Дракон

Говорят, что заходить в пещеру дракона – гибельная глупость. Нужно, мол, обязательно его вызывать на бой, стоя у входа. Наиболее бесчестные добавляют: «…и отрубать ему голову, когда начнёт вылезать». Покрепче стиснув рукоять меча, Беломир только усмехнулся. Звать на бой туда, где дракон сможет использовать все свои преимущества? Расправить крылья, летать, поливая огнём сверху, из недосягаемости?! Вот ещё! Поджидать на выходе, чтобы убить уязвимого? Бесчестье какое! Да и глупость, признаться. Кто поручится, что выход из пещеры только один? И что нет второго, как раз на такие случаи, расположенного так, что лишь летуну и добраться...

Несколько раз глубоко вдохнув и медленно выдохнув, Беломир сумел утишить заполошно бьющееся сердце. Снова вдохнул – полной грудью – и, как в омут нырнул, шагнул в тёмный зев пещеры, ведущий в непроглядную бездну.

Ну, как непроглядную... Дающее зрение во тьме кольцо работало исправно, только краски глотало, аки пропойный забулдыга зелено вино. Всё вокруг стало чёрно-белым, обрываясь стеной тьмы шагов за полста. Да и куда дальше-то? Всяко ни мечом, ни сулицей не достать. Разве токмо ворога заметить, да дёру дать... Но убегать от дракона Беломир не собирался в любом случае. Либо победа, либо смерть. Искать же на собственную голову позор, да ещё и неминуемой смертью сопровождающийся (не по силам пешему, а то и конному от дракона утечь), то выбор глупцов либо трусов. А третий сын кузнеца Беломир не принадлежал ни к первым, ни к вторым. На то и третий: безнаследный извечный подмастерье у батюшки, али странник в поисках лучшей доли безрезультатно бредущий по окрестным городам, сёлам и весям. Свои кузнецы-то везде есть. И пусть в искусстве ковальном Беломир отца превзошёл давно, ничего это не меняло. Только работы больше, да злобной ненависти от старши́х.

Самоназванный витязь лишь вздохнул горестно, да и продолжил спуск. Признаться, спуск пологим не был, будто и правда прямиком в бездну вёл. И то славно, что гладкий хотя бы, ровный – без каменьев коварных, об которые запнёшься непременно, и щербин, вывихом грозящих. Шёл Беломир, да думу думал. Он, ведь, как рассудил – в пещере чудище всяко не взлетит, даже в просторной – где ему там виражи закладывать? Да и огнём решится ли плевать, когда сокровища – вон они, всюду! А у самого Беломира шансы появятся. Меч-то не подведёт, самолично кованный да закалённый в апрельской предутренней росе, аккурат после ночи полнолуния выпавшей. Так-то! Знавал Беломир не токмо кузнечные ухватки, но и ведовские хитрости разные. Недаром дед лучшим ведуном слыл. Жаль так, что не в него третий внук пошёл, ох, жаль! Может, и не пришлось бы сейчас в пещеру спускаться – мудростью своей, да уговорами чудище усмирить вышло, девиц из полона освободить. Ан, нет. Не ведун и не волхв Беломир, ковальный подмастерье всего лишь, не боле. Да и убивать дракона почему-то не хотелось. Нет, не пугала битва. Не страшило чудовище. Отнимать жизнь – противно духу юного подмастерья. Тем паче, что не злобствовал дракон, домов не рушил, дворы не палил, скот не таскал. Сводил девок из городища тишком да тайком, заместо кажной мешок золота оставлял. Ну, как мешок… Кошель, скорее. На полпуда-пуд. Откупиться пытался, ворог. Но хоть какое вежество знал! Выходит, разумный, договориться можно было бы, чай и мы не басурмане. Ан, нет. Ума дюже хитрого да изворотливого, або языка елейного, кого угодно чарующего, Бог Беломиру не дал. Вышел в явь парень простецкий, прямой, честный и любому помочь готовый. Дурак, одним словом, вышел.

