Дуда

Каменный песок сыпался на голову старика, намекая, что в любой момент своды могут обрушиться. Но он не обращал внимания — лишь глядел куда-то вперёд, опустошённым и немного безумным взглядом.

Может, из-за преклонной старости, а может, от тяжёлого истощения, он постоянно забывал, зачем здесь находится. И сам себе, полушёпотом, задавал:

— Что я здесь делаю?..

Иногда, забыв ответ, продолжал стоять. А иногда, вспомнив, вздыхал и переводил взгляд на свои руки:

— А! Точно… Дуда…

В ладонях у него была дуда — изысканная, работы мастера. С узорчатыми медными и золотыми кольцами. Из кожи и кости неведомых зверей, с далёкого края мира. Цветные орнаменты на ней изображали празднества и гуляния, природу и людей, жизнь и радость — и, казалось, жили своей беззаботной жизнью. Она светилась во тьме, словно благословенная богами, и была единственным источником света.

Рассматривая чудные изображения в полутьме, старик забывал, зачем пришёл — настолько дивным было ремесло, вложенное в этот инструмент.

Так бы всё и продолжалось, пока он не упал бы от истощения, но в очередной вспышке памяти он вспомнил.

Он собирался сыграть на этой дуде в последний раз и оставить её здесь, в мраке забытого склепа. Чтобы никто и никогда не превзошёл его мастерство. Ведь страшнее смерти для него была мысль, что всё его величие было не в нём, а в инструменте. Что стоит лишь какому-нибудь амбициозному юнцу взять дуду в руки — и он превзойдёт старика. Как когда-то он сам — превзошёл своего учителя.

Он помнил, будто это было вчера, как бросил вызов мастеру: прилюдно прервав его игру своей. Тогда ему аплодировали. Он улыбнулся, вспомнив этот миг.

После того выступления учитель больше не играл. Никогда. А вскоре и вовсе умер, оставив ученику эту самую дуду. С ней старик играл ещё ярче, ещё сильнее — и при жизни стал легендой. Во всей Империи не нашлось музыканта лучше. Даже главы великих домов поднимались со своих мест, аплодируя.

— Что же стало со мной… — прошептал он, глядя на дуду.

Он пытался вспомнить, понять:

— Разве я ошибся? Но… в чём?

Ответа не было. Он продолжал задавать свои странные вопросы в пустоту:

— Почему я перестал играть? Как давно это было…

Он копался в воспоминаниях, пытаясь отыскать “тот” момент. Только вот какой именно? Может, он так долго боялся перестать быть лучшим, что забыл, как быть хоть кем-то…

И вдруг — дуда заиграла. Сама.

Старик выронил её от удивления, но она не упала. Не касаясь земли, она продолжала играть — нежно, ярко, красиво. Такую мелодию он не слышал никогда.

Он разрыдался. Схватился за сердце и рухнул на колени.

А дуда, переливаясь пёстрыми сюжетами и светом, кружилась над ним, словно плясала. И в её танце — было торжество. И насмешка.