Дракон танцует с Зайцем

Время в службе Трубе текло странно. Мягко сказано еще. Оно не измерялось днями и ночами, а скорее циклами заданий, зарядками и редкими моментами затишья в «Добермане» или на базе Гонщиц. Для Кристины это время было наполнено учебой, полетами в облике дракона и тихим привыканием к себе новой. К «Белому Ветру» внутри и снаружи.

Новое задание от Вжик было необычным. Не разведка, не скоростная доставка хрупкого груза через турбулентные швы реальности, а нечто приземленное. Совместная операция. Всего лишь.

— Координаты — заброшенная метеостанция «Циклон-12» в зоне отчуждения, — голос Вжик в коммуникаторе был ровным, как всегда. — Груз — три ящика с оборудованием. Забрать и доставить в Док Пятнадцать. Особенность — местность кишит пожирателями металла низкого уровня. Обычная практика — отправляем группу Охотников с эскортом. В этот раз эскорт — ты. Познакомишься с межвидовым взаимодействием. Твой напарник — Охотник Ворик. Встреча в Доке через полчаса.

Совместная операция. С Охотником. Кристина задумалась. Она видела их в «Добермане», наблюдала за работой Толая в Доке. Зайцы. Создания, одновременно жуткие и по-своему эффективные. Но работать бок о бок… Это был новый опыт.

В Доке Пятнадцать царила привычная деятельная суета. У одного из погрузочных терминалов, рядом с аккуратными штабелями ящиков, покрытых инеем странного происхождения, Кристина его и увидела.

Охотник. Заяц. Но не такой, как Толай. Этот был чуть ниже, коренастее. Его шерсть была темно-бурой, с пятнами на морде и груди, одно из длинных ушей надорвано на кончике, но не как у Толая — свежий шрам. Заяц не носил экзоскелета, только практичный темный комбинезон с множеством карманов и разгрузочный жилет. Он что-то оживленно обсуждал с человекосвином-учетчиком, тыкая лапой в планшет, и время от времени его длинное ухо нервно подергивалось.

— …и чтобы маркировка соответствовала, а то в прошлый раз из-за вашей путаницы мне пришлось объясняться с самим Толаем, а он, как ты знаешь, с юмором туго… — говорил он хриплым, сиплым голосом, в котором угадывалась привычка много курить и, возможно, пить. — ржал полчаса. это только когда я рот раскрыл.

Заяц обернулся, почуяв ее приближение, или услышав. Его большие, темные глаза-бусинки оценивающе скользнули по ней.

— А, дракон прилетел! Белый Ветер! — воскликнул Охотник, и в его голосе появились нотки какого-то развязного, даже фамильярного веселья. — Ворик, к твоим услугам. Хотя, погоди… Ты же новенькая. Та самая, с белым окрасом? Как зовут?

— Кристина, — сказала она просто, подходя.

— Кристина, Кристина… — повторил он, почесав за ухом. — Имя как имя. А меня, если что, Петром звать. Петр Мельников. Когда-то. А теперь вот, — он широко развел лапами, демонстрируя свой облик, — Ворик. Прям как в том анекдоте…

Кристина подняла бровь. Он представился настоящим именем. Сразу, без уловок. Это было неожиданно. И как-то… по-человечески.

— Кристина Зародыш, — вдруг вырвалось у нее, прежде чем она успела подумать. Говорить это вслух было странно и больно, но в этом месте, среди сверкающей бронзы Трубы и не-людей, это звучало как пароль. Как акт доверия.

Петр замер на секунду, его нос задергался быстрее.

— Зародыш? — переспросил он. — Ну, фамилия… С характером. Белорусская вроде. Ты не напрягайся, видно, не просто жилось тебе. А я Мельников. Пьяница и вор, как ты, наверное, уже слышала от местных сплетников. — Он хрюкнул, но в звуке этом не было обиды, скорее циничная констатация. — Ну что, Кристина Зародыш, рассказывай, как тебя угораздило в эту камарилью попасть? Драконы-то, я слышал, на вес золота.

