Друидово зелье
Однажды к просторному дому, стоявшему на отшибе, на пологом холме над рекой, подъехал простой фургон. Девятилетний розовощекий, курносый мальчик, развлекавшийся стрельбой по мишени из старого отцовского арбалета, заметил повозку издалека, когда та только показалась из-за ивовых кустов, растущих вдоль речки, впадающей тут неподалеку в большую реку. Телега с шатром над ней двигалась быстро, в нее была впряжена четверка черных коней.
Люк, так звали мальчика близкие, тут же сообщил маме:
- К нам кажется, едет кто-то из крестьян, или купец с товаром.
Мама ничего не сказала, но взяла Люка за руку и, прикрыв глаза другой ладонью, стала смотреть на приближающийся экипаж с какой-то непонятной мальчику напряженной улыбкой. Оба они, и мама, и сын были светловолосыми, только мамины длинные локоны струились по плечам, убранные жемчужным ожерельем и лентами, а волосы Люка торчали во все стороны. Она - то ли морщилась от клонившегося к закату солнца, то ли собиралась заплакать. Из их большого амбара не спеша вышел отец и тоже уставился вдаль. То, что это глава семьи, ошибиться было невозможно, его жесткие кудрявые волосы, цвета темного золота были завязаны сзади шнурком но так и стремились вырваться на свободу. Он вынул из кармана свою трубку, постучал ею по ладони и засунул в другой карман.
- Никак Магивальд к тебе приехал, моя госпожа Вальда, - сказал отец немного недовольным тоном, нахмурив свои мохнатые брови. Он весь был полу-нахмуренный полу-улыбающийся из-за растущей тут и там под глазами плохо выбритой щетины, ощутимо выросшей за день, после утреннего бритья.
- Почему ко мне, мой добрый Пэт, - возразила мать, хмыкнув. – К нам. Отчего-то в твое отсутствие он никогда не приезжает.
Когда повозка приблизилась настолько, что стало возможно разглядеть седока, отец помахал ему рукой с заросшими светлыми волосками, всего лишь четырьмя короткими, толстыми пальцами, и сделал несколько шагов навстречу. Мать приобняла Люка, и поставила его перед собой, словно огораживаясь им от подъезжающего. Она положила ему на плечи свои, в отличие от отца, узкие длинные, шестипалые ладони, которые гладили мальчика, перебирали ему локоны, трогали уши и щеки, как бы независимо от ее воли.
Люк тоже рассматривал фургон. Самое примечательное, что в нем было – это, завязанный над возницей большим узлом холст, которым был покрыт весь фургон. Словно кто-то на скорую руку пытался починить верх крытой повозки, но вместо того, чтобы зашить, просто связал два куска порвавшейся материи узлом, который слегка размочалился и теперь ветерок играл развевающимися нитями.
Когда возница подъехал совсем близко, мать, словно забыв про Люка, отодвинула его в сторонку, как стул или прялку и бросилась к сидящему на облучке древнему старику с длинной косматой бородой, в каком-то чудном, мятом колпаке, нахлобученном на самые уши. Он был в темном плаще с длинным капюшоном по случаю хорошей погоды откинутом назад. Молодая женщина протянула руки, словно бы хотела коснуться его, но потом, спохватившись, остановилась.
Отец тоже, семеня, подошел к повозке, хлопая себя по бокам и повторяя:
- Славный Магивальд! Вот уж не ожидали, так не ожидали, - улыбка на его лице сильно смахивала на свирепый оскал.
Подъехавший к ним старик, небрежно привязав вожжи к облучку, спустился на землю, его послушные кони стояли спокойно. Он, склонившись, похлопал по плечу невысокого хотя и чрезвычайно широкого в плечах отца Люка, коснулся ладонью щеки матери, которая тут же поцеловала эту руку:
- Моя дорогая Надзеваладара, - произнес приехавший, напомнив Люку звучание языка эльфов.
Хотя гость и подъехал к их дому, но по его озабоченному виду, не было похоже на то, что он прибыл именно к ним, казалось он слез только на минуточку. Но ведь дальше и настоящей дорожной колеи-то не было. Там протекала широкая, медлительная река, на противоположном берегу которой жили лесные гномы…
Осмотревшись, старик, наконец, остановился глазами на Люке:
- Я привез тебе леденцов, - сказал он. - Какой ты хочешь, петушка или лошадку?
