Доверенные лица и друзья (часть 1)

В Чаркане я перекрасился в блондина, чуть укрупнил скулы и нос, сменил цвет глаз и поставил у «чекера» новый идентификатор, став Игино Ллама Кеххилом, зарегистрированным жителем орбитального города Петери-4. Гуманоид, кислорододышащий, без запрещенных модификаций.

Потом снял бокс в Абборе, жуткой дыре, которая, похоже, существовала именно для таких, как я. Здесь не интересовались чужими делами и скрывали свои. Жилые комплексы тянулись серо-зелеными горными кряжами, образуя ущелья и узкие, затянутые сетками террасы, на которых играли дети.

Идеальное место для того, чтобы не попасться на глаза братьям Шивари. Увы, я был им должен. Даже не то, чтобы должен… Я их подвел. Или, скорее, подставил. Теперь киликианские штеты на полмиллиона универсальных токенов уплыли у них из-под носа. Братья, могу вам сказать, убивали и за меньшее. Так что меня ждал не самый приятный разбор на органы для трансплантаций и на корм для домашних питомцев.

Разумеется, я этого не хотел.

Я думал отправиться на Бремур или Токканден, но вовремя сообразил, что Игино Ллама Кеххил на «рамке» в порту высветится одновременно с Хокусаем Марковым, кем я, собственно, и являлся от рождения.

Ничего серьезного за мной не водилось, на этот случай я был спокоен. Но среди портовых служащих и охраны наверняка имелись люди, работающие на братьев. Так что до посадочной площадки из зоны досмотра я рисковал просто не добраться.

Пропал бы по пути. Обычное дело. Триста метров, а мало ли что!

Словом, в Абборе я сидел уже второй стандартный месяц, и день мой начинался и заканчивался выпивкой. В дешевой настойке, которую из местной травы гнали здесь, похоже, все от мала до велика, я даже стал находить некоторую прелесть. Да, горчит, адски горчит, дерет горло, будто кто-то залезает в него ершиком для чистки унитаза, но зато полирует мозги так, что ты начисто забываешь, какое ты дерьмо, какое дерьмо твоя жизнь и какое море дерьма ждет тебя впереди.

Да, мне было жалко себя, и даже у настойки имелся короткий промежуток между третьим и четвертым стаканом, в котором, концентрированное, сидело это скотское чувство, так что хотелось реветь и бить себя в грудь перед зеркалом, завывая: «Ты знаешь, кто я? Я – Хокусай Марков, я девять лет летал с Эмилем Эрстедом. Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто такой Эрстед?».

Слава всем космическим богам, я научился не мешкать и наливал два стакана сразу. Хлоп! – третий. Хлоп! – четвертый. И темнота. Ничто. Блаженство. После пятого стакана – с гарантией. Ну, ершиком кто-то елозит. Пусть.

А утром я обычно смотрел новости.

Обитатели Абборы давно приспособили свой распорядок к расписанию прилета и отбытия орбитальных челноков. Подавляющее большинство так или иначе зарабатывали на туристах. Кто частным извозом, кто экскурсиями, кто торговлей сувенирами и настойкой. Были и менее законные и более опасные занятия. Кроме того, порт каждый день нанимал полторы тысячи работников для уборки территории и складских ангаров. Это твердые токены в кармане, как ни крути.

А так как первый челнок, «Эккет» или «Сан-Варна», спускался на стартовое поле в восемь утра по местному времени, то таймер инфосети все ставили на семь. «Тра-та-та, вы смотрите планетарные новости от Бэ Бенедикта!».

В боксе, который мне достался, новости также включались будильником в семь утра. Продираешь глаза, а этот самый Бэ Бенедикт, напомаженный и завитой, в пиджаке с приподнятыми, острыми плечами, уже радостно улыбается во всю стену. «Добрый день, Хааран!».

Добрый? Как тут не схватиться за бутылку?

Впрочем, таймер я после некоторых раздумий все же оставил нетронутым. Как ни странно, но мне хотелось ощущать пульс жизни вокруг, и инфосеть по утрам давала мне эту иллюзию.

«Хааранцы и гости! Просыпаемся, просыпаемся! Намечается замечательный денек! Ливни в Усоне, пылевая буря в Тамине, солнце в Чаркане. И могу вам сказать, в Чаркане – исключительно хорошо!».

Сидя в заднице, я был склонен согласиться.

В тот памятный день меня, как и все прошлые дни, поднял грохот музыкальной заставки. Несколько секунд трубы дули мне прямо в мозг, и эти мгновения я пребывал в полной уверенности, что нахожусь под отражателями «Украшения неба». Тело среагировало само. Прочь, вниз, в жуткий треск пластиковых бутылок на полу.

Бам. «Доброе утро, Хааран!».

Новостной блок я прослушал, не поднимаясь. Не такие уж и плохие были новости, кстати. «Гершель» запустил обогатительную фабрику на Алофоге. Почему бы и нет? Ничего против «Гершеля» я не имел. Я вообще не знал, что это за компания, как, впрочем, не знал и об Алофоге. Где это? Что это? Местность, месторождение или астероид? Но интересно.

Старый город Мекумзе снова ушел под воду. Виной тому крайне неудачное расположение и месячная норма осадков, выпавшая в Мекумзе за два дня. Бывает. Искренние соболезнования подтопленным.

Я пошевелился, заглушив голос Бэ Бенедикта воплями сминаемых бутылок.

Ах, дьявол! Что там, что? Ага, со стапелей космоверфи «Ринхольм и сын» сошел криг орбитальной зоны для Мемерского Союза. Судя по изображениям, одетый огнями корабль имел странный, раздвоенный корпус и выпуклые надстройки орудийных палуб. Какие, однако, в Мемерском Союзе водились затейники! Классификаторы потом замучаются классифицировать.

Пляжный сезон открыт в Эзра-Франческо. Пляжи серого каменного песка, желтого массажного песка, сонного песка, шезлонги и зонты, лагуны, созданные лучшими дизайн-форматорами, и множество развлечений ждут своих гостей! За четыре токена вы сможете прокатиться в чреве густонского иглохвоста. Незабываемое зрелище морских глубин сквозь жаберные щели! Также вашему вниманию предлагаются гонки на гравискартах и плавание на древнем корабле под парусами.

Красотка, обнимающая парня на палубе, обернувшись, призывно подмигнула мне со стены. Обнадежить ее я не мог. Прости, крошка, не судьба.

– Не в том я положении, – сказал ей я.

Впрочем, она уже пропала. А мне срочно потребовалось вытеснить горечь неучастия другой горечью, но, как назло, все бутылки, что я выковыривал из-под себя, и мятые, и целые, были пусты. Свинство натуральное.

Инфосеть разразилась прогнозом погоды, и под чарующий голос, обещающий перепады атмосферного давления и осадки, я кое-как, чуть ли не боком, заполз на кровать. Оставленная под подушкой бутылка смогла побаловать меня лишь крохотным глотком. Последние капли я вытряс на язык. Все, сухо. Для пополнения запасов настойки надо было выбираться наружу, но я решил еще полежать. Боль вела боевые действия в левом виске, разворачивая фронт к затылку. Как ни странно, первое дело в таком случае – не шевелиться. С трупами не воюют!