Девушка и мужчина стояли у конвейера, пока человекосвин-учетчик снова сверял накладные. И Кристина, к собственному удивлению, рассказала. Кратко. Смерть. Двадцать лет призрачного блуждания. «Доберман». Оксана. Превращение. Петр слушал, кивая, его уши поворачивались, ловя каждый звук в шумном Доке.

— Призрак, значит… — протянул он, когда она закончила. — Эх, повезло тебе, в общем. Ну, не смотри так. Меня вот живьем взяли. В лесу. За болтовню. Сам виноват, чего уж. — И он, в свою очередь, выложил свою историю. Алкогольный склад в блиндаже, хвастовство, ночная охота на него. Превращение. Толай. Первые задания. — А знаешь, что самое смешное? — закончил он, подмигнув ей (жест выглядел сюрреалистично на заячьей морде). — Я здесь, в этой форме, больше «живу», чем там, в своем поселке. Чувства — обостренные, сила — нечеловеческая, и выпить могу столько, что раньше и за неделю не осилил бы, и хоть бы хны! Прям второе дыхание открылось. Правда, дышишь при этом через мокрый нос и ушами шевелишь.

Петр болтал легко, без тени того ужаса или отчаяния, которые она поначалу в нем ожидала увидеть. Петр Мельников, похоже, не просто смирился со своей участью — он ее обжил. Нашел в ней свои, странные, но приятные ему плюсы.

— А ты с Гонщицами раньше работал? — спросила Кристина.

— С кем только не работал! — оживился Петр. — И с Газовщиками на погрузке — те, если что, здорово поддавать могут, у них свой, хрючий самогон. И с вашими девчонками. С Леной — та вообще золото, никогда не бросит, всегда вывезет, даже если тебя по кличке уже списали. С Оксаной — та пожестче, но если договориться, то сделает все быстрее молнии. А вот с тобой, с драконом — впервые. Интересно.

Учетчик наконец кивнул, и Петр мгновенно переключился. Его движения стали резкими, точными. Заяц ловко, почти изящно (что было удивительно для его комплекции) стал грузить три прочных, но небольших ящика на специальную платформу с креплениями.

— Эй, ты, шестерня! — крикнул он одному из домовых. — Тащи трос, не копайся! Солнце, понимаешь, встает! — Он явно наслаждался своей новой ролью — не жертвы, а исполнителя. И в процессе, пока домовой копошился, Петр ловким движением лапы стянул с проходящей мимо тележки две небольшие, плоские фляжки и сунул одну из них в карман жилета Кристины, другую — себе.

— Что это?

— Премия, — шепнул он, подмигивая. — Коньячок, выдержанный в дубовых бочках из измерения, где дубы растут квадратными. Не брешу. С Толаем делюсь — он не против, если в меру и по делу. Тебе, новичку, тоже положено. На посошок.

Кристина взяла фляжку. Прошлая ее «игристая вишня» оставила странный осадок — не похмелья, а светлой грусти. Но отказаться не могла.

Груз был готов. Гонщица и Охотник вышли на открытую площадку за Доком, откуда открывался вид на бескрайнее, серое Межвременье.

— Ну что, летим? — спросил Петр, глядя на нее. — Я, конечно, прыгать умею здорово, но до метеостанции пешком — пять циклов. Ты везешь.

Кристина кивнула. Она отошла на несколько шагов, сосредоточилась. Превращение уже не было шоком или чудом. Это было естественно, как вдох. Чувство сжатия, перетекания, уплотнения. И вот он, Белый Ветер, стоит на полированной плитке площадки — длинный, изящный дракон из белого металла с алыми прожилками. Петр присвистнул (звук вышел странным, свистяще-хриплым).

— Ну ты даешь… Красотища. Ладно, эй, дракон, не улети без меня!

Он ловко взгромоздил платформу с ящиками между загривком и основанием крыла, где были предусмотрены крепления, а сам устроился чуть ближе к голове, уцепившись за выступ.

— Готово! Взлетаем, капитан!

