареты" лежал человек. Совершенно обычного вида мужчина. Не в костюме, конечно, но и не в обносках, насколько я помню. Было в нём что-то тёплое, но в то же время совершенно холодное. В его глазах, таких пустых, таких... скучных. Я смотрела на него долго. Наблюдала, как вокруг почившего суетятся сотрудники полиции, скорой помощи. Следила за слетающимися разномастными зеваками. Мне не было страшно, мне было любопытно. Какая-то добродушная женщина тогда прервала мои наблюдения и отвела за угол, откуда ничего не было видно, спровадила домой и рассказала всё моей маме. Та поблагодарила, позвонила в школу с рассказом о "полученной мной психологической травме" и усадила смотреть мультики. Однако та картина со мной по сей день. Но это не травма, нет. Это самое начало парада смерти в моей жизни.
Через четыре месяца скончался дедушка по отцовской линии. Ничего сверхъестественного: остановка сердца. Его сгубили алкоголизм и тяжёлая работа. Тут я впервые познакомилась с похоронами. Престранный ритуал как по мне. Сначала тело умершего прихорашивают, кладут в гроб, затем оно просто лежит дома. Утром все приходят прощаться с ним, затем арендованный автобус везёт неравнодушных на кладбище, где гроб резво закапывают нанятые рабочие. На протяжении всего этого неподалёку причитают также проплаченные плакальщицы. Театр абсурда, если уж совсем честно говорить.
В следующие шесть лет я потеряла обеих бабушек, оставшегося дедушку, отца (рак почек), тётю (сестру папы), и младшую сестру (синдром внезапной детской смерти). К моим четырнадцати годам у меня из родственников осталась только мама. Она же была полностью разбита. Каждые похороны она рыдала всё громче, но когда умер отец (последним из перечисленных), мама уже не издавала ни звука. Слёзы капали на её потёртое чёрное платье, а она сидела тихо, едва заметно. Друзья отца подходили, пытались её как-то поддержать, но мама не обращала на них даже толики внимания, продолжая нещадно сверлить взглядом стену.

В шестнадцать я начала работать. Сначала всеми любимый общепит сменами по несколько часов после школы, затем другие подработки. В девятнадцать пришла к тому, чем занимаюсь по сей день: текстовая поддержка клиентов сносного банка. Не скажу, что обожаю свою работу, но мне хорошо платят и я не вижу и не слышу людей. В общепите с этим приходилось тяжело: клиенты и наорут, и обматерят, и с грязью смешают, а тебе нужно улыбаться и кивать в ответ. Тяжко.

