Дух зеркала

Помните анекдот о даме на диете, которая ночью встала водички попить? А дальше – все как в тумане, очнулась, когда торт борщом запивала? Так вот, Лена над анекдотом этим всегда сильно смеялась. Пока сама не попала в туман. Гораздо более масштабный. И страшный. Безо всяких диет.

Лена искала себе сумку. Точнее – винтажный ридикюль. Она до мельчайших подробностей представляла желанный аксессуар и рыла все сайты, где была возможна подобная покупка. И нашла. Милейшая бабулечка, свободно говорящая по видеосвязи и при этом выглядящая, как престарелая герцогиня, продемонстрировала Лене предмет ее мечты. Черный, мягкий, с серебристым замочком ридикюль манил и притягивал. Но бабулька-искусительница на этом не успокоилась. И показала Лене еще пару сумочек. От которых та пришла уже не в восторг, а в самый что ни на есть натуральный экстаз.

Договорились быстро. Бабуленция за три сумки назначила очень и очень щадящую цену, предупредила, что берет только наличными. И дала адрес в одном из арбатских переулочков. Лена еле-еле дотерпела до утра, порадовалась, что суббота и на работу не надо, и рванула за мечтой. Точнее, за несколькими уже мечтами. И заблудилась.

Такое бывает в арбатских переулках. Вроде, они и недлинные, и не так уже их много. Но Лена, не раз бывавшая во многих из них, тут почему-то проявила совершенно ей несвойственный топографический кретинизм. И ладно Лена, но навигатор по каким-то неясным причинам тоже отказался ее вести по нужному адресу. Просто глюкнул и отключился. Тот же «подвиг» повторили и все приложения с картами Москвы. В итоге Лене пришлось звонить милейшей Серафиме Игнатьевне (так звали бабульку с ридикюлями) и с реверансами и извинениями просить инструкций, как дойти до места. Торговка мечтами, впрочем, совсем не удивилась. И дала такие четкие указания, что Лена в два счета добралась. Попутно изумившись, как можно было заблудиться – она, оказывается, ходила кругами вокруг искомого дома. На втором этаже перед тяжеленной дубовой дверью она перевела дух и нажала на бронзовую кнопку звонка.

Серафима Игнатьевна открыла тут же, словно под дверью стояла. С церемониями Лена была проведена длинным и темным коридором вдоль множества (чуть ли не десятка) закрытых дверей в помещение, больше всего напоминающее мастерскую творца. Только не ясно, какого именно. Здесь не было ни мольбертов, ни гипса, ни поделочных камней, но при этом очень ощутимый «привкус» творчества словно бы витал в воздухе. Впрочем, Лене было не до этого. На старинном столе лежали сумки ее мечты. Дрожащими руками она трогала уже почти свои сокровища, краем уха слушая рассказ Серафимы Игнатьевны о том, как эти сумки к ней попали. Слушала, но не слышала, поглощенная ридикюлем и его «сестрами». Пристроила одну из них на плечо и автоматически стала искать глазами зеркало. И нашла. Старинное, в оригинальной вычурной раме, оно почему-то притягивало не слабее сумочных сокровищ.

Под журчащий голос хозяйки Лена дошла до зеркала и посмотрела на себя. И ахнула. Потому что это была не она. Точнее, она, но… Но совсем другая. Высокая прическа. Шляпка. Коротенькая меховая шубка и длинная широкая юбка, прикрывающая обувь. Единственное, что не изменилось, – сумка. Впрочем, зеркальная незнакомка держала ее в руке, как клатч, ремешка через плечо не было.

Лена лихорадочно ощупала и оглядела себя. «Конский» хвост на затылке. Джинсы. Черное пальто. Кроссовки. Ничего общего с тем, что транслировало зеркало. А оно именно транслировало. Потому что отражение, лицом и фигурой на Лену очень похожее, ею совершенно точно не являлось. Дама в зазеркалье оправляла на себе юбку, опускала на лицо вуаль-паутинку. Потом, хмурясь, за цепочку достала из складок юбки золотые часики, открыла крышку и с досадой покачала головой. Лена, как завороженная, наблюдала за этим представлением. Пока не услышала за спиной покашливание. И голос Серафимы Игнатьевны:

- Что, признало оно хозяйку? Показало тебе тебя? Или не тебя?..