Стена мерцала, Бэ Бенедикт интересовался, не хочу ли я отправиться в путешествие. Круиз по трем планетным системам… Четыре тысячи девятьсот девяносто девять токенов… Всего-то. Прекрасный способ для деловых…

Я слушал Бенедикта вполуха. Все мои силы были отданы неподвижности. Зубы сцепились с зубами, пальцы стиснули одеяло. Давай, боль, видишь, никого нет. Уходи. Именно в этот момент пропел зуммер вызова, оповещающий, что за дверью снаружи кто-то ищет со мной встречи.

Вот дьявол!

Я повернул голову, выглядывая на стене картинку с внешней камеры.

За дверью стоял андроид. Двурукий, двуногий, «голый», то есть, без чехла-имитатора человеческого тела. Корпус его был угольно-черным, а правая рука-манипулятор выглядела новее левой, желтея полипластиковыми накладками. Голова на короткой шее была продолговатой и гладкой, матово-белой. Подобие лица формировали два круглых объектива, разделенных носовой перегородкой, и овальная прорезь, обозначающая ротовое отверстие.

У меня сложилось впечатление, что андроид заблудился во времени. По крайней мере, угольно-черные тектолевые корпуса не выпускались на известных мне мирах уже лет пятьдесят, а то и всю сотню. Где он такой откопал? Позаимствовал на одной из свалок? А голову свинтил с манекена? Я исполнился подозрения. Что это вообще за фрукт? Я его не знаю. Фрукт явно ошибся боксом.

– Кто там? – прохрипел я, включив динамик.

Андроид за дверью повернул голову, словно прислушиваясь.

– Пи Эл Грим, – сказал он машинно-модулированным голосом. – Меня зовут Пи Эл Грим.

– Прекрасно, – щурясь от боли, произнес я. – Вали отсюда, Пи Эл Грим.

Андроид переступил ногами.

– Не могу, – сказал он. – Я ищу Хокусая Маркова.

Опа! Мурашки пробежали у меня по затылку. Меня нашли! Кто нашел? Братья нашли или кто-то другой? И есть ли разница?

– Здесь нет такого, – сказал я, медленно отползая на кровати к стенному шкафу.

Пи Эл Грим промолчал.

– Я – Игино Ллама Кеххил, – стараясь не шуметь, я вытащил рюкзак-трансформер. – У тебя не верная информация, Грим.

Ответа снова не последовало.

В ладонь мою легла рукоять «фрекера», и я почувствовал себя увереннее.

Сейчас все плазменные разрядники зовут «фрекерами». Но у меня был экземпляр, который мог так называться по праву. Один из первых лимитированных образцов оружейного концерна «Фрекер Дит армостик». Контроллер мощности. Батарея на двадцать два заряда. Эффективное расстояние поражения в пятьдесят метров. Костяные накладки на рукояти! Номер, правда, семьсот семьдесят три. Никогда с ним не расставался.

«Фрекер Дит армостик» просуществовал четверть века, породил чертову уйму подражателей и продал около полутора миллиардов «фрекеров». Даже сейчас у любителей оружия разрядники вроде серии «фрекер-форвард», получившей большую мощность и увеличенную батарею, находятся в чести.

Хотя и бесполезны.

«Фрекер Дит армостик» обанкротился, когда изобрели тильмар, материал, несколько грамм которого способны нейтрализовать плазменный разряд вдвое большей мощности, чем мог себе позволить концерн при производстве ручного оружия. Тильмар вплетали в одежду, прошивали в тело, добавляли в броню и корпуса роботов. Я, поддавшись общей моде, как-то установил себе под кожу сетку из тильмара, защищающую грудь и живот. Ни разу не получилось воспользоваться.

Впрочем, к дьяволу стороннюю информацию! Так как андроид, скорее всего, имел отношение к дотильмаровской эпохе, шансы отправить его в электрический рай имени Дика у меня были неплохие. О том, что у него могут быть сообщники, я в тот момент сообразить не мог, состояние мое по шкале вменяемости приближалось к «абсолютно невменяем».

А Пи Эл Грима словно закоротило. Неподвижный дурак напрочь перекрывал единственный выход.

Надо сказать, что стандартный дешевый бокс в комплексе Абборы – это звукоизолированный контейнер размерами четыре на три метра и два с половиной метра высотой. Электричество, канализация. Вода лимитирована десятью литрами на человека в день. Сухой воздушный душ, от которого постоянно хочется чесаться.

Боксы составлены в многоуровневую, монструозную структуру, высотой в добрую сотню метров, полную переходов и развязок.

Что плохо, все двери боксов на одном уровне выходят на одну общую площадку-настил, с которой можно спуститься или по лестнице, или открытым лифтом, или на тросике страховочной системы. Площадки опоясывали жилой комплекс будто многочисленные горизонтальные оборки или, что будет понятнее, как стяжки темпового ускорителя типа «лотар».

Я, конечно, мог попробовать прорубиться к соседям, у меня даже промелькнула такая мысль в мозгу, пасующем перед головной болью, но потом сообразил, что за отсутствием инструмента биться лбом о стенки бокса можно до пришествия на звук братьев Шивари и всех их подручных.

– Эй! – крикнул я, встав у двери. – Возможно, я мог бы сказать, где находится этот твой Марков.

– Хокусай Марков, – уточнил андроид.

– Да-да, он самый, – я проверил батарею во «фрекере» – заполнена наполовину. – Только я не собираюсь делиться этим бесплатно.

Пи Эл Грим был понятлив.

– Что вам нужно? – спросил он, тараща круглые глаза.

– Бутылку настойки, – сказал я, подтягивая рюкзак. – Метрах в трехстах на север есть магазинчик, в котором продают настойку от Зивера.

Грим кивнул.

– Понял.

– Нет, не понял. Настойка от Зивера – дерьмо. Но повернув восточнее, ты выйдешь на рынок, где настойку для туристов гонят вживую. Там еще провоняло все до самых звезд.

– Значит…

– Нет, это моча. За рынком в километре есть винокурня папы Лонча. Вот его пойлом я бы, пожалуй, промочил горло.

Я подумал, что отослать робота и по-тихому исчезнуть из Абборы, все же лучше, чем поднимать стрельбу. Но Пи Эл Грим просто-таки напрашивался на разряд.

– Та-дам! – воскликнул он, протягивая к двери манипулятор.

Как в плохом шоу, честное слово. В металлических пальцах Грима была зажата пластиковая бутылка, а на бутылке красовалась желтая марка папы Лонча, которую тот по своему обычаю лепит вкривь и вкось.

Вот сука!

– Что это? – спросил я, судорожно дернув горлом.

– Настойка папы Лонча, – самодовольно объявил андроид. – Я проанализировал ваш образ жизни, Хоку…

– Кеххил! – прохрипел я. – Игино Ллама Кеххил!