- Лошадку, - ответил Люк и старик, откинув свой длинный плащ, выудил откуда-то завернутый в чистую белую тряпицу и перевязанный шелковой лентой леденец на раскрашенной палочке. Мальчик быстро развязал ленточку, снял обёртку и увидел засахаренного конька, торчащего на палочке.
- Спасибо,- сказал Люк, засовывая обертку в карман и соображая, откуда начать поглощение лакомства, то ли отгрызть хвост, то ли облизать голову.
- Когда ты вырастешь, я подарю тебе настоящего коня, - очень серьезным тоном пообещал старик.
- Одного из этих? - спросил Люк, показывая на четверку черных коней, отчего-то в таком количестве впряженных в фургон, большой, но по виду совсем пустой и легкий, за глаза хватило бы и пары.
- Эти кони слушаются только меня,- возразил старик. – Нет, я подарю тебе другого. Он будет не хуже, лучше.
- Он не видит, покажи ему, - попросила о чем-то мать. Старик посмотрел на нее, пожал плечами и ответил с улыбкой:
- Бывает, дети видят все лучше взрослых. Почему ты думаешь, что он видит неправильно, а не ты?
Мать рассмеялась. В ее движениях Люк заметил сдерживаемое желание броситься к забавному старику, обнять его и затормошить, как она иногда тормошила его самого, когда у нее изредка возникало игривое настроение.
- Твой сын, Надзеваладара, однажды возжелает признания, - сказал старик, - и он захочет участвовать в важных событиях, в которых покажет себя. Он будет в курсе таких дел, которые… вершат короли.
- Если только ты ему поможешь, - ответила мать.
- Вряд ли я способен помочь в стремлении к дружбе, в любви к ближнему, научить уважению человеческого достоинства. Это либо кому-то свойственно, либо нет, - возразил старик, глядя на маленького Люка. – А этому мальчишке чужда предвзятость.
- Пойдемте в дом, - сказал отец, - выпьем вина, пообедаем, чем бог послал.
- У меня как раз есть с собой бочонок доброго старого вина, - заметил старик, показав на фургон.
- Магивальд, конечно твое вино покажется нам вкуснее, - сказал отец, - и от него не будет наутро плохого запаха изо рта. Но кто поручиться, что ты не превратил в него воду, которую только что зачерпнул в нашей речке?
- Я купил его на ярмарке, - словно бы оправдываясь, ответил Магивальд. – Ты меня очень выручишь, если сам его достанешь из моей кареты.
Люк подумал что он, конечно, пошутил насчет кареты. Какая там карета, телега с ивовыми ободами, обтянутыми тканью.
- На какой ярмарке? – спросил отец недоуменно. Стояло жаркое лето, а ярмарки устраивались ближе к осени.
- В Роваце, - ответил старик.
- Где это? – недоуменно переспросил отец.
- На теплом море,- ответил старик, махнув рукой, – впрочем, может это была не ярмарка, а просто местный базар.
- На теплом море? – повторил отец. – До ближайшего теплого моря месяца три пути.
- Дракон домчит за неделю, - возразил старик.
Они обошли фургон сбоку и там, как это бывает в настоящих каретах, имелась дверца, самая простая, на веревочных петлях. Старик откинул ее, и отец Люка забрался внутрь.
- И ты помогай,- распорядился старик имея в виду сына. Люк равнодушно залез внутрь – что он фургонов разве не видел? Там сквозь редкую ткань просвечивало небо, а в щелях досок виднелась земля. Так и тут под навесом было совершенно пусто, просто шаром покати, за исключением одного бочонка, который взял отец. Но он отчего-то помедлил мгновение, осмотрел фургон изнутри и восхищенно цокнул языком.
«Чего они нашли в этом старике и его повозке?» - подумал Люк, но ничего не сказал, ведь гость подарил ему леденец.
Родители вместе с гостем зашли в дом, разместились за большим столом ближе к очагу. Комнатные слуги, лесные гномы, земляки хозяина - шустро расставили закуски. Хозяин, Добрый Пэт - словно бы специально - набирал себе в услужение самых маленьких из гномов. Наверное, чтобы самому казаться повыше. Люк ни есть, ни пить не хотел, он посасывал свой леденец и, постояв у стола несколько мгновений, вернулся к прерванному занятию – стрельбе по мишени.
