Дубль два

Кирпичная крошка брызнула во все стороны. Пуля, попав в угол дома, едва не задела Алексея. Нервно сглотнув, он огляделся. Где-то в вышине, между силуэтами небоскребов, бесшумно скользил патрульный дрон, но его маршрут явно не пролегал через этот заброшенный квартал старого города. Погоня завела в тупик, и дальше бежать было некуда. Правда, над головой на уровне второго этажа виднелся огрызок пожарной лестницы, но добраться до него было нереально.

«Импланты от военных были бы сейчас кстати», — мелькнула запоздалая мысль. Вспомнились истории о том, как ребята с биоусилителями запрыгивали на такие высоты с места. Но увы, в свое время он отказался проходить курс переподготовки. Подумал, не пригодятся. И не угадал.

Шаги преследователя слышались совсем рядом, громко отдаваясь от покрытых граффити стен, сложенных из еще настоящего, не синтетического кирпича. Вот сейчас этот бритоголовый бугай завернёт за угол и всадит заряд прямо в Алексея. Сердце колотилось бешено. Мозг истерично проигрывал все варианты. Взгляд зацепился за мусорный бак, из тех старых моделей с механической крышкой, что еще чудом сохранились в этом районе. Да, с него не допрыгнуть до лестницы, но можно спрятаться.

«Не поможет», — обречённо подсказал внутренний голос, но Алексей не стал его слушать. Может, и не поможет, пусть так, а все же шанс был. В два коротких прыжка он оказался у бака. Распахнул крышку и, нырнув внутрь, притянул её к себе, стараясь не шуметь. В нос ударила волна кислого запаха разлагающейся органики и старого пластика, смешанное с едким химическим ароматом какого-то промышленного растворителя, но он не обращал на это внимания.

«Лишь бы побрезговал, лишь бы не открыл», — молился про себя Алексей. — «Господи, зачем я вообще полез в тот дневник!»

Всего лишь неделю назад его жизнь была размеренной и предсказуемой, а теперь — охота в трущобах 22-го сектора.В кромешной тьме мусорного бака он зажмурил глаза и словно вновь вернулся в тот злополучный день.

Глава 1

Алексей Лисин. Специалист по психологическим настройкам. Табличка с его именем поблескивала на двери кабинета, обещая карьерный рост и радужные перспективы.

И пусть сам кабинет был невелик, а должность не важная, сам факт, что он добился этого проделав такой путь, грел душу. Он был одним из тех, кого называли «самоучками второй волны» — людей, сменивших профессию уже в зрелом возрасте благодаря общедоступным нейроинтерфейсам и массовым открытым курсам. Почти все терпели крах, но никто не возвращался назад.

Раньше Алексей занимался машинами, усовершенствовал двигатели, менял подвески, на заказ переделывал авто из современных в ретро. Однако его супругу раздражало то, что он днюет и ночует в гараже, и однажды, вернувшись домой, Алексей обнаружил пустые шкафы: супруга, забрав сына, ушла.

Он звонил ей, кажется, миллион раз, да всё бестолку. Вот тогда и появилась идея сменить профессию. Стать лучше, круче, востребованней, и, может быть, она вернётся, а может он найдет себе лучше.

Курсы социальной психологии, затем повышение квалификации в нейропрограммировании, онлайн-диплом начинающего психотерапевта — и вот он, успех. Пусть и в скромной клинике на окраине Центрального сектора, но зато с доступом к самому современному оборудованию для коррекции нейроимплантов.

Алексей ещё раз протер табличку и, похлопав ладонью по двери, точно по плечу друга, шагнул в кабинет.

Небольшая комната с одним окном, часть которого заслонял громоздкий шкаф для хранения бумаг. За окном медленно проплывал рекламный дирижабль, застилая свет своим мерцающим брюхом, на котором сменялись голограммы новых моделей аэротакси.

— Э, брат, так не пойдёт. Давай-ка впустим сюда чуть больше света, — предложил Алексей деревянному гиганту, прикидывая, что если пододвинуть его к стене, он как раз встанет ровно, открыв оконный проём целиком.

Однако едва Алексей упёрся в край шкафа, как в дверь постучали.