– Конечно, – кивнул Грим. – Но надо заметить, что ваша маскировка через два часа тридцать три… тридцать две минуты перестанет скрывать, кто вы есть на самом деле.

– Почему?

Андроид виновато потупился.

– Когда я разыскивал вас, я несколько наследил. И хоть я и почистил поисковые логи и базы данных, восстановить их не составит особо труда. Особенно, когда над тем, чтобы найти Хокусая Маркова активно работают сразу три искусственных разума. Двое, правда, прочесывают соседние планетные системы, но по моим подсчетам…

– Входи!

Я отпер дверь, и она отъехала в сторону. Андроид шагнул через порог. Первым делом я приставил «фрекер» к его голове, а вторым – выдрал бутылку из манипулятора. Под нажатием пальца пробка слезла с горлышка.

О, живительная горечь! Я сделал полный глоток. Ершик, конечно, просунулся глубоко в глотку, но вместе с ним я, можно сказать, вернулся к нормальной жизни. Какой горлодер! Ф-фух! Я на мгновение закусил манжету куртки.

– Извините, – сказал Грим, – но хочу заметить, что ваш разрядник, приставленный к моей голове, не нанесет мне непоправимого ущерба.

– А так? – я приставил «фрекер» к его корпусу.

– Да, так неизмеримо печальней.

– Вот и стой.

Я сделал еще один глоток, соображая, что делать дальше. Интересно, про два с половиной часа вранье или нет? Я вернул пробку на место. Андроид смотрел на меня золотистыми круглыми глазами. В его взгляде читалась чуть ли не отеческая укоризна.

– Вы зря столько пьете, Хокусай, – сказал он.

– Стоп, – сказал я. – Ты, вообще, кто?

Пи Эл Грим гордо приподнял голову.

– Я – Пи Эл Грим, – произнес он. – Андроид серии «Послушник», разработанный корпорацией «Мэнки спейс» в качестве обслуживающего персонала, стюардов, ремонтных мобилей, персональных спутников для круизшипов и лонгеров «Барканти и Ситизи». Мне сто семнадцать лет. Я прошел три капитальных ремонта, одну реставрацию и апгрейд мозга. Спектр моего применения весьма широк…

Я поморщился.

– Я не про это. Кто тебя послал?

Грим вздохнул.

– Это не просто сказать. Разрешите?

Шагнув мимо меня, он опустился на единственный в боксе стул. Манипуляторы его сблизились на уровне плечевого пояса, и он стал похож на усталого, печального, ссутулившегося человека. Что-то в нем защелкало, сначала быстро, потом все медленнее и медленнее, пока звук не прекратился совсем. Я посмотрел на «фрекер». Кажется, впервые оружие в моей руке выглядело неуместно.

Все просто: если бы Грим был от братьев Шивари, я был бы уже мертв.

Я закрыл дверь и выключил инфосеть. Бэ Бенедикт, приглушенно шепчущий о величественных волнах высотой до сорока метров на спутнике Капаланца-3, растворился в сером видеопластике стены.

– Спасибо, – сказал Грим.

Я сел на кровать и отложил разрядник.

– Я слушаю.

– Хорошо, – помолчав, заговорил Грим. – Я знаю, что вы периодически отправляете весточки на личный канал одному человеку. Даже не то, чтобы весточки, просто информируете его о том, что живы и, видимо, готовы присоединиться к нему, если он вдруг решится на новое путешествие. Вы пересылаете зашифрованные координаты своего местонахождения и подписываетесь или косым крестом, или своим коротким именем – Хок – в надежде, что он вас простит и однажды позовет с собой.

– Ну, нет, – сказал я.

– Да, Хокусай, – в голосе андроида послышалась улыбка.

Я посмотрел на бутылку, которую все еще сжимали мои пальцы. Так ли она нужна?

– Ты от него? – спросил я.

– Нет, – качнул головой Грим. – Но в некотором роде.

– Ты можешь сказать яснее?

Грим поднялся и снова сел.

– Хок. Хокусай, – сказал он. – Эмиль Эрстед умер неделю назад. Простите, что принес вам эту весть.

– Что?

Мне доводилось быть выброшенным в открытый космос. Бум! – и все, что связывает тебя с миром живых существ, в один момент истончается и лопается. Так это происходит. Ты оказываешься один во тьме, раскинувшейся на миллиарды и миллиарды километров, и вся твоя компания – это звуки звезд, туманностей и шепот реликтового излучения в динамике крохотного передатчика.

Бум!

Тогда я, наверное, испытал самые жуткие ощущения в своей жизни. Всеобъемлющее одиночество. Именно так. Всеобъемлющее.

Слова Грима были страшнее. В них была тьма и тьма. Я вдруг понял, что свет, который сопровождал часть моей довольно бестолковой жизни, лучшую часть, погас. Горло у меня перехватило.

– Как умер? – просипел я.

– Двенадцать дней и девять часов назад.

– А почему никх… почему никто не знает? Почему я?..

– Сообщения после смерти Эрстеда были автоматически разосланы на личные каналы определенному кругу людей, – сказал Грим. – Всем, кто был так или иначе с ним связан. Это своего рода завещание. Но вы, насколько я понял, не имеете личного канала.

– Удалил, – сказал я.

– Я могу показать вам мое, Хокусай. Оно универсально.

Я мотнул головой.

– Нет-нет. Нет.

– Оно занимает двенадцать минут.

Я зачем-то причесал свои отросшие патлы и выпрямил спину, словно Эрстед, мертвый Эмиль Эрстед мог каким-то образом увидеть меня через бездушную видеозапись. Не знаю, мне иногда сложно понимать свои действия. Задержав дыхание, я кивнул андроиду:

– Давай.

И спрятал настойку за спину.

– Да, Хокусай.

Грим сдвинулся на стуле, открывая для меня всю стену. Запустить сообщение, подключившись к медиасистеме бокса, ему не составило труда. Серая стена протаяла в небесную синь, мелькнула пушистая зеленая ветка, потом в кадре появился сам Эрстед.

– Дорогие мои!

Я почувствовал, что изо всех сил стиснул губы. Глубокий старик с неожиданно молодыми глазами посмотрел прямо на меня, в меня, даря тихую, смешную, светлую радость одним своим присутствием.

– Я рад вас всех видеть.

Морщины на его лице пришли в движение, на секунду подарив зрителям короткую, смущенную улыбку.

– К сожалению, если вы смотрите эту запись, – старик вздохнул, – значит, меня уже нет в живых. Но смерть – это нормально. Даже думаю, что это правильно. В свое время я отказался от одного очень заманчивого предложения и долгое время сомневался, правильно ли я поступил.

Сейчас я уверен…

Эрстед замолчал. В его глазах зажглись теплые искорки. Я поймал себя на том, что не дышу и глупо улыбаюсь. Не могу не улыбаться.

– Да, мои друзья, я отказался от бессмертия, – сказал старик и шевельнул плечом, словно бессмертие было мошкой, от которой он не мог отвязаться. – И нисколько об этом не жалею. Ну, может быть, самую малость.

