Дуэль

Взял я свой каяк, и приплыл на священный остров Айон, черепа моржей расставил правильно, поставил чум над ними, и поджёг в курительнице табак что привезли люди кремня с палящего юга. А сверху курильню прикрыл плотно, чтоб ни искры света наружу не просачивалось. Все, потому что увидеть келе́ можно только когда глаза не видят. Древние шаманы раньше глаз свой один хоронили, по правилам всем, с копьём и мясом и рукавицами, чтоб легче было духов встретить. Так Одингыр старый южный шаман из солнечной Скандинавии, сделал, глаз вынул и гарпуном себя приколол к торосу высокому, чтоб мудрость получить. Лишнее всё это, если бы келе́ можно было такими способами простыми приманить, все бы шаманами стали. Так устроен мир, так сказал Кутх.

Бил я в свой бубен, иногда добавлял к нему варган и пение, и келе́ отзывались. Словно ветер завыл во тьме, словно птицы запели, и медведь белый зарычал. Страшно, но нельзя боятся, кто боится - тому плохо шаманом быть. И открыли мне полынью во льду мира, и вижу шаман чужих злых келе́, смотрит мне в глаза с другой стороны. Да и говорит - Тымнэвакат - ♫признай мощь моих келе́, что Имена Свои Прячут. Вот тебе грамота на оленей шкуре кровью рабов начерчена, впиши в неё имя своё, и восхищение своё Безымянными. А я ему отвечаю, свои имена только младшие, слабые духи назвать боятся, ибо по имени можно подчинить их себе, приходят такие сущности из палящей земли, что адом зовётся у троебожников, и даёт своим шаманам силу палящего света Адского. Нет у жителей преисподней сил над скромным жрецом Кутха - создателя.

Стал злой шаман инквизицией меня пугать, но смеялся я только над словами его пустыми, и тут он руку сквозь полынью во льду мира сунул, за бороду меня схватил и к себе потянул, хитёр старик, и крепок ещё, хоть голова и седа. Вытащил в место светлое да тёплое, так душно только летом бывает, когда злые мухи летят над тундрой чтоб кровь у людей Севера и оленей пить, даже людям Кремня достаётся если у нас бывают. Сбросил я малицу и рукавицы, и шапку, и пимы. Жарко слишком, дышать тяжело, а шаман безымянных духов пальцем показывать начал на мои татуировки волшебные. Что я в стойбище Москва на юге делал, там кот синий, и в стойбище Токио на востоке делал, там змей желтый, и в стойбище Мехико на западе делал, там птица зелёная, и в стойбище Веллингтон на севере делал, там рыба чёрная. Со всех концов мира силу волшебную брал, и последней бесцветной татуировкой скрепил все четыре, прямо на Айоне чудесном. На последней начертана, цифра магическая, знак силы, знак единства.

Ржёт злой жрец, как ишак, и говорит, что татуировки только рабам носить, не станут такое свободные делать, а я и говорю, у кого свобода есть - те сами решают, что со своим телом делать, а кто рабы сущностей адских - тому говорят, когда жить, когда умирать, когда детей рожать. Все вы рабы, только кто-то прямо раб неназываемых демонов, а кто раб рабов.

А он мне - не тебе судить, не было бы у нас рабов, как бы мы защитили Предполье и Реал от Дальних Сил? А я и отвечаю, смотрел я шкуры твои оленьи, на которых кровью истории вашего мира написаны. Не ужель у тебя крупиц разума не хватает в голове чтоб понять, и ваши Безымянные, и ваши Дальние - один сорт катышей оленьих, между собой борются только для развлечения, любят злые келе́ когда кровь человеческая беспрерывно ручьём льётся. Не разделение то Миров было, а уплотнение тени что Мир Реал на Изнанку отбрасывал, и погибшие в той бойне это были жертвы чтобы духи поближе к Миру Живому приблизились, на шажок один, вечность у них есть, шаг за шагом и доберутся.

А он мне - да в вашем Мире тоже война идёт кровь льёте непрерывно. Тебе ли судить нас, шамане. Нет не мне судить, есть и наша вина что кровь из Мира на Изнанку капала, прямо в тень что ты Предпольем зовёшь, и келе́ злых кормит. А вина ваша, что построили вы Предполье, так чтоб быстрее Безымянные росли, быстрее до Мира добрались. Детей крадёте и пытаете, взрослых крадёте и в рабство обращаете, шаманов не оттаявших крадёте и войну заставляете бесконечную вести, нехорошие, однако.

А он говорить не стал ничего, пока я словами изливался, подошёл поближе, да буцкнул мне в челюсть. Силён шаман сил палящих, зуб даже сломал сразу, теперь придётся оленя продавать, в Москву ехать и зуб неживой себе ставить. Может даже из железа жёлтого, блестящего, а может и простой белый. Пока сидел я на заднице, крикнул громко жрец: "Александр Сергеевич, берите его тёпленьким, гонору много было, а с одной зуботычины на жопу сел." Очень коварно это было, но, с другой стороны, обещал же Вархл что инквизиции нажалуется — вот и нажаловался.

Но и я не лыком шит, сорвал с ожерелья перья ворона чёрные, весной собранные, бросил оп пол, и явился Кутх, посмотрел на всех нас, сначала правым глазом, потом левым, а затем третьим что посреди лба, да и говорит: "Проснись шамане, ты бредишь", и вырвал меня из Тени Мира, проснулся в своей кровати, только зуб болит сломанный и бороды клок вырван, пришлось целиком сбривать, чтоб не узнала семья о моём бое ночном теологическом, и не переживала.

Правда ль то была, или выдумка, или сон дурной от того, что много мяса вяленного на ночь поел, но думается мне, если бы не подмога из инквизиторов, настучал бы я белоряснику от души, так что юшкой красной бы умылся, и подумал в другой раз как угрожать шаману великого ворона Кутха. Но однако к дуэлям получше готовится надо, факт.

Ну а что ты думаешь, читатель, кто кого одолел в диспуте теологическом, и в дуэли теократической. Твой автор Тымнэвакат, или слабосильный, хоть и коварный жрец неназываемых сил — Вархл? Думаю ответ очевиден каждому.