Потом, когда это ему надоело, он опять зашел в дом и поднялся в свою комнату на втором этаже. Это была не столько комната, сколько площадка под самой крышей. Но там располагалось большое светлое окно, обтянутое промасленной тканью. Из него, если раскрыть настежь створки, хорошо обозревались окрестности. А еще здесь было очень удобно рассматривать картинки в старой, много раз прочитанной книге. В ней рассказывалось о похождениях рыцарей.
Вскоре в окне показался его маленький брат Жук, возвращавшейся с ватагой крестьянских детей с рыбалки. Братик зашел в дом, ступая босыми ногами, он любил гулять босиком, как крестьянские дети, а его друзья остались на улице. К Жуку тут же подскочила добрая гномиха служанка и подставила ему деревянную лохань с водой. Он держась за ее плечо, поплескался своими широченными шестипалыми ступнями и небрежно вытер подставленным полотенцем. Мама встретила Жука и подвела к старику:
- Ну-ка, ну-ка, посмотрим на этого сорванца, - громко возвестил тот, едва взглянув на мальчика. – Ему… нужно ждать своего дракона.
- Это может случиться с минуты на минуту, - согласилась мать, она имела в виду, что Жук был непоседа и проказник. Чего не скажешь о Люке, который слыл увальнем и домоседом. Впрочем, для этого была причина. Когда Люк был еще младенцем, по округе прошел детский мор и все его сверстники вымерли подчистую. И он тоже поболел, но стараниями матери выздоровел. Однако остался совсем один, играть ему было не с кем. С малышами ему не хотелось, а старшие его не очень-то принимали. Впрочем, ровесники Люка, дети фермеров уже работали в поле наравне с родителями.
Люк тоже умел косить, работать цепом на гумне. Ему нравились эти крестьянские занятия, но делать это ему было совсем не обязательно. Каждый день в дом доставлялось свежее молоко, творог и сыр. Здесь всегда имелись в изобилии колбасы и свежее мяса. Ведь земля до самого горизонта принадлежала отцу Люка, его милости Пэту вон Эдзель доброму барону Сендера или попросту Добряку Пэту.
Ну как Добряку… Его двусторонний боевой топор, а так-же кистень с тремя шипованными гирями, круглый шлем, длинная кольчуга и нагрудник - висели на стене рядом с супружеской кроватью. Этим топором, если не вдаваться в подробности, он и добыл свое именье…
Пятилетний Жук забрался к маме на колени и потянулся к куску тушеной баранины, которую стал с аппетитом уплетать. Потом взял самое большое яблоко и вместе с ним начал бегать вокруг стола, то откусывая кусок, то раскачиваясь и кружась. Вскоре яблоко упало и покатилось по грубым доскам пола, он заприметил другое и попытался его достать самостоятельно.
Когда Люку тоже захотелось чего-нибудь поесть, он спустился вниз, уселся на скамью, взял, что приглянулось: вареного мяса, сыра, сладких фруктов, запил это все разбавленным водой медовым вином. А между тем, у родителей и старика продолжался какой-то серьезный затянувшийся разговор:
- …Для того чтобы друиды и лесные гномы поругались или просто дали понять, что заметили друг друга должно произойти что-то невероятное, - говорил Магивальд.
- Ничего невероятного, в наше время топор дровосека можно услышать где угодно,- возразил Добряк Пэт…
- Им очень не хватает соседства эльфов, - сказал гость, глянув на хозяйку.
- Не зря у нас говорят, что гном без эльфа и дня не проживет, - согласился с ним отец Люка. Мать положила ему на грубую волосатую ладонь свою ладошку с длинными, тонкими паучьими пальцами…
Люк не вникал в этот разговор взрослых, ведь у отца частенько бывали гости. Иногда они посмеивались, особенно мать. Потом он снова поднялся к себе наверх, скинул обувь и улегся на постели покрытой одеялом из овчины.
Он начал задремывать, когда мать, приподняв юбки, поднялась по лестнице и позвала его:
- Люк, наш гость уезжает.
Это было довольно странно - уже начинало темнеть. Такое тоже бывало в их доме, однажды после долгого ужина один из гостей стал излишне любезен с матерью. Добряк Пет вспылил, замахал руками и гости, не смотря на темень, вынужденно ретировались. Но сейчас шума ссоры не было слышно.
Люк надел свои мягкие сапожки, спустился вниз. Горели свечи, яркий огонь полыхал и в большом камине. Его младший братик уже спал, а Люк вышел вместе с родителями проводить их такого неожиданного и торопливого гостя. После короткого сна мальчик чувствовал бодрость и свежесть. На небе уже показались звезды, хотя яркая вечерняя заря на западе все еще горела.