И все. Дальше – полный туман. Очнулась Лена в своей квартире на диване. Без пальто и кроссовок, но крепко сжимающей белый пакет – с сумками, как оказалось. Более того, в ее собственной торбе, с которой она ходила за мечтами, обнаружился кошелек с наличными, приготовленными на покупки. Сумма была именно та, которую Лена сняла в банкомате. То есть, сумки достались ей бесплатно.

Лена потрясла головой. Встала. Прислушалась к себе. Вроде, не качает, не шатает, ничего не болит, голова не кружится. Что же произошло? Последнее, что она помнила – странное зеркало, показывающее ей не ее. И еще более странные вопросы Серафимы Игнатьевны. И… И все. За окном сгущались ранние октябрьские сумерки. При том, что встреча с бабулькой состоялась в десять утра.

В ванной Лена умылась ледяной водой, посмотрела на себя в родное санузловское зеркало. Которое, к счастью, было самым обычным и с хозяйкой честным. Красавицей она в нем точно не выглядела, но, во всяком случае, это была она. С собранными в хвост волосами, в черной водолазке и с прыщом на кончике носа.

Прыщ почему-то Лену успокоил совсем. Она вышла из ванной, пошла на кухню и вдруг… Завопила на всю квартиру. Что-то без слов, но на испуганном. Потому что дурацкое зеркало из квартиры странной бабульки было тут как тут. Висело на стене в коридоре. Точнее, как потом выяснилось, даже не висело, а было прикреплено к стене специальными держателями. И в нем снова отражалась не Лена! Точнее, Лена, если бы она жила век назад.

В коридоре был полумрак, немного света пропускало окно кухни, немного – открытая дверь в ванную. А вот в зеркале было светло, там явно горели какие-то осветительные приборы, издалека не ясно, какие. Незнакомка в роскошном бальном платье жемчужно-серого цвета застегивала на шее колье и широко улыбалась сама себе. На заднем фоне мелькали какие-то люди, «зеркальная» дама прихорашивалась и с кем-то разговаривала. При этом смотрела она в зеркало, но поймать ее взгляд было невозможно. И тут… Как-то остро незнакомка глянула прямо в глаза Лене. И та снова провалилась в туманное небытие.

Следующее возвращение в реальность приключилось следующим утром. Лена открыла глаза все на том же своем диване. И первая мысль была: «Кто же меня сюда приносит постоянно?!». А потом навалилось разом всё произошедшее. И Лена расплакалась. От страха, непонимания и отчаяния. Рыдания прервал звонок в дверь. Генка!

Лена кинулась открывать. На пороге действительно оказался ее возлюбленный. Одновременно злой и взволнованный.

- Ленок, ну что ты творишь! Сутки не могу дозвониться до тебя! Ты же знаешь, меня в городе не было, только сейчас вернулся и сразу к тебе. Чуть с ума не сошел. Трубку ты не берешь, сообщений не читаешь. Что случилось?

Генка пригляделся к Лене и вдруг спросил:

- Ты не заболела? Выглядишь как-то странно, на себя не похожа…

Лена всхлипнула. Крепко обняла Генку, прижалась. И снова разрыдалась.

Дальше были разговоры. Лена во всех подробностях рассказала о визите в арбатский переулок, о сумках, о бабульке, о незнакомке. И о зеркале. Точнее, зеркало даже показала. Генка присвистнул и глянул подозрительно:

- А кто тебе его вешал? На совесть так прикрутили, грамотно.

Лена снова пустилась в объяснения. Любимый кивал, но во взгляде мелькало недоверие. И Лена, в принципе, не могла его за это винить. Странная история, что уж. Но дальше оказалось еще страннее. Сначала Лена не смогла найти на сайте Серафиму Игнатьевну. Ни старушки не было, ни ридикюлей, ни истории переписки. Мало того, телефона пожилой дамы в Ленином телефоне тоже не нашлось. Равно как и исходящего звонка. Недоверие в Генкиных глазах перешло в конкретное подозрение. И Лена решила использовать последний шанс, чтобы реабилитироваться.

- Поехали! Я же адрес знаю. И запомнила его отлично после своих блужданий. Утро уже не раннее, так что наносить визиты прилично.

Лена быстро умылась, переоделась. Генка предлагал хоть позавтракать, но ей было не до еды. Всё потом. Перед уходом она посмотрелась в зеркало. На этот раз оно отразило ее саму. Правда, выглядела она, как Генка и сказал, как-то болезненно. Но предпочла об этом не задумываться. Не терпелось как можно скорее понять, что же с ней происходит.