Он провел ладонью по заросшей седым волосом щеке.

– Старость, дорогие мои, вовсе не бедствие и не наказание. Старость – это возможность остановиться и наконец-то посмотреть вокруг. И обратиться: вот я, и мой путь привел меня сюда. К кому обратиться?

Эрстед, словно забывшись, повел взгляд куда-то вверх.

– Сейчас, – сказал Грим.

– Да, – словно услышав андроида, спохватился старик, а я вздрогнул, – думаю, все вы знаете, что всю свою жизнь я посвятил поискам наследия гхолов. Следы их я нашел на ста двадцати девяти планетных системах нашего рукава галактики. Оставленные ими артефакты восхитительны и совершенно чудесны. Боюсь, что, если я начну перечислять их, то мое прощание сильно затянется. Но гхолы…

Эрстед качнул головой и подался вперед.

– Они ведь исчезли не так давно по космическим меркам, – доверительно сообщил он. – Сто сорок, сто пятьдесят тысяч лет назад. Просто исчезли, и все. Разом. Не случилось ни грандиозной катастрофы, ни войны на истребление, следов их не обнаружил ни я, как ни старался, ни кто-либо другой. Не правда ли, странно?

Тогда я подумал, что все в нашей вселенной однажды делает качественный скачок. И гхолы не стали тому исключением. Водород превращается в гелий, звезды вспыхивают сверхновыми, а цивилизации совершают переход в иную плоскость бытия. Эта идея так прочно овладела мной, что многие из вас, друзья, посчитали меня сумасшедшим. Что ж, я не могу вас осуждать. Я вас всех люблю, даже тебя, Эмма.

– Кто такая Эмма? – шепотом, словно мог помешать Эрстеду, спросил Грима я.

– Жена, – пояснил андроид, остановив запись.

– У него была жена?

Грим кивнул.

– Была и есть. Эмма Даб Фьюзике. Правда, вместе они не жили со дня свадьбы. Сложные человеческие отношения.

– При мне он никогда ее не упоминал, – сказал я.

Робот повернул голову, и его круглые глаза несколько секунд неотрывно смотрели на меня. Грим словно решал, стоит ли посвящать меня в хитросплетения чужой, неясной ему личной жизни.

– При мне – тоже, – сказал он, помедлив, и включил запись вновь.

Эрстед ожил.

– Друзья, – улыбнулся он. – Мои соображения были очень просты. Я, как ребенок, искал взрослых, которые смогли бы мне объяснить, кто я, что я и куда иду. Куда все мы движемся. Я был убежден, что все же ни один процесс не завершается бесследно. Мы наблюдаем свет звезд, которые погасли тысячи лет назад, мы раскапываем планеты в поисках давно почивших культур. Что-то всегда остается. Возможно, невидимое глазу или пока недоступное нашему разуму. Я предположил, что даже если цивилизация совершила скачок и перешла в иное, закрытое от нас измерение, не может не существовать червоточинки, складки, щелки, как остаточного, не до конца избываемого следа. Я хотел в эту щелку заглянуть.

Старик покивал своим словам, вспушил неуклюже, вручную остриженную бороду.

– В той или иной мере, вы все сопровождали меня на этом пути. Кто-то короткий, а кто-то и продолжительный отрезки времени. Большое вам спасибо, – сказал он, склонив голову. – Но я также благодарен вам и за то время, когда вы все оставили меня. Одиночество закаляет, могу сказать я. И определенным образом оно, конечно, повлияло на то, чего я смог достичь и почему я обращаюсь в этот момент к вам, мои друзья. Сейчас…

Эрстед наклонился. В пальцах его появилась чашка с оранжевым напитком. Он со вкусом отпил из нее.

Грим повернулся ко мне.

– Я никогда не предавал Эмиля, – сказал он. – У меня… у меня были обстоятельства.

– Они были у всех, – сказал я.

– Я знаю вашу историю, Хокусай, – сказал андроид, и я не разобрал ноток в его голосе. – Даже после того случая…

– Заткнись, пожалуйста, – попросил я.

– …он все равно…

Я чуть не кинул в Грима бутылку. Замахнулся, да. Эрстед тем временем отставил чашку и заглянул в объектив снимающей его камеры.

– Наговорились? – спросил он, словно был свидетелем нашего общения. – Тогда я продолжу. В годы моих одиночных исследований я нашел, да, нашел ту самую червоточину. Я был там два раза и во второй раз мне… меня…

Старик замолчал, и по морщинистым щекам его побежали слезы. Он не скрывал их. Он улыбался.

– Это был самый чудесный момент, друзья мои. Меня допустили… Я воочию увидел гхолов и тот мир, то измерение, в которое они переместились. Друзья! Оно удивительно и прекрасно! Там невозможно… Там тебя все время пронизывает свет. Любовь ко всему, и ты сам часть этой любви… Там мне предложили бессмертие. Мне сказали, что это очень просто. Но я бы не смог, я бы не смог вернуться.

Эрстед мотнул головой и дрожащей ладонью отер щеку.

– Я выбрал всех вас, – сказал он. – Вы все – мой свет, хотя он иногда и казался мне тьмой. Поэтому я хочу попросить вас… Напоследок. Это моя последняя воля. Джозеф, Эмма, Даная, Лэнсин, Киэр, Пи Эл Грим… Хокусай… Во время своей одиссеи я записывал все свои догадки, размышления и маршруты поисков на «вечный» мемотрекер. Я забыл его. Он лежит где-то на одной из планет.

Он должен быть уничтожен.

– Чего? – спросил я.

И будто бы для меня Эрстед повторил:

– Да, друзья, должен быть уничтожен. Человечеству еще рано следовать за гхолами. Ему стоит выждать хотя бы десяток тысяч лет. Оно… – он вздохнул. – Мы еще не готовы. Пожалуйста, я вас прошу. Прощайте.

Экран погас. С минуту я смотрел на серую поверхность стены, потом повернул голову к андроиду.

– Уничтожен?

– Эмиль высказался однозначно, – сказал Грим. – Ах, да, было еще одно дополнение. Оно не касалось всех остальных.

Стена осветилась. Включив камеру, Эрстед чуть подвинулся ближе. Как я понял, эта запись чуть ли не впритык следовала за первой.

– Пи Эл, – произнес Эрстед, – найди, пожалуйста, Хокусая Маркова. Он поможет тебе в поисках. Да, «Украшение неба» находится теперь в твоем единоличном владении. Прощай, пилигрим.

Изображение погасло.

– Вот почему я здесь, – сказал андроид.

Я обнаружил, что мну бутылку настойки в пальцах. Выпить? Не выпить? Надо бы почтить память Эмиля Э…

– Эй!

Я вскрикнул, когда Грим вырвал бутылку у меня из руки.

– Вам не стоит пить сейчас, Хокусай, – сказал он.

– Почему? – с вызовом спросил я.

– Скоро здесь будут те, с кем вы предпочли бы не встречаться. Думаю, сейчас они отсеяли почти все ложные маркеры, что я оставил.