- Покажи ему, – сказала мать, обращаясь к отъезжающему путнику. Старик внимательно посмотрел на Люка, и, вздохнув, предложил:
- Пойдем, я покажу тебе мою карету.
Люк чуть не прыснул смехом. Но нужно было соблюдать вежливость. Он ответил:
- Я уже видел.
- Видел, да не разглядел, - возразил старик. – Присмотрись получше.
Он опять отбросил дверцу и недовольный Люк забрался внутрь в ночную темноту неосвещенного фургона.
- Надо зажечь свет,- сказал старик озабоченно. – Где же мои кремень и кресало?
Неожиданно вспыхнул яркий свет и Люк увидел, что он находится отнюдь не в пустом фургоне, а в довольно просторной, обитой красным деревом комнате, с узорным потолком и бархатными занавесками на оконцах. Здесь стояли удобные мягкие кресла, диван и конторка. Посреди комнаты располагался какой-то предмет шарообразной формы на гнутых ножках. Он сразу заинтересовал Люка.
- Так выглядит наш мир со стороны, - услышал он голос и оглянулся. И старика было тоже не узнать. Он очень помолодел и теперь выглядел ровесником его отца. И одет он оказался иначе, в красную куртку, сплошь покрытую красными же, узорчатыми вышивками и красные штаны до колен. На ногах у него поблескивали простые черные сапоги безо всяких отворотов. Его шапка тоже оказалась красной с опушкой из горностая. Так же горностаем был подбит его широкий плащ.
Борода его осталась седой, но неожиданно вдруг словно укоротилась и причесалась, так, словно над ней поработал невидимый парикмахер.
- Тебе нравится мечтать? – спросил загадочный человек с улыбкой. Люк пожал плечами, а потом неуверенно кивнул.
- Ты любопытен, устаешь от однообразия. И я таков же! - сказал старик. - Всегда в движении. Но не забывай о матери, друзья – это конечно хорошо. Но всегда помни о ней. Другой такой больше нет, и не будет.
- У меня и нет никаких друзей, - вдруг сказал Люк, прямо сейчас это сообразивший. Старик посмотрел на него недоуменно и подтолкнул к двери:
- Ну, ступай к родителям, - велел странный гость. Люк спустился по ступеням и оказался в объятьях матери, которая счастливыми глазами смотрела то на него, то на отъезжающего. Дверца закрылась сама, и за ней остался их недавний гость. Карета между тем тронулась – тоже сама, никем не управляемая - действительно большая, красивая, лакированная дорожная карета. Из-за задернутых штор на окнах проступал яркий свет внутри, и снаружи, спереди и сзади, с четырех сторон полыхали яркие факелы, прикрепленные по углам.
Но карета еще полдела. То, что показалось Люку вначале непонятным узлом, оказалось не то что даже кучером, а каким-то чудищем, сидящим наверху - некая крылатая собака или огромная, жуткая летучая мышь переступала когтистыми лапами по краю крыши и шевелила наполовину сложенными перепончатыми крыльями.
- Кто это? – спросил испуганный Люк.
- Это… такой маленький дракон, его помощник, - равнодушно объяснила мама. Люк не хотел бы попасться в лапы такому помощнику.
Но и это было еще не все. Кони тоже изменились – они оказались железные. В их глазах мелькали языки красного пламени, а из ноздрей толчками шел дым. Они мерно переступали мощными ногами и словно бы сами знали куда идти, поводья оставались по-прежнему привязаны к облучку.
Карета объехала по кругу двор семьи вон Эдзель, которая стояла посередине, рассматривая все эти чудеса. Неожиданно в экипаже открылось большое переднее окошко, там показался Магивальд, который держал в руках кусок красного мяса. Он поднял голову наверх и ловко бросил кусок вверх своей горгулье, которая не менее ловко его поймала и проглотила. Странник же после этого вытащил кончиками пальцев из кармана большой белый платок и вытер им руки, а потом небрежно выбросил платок в окно. Кусочек легкой материи вспорхнул и исчез, превратившись в дым, который тут же рассеялся.
Люк, увидев это, сунул руку в карман, где лежала тряпица, из-под съеденного им сахарного коня. Как ни странно, она не исчезла, мальчик даже почувствовал пальцами оставшиеся в кармане крохотные кристаллики сахара.
От автора