Досье двойного Я

Рассвет над городом был не розовым, а скорее грязно-серым, как сигаретный пепел, растертый по небу. Воздух в здании ГУ МВД по городу N еще хранил ночную прохладу, усиленную до ледяного сквозняка кондиционерами, работавшими на износ. В отделе «Г» (громких и запутанных) уже гудело низкое напряжение — скрип стульев, клацанье клавиатур, приглушенные разговоры по телефону. И над всем этим — густой, почти осязаемый слой бумажной пыли и усталости.

Алекс Волков сидел в своем углу, островком странного спокойствия в этом бурлящем море. Свет от настольной лампы падал строго на его рабочий стол, выхватывая из полумрака длинные пальцы, перебирающие фотографии с места вчерашнего ограбления ювелирного. На снимках — разбитая витрина, хаотично разбросанные осколки, следы грубого сапога. Его взгляд, серый и непроницаемый, как дождевая туча, скользил по деталям, будто выискивая невидимую нить в этом хаосе. Он был одет безупречно — темно-синий костюм, белоснежная рубашка, галстук с едва заметным геометрическим узором. Ни морщинки, ни пылинки. Казалось, даже пыль боялась осесть на него.

— Доброе утро, Анна Сергеевна, — его голос, бархатистый и ровный, разрезал утренний гул, обращаясь к следовательнице, проходившей мимо с кипой папок. Он слегка наклонил голову, вежливый, как дипломат на приеме. — Не подскажете, когда ожидается заключение баллистики по делу № 437/Г? Без него сложно выстроить хронологию событий.

Анна Сергеевна, женщина с усталым лицом и вечной чашкой кофе в руке, вздрогнула, будто ее толкнули. Ее взгляд метнулся к нему, быстрый и настороженный.

— Волков… — она поправила папки. — Доброе. Ждем. Сегодня обещали к обеду. Как всегда.

— Благодарю вас, — Алекс кивнул, уголки его губ чуть приподнялись в формальной улыбке, которая не достигала глаз. — Буду признателен, если дадите знать, как только поступит.

Анна Сергеевна пробормотала что-то невнятное и поспешила дальше. Алекс вернулся к фотографиям, его движения были точными, экономичными. Но он чувствовал их. Чувствовал взгляды, скользящие по его спине, как холодные капли воды. Чувствовал, как затихают разговоры, когда он проходит к кофейному аппарату. Чувствовал ту самую «косость», о которой говорил пользователь.

Старший лейтенант Петров, коренастый, с лицом боксера-тяжеловеса, громко обсуждал с напарником вчерашний футбол. Его смех был гулким, немного натужным. Но когда Алекс встал, чтобы налить себе воды (он не пил кофе), смех Петрова оборвался на полуслове. Напарник Петрова, молоденький лейтенант Семенов, украдкой посмотрел на Алекса, потом быстро отвел глаза, уткнувшись в монитор. Петров же повернул голову и уставился. Не враждебно. Не зло. Скорее… изучающе. Настороженно. Как на экспонат в музее, который непонятно как работает и зачем тут стоит.

— Волков, — хрипловато бросил Петров, не как коллеге, а скорее, как явлению. — Опять в своем коконе?

Алекс остановился, повернулся к нему плавно, как хорошо смазанный механизм. Его лицо оставалось абсолютно спокойным.

— Доброе утро, Игорь Васильевич, — произнес он с той же вежливой интонацией. — Просто работаю. Дело № 437 требует концентрации. Вы же знаете, там много мелких деталей, которые могут ускользнуть.

— Детали… — Петров фыркнул, но не стал развивать тему. Он махнул рукой. — Ладно, ладно, не отвлекайся. Только гляди, в деталях не утони. У тебя такое бывает.

— Спасибо за совет, — Алекс вежливо кивнул. — Учту. Приятного дня.

Он вернулся к своему столу, к своим фотографиям, к своему тихому островку. Вежливость была его щитом. Безупречный вид — доспехами. А эта холодная стена непонимания, отделявшая его от остального отдела? Она была фоном. Привычным, как скрип старых стульев и запах дешевого кофе. Они не понимали его методичности, его педантичности, его странной отстраненности. Для них он был «белой вороной», «ботаником в костюме», «тем еще чудиком». Возможно, они считали его высокомерным. Или просто… другим.