Я фыркнул.

– Откуда бы братьям Шивари…

– Это не братья Шивари.

– А кто?

Грим сунул мне в руки мой рюкзак.

– Это те, кому нужен мемотрекер Эрстеда. Другие люди. Нам надо идти.

– Постой. Дай одеться. Не голым же…

– Я жду вас, Хокусай, – сказал андроид и вышел из бокса на площадку.

Я принялся собираться. Выпитая настойка сидела горечью в горле. Так, штаны, мятая рубашка с коротким рукавом, куртка. «Фрекер» – в подмышечный карман. Другие люди! – звенело в моей голове, пока я, свесившись с кровати, искал под ней ботинки. Другие люди. Не Шивари. Но если сообщение Эрстеда было передано только своим, то, по мнению Пи Эл Грима, эти «свои» представляют нешуточную опасность. Только причем тут я?

Этот вопрос ввел меня в такой ступор, что я застыл с извлеченным ботинком. Интересно, интересно. Ах, да!

– Хокусай, – заглянул в бокс андроид.

– Почти готов, – я выхватил второй ботинок из горы пустых бутылок.

– Поторопитесь.

– Грим, эти люди ищут меня, потому что я был с Эрстедом? – спросил я.

– Это очевидно, – ответил Грим. – Вы знаете, где он бывал и где мог оставить мемотрекер.

Я поднялся.

– Может, мне будет лучше с ними?

Грим склонил голову. Его пустое, едва намеченное лицо тем не менее показалось мне задумчивым.

– Вас убьют, Хокусай.

– Почему это меня должны убить? – возмутился я. – Я просто кладезь информации.

– Именно поэтому.

– Я смотрю, вы любите парадоксы, – хмуро сказал я, цепляя рюкзак-трансформер на плечо. – Куда идти?

– За мной.

Грим вышел на площадку. Я направился за ним, бросив прощальный взгляд на внутренности бокса. Да, не в идеальном порядке я оставлял место, в котором прожил почти полтора стандартных месяца. Коричневые емкости от настойки, похожие на снарядные гильзы от реактивной «Спаты», густо лежали на полу. Словно я отстреливался до последнего боеприпаса. Что ж, похоже, залоговых токенов мне не видать, как своих ушей.

– Грим!

– Да, Хокусай.

Робот повернул не к лифтам, а на обратную сторону комплекса.

– Зови меня пока Игино Ллама, – попросил я.

– Принято. О чем вы хотели спросить?

Мы прошли короткий торцевой отрезок из двух составленных друг к другу боксов. Ветер гудел в кронштейнах и антеннах. Место казалось безлюдным. Ах, да! – вспомнил я. Большая часть населения Абборы отправилась встречать первый утренний челнок.

– Куда мы идем?

– Это оптимальный путь бегства, – пояснил мне Грим.

– В порт?

– Да.

Я остановился. То ли ветер, то ли выпитая настойка покачивали меня.

– Мне нельзя в порт, – сказал я. – Меня выловят братья Шивари.

Андроид повернул голову на сто восемьдесят градусов.

– Не стоит волноваться, Игино. Мы пройдем как экипаж через специальный джет.

– У тебя что, есть корабль?

– Вы плохо слушали Эмиля, – сказал Грим. – «Украшение неба» находится теперь в моем единоличном владении.

– Так он здесь? Славный кораблик.

Мы прошли метров триста. Желтели овальными дверями боксы. За сетчатым ограждением росла громада соседнего комплекса. Внизу горели гирлянды фонарей. По лестнице мы спустились на ярус ниже, и уже здесь Грим вызвал лифт.

– Я немного просчитался, – сказал он.

– В смысле? – спросил я.

– Вас, кажется, обнаружили быстрее.

– Где? – я закрутил головой.

– Еще далеко. В полукилометре от Абборы. Два «спринтера».

Мне показалось, будто к моим пятками поднесли горелку. Бежать! Бежать! Куда бежать? Платформа лифта не торопилась на вызов. Я принялся ходить у ограничительных барьерчиков.

– А они точно меня убьют? – спросил я.

– Это оптимально. Сначала считают вашу память на носитель, тот же мемотрекер, а потом убьют. Никто не захочет давать конкурентам преимущество.

– А есть еще и конкуренты?

– Да.

Лифт наконец с легким шелестом опустился перед нами.

– Быстрее! Быстрее! – сказал я Гриму, который вдруг застыл, приподняв конечность.

– Да, – произнес он, – да.

Но не сдвинулся с места.

– Грим! – крикнул я.

Мне казалось, я слышу, как внизу под тяжелыми ботинками звенит настил одной из лифтовых платформ.

– Простите, Игино, – сказал, ожив, андроид. – Мне было необходимо время, чтобы сделать некоторые расчеты. Я, к сожалению, достаточно старый робот, хоть и модернизированный, и когда вычислительный массив исключительно большой…

– Я понял!

Я чуть ли не втянул Грима на платформу. Поехали мы, правда, не вниз, а вверх.

– Я оплатил гравискарт, – пояснил андроид. – Сбивать нас не будут. Могут попытаться перехватить в воздухе, но «спринтеры» маломаневренны, и до порта мы доберемся с вероятностью в семьдесят четыре процента.

Ярусы комплекса мелькали, как слои пород в геологическом разрезе. Они становились все светлее, то желтели, то голубели, по металлопластиковым стенам заплясали рыжие блики. Я пытался высмотреть преследователей внизу, но ни черта не видел. Наверное, они все же поднимались сейчас с противоположной стороны. Интересно, учли ли они Грима в качестве моего спасителя?

Похожий на прозрачную каплю на подставке гравискарт имелся на крыше в единственном числе. Несколько хэвбайков стояли под магнитными замками, как четырехлапые, припавшие к земле пауки.

– Садись, – поторопил меня Грим.

От его прикосновения створки гравискарта раскрылись, кресла развернулись к пассажирам. Я бросил рюкзак внутрь салона.

– И кто наши охотники? – спросил я, усевшись.

Кресло тут же встало лицевой стороной к лобовому обтекателю.

– Я полагаю, это «Габор и Габор», – сказал с соседнего сиденья Грим.

– О, – сказал я, сглотнул и заткнулся.

Гравискарт сложил створки и взмыл вверх. Небо распахнулось, и прозрачный обтекатель тут же расчертили линии трасс на Чаркан и Усон, полосы разноуровневых эшелонов движения и цифры поддерживаемых скоростных режимов. Будто мошкара налипли точки идущих грузовых транспортов.

Я ожидал, что мы поднимемся и вольемся в поток, но гравискарт под управлением андроида нырнул вниз, в одно из рукотворных извилистых ущелий Абборы. Стало ощутимо темнее. Ячейки боксов, узор из ограничительных сеток и знаков, всплески фонарного света так и замелькали перед моими глазами.

– Так мы менее заметны, – пояснил Грим.