— Алексей Карлович? — миловидная барышня с кудряшками, как у овечки, глядела на него, прижимая к груди папку. — Меня направили к вам. Вот. — Не перешагивая через порог, она протянула ему бумаги. Её движения были чуть слишком резкими, выдавленными, словно девушка боролась с внутренней паникой, которую старательно подавляла.

— Да. Да, это я, — обрадовался Лисин и, отряхнув руки, взял папку, открыл ее, активировал нейроинтерфейс, проецирующий данные прямо на сетчатку глаза, и принялся изучать суть проблемы. Текст диагноза и историю синхронизаций он видел словно наложенными поверх реальности: «Пациентка: ст. сержант Кира Воснец. Подразделение: кибернетическая безопасность. Диагноз: посттравматическая десинхронизация боевого импланта „Ястреб“ после инцидента в секторе 7».

— Ещё раз, как давно у вас произошла рассинхронизация с аппаратом? — уточнил он, бросая беглый взгляд на клиентку.

— Два, ну может, три дня назад, но не больше недели, — тут же заверила та и, потупив взор, принялась изучать носы тяжёлых армейских ботинок, что очень шли к её легкому платью цвета хаки. — Сначала думала, просто усталость. Но потом… потом мир начал плыть. Цифры на дисплеях двоиться, а сквозь голограммы стал проступать настоящий бетон стен. Словно мой «Ястреб» медленно умирает, а вместе с ним и та реальность, которую он мне выстраивал.

— Что ж, пройдёмте в аппаратную, — предложил Лисин первым, покидая кабинет и обещая себе, что шкаф от него никуда не денется.

Настройка проходила неспешно. Пока Алексей соединил все наноэлектроды в единую цепь, пока откалибровал путём задержки и учащенного дыхания ритм, пока провёл свето-шумовые пробы, прошло не менее часа. Наконец голографический монитор чётко показал все волны, что испускал головной мозг, а вместе с тем те, что происходили от встроенного нейрочипа. Последние то и дело резко поднимались, создавая пики и задевая кривую гамма-волн клиента.

— Видите эти всплески? — тихо пояснил Алексей, больше для себя. — Ваш имплант пытается работать в боевом режиме, сканируя угрозы, но не находит врага вовне. И начинает атаковать ваше же сознание. Классический синдром «одинокого стража». Смотрите на экран, расслабьтесь и не переживайте.

Лисин улыбнулся и, щёлкнув тумблером, активировал иммерсивное окружение. Отдалённый лес дышал прохладой, шумела река, а по водной глади скользила лодка в которой, кажется, плыли двое детей и один взрослый. Алексей даже ощущал искусственно сгенерированный обонятельными сенсорами запах воды и то, как ветер ерошил волосы, — настолько чётким и объёмным было изображение вокруг них, что поневоле усиливалось ощущение реальности. Это был стандартный терапевтический пакет «Умиротворение-22», одобренный Минздравом для снятия тревожности у военнослужащих.

Впрочем, это требовалось для расслабления клиента. Сам же Лисин тем временем поглядывал на экран и периодически двигал сенсорные ползунки интерфейса, выравнивая волны до тех пор, пока они не перестали давить друг на друга и начали двигаться в едином ритме. Его пальцы летали над сенсорной панелью с привычной ловкостью бывшего механика, только теперь он настраивал не антикварный карбюратор, а хрупкую человеческую психику, сплетённую с машиной.

Со стороны могло показаться, что работа его несущественна и проста, но Алексей гордился тем, что ему удавалось достаточно быстро ощутить внутреннюю тревогу человека и подобрать правильный ритм для восстановления контакта с нейроимплантами.

Когда процедура закончилась, Лисин подал руку, помогая девушке подняться из кресла.

— Как вы себя чувствуете? — уточнил он.

— Замечательно. А то с этими сбоями мир становился всё чудесатее и чудесатее, — она вздохнула. Теперь он снова… цельный. Спасибо вам, доктор.

— Понимаю, — заверил её Алексей. — Что ж, давайте договоримся, что вы придёте ко мне через месяц на диагностирование. Проверим, что всё в норме, а сейчас можете идти.

Отпустив клиентку, Лисин обработал электроды дезинфицирующим ультрафиолетом, очистил память компьютера и решительным шагом вернулся в кабинет. Главная борьба дня — со шкафом за солнечный свет — всё ещё была впереди.