Он взял лупу, придвинул одну из фотографий ближе. На осколке стекла витрины, почти неразличимый невооруженным глазом, был микроскопический след — не от сапога, а от чего-то другого. Узкого, жесткого. Алекс достал блокнот с кожаной обложкой и записал наблюдение аккуратным, почти каллиграфическим почерком: «След на оск. С2. Предм.? Инструм.?».

За его спиной снова загудел разговор Петрова и Семенова, но теперь еще тише. Шепоток пролетел по комнате. Алекс не обернулся. Его мир сузился до синего света лампы, до пылинок, танцующих в луче, до загадки на фотобумаге. Рядовое дело. Очередной пазл. А холодные взгляды коллег? Они были просто еще одним элементом пейзажа его утра. Неприятным, но не способным сбить его с пути. Потому что Алекс Волков знал: настоящие монстры редко кричат. Они прячутся в деталях. И именно там он их и найдет. Вопреки косым взглядам, сквознякам и всеобщему непониманию. Это была его рутина. Его крепость. Его странная, одинокая война.

Сирена патрульной «Лады» взвыла, как раненый зверь, разрезая утреннюю сонную мглу спального района. Алекс сидел на пассажирском сиденье, его профиль в окне был стальным, непроницаемым. Рядом за рулем — лейтенант Семенов, нервно сжимавший баранку. Вызов был пустяковый — пьяная потасовка у подъезда, но пришлось ехать: Петров случайно оказался занят бумагами.

— Эх, Волков, ну чего они не могут вечером буянить? — проворчал Семенов, резко тормозя у пятиэтажки, где уже маячили фигуры дерущихся и горланящих зрителей. — Спокойно бы вызвали участкового…

Алекс молча кивнул, его взгляд скользнул по привычному маршруту: оценка обстановки, количество участников, потенциальные угрозы. Рука автоматически потянулась к кобуре, проверить защелку. И в этот момент, ловя в боковом зеркале патрульной машины отражение перекошенного лица одного из дебоширов, он увидел не его.

В маленьком, слегка загрязненном прямоугольнике зеркала отражался он сам. Но не тот Алекс Волков, что сидел в машине. Это был его двойник, только… искаженный. Волосы зачесаны назад, но прическа все равно растрепанная, в глазах — безумный, колючий огонек, а на губах играла хищная, знающая усмешка. Знакомая до жути, родная до боли гримаса.

Нико.

Губы двойника в зеркале шевельнулись беззвучно, но голос прозвучал прямо в голове Алекса, холодный, как сталь, и сладковато-ядовитый:

«Скучно, Алекс. Очередные пьяные рожи, синяки, вонь дешевого пива… Ты что, родился для этого дерьма?».

Алекс замер. Кровь отхлынула от лица, оставив ледяную пустоту. Он сжал руку на рукоятке Макарова так, что костяшки побелели.

— Волков? — Семенов уже открыл дверь, но замер, заметив его состояние. — Ты как? В порядке?

Алекс не ответил. Он не мог оторвать взгляд от зеркала. От него.

«Проснись, куколка!» — мысленный голос Нико зазвучал громче, навязчивее. — «Пора бы уже найти настоящую игру. Помнишь Марка? Того самого…».

Имя ударило, как током. Где-то глубоко внутри, в замурованном склепе памяти, что-то дрогнуло, заскрежетало. Смутный образ… Темные глаза. Холодные пальцы. Привкус металла и… страха.

«Он вернулся, Алекс. Чуешь? Ветерок из прошлого тянет. Он украл не просто безделушки… Он украл наше детство. А ты тут копошишься с этими ничтожествами».

Нико в зеркале усмехнулся шире, обнажив зубы. Это была не добрая улыбка. Это был оскал.

— Волков! — Голос Семенова стал резким, тревожным. Снаружи уже раздавались крики милиционеров, пытающихся растащить дерущихся. — Ты чего? Зеленый! Ты бледный как полотно!

Алекс резко дернул головой, отрывая взгляд от зеркала-ловушки. В нем снова отражался только пьяный мужик, которого тащили в сторону. Но эхо голоса Нико еще вибрировало в костях, а имя Марк горело в мозгу раскаленным клеймом.

— Я… — его собственный голос прозвучал хрипло, чужим. Он сделал глоток воздуха, пытаясь вернуть контроль. Щит вежливости, доспехи безупречности — все треснуло в одно мгновение. — Я… в порядке, Семенов. Просто… Мигрень. Резкий свет. Продолжайте.