Впереди зажелтелось, разжизла малёхо стена тьмы. Беломир и заметил-то это не вдруг, так в раздумьях своих погряз. Жди засада али ловушка – непременно попался бы. Но Бог хранит – обошла беда стороной, минула. Сжал Беломир меч покрепче, да ещё бесшумнее вперёд потёк, аки хорь на куру нацелившись. Краски заполняли чёрно-белый окружающий мир: в глубине пещеры горел свет. С сожалением Беломир подумал о кольце дедушкином, что во тьме зрение даёт. Выходит, не пригодилось ухищрение. Пусто парню стало, будто ушло от него благословение дедово, словно покинул его перед самым страшным боем родич, самого одного биться оставил. Сомнение, было, взяло, да отринул его Беломир – семь похищенных дев выручки ждут, не до страхов теперь, не до горьких дум.

Тенью скользил Беломир вдоль стены, жался к ней. Расширялся проход, переходил в залу – не сказать, что большую, с пару горниц княжеских, да высотой по церковную маковку, едва ли выше. Чистенько, скромненько… И бедненько – сокровищ ожидаемых не обнаружилось. Вместо них пещеру занимал ладно разбитый огородец и умело слаженный загон с козами. Те знай себе жевали что-то лениво, страху не выказывали. А под самым потолком светило что-то вроде светлого Солнышка, типа того, какое ранней весной в погожий денёк Землю-матушку истаивающими силами приласкать пытается, да последние крохи тепла посевам отдать. В сомнения Беломир впал, глазам своим не верючи, всмотрелся получше. И точно! Нашёл взглядом сокровище – горку монет серебряных. Ну, как горку… размером с холмик, будто отшельник землянку себе створил, не боле. Дев нигде видно не было. Но и черепов да костей обглоданных Беломир не приметил. Стало быть, дальше путь держать надобно.

Молод да ловок Беломир! Ни под ногой ништо не хрустнуло, ни коза не взблеяла – так он и прошёл сквозь пещеру, иной отворот пещеры ищущи. До горы серебряной дошёл, припал к ней спиной, слился, взглядом пытливым всю пещеру испетлял. Иной-то бы враз монетами себе все карманы набивать бросился, да не за тем сюда Беломир пришёл. Да и что с дурака, алчности чуждого, взять?

Вопреки ожиданиям, догадкам и помыслам, воздух в пещере оставался свежим, тёплым и на роздых вкусным. Пригревал землицу, побеги поглаживал, да шерсть козью перебирал, вот, и монеты серебряные нагрел как!

Груда серебряных монет пошевелилась, заскользила, развернулась, расправилась в дракона. Не сказать, что большого, но Беломира перекусить точно хватит. Засверкала, переливами заиграла серебряная чешуя. Уставились мудрые и хитрые глаза на гостя незваного. Оробел сперва Беломир, едва меч не выпустил. Но тут же опомнился, вскинулся, выставил вперёд оружие верное.

– Не учен я словесам мудрёным, чуден зверь. Прямо скажу, как есть. Дев отдай.

Дракон поскрёб когтём подбородок, воззрился на Беломира. Нападать не спешил, по всему меча сторожился, да в пещере своей застигнутым не ожидал оказаться. «Угадал парень!», –так себе это Беломир понял. Осмелел подмастерье, уверенности в голос подпустил.

– Богатств твоих, аки головы мне не надобно. Не тать я, не герой славы ищущий. Я за нашим, за людским пришёл! Вертай тотчас дев, да миром разминемся.

Не отрывая взгляда от Беломира, дракон свернулся в клубок. Поскрёб когтём затылок, но в разговор вступать не спешил. Или не умел он говорить вовсе. Но понимал всё – видно это было, по всему видно.

Поведение чудища начало вызывать у Беломира недоумение, оторопь. Но от своего парень не отступил. Потряс мечом.

– Золото, что ты за дев уплатил, верну тебе. Сам верну. Чай, не басурманин, чужого мне не нать. Но и своих в полон я не продаю. Так что, верни дев. Слово моё твёрдо: коли не отдашь, сечь тебя буду. Отдашь – золото верну.

Брови дракона, если так можно было назвать наросты над глазами, приподнялись, большой острый гребень затылке поднялся выше – от удивления, не иначе. Дракон пожал плечами передних лап и коротко выдохнул в сторону смельчака.