Упершись руками в боковину шкафа, Алексей что есть сил навалился на него. Однако тот точно прирос к полу. Шкаф был реликтом докибернетической эпохи, сделанным из настоящего массива дуба, и весил, как небольшой автомобиль.

— Решил не сдаваться? — буркнул Лисин и с новой силой привалился к деревянному боку. Шкаф сдался. Что-то треснуло, и он, хоть и медленно, но верно начал движение к углу. Алексей ликовал, и хотя с него сошло семь потов, он был горд, что не сдался. Это была его маленькая победа над неповоротливым наследием прошлого.

Когда окно освободилось и послеполуденный свет заполнил комнату, Лисин отошёл к двери, глянул на перестановку и мысленно похвалил себя. Он уже хотел отойти за кофе, но тут вдруг заметил угол папки, торчащей из-за деревянного исполина. Серый, невзрачный уголок, почти сливавшийся с пылью и тенью.

— Это у нас что? — Алексей подошёл и, ухватившись за посеревший от пыли уголок, потянул на себя. Папка, хоть и нехотя, но все же выползла на свет. Грязная, помятая с одной стороны, она, видимо, давно упала за шкаф да так и лежала там, никем не найденная. На ее поверхности не было ни штрих-кода, ни RFID-метки, словно кто-то нарочно желал спрятать любую информацию о содержимом.

— Очень интересно. Что ж это ты никому не пригодилась? — хмыкнул Лисин, кладя её на стол. Он хотел сразу же глянуть, что в ней, но решил работать над собой и не поддаваться любопытству, а всё же сперва взять кофе. Дисциплина и самоконтроль — вот что отличало его новое «я» от старого, импульсивного механика.

— Скоро вернусь, — пообещал он пластиковому трофею и покинул кабинет.

Однако даже в очереди за кофе мысли о папке не отпускали его. Что в ней? Почему на медицинском документе нет следов электронной регистрации? Отчего никто не стал её искать? Что дальше с ней делать?

— Всё по очереди, — одёрнул себя Алексей. Купив стаканчик с чёрным без сахара, он вернулся в кабинет, устроился в кресле и только тогда позволил себе раскрыть папку.

К его разочарованию, в ней не нашлось бумаг, фото или чего там ещё использовали раньше — значит, не такой уж и реликт эпохи находился перед ним. Из интересного имелась только голографическая кассета старого образца, с разъёмом под считыватель серии «Омега», какие не выпускали уже лет пятьдесят. Она была тяжёлой, холодной и инкрустированной по торцу медными контактами — артефакт времён расцвета аналоговой голографии, до эры прямого нейроскачивания.

— Посмотрим, смогу ли я её считать, — пробормотал Алексей, ощущая азарт. Но тут же внутренний голос напомнил ему о регламенте: любые документы, не имеющие отношения к работнику, необходимо сдавать в архивный отдел, где квантовый сортировщик решит их дальнейшую судьбу. То есть, попросту говоря, чужие папки, файлы и записи просматривать запрещалось. В его мире за такое не просто увольняли, а могли внести в «серый список», лишив доступа к нейросетям.

Лисин забарабанил по столу пальцами.

— Да кто его знает, — пробормотал он, разглядывая кассету. — Но её же никто не искал. Сколько она пролежала за шкафом? Неизвестно. Значит, если я гляну, хотя бы чуть-чуть, то и вреда от этого не будет, а потом непременно отнесу в архив. — Любопытство — опасный двигатель прогресса, и он чувствовал, как его внутренний моторчик, моторчик старого механика, заводится с пол-оборота.

Таким образом, убедив самого себя, что он ничего не нарушает, Лисин принялся подбирать код для настройки своего голографаскопа под найденную кассету. Ему пришлось вручную переназначить несколько пинов в считывателе и запустить эмулятор устаревшей операционной системы — навыки, которые он не применял со времён учёбы.

Через четверть часа аппарат пискнул. Рябь, все это время мелькавшая перед глазами, исчезла, и Лисин взглянул на мир чужими глазами.

Запись 1

— Ваш ход, Алиса!

Красная королева мило улыбнулась, но как только девочка повернулась к ней спиной состроила страшную гримасу, и розовый фламинго, которого Алиса ухватила за лапки, обвис, словно сдулся.