Я промолчал. Я думал, не выскочить ли из гравискарта сейчас, потому что прыжок в землю на скорости ста метров в секунду сулил более гуманную смерть, чем руки и инструменты тех парней, что по словам Грима, торопились со мной встретиться. У меня засосало под ложечкой. «Габор и Габор»!

По сравнению с ним братья Шивари были… У меня даже не было сравнения. Они были… ну, как местная мошкара по сравнению со всем Хаараном. Официально «Габор и Габор» именовались так: «Корпорация стратегических инициатив и решений «Габор и Габор». Девятнадцать процентов рынка вооружений, двадцать семь процентов рынка военных и транспортных кораблей, от кригов и малых типстеров до суперкарго.

Я для «Габор и Габор» сам был как… как пылинка, как ничто.

Им-то, господи, зачем червоточина, найденная Эрстедом? – подумалось мне. Бессмертие, кажется, одностороннее.

– Грим!

Под нами сверкнули металлопластиковые мостки, переброшенные от площадки к площадке, в стороне несколько зеленых капелек местных аэротакси поднялись к транспортному потоку в Чаркан.

– Я слушаю, Игино.

Андроид в кресле стал словно бы толще, сливаясь с креслом.

– А зачем «Габору и Габору» мемотрекер?

– Я могу только высказать предположение.

Гравискарт рыскнул, уходя от выступа с надстройками одного из комплексов. Зеленые поля мозаикой пронеслись слева. За полями блестящими прямоугольниками принялись выскакивать многочисленные ангары порта. Марево силовых покрытий слегка искажало пропорции зданий.

– Высказывай, – сказал я.

– За нами погоня.

Я не сразу сообразил, что эти слова относятся к нашему текущему положению, а не к «Габору и Габору».

– Где? – я завертел головой, высматривая преследователей в заднюю проекцию.

– Выше, – сказал Грим.

Я поднял глаза. Один из «спринтеров» парил над нами метрах в двухстах, то есть, чуть выше последних ярусов Абборы.

– У них есть оружие? – спросил я.

– Если только ручное.

Грим бросил гравискарт через террасу, поднялся метров на двадцать и снова спустился вниз. Комплексы Абборы пестрыми лентами сдвинулись вправо. Серебристо-черное днище «спринтера», как приклеенное, поплыло за нами. Меня обеспокоило наличие второго катера, который мог зайти нам в лоб, и я принялся высматривать его впереди.

– Второй ушел, – сказал Грим.

– Что?

– Ушел. Второй «спринтер» ушел.

– Куда?

– Могу предположить, что в порт.

Я захохотал.

– Понятно, нас попытаются захватить в порту!

– Не совсем, – сказал Грим.

Гравискарт заложил вираж, и второй порт Хаарана распахнулся перед нами, вынырнув из-за ажурного, полуразрушенного виадука – многокилометровая подъездная зона, разбитая на пассажирские, багажные, грузовые сектора, терминальный купол, навигационная башня, тонкие шпили ретрансляторов и скругленные, бочкообразные силуэты туристических челноков на заднем плане. Все серебристое, серое, сиреневое, белое. Все в оплетке силовых линий. И Хааранская звезда Хила заливает пейзаж пронзительным белым светом. Красота.

«Спринтер» вдруг отстал.

– Куда это он? – заволновался я.

– Он только сопроводил нас, – сказал Грим.

На лобовой обтекатель спроецировалась дорожка, указывающая, куда мы можем подъехать. Путь лежал мимо основного терминала к дальним джетам. Вокруг неожиданно разом стало не продохнуть от граеров, катеров, аэротакси, грузовых платформ и гравискартов. По бокам, снизу и сверху потекли транспортные потоки, разбиваясь на ручьи, рассеиваясь ближе к секторам.

– Эй! – крикнул я. – Зачем нам в порт?

– Я уже договорился, – сказал Грим.

– Сдал меня?

Мой «фрекер» уткнулся роботу в бок. Стрелять я, конечно, не собирался, но подумал, что разрядник сработает как средство устрашения. Умный человек разрядник бы даже не вытащил, сообразив, что Грим давно уже все просчитал и взвесил. К тому же, или ты доверяешь че… андроиду, или нет. Глупый человек попытался бы жахнуть плазмой в гравискарте и, пожалуй, заслужил бы перелом пальцев, а то и лучевой и локтевой костей предплечья.

Я же всегда обретался где-то посередине. Не слишком умный, не слишком глупый. Соображающий чуть медленнее, чем надо, но и не пассажир последнего челнока, это точно. Наверное, я был не слишком удачлив, только и записным неудачником я бы себя называть не стал. Разве что последний случай с братьями Шивари меня несколько выбил из колеи.

Хотя, если поразмыслить, я жив, а братья Шивари, похоже, не получат мою тушку ни для органов, ни для развлечения. Такой вот расклад.

Но подождем, подождем…

– Вы – странный человек, Хокусай, – сказал Грим.

– Я знаю, – сказал я.

– Непоследовательный.

– Да.

– Импульсивный.

– Я понял.

– Я мог бы сломать вам руку.

– Поэтому я и не стрелял, – сказал я, убирая «фрекер» обратно под мышку.

Грим замолчал. Гравискарт перестроился. Обозначенные световой разметкой сектора уплыли в сторону. Терминальный купол повернулся зеркальной гранью. Плетение надстроек на куполе было похоже на кружево. Туши челноков словно приблизились, мерцая сквозь силовые экраны. Впереди и левее зазолотились специализированные джет-зоны.

– Вы не правы, – произнес вдруг андроид, повернув голову. – Если бы я сломал вам руку, вы не смогли бы выстрелить. Поэтому ваше утверждение некорректно. Вы не владели ситуацией, чтобы распоряжаться ей по своему усмотрению.

– Заткнись, а? – попросил я.

– Я считывал ваши психофизические параметры и микросокращения мышц. Я не дал бы вам нажать спусковую скобу, Хокусай, – заявил Грим.

Я отклонился в кресле, решив не обращать внимания на то, что робот вновь решил использовать мое настоящее имя.

– Все всё поняли, умник.

– Я позволил вам достать разрядник…

– Грим! – прикрикнул я.

– Да, Хокусай.

– Так почему от нас отстали?

В голосе андроида послышалась грусть.

– Потому что мы полетим туда, где нас и так ждут.

– Ждет «Габор и Габор»?

– И все остальные.

Я ни черта не понял, но решил промолчать. Гравискарт снизился к земле. Арка джета надвинулась, поглотила нас. Шелестящая, слепящая полоса досмотрового сканера прокатилась по транспорту. Полыхнуло зеленым. Через несколько секунд нас выпихнуло из арки к свободному месту у широкой платформы.

– «Украшение неба» – там, – показал пальцем в марево Грим.

Я честно попытался рассмотреть корабль между тушами челноков, запакованных в силовые барьеры.

На платформе царила обычная деловая суета. Люди и андроиды толпились у декларационных стоек. Многочисленные портовые кары посверкивали блистерами. Что-то грузили, что-то выгружали. Прямо на асфальте лежала гора цветного тряпья.