На этот раз к нужному дому Лена попала сразу. Мимоходом удивившись, почему же так плутала здесь вчера. Дверь в квартиру не изменилась, звонок тоже. А вот хозяйка… Их долго изучали в глазок, а потом открыла молодая женщина. С недоумением посмотрела на Лену и Генку:

- Здравствуйте! Вы к кому?

Лена взволнованно выступила вперед:

- Доброе утро! Мы, точнее, я к Серафиме Игнатьевне. Я была у нее вчера и кое-что забыла.

Женщина изумилась:

- Серафима Игнатьевна – это я. Но вы вчера у меня точно не были. Я вас вообще не знаю.

Лена растерялась:

- Вы?.. Но вчера тут была очень пожилая дама, которая представилась этим именем. Она продавала старинные ридикюли, я, собственно, за одним таким и приехала. А потом случилось что-то странное…

Женщина нахмурилась:

- Ну вот что. Вы рассказываете какую-то ерунду. Еще раз повторю: Серафима Игнатьевна – это я. Живу одна. Никаких пожилых дам тут нет. Вас впервые вижу. Поэтому ваша афера не удалась, чего бы вы ни добивались. Прощайте!

Дверь захлопнулась. Лена поняла, что последняя ниточка к разгадке оборвалась.

***

Генка, надо отдать ему должное, вел себя идеально. Если раньше у него и были какие-то подозрения, то, увидев, в какое отчаяние пришла любимая девушка, он повел себя по-джентльменски. Слезы Лене вытер. В щечку поцеловал. Заверил, что они обязательно что-то придумают, и повез на завтрак в любимую Ленину кафешку. Той казалось, что после всего произошедшего ей кусок в горло не полезет, однако же полез. И омлет с грибами полез, и круассан с шоколадом. А кофе аж две чашки вошло. Генка улыбался и кивал удовлетворенно. Был он парень простой, работал дальнобойщиком, библиотекаршу Лену считал существом не от мира сего и полагал, что должен за ней присматривать. Как то: кормить, проверять, по погоде ли она оделась, покупать вкусности и красивости и утешать, если плачет. Даже если причина её слез была ему совершенно непонятна. И Лена Генку любила всей душой, откровенно наплевав на мнение родных и знакомых, что, мол, моветон. Да за ней родители и бабушки с дедушками так не ухаживали, как этот парень! Так что идите лесом со своим моветоном – примерно так сказала интеллигентная Лена всем, кто пытался критиковать Генку.

За едой мрачные события последнего дня как-то отодвинулись в сторону. Но когда официант принес счет, проблемы тут же вернулись. И Лена поняла, что сейчас расплачется. Генка, чутко уловив настроение любимой, взял дело в свои надежные руки:

- Ленок, не куксись! Поехали к тебе и давай разбираться, что, собственно, произошло. И что нам с этим делать. А я заодно посмотрю, как там это зеркало крепится. И, если скажешь, что его надо выбросить, сразу же на помойку отнесу.

Лене немного полегчало. Они вызвали такси, потому что Генкина машина осталась у ее дома, на Арбат ехать на собственном транспорте – и пробок не оберешься, и парковка стоит как чугунный мост. В машине, словно по взаимному уговору, говорили о другом. Генка рассказывал о рейсе, травил смешные дальнобойские байки. Лена пару раз даже рассмеялась. Но когда пришла пора открывать дверь собственной квартиры, вдруг замерла.

- Ген, я боюсь. Я боюсь туда заходить. Вроде пока мы в других местах были, я себя чувствовала нормальной, обычной. А если сейчас снова зеркало это увижу, придется признать, что в моей жизни происходит какая-то пугающая мистика. Или я вообще с ума сошла. И даже не знаю, какой из этих вариантов хуже.

Генка забрал у нее ключи и рассудительно ответил:

- Ну, с ума ты сошла вряд ли. И я тебе это сейчас в два счета докажу. А насчет мистики… Ты же сама постоянно цитируешь… Горация что ли какого-то…

Лена невольно улыбнулась. Генка явно имел в виду цитату: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»[1]. Но, в принципе, вспомнил её абсолютно к месту. А что перепутал имена – так это многие путают, не все Шекспира знают.