Он открыл дверь, ступил на асфальт. Утренний воздух, пахнущий бензином и мочой из подъезда, ударил в ноздри. Ноги были ватными. Он видел, как Семенов бросает на него недоуменно-испуганный взгляд, видел, как Петров, внезапно освободившийся от бумаг и подошедший к месту действия, прищурился, оценивая его вид.

— Волков, ты точно живой? — Петров фыркнул, но в его голосе была не грубость, а настороженность. — На похоронах живее выглядел бы.

Алекс не ответил. Он заставил себя идти вперед, к месту потасовки, автоматически доставая блокнот. Но пальцы дрожали. Перед глазами плясали не пьяные лица, а тот усмехающийся образ в зеркале. И звучал навязчивый шепот:

«Марк вернулся. Игра начинается, Алекс. Пора вспомнить. Пора найти. Прежде, чем он найдет нас..».

Не обращая внимание на Нико, он нажал на кнопку ручки, чтобы записать показания первого свидетеля. Чернила расплылись грязной кляксой на чистой странице. Как кровь на снегу. Как пятно из прошлого, которое только что прорвалось сквозь тонкую пленку его контролируемой реальности. Рядовое дело кончилось. Началось что-то другое. Что-то темное, личное и очень, очень опасное. И Нико, его тень, его проклятый двойник, ликовал где-то в глубине его сознания.

Холодный дождь заливал улицы, превращая асфальт в черное зеркало, в котором пульсировали отражения мигалок «Лады». Алекс стоял под навесом подъезда, блокнот прикрывал ладонью от капель, формально записывая бессвязный бред пьяного зачинщика потасовки — некоего дяди Коли. Запах перегара, пота и мокрой штукатурки висел в воздухе тяжелым одеялом. Рядом топтался Семенов, нервно покусывая губу, бросая на Волкова украдкой тревожные взгляды.

«Слушаешь этого овоща? Серьезно?» — голос Нико вспорол тишину в голове Алекса, как бритва гниющую ткань. — «Он вчерашний борщ не помнит, а ты ждешь откровений? Тратишь секунды нашей жизни на эту жвачку для мозгов!».

Алекс сжал челюсти. Боль, тупая и навязчивая, пульсировала у виска с момента той встречи в зеркале. Он сосредоточился на почерке — каждую букву выводил с болезненной тщательностью, словно каллиграфия могла замуровать крики двойника.

«Не сейчас, Нико. Работа», — мысленно бросил он в глухую, холодную пустоту внутри себя, где обычно вибрировало присутствие другого. Но сегодня там был лишь ледяной сквозняк и гулкое молчание. Черная кошка не просто пробежала — она разодрала невидимые нити их странного, вынужденного союза.

«Работа?» — Нико фыркнул, и звук этот был похож на шипение газа из баллона. «Это не работа, Алекс. Это — имитация жизни. Пока ты тут мажешь чернилами бумажку, Марк… дышит. Чувствует. Готовится. Он знает, что ты помнишь. Скоро он напомнит тебе лично. И будет уже не до дяди Коли».

Алекс резко закончил запись, поставил точку с такой силой, что кнопка ручки вдавилась в бумагу. «Все, Семенов. Отправляйте его вытрезвляться. Протокол оформим позже». Голос его звучал ровно, металлически, безжизненно. Вежливость стала ледяной маской.

Обратный путь в отдел прошел в гробовом молчании. Семенов украдкой поглядывал на Алекса, который сидел, уставившись в струи дождя на стекле. В отражении патрульного автомобиля было только мокрое небо и размытые огни фонарей. Нико не показывался. Но его молчание было громче любого крика — тяжелое, обвиняющее, пропитанное ядом презрения к этой «рутине».

В отделе Алекс отдал рапорт Анне Сергеевне короткими, отточенными фразами. Избегал глаз коллег. Петров что-то пробурчал насчет «бледного привидения», но Алекс сделал вид, что не слышит. Он чувствовал себя автоматом, запрограммированным на движения: стол, папка, кейс, выключение лампы. Щит вежливости трещал по швам, обнажая лишь усталость и леденящую пустоту внутри. Альянс с Нико, их хрупкое, опасное сотрудничество, дало трещину из-за одного имени — Марк. И теперь внутри него бушевала не буря, а мертвый штиль после катастрофы.