Кристина взмыла вверх. Серое небо Межвременья приняло их в свои пространства. Полет с пассажиром был иным. Нужно было учитывать вес, баланс, делать движения плавнее. Петр сначала немного нервничал, крепче вцепляясь в пластины, но скоро освоился и даже начал комментировать.

— О, вон, видишь, слева? Это гнездовье тех самых кристальных скатов. Красиво, да? А вон там — вход в Шов, который ведет прямиком в котельную моего родного поселка, я там пару раз был… по делу.

Петр оказался удивительно болтливым и осведомленным гидом. Кристина молчала, слушала, наслаждаясь мощью своего полета и странной компанией. В его болтовне не было злобы или отчаяния. Была… жизнь. Грубая, неприглядная, но яркая. Охотник радовал комментариями, рассказывал новое.

— А петь любишь? — вдруг спросила она через внутреннюю связь, которая работала, когда она была в форме дракона.

— Петь? — он рассмеялся. — Раньше, под водку, мог. Теперь голос не тот, хриплю. А ты?

— Ага. Только вспомнила…

Рразрезая крыльями свинцовую мглу Межвременья, Кристина запела. Ту самую, глупую, озорную песню, которая всплыла в памяти вместе с игривой вишней.

Паладины все вокруг,

Все вокруг советчики!

А как делать — так сосут,

Все вокруг минетчики!

Паладины все вокруг!

Вары вместе с пристами,

А я тонкое вино,

Я вино игристое!

Ах мой милый-дорогой,

Я всего лишь женщина!

Словно солнце весела,

Как прибой изменчива!

Голос ее в передатчике звучал чисто, с легкой, ироничной грустью. Петр сначала затих, потом разразился таким громким, раскатистым хохотом, что Кристина почувствовала вибрацию по своему стальному хребту.

— Ох, ну ты даешь, Кристина! «Паладины все вокруг»! Частушки реконструкторов, мать их. Это ж классика! Редко я с такими певцами выпивал, честно! Обычно сопят в салат или дерутся. А ты — молодец!

Заяц смеялся искренне, и его смех был самым человеческим, что было в нем в этот момент.

Метеостанция «Циклон-12» возникла внизу как острый клык на темной десне поля. Несколько полуразрушенных бетонных строений, ржавая вышка. Никаких признаков людей. Только тишина, нарушаемая воем ветра.

Кристина плавно приземлилась на заросшем бурьяном пятачке перед главным зданием. Петр спрыгнул, моментально приняв стойку, его уши вращались, сканируя окрестности.

— Тишина… Слишком тихо. Как раз по нашему профилю. Ящики в подвале, по данным. Пошли.

Выкинув все их ящиков на спине Кристины, заяц двинулся к зданию не бегом, а быстрыми, скользящими прыжками, почти не оставляя следов. Кристина, вернувшись в человеческий облик, последовала за ним, чувствуя, как ее собственные, обостренные чувства дополняют Петрову звериную чуткость. Внутри пахло плесенью, пылью и… псиной.

Ящики нашли быстро. Они стояли в углу затопленного подвала, странно нетронутые. Петр уже начал крепить их к переносной платформе, как тишину разорвало низкое рычание.

Из темных проемов разрушенных воздуховодов вывалились Пожиратели металла. Похожие на собак, но собранные из ржавых жестяных обрезков, проволоки и острых, вращающихся шестеренок вместо суставов. Покрытые проволокой вместо шерсти, они казались статуями с выставки современного искусства. Глаза монстров были тусклыми красными светодиодами. В стае было пять зверей. Они двигались странно, рывками, с сухим лязгом и скрежетом.

Кристина инстинктивно шагнула вперед, рука уже потянулась кв сторону, готовая выстрелить щупальце. Чужая, металлическая жизнь — она чувствовала ее, как низкочастотное гудение. Новые системы дракона отреагировали голодом.

— Стой! — резко скомандовал Петр, не отрываясь от креплений. — Не надо их жрать!

— Почему? — не оборачиваясь, спросила Кристина.