Не огнём, как ожидал того Беломир. И не холодом, как говаривал дед, на старости лет видно оскудевший умом. И от огня, и от хлада обереги у Беломира были, не страшился он ни того, ни другого. Но от того, чем дохнул дракон, уберечься парень не удосужился. Густое облако, переливающееся голубым и серебряным, окутало подмастерье, сковало его мышцы силой неодолимой. Замер парень, словно каменный, тела своего не чувствуя, но живой и, ежели верить ощущениям, вроде и невредимый.

Дракон удовлетворённо фыркнул, да и расплылся в широкой улыбке. То ли сытную трапезу предвкушая, то ли по иной какой причине. Беломир тем голову не забивал, искал он в себе силы и удаль, чтобы из странных оков, собственным телом подло учинённых, вырваться. Не выходило.

Чудовище потянулось, широко зевнуло, продемонстрировав впечатляющую пасть полную внушающих уважение клыков и зубов, поднялось на лапы. Встряхнулось, словно большая собака, покрытой вместо шерсти серебряными «монетами» чешуек. Без спешки, потешно переваливаясь, потрусило к Беломиру. Тот, запрещая себе бояться, из последних сил рванул всем непослушным телом, но остался неподвижным, только ощутил мизинец левой руки. Эта неожиданная перемена приободрила Беломира, он снова рванулся...

Меч просвистел возле самой морды дракона, тот едва успел увернуться. Беломира занесло: в этот рывок освобождения он вложил слишком много сил, сумев-таки освободиться и этим же движением атаковать. Занесло сильно – парень сделал шаг-другой, запнулся, запутался в собственных ногах и упал на одно колено. Дракон поспешно отпрыгнул, тут же отрыгнул ещё раз, на всякий случай, и снова дохнул. Уже знакомое облако окутало Беломира, и того вновь предало собственное тело. Хотелось рычать от отчаяния и обиды, но предательское оцепенение не позволило.

Не спеша приближаться, дракон внимательно присмотрелся к беспомощной жертве, а затем дохнул на неё ещё раз, для гарантии. Лишь после этого чудовище подошло ближе к статуе из плоти и крови. Разинуло свою жуткую пасть, осторожно схватило Беломира за шиворот, оторвало от пола и поволокло.

Отнорок, так тщательно и тщетно искомый Беломиром, обнаружился за загоном с козами. Скрытый тяжёлой тканевой занавеской, покрашенной в цвет стен, а потому даже вблизи трудноразличимый, он оказался коротким и привёл в очередной небольшой зал. Вдоль стен стояли просторные клетки с удобными на вид скамьями и чисто выскобленными столами. В одной клетке за столом собрались семь красивых девушек и, знай себе, о чём-то тишком перешёптывались. При появлении дракона они разом затихли и внимательно всмотрелись в визитёра и его ношу. Чудище их вниманием не удостоило, оно торопилось и не желало тратить время зря. Дотащив замершего в нелепой позе Беломира до пустой клетки, дракон затолкнул в неё жертву, захлопнул дверцу и шумно выдохнул с заметным облегчением. В этот самый момент Беломир вновь сумел вырваться из оцепенения, но меч лишь безвредно прошёлся по стальным прутьям клетки. Впрочем, не совсем безвредно: на прутьях остались хорошо заметные зарубки.

Дракон перестал отдуваться и удивлённо – видно было по морде – с некоторым почтением и уважением воззрился на Беломира, после чего повёл плечами и обернулся прекрасным на вид молодым человеком, выпростал кисти рук из широких рукавов шитой серебром рубахи и поаплодировал.

– А ты силён. На удивление. Теперь аккуратно брось меч за пределы клетки, и девы не пострадают. Обещаю.

С такими сложными выборами Беломир прежде не сталкивался. С одной стороны, без меча он совсем беспомощен, а с мечом можно освободиться. И дев освободить. Опять же, девы и так в безопасности, вроде. С другой стороны, дракон – если бы хотел – мог бы убить его и дев уже сто раз. Но пока не убивает. Не голоден ещё? Стоит ли его провоцировать? Опять же, он пообещал. Как не поверить?

Колебания были хорошо заметны на лице Беломира. Превратившийся в юношу дракон не торопил, наблюдал. Наконец, решившись, Беломир вложил меч в ножны, расстегнул пояс и протянул руку с ремнём и висящими на нём ножнами за пределы клетки. Дракон быстрым движением забрал протянутое, кивнул, буркнул: «Обед через час», и убежал на своих двоих.

