Почему-то хрестоматийный, мемный такой программист – это аутичный дурнопахнущий неряха, но при этом немного гений. Не знаю, откуда это пошло. У нас в отделе десяток программеров, включая меня, и каких среди нас только нет. И качки, и модники, и зожники, и обычные ребята. Но есть Женя – с которого, словно, мемы про программеров и писали. Нелюдимый, вплоть до социопатии, – раз. Амбре от него – аж слезу вышибает. Это два. Грязнуля-замараха, который зимой и летом ходит в черной водолазке, – три. Некоторые коллеги утверждают даже, что водолазка одна и та же. Вот этого не знаю, не скажу. Но скажу про четыре – Женя на самом деле гений в своём деле. Такой, что наш шеф готов терпеть и запах, и засыпанную жирной перхотью водолазку, и зашкаливающую некоммуникабельность. Более того – Жене единственному выделили в нашем опенспейсе отдельную комнатку-каморку. Его ли от нас изолировали, нас ли от него – фиг знает. Но заходит к нему только шеф. Мы с ним все возникающие вопросы по переписке решаем.
Однажды мне пришлось побывать у Жени в гостях. Вынужденно и для меня, и для него. Дело в том, что шеф – параноик, и заказчики бывают очень специфические. Поэтому программистов на удалёнке у нас нет. И все наши файлы категорически запрещено тем или иным способом пересылать – кроме как по внутренней сети. А тут Женя заболел. И работал дома, но на корпоративном ноуте. Кусок его работы срочно понадобился шефу, а подключаться не из офиса к нашему интранету тоже запрещено. Женя свалился капитально, приехать не мог. Поэтому шеф отправил к нему меня – и проведать, и ноут забрать.
Я ожидал, если честно, захламлённой халупы. Но оказалось, что дома у Жени – чистота и порядок. Еще больше меня поразила его шея – впервые я увидел коллегу без водолазки с высоким воротом, в футболке. И вокруг шеи – то ли синяки, то ли пигментные пятна синюшного цвета. Изо всех сил стараясь не пялиться на его «украшение», я передал апельсины, минералку и кофе – к больному принято с чем-то полезным и вкусным приходить. И попросил разрешения посетить санузел. Женя явно напрягся, но разрешил. Сделав свои дела, я встал к раковине, чтобы помыть руки. И с изумлением увидел, что вытяжка над ванной залеплена скотчем крест-накрест – на манер православного креста. Более того, по периметру обклеена маленькими иконами и какими-то сухими цветами.
Мне стало не по себе. Понятно, что во всякой избушке свои погремушки, но Женины «погремушки» явно выходили за пределы простых странностей. Ненавижу лезть в чужие дела, правда. Но тут – не удержался. Вытяжка поразила меня не меньше синей шеи, поэтому, выйдя из ванной, я спросил:
– Зачем?
Женя всё понял. Более того, мне показалось, что он ждал этого вопроса. И возможности выговориться. И я оказался прав. В течение следующего часа коллега рассказал мне такое, чего явно не рассказывал раньше никому. Приведу его рассказ, как запомнил, от первого лица.
– Когда мне было восемь, мы с родителями и младшим братом переехали в деревню к бабушке. Папа почему-то решил, что жить в городе стало и дорого, и нездорово, и вообще – надо возвращаться к земле. При том, что сам он был горожанином до мозга костей, а вот мама – деревенская. К её матери мы и переехали. Надо отдать отцу должное – он не выбрал какую-то захудалую деревеньку, бабушкина была вполне себе бодрой и густонаселённой. И школа там имелась для нас с братом – я пошёл во второй класс, а он в первый. И магазины были, и клуб хороший, и фельдшерский пункт. Да и папа, как ни удивительно, довольно быстро научился всяким деревенским премудростям. Но сначала – с помощью небольшой нанятой бригады максимально улучшил и частично перестроил бабушкин дом.
Бабуля не возражала – папу моего она любила и уважала, отношения у них были отличные. Да и радовалась сильно, что мы теперь с ней рядом. Против «перестройки» ничего не имела, даже одобряла. Всё, кроме одного – ванной комнаты. Унитаз в доме её не смутил, она даже признала, что так однозначно лучше. А вот против большой ванны восстала. Мол, не дело это – мыться в доме.
