Четыре трупа возле танка... Хм, к чему это я? Там вроде даже и не так пелось или так? Блин, память уже не та... А, точно, вспомнил! Хрен я вам дамся, душманы проклятые, в автомате патроны еще не кончились. Думаете взять меня живым, да? Лохи вы, как я уже сказал, хрен вам! Ваххабиты несчастные. Гидроцефалы недоразвитые, инфузории-туфельки переразвитые. Где там моя папиросинка, сейчас закурю и вдарю роком по вашим ушам. «И снится нам не рокот космодрома, а эта ледяная синева». А что, думаете, всё так легко, да? Просто взять меня захотели, поиметь в мое интимное место, фигушки вам, коты драные, псины тыканные. Русские не сдаются! Сейчас так на стене и напишу: «Русские не здаются»... Или «…не сдаются?» Да и черт с ним, и так душманы поймут, всё равно русский ни хрена не понимают. Сифилисники ходячие! Кишки вам наружу выпущу и заставлю жрать их, пока не оголодаете, суки, дармоеды несчастные! К вам, твари, с добром, а вы с автоматами! Вот был жив товарищ Сталин, он бы вас сразу на место поставил, как в сорок пятом фрицев-то поимели. Да, знатно мы их тогда, долго они потом отходили, по-любому сидеть не могли! А если и могли, то не очень и долго. Ах вы твари, Митьку, друга моего, за что завалили? Хороший же был мужик, честный и добрый, а вы его как собаку застрелили, твари, он же ведь даже мухи не обидел, а вы? ‘А за соседним кустом успокоился твой друг корешок’. А вы не в счет, вас можно, нам так сказали, что можно, а если партия сказала, значит, дело обеспечено, и с этим не поспоришь, святая истина совка. Вот такие дела-то, душманы треклятые. ‘А в смотровую щель такое небо смотрится, что умирать не хочется!’ Ааааа, АааАааА... Так! Пойду хоть Митьку на пол положу, а то на столе убили, гермафродиты неадекватные, по-любому сдвиг по фазе у вас. Вот зуб даю, гады. Сдвиг! Точно сдвиг! Убить вас мало! Черт! Черт! Черт! Да зашиби меня калиткой, кто в дверь мою долбится? Да кто? То вы же, душманы немытые! Вот кто. Сволочи, дверь вышибли на четвертые сутки моего прибывания тут! Уууу, ублюдки! Получайте гранату, фашисты, ааа! Получи, фашист, гранату! И еще одну, еще и еще, а разрази меня гром, гранаты кончились. Где мой автомат? Так, задери меня за ногу, вот же он у меня в руках. Тра-та-та-та...
— Александр Сергеевич! Положите швабру на пол! И прекратите кидаться картошкой.
Мужчина, на вид лет двадцати пяти, в форме участкового, стоял в дверном проеме, ведущем в подвал, и смотрел на пьяного старика, который держал в руках швабру, его седая борода была забита всяким мусором, а волосы торчали по бокам, чем-то он напоминал старого ученого физика, вот только прожжённая майка и семейные трусы портили вид ученого.
— Что?! Где?! Душманы где? Куда дел?
— Александр Сергеевич! Вы опять перепили! Нет тут никаких душманов!
— Аррр, — от этого звука участковый издал приглушенный писк и отпрыгнул назад. Лежавший на столе силуэт встал и откинул с себя мусорный пакет. — Опохмелиться! — сказал бывший труп и снова упал в сон.
— Александр Сергеевич, собирайтесь, поедем в вытрезвитель.
Александр Сергеевич бросил швабру на пол, расстроенно растолкал спящего Митю и отправился за участковым в вытрезвитель, тихо произнеся: — Ну ничего, душманы, вы у меня получите!