Дверь открылась. Первое, что Лена увидела – зеркало. Неизвестный мастер, который его крепил, выбрал почему-то простенок прямо напротив входной двери. Сама Лена никогда бы его так не повесила: дичь какая-то – каждый раз заходить и пугаться собственного отражения. Впрочем, в данный конкретный момент отражение не напугало. Зеркало показывало реальную Лену, а с ней рядом – реального Генку. Хотя он и утром, когда к Лене примчался, ничего необычного в своем отражении не заметил, ему зеркало послушно транслировало обычную картину мира.

Молодые люди быстро разделись – обоим не очень-то хотелось долго топтаться «под прицелом» странного предмета. Генка снова захотел кофе: после рейса он обычно отсыпался, а сейчас было не до сна, и кофе помогал эффективно бодрствовать. Поэтому расположились на кухне. И пока Лена колдовала над туркой, Генка начал, как он выразился, «анализ ситуации»:

- Смотри, что у нас получается. Ты познакомилась с бабкой на сайте, пришла к ней за сумками, увидела в зеркале вместо себя своего двойника…

Лена перебила:

- Погоди. Я вот все думаю насчет двойника. Да, женщина была вроде бы на меня похожа, но гораздо старше. Не старая, но такая, знаешь, за сорок… Хотя и хорошо выглядящая, но, как говорят, для своих лет. Поэтому я не уверена, что она – мой двойник.

Генка покладисто кивнул:

- Хорошо. В зеркале ты увидела какую-то женщину, одетую в старинную одежду. И эта женщина была словно в телевизоре, так?

Лена задумчиво посмотрела на возлюбленного:

- Да, наверное, можно сказать и так. Она явно тоже стояла перед зеркалом, но при этом её действия с моими никак не согласовывались. И во второй раз, уже тут, дома, было так же.

Генка встал и пошел в коридор – к злополучному зеркалу. Сначала в него посмотрелся. Не углядел, видимо, никаких странностей. А потом заглянул за зеркало и присвистнул:

- Да, Ленок… Видимо, крепил зеркало кто-то такой же древний, как и оно само. То-то я сразу не понял, почему оно так странно висит. Иди сама посмотри.

Лене не хотелось подходить к этому источнику страха и неприятностей, но стало любопытно, что ж такого «древнего» увидел Генка. Сначала ничего не поняла, а потом до нее тоже дошло: зеркало висело под наклоном, как это делали давным-давно. От каждого угла к центру шла толстая цепь, концы цепей были надеты на кольцо, а то, в свою очередь, было накинуто на массивный торчащий из стены крюк размером чуть ли не с Ленину кисть.

Генка попытался было просунуть руку в изрядную вроде бы щель между стеной и зеркалом, но он был парень крепкий, и дальше запястья рука не прошла. Он аккуратно, чтобы не покалечить, вынул ее из-за рамы и сказал озадаченно:

- Я такое только в музеях и в кино видел, если честно. Хотя, отец говорил, что у него в деревне тоже так сначала и зеркала, и картины вешали, уже не помню почему.

Лена знала почему, но в данном случае ей это показалось несущественным. Существенным было другое. Она взяла Генку за руку, потащила на кухню, усадила и дала кружку с кофе.

- Ген, да фиг с ним, с креплением. Ты не закончил анализ свой. Пей кофе, а я продолжу. Первый раз я потеряла сознание после странных слов Серафимы Игнатьевны. Или уж не знаю теперь, кто это был. В общем, она спросила, признало ли меня зеркало и меня или не меня показало. И все – темнота. В себя я пришла часов через десять после этого. Дома. Разутая. На диване. И чёртово зеркало уже висело на стене в моей квартире. Я снова в него посмотрелась. Увидела ту же женщину, что и раньше. И в этот раз она как-то посмотрела прямо на меня. Я снова отключилась – еще часов на десять. Это что – гипноз?

Генка, несмотря на всю серьезность ситуации, вдруг хохотнул:

- Ага, а перенос зеркала в твою квартиру – телекинез?

Перенос… Перенос… Лена вскочила, чуть не опрокинув свой кофе, подбежала к зеркалу и стала изучать стену за ним. И вдруг застонала.