Через полтора месяца после моего совершеннолетия меня покинула и мама. Повесилась, пока я была на работе. Я тогда пришла за полночь и была так измотана, что даже свет не включала. Зашла, скинула вещи с себя на пол и легла в кровать в своей комнате. Обнаружила маму я только утром. Долгожданный выходной, я просыпаюсь поздно, несколько минут просто лежу, через силу встаю и иду попить воды, краем глаза замечаю неестественную фигуру в маминой комнате, оборачиваюсь и... "Хотя бы люстру не придётся менять: крепкая, меня переживёт," — моя первая мысль при виде этой удручающей картины. Ещё там было что-то про испорченный выходной и даже возможно частичка грусти, но к этому времени я была по горло сыта смертями и накопившейся усталостью, что новые смерти вызывали во мне только гнусное раздражение. Конечно, я вызвала полицию, и скорую, и ритуальную службу, а потом, пока ждала их, сидела и ела завтрак на кухне. Цинично до отвратности, но тогда из-за всего ужаса я и была циничной. Иногда даже слишком циничной.
Когда я назвала свою фамилию, пожилой ритуальщик замялся. Я его уже видела несколько раз. Тем не менее, всё сделали быстро, и похороны были назначены на следующий день. Спасибо, что мама заблаговременно купила себе место на кладбище, чтобы мне не пришлось возиться с этим.
Через полгода после похорон мамы мне перешло всё её имущество. Две квартиры(одна от бабушки), небольшой домик в черте города (от другой бабушки) и поддержанная машина. Постепенно я всё это продала, кроме машины. Большую часть от вырученных денег я пожертвовала в благотворительные фонды: мне эти деньги ни к чему. Последние 3 месяца я жила на съёмной квартире, избавлялась от всех вещей, но баловала себя разными вкусностями и доставками. Зачем копить, когда знаешь, что скоро умрёшь? Восемнадцатого мая была годовщина со дня смерти моей мамы, пять лет. Последняя смерть в моей жизни была целых пять лет назад, подумать только. Пять лет я не видела ни похорон, ни похоронщиков. И уже не увижу. Ну, разве что кто-то сегодня погибнет рядом со мной, что крайне маловероятно. В этот конкретный день я и поняла, что пришла моя очередь. Я осознала, что, в общем-то, меня здесь ничего не держит: ни семья, ни работа, ни друзья. Да если бы они ещё были... Нет, конечно, у меня есть несколько знакомых, но близкими их назвать можно только с натяжечкой. В общем, продолжать жить мне не за чем. "Живи для себя!" — Вы скажете, — "каждый создаёт себе смысл самостоятельно!" Да как будто я не знаю, ей богу. Моё решение строится не только на том, что я последняя из своей семьи. Это меня мало волнует. Я просто устала жить в мире, наполненном жестокостью и эксплуатацией, где богатые богатеют, а бедные беднеют, где справедливость работает по принципу "кто больше заплатит", где еда и вода не являются базовыми человеческими правами... Это жестокий мир. Сделанный руками безумца мир. И я отказываюсь оставаться здесь.

Ночью я не спала. Решила, что будет приятно получить это странное состояние в последний свой день. Знаете, это состояние, когда тебе кажется, что ты можешь всё, когда кофеин растекается по венам, придавая тебе подрагивания в мышцах, когда мозг работает на износ. Как же я любила это чувство в старшей школе, когда из-за объёмов домашнего задания приходилось не спать ночами напролёт.
И вот сейчас семь утра. Я смотрю в открытое окно с чашкой кофе в одной руке и сигаретой — в другой. Редкие птицы щебечут что-то вослед гулу машин, которые спозаранку мчат куда-то. День, судя по всему, будет солнечным, несмотря на маячащую перед носом осень. Я сделала глоток кофе. На кружке красовалась хаски на фоне новогоднего пейзажа. Меня всегда смущал этот дизайн, но маме кружка нравилась. Ей вообще нравились всякие глупые вещи. Крохотное бамбуковое кресло, в которое не помещалась ни одна мягкая игрушка; холст с четырьмя цифрами, как будто это часы; сделанная под золото подвеска с кулоном в виде крайне объёмной птицы... Впрочем, часть этих нелепиц ушли с ней под землю, а те, что не влезли, я сожгла после похорон. Оставила только эту кружку в качестве напоминания о том, что всё конечно. И сегодня конец не только для меня. Я сделала большой глоток, осушив кружку, размахнулась и выкинула её в окно. Капля кофе упала на подоконник, кружка — на небольшую парковку метрах в десяти, разбившись на мелкие кусочки. Давно хотела так сделать.