Бабушка, надо сказать, женщиной была образованной и просвещенной, работала в деревенском клубе библиотекарем. Но за какие-то деревенские правила и «уставы», как она их называла, держалась крепко. Вот как про мытьё. Для этого есть баня – точка. Которая стоит отдельно от дома и даже далековато от него. Мытьё – это ритуал. Поэтому нельзя мыться поздно вечером или ночью, в старину говорили, что таких ночных купальщиков банник накажет. В банника, как и в домового, бабушка тоже верила. И рассказывала нам с братом, что домовой – дух добрый, а вот банник – злой и к людям вообще не расположенный. Поэтому банные ритуалы исстари преследовали не только и даже не столько цель помыться, сколько – помыться, не рассердив при этом банника. Баня – его вотчина, а люди там – не очень-то желанные гости. И переносить в дом аналог бани – идея опасная. Банник точно рассердится, и кончится всё плохо.
Это был единственный момент, по которому бабушка с папой ругались громко и с чувством. Но мама встала на папину сторону – мол, дети маленькие, да и вообще мыться надо каждый день, не баню же для этого топить! Не старые времена. Под напором дочери и зятя бабушка сдалась. Ванную в доме сделали. Но каждое наше в ней мытьё для бабушки было большим стрессом. Она переживала и за маму с папой, но нас с братом вообще там одних не оставляла. И говорила, что шалить нельзя. Банник якобы прислал сюда своего брата – душика. Мы с братишкой хохотали – милое слово «душик», правда ведь? Большой душ и маленький душик. Как слон и слонёнок. Но бабушка сердилась. И говорила, что душик – это тот, кто душит. Душит тех, кто плохо себя ведёт в ванной. Вылезает из вентиляционного отверстия – и душит.
Женя замолчал и уткнулся взглядом в чашку с давно остывшим кофе. Я тоже не знал, что сказать. Точнее, понимал, что выслушал какой-то криповый ужастик, но коллега явно в рассказанное верил. Некоторое время в кухне висела плотная вязкая тишина. Потом Женя как-то отчаянно посмотрел на меня и прошептал:
– Я знаю, что ты мне не веришь. Мы с братишкой тоже не верили. И родители. До одного момента. Пока не умерла бабушка: по странной иронии судьбы – в ванной комнате. Мама с папой решили, что она хотела почистить вентиляцию. Поставила на дно ванны табурет, залезла на него и… И упала. Перелом основания черепа. Ни про какого душика взрослые и не подумали. А мы с братом подумали.
По моей спине поползли мурашки. Почему-то. А коллега закончил, тем же срывающимся шёпотом:
– Через полгода в ванне утонул братишка. Мама вышла буквально на несколько минут… Он… поскользнулся и как-то неловко упал – лицом в воду… И больше не встал. После его смерти мы вернулись в городскую квартиру – родители больше не смогли жить в том доме. Но душик… Он тоже приехал. С нами. И однажды, когда я лег в ванну с телефоном, попытался меня задушить. Синяки за три десятка лет так и не прошли, сам видишь. И периодически душик снова пытается меня поймать. Но пока я побеждаю.
Я видел синяки. Чувствовал исходящий от коллеги даже не страх, а ужас. И его рассказ почему-то перестал быть страшной сказкой. Я невольно поёжился, подумав, как часто мылся бы, если бы подобное происходило в моей семье и в моём доме. Даже если предположить, что бабушка была душевно больна, а смерти в ванной – просто совпадения.
Почти сразу после этой беседы Женя от нас уволился. Несмотря на все уговоры и щедрые посулы шефа. Не знаю, может, пожалел о своей откровенности. Может, испугался, что я всё расскажу коллегам, и они сочтут его сумасшедшим. Я никому не рассказал. Зачем бы? И в душ теперь хожу с оглядкой. Вентиляцию ещё не заклеил, но мысли такие уже мелькали. Мало ли. Вдруг душик на самом деле существует?..