Дни тянулись один за другим. Дракон своих пленников не мучал, кормил исправно, вкусно и сытно, три раза в день. Иногда им перепадало даже мясо. Сначала Беломир страшился его есть, не зная, кому оно принадлежало, потом присмотрелся и узнал говядину. Разговоры с девицами не клеились, точнее, как... Уже к ночи первого дня они одолели парня болтовнёй, но болтовнёй ни о чём, и дальше он не вслушивался. Узнал только, как дракон их сманил из городища. Но об этом Беломир и до рассказа девичьего догадался, как только дракон в юношу превратился. За таким любая девка на выданье побежала бы. Девицы подтвердили – побежали, опомниться смогли только в пещере. Но вот ЗАЧЕМ это всё дракону?

Чтобы не терять счёт проходящим дням, Беломир делал ногтём заметки на найденной под лавкой щепочке. По всему выходило, что просидел он здесь уже две седмицы. Пленников за это время прибавилось. Точнее, пленниц – дракон ухитрился приволочь ещё трёх девиц. А затем дрогнула сама земля. Та так дрогнула, что Беломир поверил было – последние дни настали. Утихло не скоро: парень успел три раза до ста досчитать. Правда, сбивался с пяток раз, но то такое… Затем всё стихло. Пришло время обеда, но впервые за две недели дракон не появился. Приближалось время ужина. Почему-то Беломиру неможилось. Не от голода, что там пропуск обеда молодому крепкому парню, что, бывало, днями без куска хлеба бегал по лесам, пока ещё был достаточно юн, чтобы не стоять у горнила. Горнило! Что-то было в этом воспоминании, что-то тревожащее и созвучное моменту. А затем девицы стали одна за другой терять сознание. Когда одна из них, опадая словно засохший лист на пол, сказала: «Как жарко!», до Беломира дошло. В пещере стояла невыносимая жара – много жарче, чем в кузне. Странно, что он не сразу это понял: видать, от длительного ничегонеделанья стал леностным и вялым рассудком. В пещеру торопливо вбежал, почти влетел, юноша-дракон сразу с двумя коромыслами: одно на левом плече, другое на правом. Окатил водой пленниц, затем Беломира, обернулся обратно в дракона и принялся без остановок дышать на всё-всё вокруг. Холодом дышать, прав был дед. Оседающий на прутьях лёд тут же таял, но долго ли коротко, холод победил – жара немного спала, девушки начали приходить в себя. Дракон вновь обернулся юношей, тяжело до надрыва и всхлипов дышащим и, на заплетающихся ногах, шатаясь, ушёл из пещеры. Ужина он не принёс. Да никому по такой духоте есть и не хотелось.

Вновь дракон появился лишь на следующий день, к обеду. Раздал пленникам миски с едой, обозрел людей усталым, но довольным, взором. И заговорил: впервые, на памяти Беломира.

– Через пару недель пожар утихнет.

Подмастерью эти слова не объяснили ничего, кроме того, что с драконом можно говорить. Чем Беломир и не замедлил воспользоваться.

– Какой пожар? Пожёг, что ли, всё, ирод?!

Дракон фыркнул и заносчиво задрал нос к потолку.

– Вот ещё! Само всё загорелось, когда метеорит упал!

– Ме…кто?

– Ме – что! Метеорит!

Дракон присмотрелся к Беломиру, заметил его недоумённо хлопающие глаза. Сжалился и объяснил.

– Камень такой небесный. Упал. Сильно. Я ожидал, что дня через три только упадёт, ошибся. Чуть весь огород не пожгло.

Беломир начал что-то смутно понимать, но и сам толком не понимал, что именно. О девах и речи не было: они смотрели, как бараны на новые ворота. Но дракон на них внимания не обращал. Как был, в человеческом обличии, он осел на землю, свернулся клубочком, сладко зевнул, засыпая. Видимо, усталость предыдущих дней оказалась способной одолеть даже серебряного дракона. Но перед тем, как обессилено уснуть, он успел закончить сообщение.

– Через пару недель пожар утихнет. Ещё через месяц земля достаточно остынет. И я вас выпущу. Будем возрождать цивилизацию.

Юноша спал, а из его ноздрей к потолку изредка поднимались облачка морозного воздуха.