- Гееенааа… Это не моя стена… Не моя… А из квартиры той бабки. У нее такие обои были, в золотых лилиях…

Вторая чашка кофе тоже чуть не опрокинулась. Генка внимательно смотрел на стену. И понимал, что Лена права. Дело, из без того загадочное и скверное, принимало новый оборот. Пока он думал, что сказать и что сделать дальше, Лена вдруг начала к чему-то словно прислушиваться, хотя в квартире было тихо. И при этом странно смотреть в зеркало: будто желая отвернуть, но не имея возможности это сделать. Генка моргнул и закричал: Лена за миг стала старше лет на двадцать.

Потом снова были Ленины рыдания, вполне оправданные: после того, что она увидела в обычном зеркале – женщину к пятидесяти вместо двадцатипятилетней девушки – любая истерика была к месту. Генка чувствовал, что сходит с ума. Его абсолютно рациональный и даже приземленный мозг категорически отказывался воспринимать происходящее. А Лена, рыдая, вдруг проговорила:

- А мне же словно в ухо кто-то шепнул, представляешь, мол, не смотри! Я и хочу отвернуться, а там снова тетка эта. И так смотрит на меня, словно душу вытягивает.

Гена задумчиво протянул:

- Ну душа у тебя на месте, а вот молодость она из тебя вытягивает точно.

Лена снова залилась слезами. А Гена пошел в коридор и начал там чем-то греметь и позвякивать. И бормотать при этом:

- Чушь какая-то. Нет зеркала – нет проблемы. Сейчас сниму, на помойку снесу и там еще разобью для верности.

Бормотание стихло и раздался грохот. Лена метнулась в коридор. Никого! Стоят Генкины ботинки, висит его куртка. Входная дверь заперта на щеколду. И никого – кроме проклятого зеркала! И что делать? В полицию бежать?! Внезапно силы у Лены кончились, и она опустилась прямо на пол. Сейчас она немного полежит, а потом решит, что делать.

***

Через неделю Лену не узнала родная мама Татьяна Петровна. Которая прибежала и стала ломиться в дверь, потому что дочь не отвечала на звонки и, как выяснилось, впервые в жизни безо всяких объяснений не вышла на работу. Дверь открыла пожилая седая женщина. И зашлась сухим плачем, шепча: «Мамочка…».

Татьяна Петровна, надо отдать ей должное, остолбенела, но ненадолго. Пристально вглядываясь в старуху, она увидела в ней родные черты. Теперь рыдали уже обе. Потом мама готовила и варила кофе, потому что у Лены тряслись руки и совершенно не было сил. Она могла только рассказывать. Татьяна Петровна слушала и ужасалась, хотя куда ж еще. Когда о Генке узнала, слезы снова потекли ручьем: так ей, в отличие от других родных, нравился жених дочери. И все время Лениного рассказа она лихорадочно пыталась придумать, что делать. К врачам дочь вести? О Генкиной пропаже в полицию заявлять? Зеркало вместе со стеной выпиливать как-то? В квартиру священника звать? Ехать к этой Серафиме и стараться как-то ее улестить или запугать, чтобы рассказала, как дочь спасти?

Начать Татьяна Петровна решила с последнего. Выспросила у Лены точный адрес, уложила ту спать, напоив успокоительным, ненадолго заехала к себе домой. И через пару часов уже звонила в дверь предполагаемой Серафимы Игнатьевны. Как только та открыла, разъяренная женщина, которая, в отличие от дочери, была далеко не робкого десятка, втолкнула странную аферистку обратно в квартиру, повернула спиной к себе и прижала к шее принесенный с собой кухонный нож.

- У тебя, гнида, есть два варианта. Первый – молча сдохнуть. Если моя Леночка завтра от старости умрет, мне жить все равно незачем. Убью тебя и в тюрьму сяду. Хоть знать буду, что отомстила за ребенка своего. А второй – рассказать мне, как дочь спасти и жениха её. Получить за это колечко антикварное. И жить дальше, если то, что у тебя – это жизнь.

Серафима Игнатьевна прохрипела что-то про второй вариант. Ленина мама отпустила ее, и та резво отпрыгнула в сторону, потирая шею.

- Кольцо покажи!

Татьяна Петровна мысленно сплюнула. Вот ведь ведьма! Но кольцо, старинное, прабабушкино, показала издалека. Вообще оно Лене на свадьбу предназначалось, но до свадеб ли сейчас. Недавняя старуха кивнула каким-то своим мыслям и все еще хрипящим голосом поинтересовалась:

- Что, сильно уже постарела? А жених пытался зеркало снять и пропал?