По пути на работу я взяла себе ещё кофе в приличного вида кофейне или, как принято их сейчас называть, кофешопе. Специально взяла подороже, с кучей добавок. Вышло слишком сладко для меня, но я всё равно допью его. На входе в офис сегодня дежурил охранник Влад, славный дедушка с хорошими шутками. Он поприветствовал меня и поинтересовался, как у меня дела.
—Всё хорошо, вот, последний рабочий день здесь, — отозвалась я с улыбкой и резво прошла внутрь офиса.
Внутри меня почти сразу поймала руководительница и позвала в свой кабинет. Войдя туда, я почувствовала странную грусть. Мой зелёный стакан с разноцветным кофе сильно контрастировал с нелепыми пастельно-серыми цветами стен и мебели.
—Карина Михайловна, я уже говорила, я не останусь тут, — сработала я на опережение.
—Пфф, Альбин, я это уже слышала. Да и не буду я уговаривать тебя остаться. Поняла уже, что бесполезно, — сказала она без малейшего негатива, — наоборот, позвала тебя, чтобы пожелать удачи, и, что уж греха таить, поздравить тебя с какой-никакой свободной жизнью. Сегодня немного отметим твой уход, если ты не против, конечно. Пиццу закажем на офис. Как тебе идея?
—Ого, — такого я не ждала, — я совсем не против, но как же работа?
—Ну Альбин, какая работа? Максимум могу позволить тебе дать пару наставлений новым сотрудникам, понаблюдать за ними, но в линию не пущу, даже не проси.
Я одобрительно кивнула. Мне же лучше, устала я от всего этого. Одни и те же вопросы изо дня в день, одни и те же системы. Однообразие убивает. Ну а поесть пиццы на работе, тем более в рабочее время мне ещё не доводилось. Только на корпоративах, и то, там зачастую не до пиццы было.

Новенькие неплохо справлялись под моим наставничеством. По крайней мере последние три дня результаты у них были выше среднего. Умные ребята попались. Раньше мне в основном попадались глуповатые и иногда даже буйные "молодые специалисты". Особенно выделялась Дарина. Она набрала высший балл по всем тестам и показала небывалые для новичка результаты в линии. Схватывает буквально налету, молодец девчонка. Я достигла таких же результатов только через полгода работы, она — за две недели обучения. Достойная замена мне. Такая, своеобразная Альбина два точка ноль.
Ближе к обеду Карина Михайловна действительно заказала пиццу. Очень много пиццы. В этот момент я сидела в обеденной зоне и втыкала в телефон, пытаясь усмотреть последние в своей жизни мемы. Когда два молодых, но спесивых сотрудника занесли штук двадцать коробок с пиццей, я аж ахнула от удивления. Сегодня руководительница изрядно расщедрилась. Тут хватит накормить весь офис до отвала. Дважды. С другой стороны, такое бурное прощание ожидаемо, я ведь тут работаю дольше всех, если не считать саму Карину Михайловну, которая как раз и вошла в обеденную зону. Вспомнишь солнце — вот и лучик.
—Налетай, чего сидишь? — Обронила она, глядя мне прямо в глаза.
Я невольно подвинула к себе одну из коробок и открыла её. Мексиканская. Самое то, люблю поострее, чтобы весь пищевод горел адским пламенем, а каждый выдох сопровождался драконьим рыком.
—Так что, какие планы дальше? — Спросила Карина.
—Ну, есть один, вернее даже не план, а решение, но не хочу распространяться об этом, — спокойно ответила я, откусив пиццу с кружком халапеньо, — а у тебя какие планы на будущее?
—Работа, работа и ещё раз работа... — Она на секунду задумалась, — нет, без тебя в офисе будет совсем не то!
—Да ладно тебе, у тебя столько новичков способных. Та же Дарина, она лучшая за последние... все года.
—Я понимаю, но я ведь не о работе сейчас. Я об атмосфере, Альбин. Кто ещё будет так веселить коллектив своими шутками, если не ты?
—Найдутся ещё весельчаки.
—Какие весельчаки? —Из дверного проёма высунулась голова Лизы, — о чём это вы тут шушукаетесь?
Лиза хорошая. Самый близкий мне человек из всех, с кем я когда-либо была знакома. Она ещё не знает, что сегодня получит страшную записку.
—Обсуждаем будущее банкротство компании из-за моего ухода, — я улыбнулась.
—Вот про это я и говорю! — Рассмеявшись, сказала Карина Михайловна.
—Эх, жалко, что ты уходишь, Альбин, — вставила Лиза, — с кем я буду сплетничать на перекурах?
—Мы это уже проходили, найдёшь ещё единомышленников.