Дождь хлестал по крыше его скромной «Лады» по дороге домой. Обычно в эти моменты Нико мог язвить, комментировать дорогу, вспоминать что-то злое или смешное. Сегодня — тишина. Гнетущая, абсолютная. Алекс включил радио — бодрый голос диктора резал слух. Выключил. Звук дворников, монотонный, как метроном отсчитывающий пустые секунды, был единственным напоминанием, что время еще течет.

Квартира встретила его холодом и темнотой. Он не стал включать свет в прихожей. Сбросил мокрый плащ, прошел в спальню. Не раздеваясь, повалился на кровать. Тело ныло, голова гудела от напряжения и невысказанной ярости — и на себя, и на Нико, и на того, призрака из прошлого. Он ждал кошмаров. Ждал, что двойник ворвется в сон с очередной порцией яда или пугающих образов.

Вместо этого — провал. Черный, бездонный, без сновидений. Как смерть.

---

Утренний свет, резкий и бесцеремонный, ворвался в комнату, ударив по глазам. Алекс застонал, прикрыв лицо ладонью. Голова была тяжелой, будто налитой свинцом, но странно… чистой. Пустой. Он сел на кровати, потянулся.

И замер.

На прикроватном столике, рядом с часами и очками, лежал не блокнот для служебных записей, а лист плотной ватманской бумаги. Он был смят по краям, как будто его сжимали в кулаке. И на нем…

Алекс медленно взял лист. Рука не дрожала, но в груди что-то сжалось ледяным комом.

Это была схема. Узнаваемая до боли, несмотря на прошедшие десятилетия. Старый промышленный район на окраине города. Тот самый. Где стоял Дом. Детский дом № 7 «Солнышко». Но это была не просто карта. Это был план.

Аккуратными, почти чертежными линиями была выведена сеть улиц. Крестиками помечены КПП — старые, полуразрушенные проходные заводов. Красной шариковой ручкой (которую Алекс не помнил, чтобы брал в руки) были обведены несколько зданий — полузаброшенный клуб «Юность», котельная, трансформаторная будка. Стрелки указывали возможные пути подхода и отхода. На полях — пометки:

«Обзор с крыши клуба — 270°»,

«Подземные коммуникации? Проверить люки»

«Охрана? Сторож Батя? Дряхлый»

Самый леденящий душу элемент был в центре схемы. Там, где должен был стоять сам Дом № 7 (сейчас там, кажется, был пустырь), красными чернилами был выведен не крестик, не круг, а стилизованный, угловатый знак: перевернутая заглавная «М», пронзенная вертикальной линией. Знак Марка. Его личная метка, которую он вырезал когда-то на спинке кровати в спальне.

Откуда Волков знал об этом? Как-то краем уха услышал, как он хвалился об этом в школе.

Алекс сидел, не дыша, сжимая в руках холодный лист ватмана. Он не рисовал этого. Он точно не рисовал. Он лег спать, опустошенный, с мыслями о дяде Коле и молчаливом презрении Нико.

Значит… Значит это сделал он. Нико. Пока Алекс был выключен, погружен в беспамятство. Его двойник не просто буянил или молчал. Он работал. Работал с хладнокровной, пугающей эффективностью. Составлял план осады крепости их общего прошлого.

Тишина в голове вдруг обрела новый, зловещий смысл. Это не было капризом или обидой. Это была концентрация. Нико не тратил силы на болтовню. Он копил их. Для дела. Для Марка.

Алекс поднялся с кровати, подошел к окну. Утро было серым, безрадостным. Он разгладил смятый ватман на столе, прижал ладонью. Знак Марка горел на бумаге, как свежая рана.

Рутина кончилась вчера в патрульной машине. Сегодня утром началась война. И первый выстрел — этот набросок плана — сделал его собственный демон, его вторая тень. Молча. Пока он спал.

— Хорошо, Нико, — прошептал Алекс, глядя на схему. Голос его был хриплым, но в нем впервые за долгие часы появилась не вежливость, а нечто другое. Опасное. Решительное. — Покажи, что у тебя есть.

***

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Чтобы не пропустить обновления этой интересной истории, не забудь добавить книгу в библиотеку и подписаться на автора
Всех заранее благодарю!