Татьяна Петровна ответила с горечью:

- Леночка выглядит, словно ей девяносто. А Гена да, именно так и пропал.

Серафима Игнатьевна хмыкнула:

- Надо же, давно я таких рыцарей не встречала. А спасти… Если бы её одну – надо было бы просто дать объявление о продаже какой-то старинной вещи за смешную цену. Есть у тебя еще что-то интересное, типа колечка, которое мне положено? Вот его и выставить на продажу. Выбрать покупательницу помоложе, пригласить к себе и дождаться, пока та перед зеркалом в обморок не рухнет. Сразу скажу, искать такую долго придется, я не один год ждала. Но как только найдется, дух зеркала на нее перекинется, а тебе молодость вернет.

Татьяна Петровна размышляла. Дело, конечно, небогоугодное. Но дочь же, кровиночка… А ее неприятная собеседница продолжила:

- А вот чтобы еще и жениха вызволить, чужой человек не подойдет. Жертва нужна. Добровольная. Которая зеркальному духу в глаза посмотрит и скажет: «Меня бери, всё чужое – верни». Мужики духу все равно без надобности, так что вернется ваш рыцарь. А жертва в зеркало шагнуть должна. Сама. Оно и исчезнет вместе с ней, а куда – не ведаю. Сама такая же дура была, как твоя дочь. И принца рядом не случилось. Всё, что знаю, по крупицам собирала из книг и из старых страшных баек. Так что за результат, как ты понимаешь, ручаться не могу.

И посмотрела насмешливо:

- Ну что, мамаша, у тебя теперь тоже два варианта, да?..

На что «мамаша» так же насмешливо ответила:

- Что-то мне кажется, что дух зеркала – вовсе не в зеркале, а здесь сейчас. Так что у тебя больше нет вариантов. Ни одного.

***

Лена проснулась с криком: ей снился кошмар. Лежащий рядом Генка обнял, забормотал что-то успокоительное. Лена прилегла было обратно, и снова села. И посмотрела на свои руки – они были прежними, молодыми. И исчезнувший было жених рядом. А где мама? Последнее, что Лена помнила: мама целует её и велить ещё поспать. Она вскочила и выбежала из комнаты:

- Мамуль! Мама! Ты где?

И с изумлением увидела, что проклятого зеркала на стене больше нет. И стена – её, с обоями в розовый цветочек.

Из комнаты вышел заспанный Генка. Быстрый допрос показал, что он вообще ничего не помнил с того момента, как прибежал к ней после рейса. По его версии она была обычная, они съездили в кафешку, поели, погуляли, посмотрели фильм и легли спать. Помимо зеркала и мамы, из квартиры пропали ридикюли, полученные от Серафимы Игнатьевны. Но они ее волновали мало, пропажа зеркала только порадовала, а вот мама… Дозвониться Лена не смогла и попросила Генку её к маме отвезти. Через полчаса были на месте, долго звонили в дверь. Потом Лена открыла ее своими ключами. Чистота и тишина. И записка на столе: «Доченька, не ищи меня. Зеркала больше нет, и никто тебя больше не потревожит. Обо мне не должны помнить, поэтому в розыск подавать не надо. Дарственная на квартиру в нашем обычном месте. Там же – все наличные, счета я обнулила и закрыла. Продавай всё, переезжай в другой город и выходи замуж за Гену. Обязательно будь счастлива и больше не покупай старых вещей. И да, рядом с этой запиской – подарок тебе к свадьбе. Люблю тебя, моя девочка. Больше жизни люблю».

Лена снова рыдала. Генка смущенно топтался рядом – он вообще не понимал, что происходит, что значит эта странная записка и куда делать его потенциальная теща. Рядом с запиской искрился в свете люстры старинный перстень.

P.S. Перед отъездом из города Лена всё же заехала в арбатский переулок. Увидела опечатанную дверь и поспешила уйти. Подробности выяснять не хотелось.

P.P.S. Юная девушка, готовящаяся к своему первому балу – школьному выпускному, – искала туфли: винтажные, может быть, даже антикварные. И ведь нашла! Туфли продавали две древних старушки, которые при этом лихо болтали по видеосвязи. И показали, помимо туфель, столько прекрасного винтажа, что у девушкиной подруги глаза тоже загорелись. И в переулок в районе Тверской они поехали вдвоём.

[1] У. Шекспир, «Гамлет»