Охранные роботы серыми шарами на суставчатых лапах стыли между стойками. Мой «фрекер», думаю, они «срисовали» еще у арки джета. Запрета на ношение зарегистрированного ручного оружия в порту не было, но я все равно представлял потенциальную опасность, поэтому, когда створки гравискарта с жужжанием разошлись, и мы выбрались наружу, каждый робот, у которого я оказывался поблизости, совершенно по-дружески начинал помигивать мне красным огоньком целеуказателя.

– Вам надо подкрепиться, Хокусай? – спросил Грим.

– Это обязательно?

Андроид зашагал к белому зданию, украшенному голограммой предполетного кафе. Булочки, сосиски и коктейли в бокалах двигались на голограмме в зажигательном танце.

– С нами хотят встретиться, – сказал Грим на ходу.

Я подумал о братьях Шивари, и, не смотря на Хилу, по-летнему заливающую все вокруг, мне стало что-то холодновато.

Внутри было темно и прохладно. Крутились вентиляторы. По сторонам от центрального прохода располагались открытые индивидуальные кабинки с диванчиками, загибающимися вокруг овальных столиков. За имитацией деревянной стойки высился андроид.

Большинство кабинок были заняты. Пилоты, ремонтники, грузчики, пассажиры. Автоподносы с заказами и счетами облетали посетителей, свободные автоподносы выглядывали из щелей под крышей, как тараканы, только и выжидающие момента проскочить.

– Сюда, Хокусай.

Грим сел на диванчик в кабинке, уже занятой одним из клиентов. Мужчина в хорошем костюме и зеркальных очках, едва заметно кивнув, продолжил неторопливо дожевывать политую соусом котлету. Но когда я, помедлив, опустился рядом с Гримом, он отодвинул тарелку и тщательно вытер пальцы салфеткой. Ничего примечательного, кроме квадратной челюсти, в мужчине не было. Я, пожалуй, даже не смог бы сказать, сколько ему было лет. С нынешней косметической хирургией в любом салоне из вас вылепят двадцатилетний огурчик. Мужчина даже не представился, а лишь выложил на столик тонкую, размером с ладонь коробочку. В центре ее находился проектор. В боковых лепестках коробочки, которые открылись, золотились пластинки одноразовых нейроконнекторов. Как я понял, нам с Гримом предлагалось поучаствовать в закрытом сеансе голосвязи. С такими нейроконнекторами зашифрованное соединение невозможно прослушать кому-то еще. Даже если бы вокруг нас толпился десяток людей и андроидов, в проекторе они увидели бы лишь серую рябь помех.

Я достал пластинку и прилепил ее к виску. Кожу кольнуло, когда протокол соответствия произвел опознание ДНК. Грим свою пластинку прилепил на лоб и стал выглядеть как один из последователей какой-нибудь космосекты. Имелась ли в нейроконнекторах процедура опознания андроидов, я не знал.

Проектор рассыпал над столом серебристые воксели.

Мужчина подвинул к себе свою тарелку и продолжил есть, всем видом показывая, что больше его ничего не касается.

– Здравствуйте, дорогие мои! – услышал вдруг я внутри своей головы.

Из вокселей сложилось женское лицо, слишком молодое, чтобы быть им таким в действительности. Прищур зеленых глаз выдавал возраст. Что-то в них было уже – многоопытное, пережитое.

– Здравствуйте, – мысленно произнес я.

Лицо улыбнулось.

– Значит, ты – Хокусай Марков?

Я кивнул.

– Ты выглядишь несколько иначе, – сказала женщина.

У нее был глубокий, грудной голос. Тоже, возможно, синтезированный. Сейчас куда ни плюнь – ничего своего.

– Я слегка себя поправил, – сказал я.

– Я вижу. Раньше было лучше.

Женщина замолчала, оценивающе глядя на меня.

– А вы кто? – спросил я.

Ответом мне был смех.

– Дорогой мой, – сказала женщина, и улыбка ее застыла, – твоя непосредственность очень похожа на непосредственность Эмиля. С одной стороны, это забавно, с другой стороны, она была тем качеством из многих и многих качеств, что я не переносила на дух. Во всем должен быть такт, мой мальчик.

– Это Эмма Даб Фьюзике, – присоединяясь к беседе, сказал Грим.

Женщина качнула головой.

– Рада тебя слышать, Пи Эл. Ты, похоже, стал владельцем «Украшения неба»?

– Да, Эмма, – сказал Грим.

– Значит, я могу надеяться, что ты перестанешь бегать от меня и вместе с господином Марковым посетишь Усадьбу?

– Да, Эмма.

– В конце концов, присутствие на церемонии позволит нам познакомиться очно и выработать какое-то соглашение.

– А что за церемония? – спросил я.

Взгляд женщины стал очень неприятным.

– Похороны, мой мальчик.

Я чуть не спросил: «Кого?». Но вовремя захлопнул рот. То, что Эмиль Эрстед умер, почему-то совсем не отложилось у меня в голове. Я только что видел его обращение. Он был жив. Какого черта его уже хоронят? Нет, нет, я все еще не верил в его смерть. Глупо. Не мог он умереть. Не мог.

– Я выкупила твой долг перед Шиваригаримаро, – сказал Эмма Даб Фьюзике, ткнув в меня воксельным пальцем.

– Что? У меня нет долгов, – сказал я.

– Пятьсот тысяч токенов.

– Это не долг.

– Ты не выполнил свою работу, мой мальчик. Ты обещал им кое-что провезти, но скинул груз «налево». Так, кажется, говорится?

– Я ничего с этого не поимел, – сказал я хмуро.

– Хочешь, скажу, почему? Тебя тоже «кинули», мой мальчик! Или ты имеешь что-то мне возразить?

Я промолчал.

– То-то же, – сказала Эмма Даб Фьюзике. – И так как твой долг перешел ко мне, то ты, мой дорогой, должен будешь отработать его сполна.

– Это как же?

– Найдешь мне мемотрекер Эмиля. Впрочем, мы это еще обговорим. И, кстати, не подведи Пи Эла. Он за тебя поручился. Он очень жалостливый андроид. Готов сострадать любой букашке, вроде тебя.

– Я исходил из соображений целесообразности, – сказал Грим.

– Я верю, верю, – сказала Эмма Даб Фьюзике, насмешливым тоном придавая словам совершенно противоположный смысл.

– Мы будем, – сказал Грим.

– Жду. Прощание с Эмилем состоятся через семь дней.

Проектор погасил воксели. Я уже взялся отдирать нейроконнектор, как изображение Эммы Даб Фьюзике проявилось вновь.

– Хочу кое-что добавить, – сказала она. – В порядке душевного расположения и чистоты намерений. Хокусай, мальчик мой, братья Шиваригаримаро были очень расстроены твоим поступком. Ты должен это понять. И хотя я и выкупила твой долг, они успели нанять за пятьдесят тысяч токенов одного из «Неутомимых». К сожалению, отменить заказ нет никакой возможности.

Горло мое пересохло.