С течением времени к нам присоединялись всё больше людей, пока вся обеденная зона не превратилась в большой балаган. Не люблю такое, но что поделаешь. Пицца хотя бы была сносной. Не лучшей в городе, но и не самой плохой, почти ровно посерединке. Впрочем, сладок уксус нахаляву, так что грех жаловаться.
Ближе к четырём часам я осталась в гордом одиночестве и, решив не исправлять это, спустилась покурить. В пачке осталось семь сигарет. Одна из них должна остаться там после всего. Я решила, что так будет символично. Закурив длинную белую палочку с табаком, я уставилась на свою машину, синюю Шевроле Ниву. Побитый бампер, стёртые колёса, серое заменённое крыло... Старая машина, но, на удивление, ни разу не подводила меня. На парковке других машин почти не было. Молодой коллектив, многие едва выпустились из школы, откуда у них деньги на машины?
—Скучаешь? — Раздался голос Тимура позади, ещё один новенький.
—Просто курю.
—Когда просто курят, не пытаются уничтожить свою машину взглядом, — парировал тот, — сломалась?
—Упаси бог, — я наконец обернулась на него, — нет, служит мне верой и правдой.
—Ну тогда я не знаю, — протянул он, — огонька не найдётся?
Я протянула ему зажигалку. Он поджёг сигарету со скоростью гепарда и затянулся со скоростью улитки. Отдав зажигалку, Тимур поморщился, как будто его кто-то ужалил. Он странный паренёк, даже по моим меркам, но это и неважно, главное, чтобы работал хорошо.

Мой рабочий день заканчивается в девять, но Карина Михайловна отпустила меня в половину шестого, потому что новички работают до пяти, а в линию мне выходить запретили. Я долго прощалась со всеми, ведь вижу их в последний раз, как и они меня. Особо долгое прощание было именно с руководительницей. Она ещё успела рассказать, что собирается в Египет. Я в шутку попросила привезти магнитик. Было бы ещё кому его отдавать...
Когда я села в машину, я наконец выдохнула. Больше не нужно ни от кого скрывать мои намерения, больше не нужно прятаться. Теперь только я и моя машина. Я позвонила арендодателю, славному дедушке, сказала, что сегодня съезжаю и завезу ему ключи. Он в шутку побухтел, поспрашивал, что да как, и пожелал удачи в будущем. Он никогда не узнает.
Через пятнадцать минут я уже бегала по квартире и собирала вещи, те, которые не успела собрать за ночь. Вышло немного, всё поместилось в один чемодан и небольшой рюкзак. Убралась я ещё ночью, так что сейчас в доме всё блестело. Я улыбнулась и осмотрела квартиру в последний раз. Спасибо этому дедушке за то, что сдал её мне. Пусть это и небольшая однушка на окраине города, но район-то хороший, спокойный, тихий. Я погрузила вещи в машину и, сев в неё и откинувшись назад, я рассмеялась. Сегодня всё закончился. Я положила на колени коробку из-под чего-то, достала листок и ручку и начала писать:

"Меня зовут Альбина Волкова, и, если Вы это читаете, значит меня уже нет в живых. Здесь я попробую объяснить, почему я сделала то, что сделала, и, надеюсь, Вы поймёте меня.
За свою не столь долгую жизнь я поняла, что в этом мироустройстве нет ничего положительного. Одни уничтожают экологию, летая на личных самолётах в соседний город, пока другие не могут получить доступ к питьевой воде. Я думала, если люди будут покорять небо, это означает, что все из нас смогут полететь. Но я не хочу видеть эти несчастные звёзды, если люди до сих пор думают, как бы забрать побольше территории в свои владения, а если не достанется, то испепелить, чтобы не досталось никому. Я не хочу жить в мире, где доброта стала слабостью, где неокапитализм стал религией, где личность стала брендом, где твоя польза выражается в долларах, которые ты способен принести компании... Попытка самовыражения через творчество превращает человека в маркетолога, а те, кто не в состоянии ужиться с конкуренцией, по итогу не получают ничего. Всё это бред, всё это только вредительство самому человечеству, и я отказываюсь мириться с этим. Я отказываюсь обогащать богатых ещё больше, я отказываюсь участвовать в бесконечной гонке успешного успеха и я отказываюсь продолжать делать вид, что общество устроено правильно. Хотя бы на один день я стану трагедией, а не останусь частью статистики. И я надеюсь, что однажды мир изменится.