— Изжогу заработаешь, дракоша, — ответил он, наконец защелкнув последний замок. — Это же ходячий хлам, проржавевший до мозга костей. Энергии — ноль, токсинов — выше крыши. Для вас, Гонщиц, они — мусор. А вы мусор не едите. Его мы… утилизируем.

Заяц выпрямился, и в его лапе мелькнул небольшой цилиндр. Он швырнул его в середину стаи. Цилиндр ударился о бетон с мягким щелчком и испустил пронзительный, высокочастотный писк, не слышимый человеческим ухом. Для Кристины он был просто тонким, неприятным звоном. Но для пожирателей металла это был, видимо, невыносимый звук. Собаки замерли, затрепетали, а затем, лязгая и скрежеща, бросились прочь, в свои щели, как тараканы от света.

— Ультразвуковой отпугиватель, — пояснил Петр, удовлетворенно хрюкая. — Стандартная экипировка для зон с техногенной нечистью. Экономим силы и сохраняем желудки. Все, груз готов. Валяй, превращайся, вытаскиваем это наверх.

Обратный путь прошел без приключений. Петр снова болтал, рассказывая байки про Толая, про то, как однажды они с Лисой устроили гонки по грузовым тоннелям Трубы, и чуть не вызвали «бурление». Кристина слушала, изредка вставляя реплику. В Доке Пятнадцать груз приняли без замечаний. Толай, мельком взглянув на них, лишь хмыкнул:

— Живы. И даже не воняете гарью. Прогресс.

Вечером Кристина сидела в своем углу в «Добермане». Перед ней стояла та самая фляжка от Петра. Девушка не открывала ее. Она смотрела на темное стекло и думала.

Она пела ту песню сегодня. И впервые ясно вспомнила — кому. Не лицо. Ощущение. Человек, сидящий напротив, в уютной, бедной кухоньке. Он качал головой, слушая ее разудалое, пьяное пение. Длинные светлые волосы. Человек не смеялся, как Петр. В его глазах была грусть и бессильная нежность. «Ну ты мастер, Кри. Почему по телевидению не ты поешь? Вот не пила бы, точно пела». А она и пела, громче, вызовом, заливая его слова дешевым вином внутри себя. Он не пил. И пытался удержать ее. От рюмки, от стакана, от этой песни отчаяния, загримированной под веселье.

В сегодняшнем Ворике, в этом болтливом, ловком, наглом зайце, который украл фляжку и радовался, как ребенок, Кристина увидела себя. Ту себя. Ту, кто топил боль и пустоту в алкоголе, кто наглостью прикрывал уязвимость, кто нашел в пороке свое единственное, искаженное «я».

Но Петр обрёл в новой жизни продолжение своего порока, почти не заметив трансформации. Для него это было улучшением. Для нее… Нет. Алкоголь теперь не вредил ее стальному телу. Он не приносил похмелья, не разрушал клетки. Он был просто вкусом. Энергией. Но это не было поводом пить, как раньше. Как та, прежняя Кристина Зародыш, которая пела про паладинов, чтобы не кричать от одиночества.

Девушка взяла фляжку, поднялась и подошла к стойке, где дядя Жора молча полировал бокал.

— Дядя Жора, — сказала она. — Держи. Угощение.

Человекосвин взял фляжку, принюхался, хрюкнул одобрительно и поставил ее на полку за собой, рядом с другими экзотическими напитками.

— Учту, — буркнул он. — Спасибо.

Кристина вернулась к своему столику. Пустота перед ней казалась лучше. Она, по крайней мере, была ее выбором. Той, кто она есть сейчас. Гонщицей. Драконом. Той, кто помнит, как пахли маринованные вишни в руках человека, пытавшегося ее спасти. И той, кто больше не будет петь пьяные песни, чтобы заглушить тишину внутри. Тишину, которую она теперь училась слушать. Может, это гул Трубы в ней? Или шелест ветра в крыльях, что звучит, даже когда она не летит? На эти вопросы предстоит найти ответы.

От автора