– И что теперь? – прохрипел я.

– Почаще оглядывайся, мой дорогой, – улыбнулась Эмма. – Эти «Неутомимые», прости, больные люди. Не могут успокоиться, пока не исполнят заказ. Ничто на них не действует. Так что вот тебе еще одна причина побыстрее оказаться в Усадьбе.

Проектор снова погас.

Я с беспокойством оглянулся. Все без исключения люди и андроиды, сидящие в кабинках, в один момент показались мне подозрительными. А робот за стойкой, вполне возможно, убил настоящего бармена.

– Вряд ли убийца мог пройти через джет, – попытался успокоить меня Грим.

– Он же убийца, – сказал я. – У него наверняка есть план на этот счет.

– Тогда нам лучше побыстрее убраться с Хаарана, – сказал Грим.

Наш сосед в зеркальных очках собрал пальцем соус с опустевшей тарелки, поводил им во рту и вздохнул, словно жалея о том, что блюдо так скоро кончилось. Проектор исчез в кармане его костюма.

– Ну, что? Я готов, – сказал мужчина, поднимаясь.

– В смысле? – спросил я, щупая «фрекер» под мышкой.

Мужчина улыбнулся.

– Я лечу с вами, – сообщил он. – Эмма не любит ничего пускать на самотек.

– Ничего другого я и не ожидал, – сказал Грим.

Мы вышли на свет Хилы. Я пропустил нашего внезапного спутника перед собой. Не люблю незнакомцев за спиной. Тот понятливо усмехнулся.

Прелесть владения собственным кораблем заключается в том, что вам не приходится, как пассажиру, ждать долгих подготовительных процедур к старту в залах порта, вы можете делать это в креслах экипажа.

Мы быстро оформили вылет у одной из стоек. Пи Эл Грим. Хокусай Марков. Наш сопровождающий зарегистрировался как Бенджамин Флок. Запрещенных грузов нет. Изъятий и штрафов нет. Плата за обслуживание внесена.

Портовый кар по окрашенной голографической дорожке вырулил за силовые ограждения и поплыл краем стартового поля. Две минуты – и громадная, серебристая дура челнока заслонила половину неба. На челнок шла посадка. Кабинки с пассажирами, поднимаясь, пропадали в объемистом чреве и возвращались вниз пустыми. Линия терминалов и запитки на уровне человеческого роста походила на прерывистый разрез. Там суетились роботы, вспыхивали индикаторы, втыкались шланги и узлы тестировочных систем. Казалось, работает команда реаниматоров подыхающего животного.

Мы обогнули челнок по широкой дуге. На сегментах гигантских отражателей горели тысячи маленьких звезд. Дальше мы покатили мимо челноков поменьше, мимо полуразобранного типстера, окруженного деталями обшивки, приземистый суперкарго в темно-синих тонах «Экспресс-доставки» какое-то время фоном выступал слева.

Кар словно проводил экскурсию по стартовому полю – посмотрите, сколько и чего только не валится к нам на Хааран.

«Украшение неба» я едва узнал. Рубку кораблю приподняли, корпус слегка расширили, к двум маршевым двигателям добавили еще один. На носу появился торпедный отсек. Трюм словно распух. Зато башенки автоматических пушек, похожие на игривые рожки, остались нетронутыми. Хоть что-то знакомое.

Отражатели еще не зарядили. Толстые кабели в силовой обертке уходили под обшивку корабля. Несколько андроидов сидели на ящиках, ожидая завершения процедуры. Совсем как люди.

Кар остановился. Грим вылез первым. Я дождался, пока наружу выберется Флок, и вслед за ним перекинул ноги на плиту стартового поля. Остро пахло разогретым полипластом. Отражатели потрескивали, разогреваясь.

Андроиды поднялись как по команде.

– Добрый день. Ваш старт ожидается через два часа, – сказал один из них, видимо, назначенный старшим.

– Благодарю, – сказал Грим.

– У вас есть контейнеры к погрузке?

– Нет.

– Тогда желаем вам приятного полета, – наклонил угловатую голову андроид. – Хааран надеется, что вы хорошо провели здесь свое время.

Флок прошел мимо с усмешкой. Я кивнул. Мне попадались разные андроиды, но люди неизменно проигрывали им в вежливости.

Повинуясь Гриму, «Украшение неба» мигнуло опознавательными огнями, из-под темного брюха к земле скользнула посадочная платформа. В тени корабля стало видно, что по краям платформы легли желтые, предупреждающие пятна света.

– Ну что, летим? – спросил меня Пи Эл.

– У меня есть выбор? – отозвался я, глядя на расходящиеся в стороны створки. – Я в долгах, за мной послали какого-то «Неумолимого»…

– «Неутомимого», – поправил Грим.

– Тем более. Эмиль умер… – я протянул руку. – Дай мне глотнуть настойки. Если ты, конечно, добрый андроид.

Грим повернул ко мне свою круглоглазую голову.

– Мое расположение к вам, Хокусай, не распространяется так далеко.

Флок захохотал.

– За что люблю вашего брата, так это за прямоту.

Он хлопнул андроида по плечу и шагнул на платформу. Постояв и не выдумав ничего, что бы ответить, я забрался следом. То ли от сияния Хилы, то ли от того, что я оказался выдернут из привычного пьяного времяпровождения в Абборе, меня замутило. Еще эта Эмма Даб Фьюзике… Хватка у нее, похоже, как у коллапсара. Ни один токен не вырвется из пальцев. Что прилипло, то пропало. «Я выкупила твой долг». Какая забота! Был ли он, вот вопрос.

Нет, эта Фьюзике мне не нравилась. Если уж Эрстед старался держаться от нее подальше со дня свадьбы…

Закрыв глаза, я прислонился к стенке. Судя по вибрации, отдающей в лопатки, платформа поехала вверх. В голове моей клубился туман.

– Вам плохо, Хокусай? – услышал я Грима.

– Нет, мне исключительно хорошо.

– Вы говорите неправду.

– Привыкай, Пи Эл. Люди на девяносто процентов состоят из лжи. И только на семьдесят – из воды.

– Я знаю людей.

Платформа остановилась. Оттерев плечом навязанного нам сопровождающего («Не могли бы вы пойти в задницу?»), я первым вывалился на плохо освещенную грузовую палубу. Кажется, Флок наградил меня пинком, но я не обратил на это внимания. Сейчас меня волновала возможность занять свою каюту. Ту, которую когда-то предложил мне Эрстед. По левой стороне мелькнули соты спасательных капсул.

– Хокусай! – окликнул меня Грим.

Я махнул рукой из коридора.

– Я – спать, железяка. Взлетайте без меня.

– У нас есть медотсек, Хокусай. Если у вас интоксикация…

Створка лифта отсекла остаток фразы. Взлетев на жилую палубу, я на автомате добрался до каюты, которую раз двести или триста открывал во сне, и, дождавшись, когда гермолюк уйдет вверх, рухнул в пространство отсека, как в память.

Все. Летим.

Я свернулся на узкой койке усталым эмбрионом.