С любовью, Альбина."

Вышло слишком радикально, как мне кажется, но, может быть, оно и к лучшему. Может, хоть так получится вызвать резонанс. В любом случае, я отложила ручку, сложила листок вдвое и закинула его в карман. Достану, когда придёт время, а сейчас надо отвезти ключи.
Дорога заняла у меня минут двадцать — на другой конец города через пробки в час пик. Арендодатель открыл дверь почти мгновенно, я даже не успела опустить руку после стука. Он сразу пригласил к себе почаёвничать. Я вежливо отказалась, отдала ключи и попрощалась. Он посмотрел мне прямо в глаза, нахмурился и сказал:
—Это не моё дело, доченька, но побереги себя.
Я сконфуженно кивнула, попрощалась ещё раз и поспешно побежала вниз по лестнице. Как он мог догадаться? Ладно, неважно, его слова ничего не изменят. Выйдя из подъезда я закурила. Не с первого раза: глупый ветер постоянно тушил пламя дешёвой зажигалки, но, соорудив укрытие из второй руки, я-таки смогла поджечь. "И всё же сигареты невкусные," — пришла мне в голову мысль. Но зависимость есть зависимость. Благо, сегодня я избавлюсь от неё.

Докурив, я села в машину и поехала куда глаза глядят. До заветной минуты осталось меньше четырёх часов. Место уже было выбрано: парковка рядом с лесопарком, вдали от блудных очей. Способ? Выстрел в висок. Пистолет куплен на чёрном рынке двумя месяцами ранее и протестирован в глубоком лесу в нескольких десятках километрах от города. Я спланировала почти всё. Уже скоро.
Сейчас я ехала по окраине города, сереющие хрущёвки и пёстрые новостройки сменяли друг друга на пейзаже, видимом из окна машины. Этот город не мой, и никогда им не был. Это не моя страна, и не моя планета. Да и я сама не своя, если так подумать. Двадцать седьмое августа... В этот день я застала первую смерть в моей семье. Я была в гостях у бабушки с дедушкой, когда последний, подойдя к плите, схватился за сердце и постепенно падал. Сначала держался за столешницу, потом за сиденье стула, потом, потеряв последние силы, сел на пол и, наконец, бездыханно упал на спину. Страшное это дело, но теперь уже это не имеет особого значения. Вся семья скоро будет вместе.

Три часа я бездумно каталась, периодически выезжая за город и накручивая несколько километров мимо степей и полей, но в половину двенадцатого я остановилась на нужной мне парковке. Парковка была маленькая, машин на десять, двадцать — если повезёт, но сейчас на ней была только я со своей синей Нивой. Я вышла из машины вдохнуть вечерний летний воздух, закурила. Дым начал танцевать в свете единственного на парковке фонаря и остатках закатного солнца. Это моя последняя сигарета, в пачке осталась одна, как и планировалось. Я достала из кармана записку и перечитала её. Странная она вышла, но такая уж я... Из-за депривации сна я сейчас клевала носом, но это не страшно. Потушив сигарету, я облокотилась на заднюю дверцу машины и искренне улыбнулась, почти рассмеялась. Этот ночной кошмар под названием "жизнь" заканчивается! Спасибо тебе, Альбина, ты была умницей до самого конца. Я забралась внутрь и посмотрела на часы в телефоне: 23:47. Я отправила небольшую записку Лизе и слова благодарности и прощания ещё двум людям, которые были для меня хоть как-то близки. Наконец из-под пассажирского сидения я достала пистолет, приставила его к виску, взглянула в зеркало на себя в последний раз, улыбнулась своей милой мордашке и... Прозвучал выстрел.