— Какая же ты копуша, Алиса! Королева хлопнула в ладоши, и очередной ёж подкатился к ногам девочки.

С моей точки зрения, все это выглядело весьма странно. Маленькая девочка с плюшевым фламинго, а за ее спиной Королева червей, проводящая большим пальцем руки по горлу. Обе выглядели неправильными, перевернутыми. Я попытался разогнуться, что бы все встало с головы на ноги, но тут же услышал визг Её Величества.

— Голову с плеч! Она указала пальцем на меня. Когда делаешь мостик, не так-то просто убежать, и королева воспользовалась этим, ловко приведя фламинго в боевую готовность, оттолкнула Алису и ударила по ежу. Колючий шар полетел вперед и врезался мне в шею.

— Учитесь, Алиса!

Алиса!

Алиса…

Кто-то бил меня по щекам. В нос ударил запах нашатыря. Я вздрогнул и попытался разлепить опухшие от слёз веки. Ощущение ежовых иголок ещё жгло у основания черепа.

— Семён, вы меня слышите?

Я облизнул губы и кивнул. Господи, какая ерунда. Как я мог забыть, что лежу на кушетке у врача, а не стою, выгнувшись дугой на крокетном поле.

— Давайте встретимся позже в кабинете, — предложил доктор.

Я снова кивнул и заметил краем глаза, как образ доктора тает. Вздохнув с облегчением, я закрыл глаза.

Кабинет заполняет мягкий рассеянный свет. Стены выкрашены в бирюзовый. Каждый раз, оказываясь здесь, мне кажется, что я утонул и смотрю на мир, лежа на дне моря.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, док. — Я откидываюсь в кресле, и невидимые механизмы начинают массировать шею и спину, жужжанием напоминая цикад.

— Прекрасно.

Доктор Додсон занёс что-то в блокнот.

— Давайте теперь вернёмся назад во времени. Вы помните тот день, когда впервые попробовали Элби?

— Такое не забывается.

Лисин дёрнулся, выныривая из омута чужих воспоминаний. В висках стучало, а на языке стоял привкус меди и страха — эхо чужого адреналина, впрыснутого в его систему прямым нейроскачиванием. На душе стало противно.

— Знал же, что нельзя лезть в чужие записи, — прошипел он, поспешно закрывая папку и отталкивая её от себя, как гремучую змею. — Очередной бред душевнобольного и ничего больше. Бред про клонов и роботов… Синдром навязчивых воспоминаний, порождённый сбоем импланта. Стандартный случай. — Чёрт, погано… — он схватил стаканчик, на котором сиял фирменный слоган «Выпей меня», и в несколько глотков осушил его, затем, смяв, кинул в корзину, где тот мигом превратился в экологически чистую пыль. Алексей потянулся, чтобы потереть шею, но отдёрнул руку: это не его ощущения, а того безумца, чью запись он смотрел. Призрачное воспоминание о тугом воротнике защитного костюма, которого он никогда не носил, всё ещё давило на кожу. Он покосился на ведро: может, выкинуть папку туда? Едва ли кто-то хватится её, раз за столько лет она никому не пригодилась.

— В архив. Однозначно в архив, — буркнул Лисин, — хватит нарушений протокола на сегодня. Он мысленно представил, как бездушные щупальца квантового сортировщика в архиве затянут папку в недра системы, и она навсегда канет в цифровое забвение. Чтобы та не мозолила глаза, он сунул её в верхний ящик стола, задвинув его с таким усилием, будто пытался запереть в нём самого дьявола.

Тут как раз появился очередной клиент и отвлёк его от мыслей об увиденном безумии. Пожилой мужчина с тремором рук и стеклянным взглядом — типичные симптомы «цифрового склероза», когда мозг отказывается фильтровать поток информации из нейросети. Впрочем, даже накладывая сеть электродов и откалибровывая гамма- и дельта-волны, Алексей не мог выбросить из головы один вопрос. Что такое «ЭЛБИ»? Эта аббревиатура, выкрикнутая тем голосом из записи, врезалась в его память, как раскалённый штык. Она не значилась ни в одном из известных ему медицинских или технических реестров. Это было что-то извне. Что-то запретное.