Два Дракона. Том первый

О нитях «если», протянутых между мирами, что могут быть.

Пролог

Во всех мирах, во все времена, при любом общественном строе и мировоззрении существует то, что делает человечество человечеством.

Границы.

Они имеют несчётное количество форм. Границы домашних стен формируют ячейки общества. Границы поселений отделяют человека и его личное пространство от окружающего мира, защищая их друг от друга. Границы территориальные разделяют народы и страны. Границы слов определяют систему понятий и ограничивают сознание.

Границы наук, границы определений, границы континентов и атмосфер, границы звёздных систем, границы, границы, границы…

Человек – единственный вид живых существ во Вселенной, который всё своё существование строит на формировании границ и строгом их поддержании. Всё, что за пределами познанного, освоенного, разграниченного – страшит, настораживает, вызывает стремление защититься от неизвестности или загнать её в чёткие рамки формул и определений. В границы.

Познанное – непознанное. Ограниченное – безграничное. Две стороны монеты. Человечество цепляется за них, забывая, что есть ещё одна категория, которая не может быть помещена по любую сторону границы. Это – сама монета. Сама граница. То, что всегда находится между: между светом и тенью, между жизнью и смертью, между было и будет, между есть и может быть. Полотно Мироздания…

Кабрат – так зовут её те, кто не скован никакими границами.

Аэрэс, Стражи – так они называют себя.

Камат, Вершители – так они зовут тех, кто служит проводником, исполнителем воли Ткача. Челноком в его руках…

У тех, над кем не властны границы, не существует облика, который можно увидеть, языка, чтобы заговорить, и слов, чтобы выразить мысль. Это для них не помеха. Но все прочие нуждаются в этом, и когда Стражи встречаются с теми, кто выходит за рамки привычного, они на время обретают доступный восприятию облик, и придают зримые черты тому, что их окружает, чтобы смятенное сознание ограниченных могло обрести опору.

Под быстро летящими, рваными облаками, сквозь которые заглядывали крупные звезды, у источника с кипучей, бурной водой сошлись трое. Ирвайн гостя – скрытый облик, видимый лишь в межграничье, колебался между хищным изгибом воронёной стали и чистой сутью движения. Когда он замирал в неустойчивом равновесии, то обретал вид странника, остановившегося отдохнуть в своей бесконечной дороге. Бесконечно усталого странника. Он сидел, склонившись над бурным потоком, опустив руки в текущую воду, и казалось, пальцы его сливаются с быстрыми струями, бегущими прочь.

Напротив него, в тени утёса, стояли двое. Кабрат не оставляет скрытым ничего, и пришелец видел их так же ясно, как если бы над ними сияло солнце. Безмятежный покой на лицах, бездна в узких зрачках, сложенные крылья… Они молчали и ждали.

- Я Вэлтмор, - выдохнул странник. – Меня зовут ещё Черным Бродягой…

- Мы знаем, кто ты.

Слова рождались в безмолвии, парили в воздухе брызгами воды, облачными клочьями.

- Для чего ты пришёл, мы знаем тоже.

- Я устал, - родилось на выдохе. – Столько времени… Столько поколений… И всё – впустую. Люди слишком слабы и слепы, чтобы освободить меня от проклятия! Я устал убивать. Устал скитаться – из мира в мир, из руки в руку… Как только меня не называли за все эти бессчётные годы! Ардат – Лезвие Смерти, Колвот – Сокровище Войны, Рангдор – Чаша Гнева… Я устал ждать. Я хочу сам освободить себя, и я знаю, что вам известно, как это сделать. Во имя всех нитей в руке Ткача – помогите мне!

- Нам известно, - прозвучал ответ. Тучи разошлись, полную луну окружило кольцо радуги. – Но плата будет велика.

- Какова бы ни была – говори! Мне нужен тот, кто сможет освободить меня. Позвольте мне найти его, направить его – и назовите свою цену.

- Ты – не рождённый. Путь Камат – Вершителей – не для тебя. Но стать иглой, которая зашьёт прореху в полотне, ты сможешь. Мы позволим тебе выбрать руку по своей рукояти и направить её туда, куда ты стремишься попасть. Но два условия – по одному от каждого из нас – ты должен будешь соблюсти.

- Говори, - повторил пришелец.

- Ткач творит полотно мироздания не из того, что случилось или случится неизбежно, но из того, что может произойти. Это позволяет сохранить цельным полотно и не отнимает права выбора у рождённых. До тех пор, пока ты в руке избранника, ты оставишь за ним это право. Предлагай, но не повелевай. Направляй, но не принуждай. Его воля останется свободной.

- Я согласен. Второе условие?

- Когда ты освободишься, ты волен будешь уйти, но волен будешь и остаться с тем, кого избрал. Что бы ты ни выбрал, ты не станешь посягать на волю рождённых. Ни одного из них.

- Согласен.

Мир содрогнулся – беззвучно, неощутимо. Для рождённых – но не для троих у источника, порождающего Мироздание.

- Ты не раздумывал. Это хорошо. Теперь смотри…

Два Дракона

Неровное пламя факелов бросало отсветы на древнюю кладку стен. Не замедляя шага, Владыка Эмерет провёл ладонью по шероховатому камню. Дворец стоит с незапамятных времён, его возвели вскоре после Войны Башен. Древние маги постарались на совесть – время текло мимо каменных блоков, не затрагивая их. В полутёмных переходах цитадели всё сохранилось в том же виде, в каком оставили строители. Казалось, стоит прислушаться – и различишь отзвуки их голосов и шагов…

Камень вспомнил Владыку, отозвался прикосновению. Зашелестели призрачные голоса, открывая старику тайны, прошёптанные в самых темных закоулках дворца. Люди думают, когда они одни, их не слышит никто. Они забывают, что стены действительно имеют уши, и нужно лишь спросить их, чтобы все тайное сделалось явным. Правда, спрашивать тоже нужно уметь, но уж этому Владык учить не приходилось. Эмерет был здесь только однажды, на свадьбе тогда ещё не императора – наследника... Сколько же лет прошло? Он тогда уже был немолод, теперь стал совсем стариком.

Узкие коридоры кончились. В них легко было держать оборону, в полутёмном лабиринте так просто было потеряться, исчезнуть, сгинуть в тенях – когда-то род Кейси мог и такое, но это наследие их великого предка давно утеряно. Многое скрылось под пылью минувших тысячелетий, слишком многое… И не только в Башне.

Впереди тускло поблёскивала древней чеканкой оковка тяжёлой двери. Драконье дерево, которое стоит больше золота, чем весит, сокровище северных земель. Чем старше оно становится, тем более прочным делается – его можно рубить и обрабатывать только сырым, потом оно становится твёрже камня. Прожилки годовых колец, которые не поддаются ни огню, ни железу, растворяются друг в друге, сливаются в одно целое, и нет такой силы, которая могла бы сокрушить мёртвую плоть дерева драконов. В этом мире – больше нет…

В незапамятные времена, когда драконы ещё царили на земле, только оружие, созданное из нерушимой древесины, могло пробить чешую крылатых повелителей ветров. Всё прочее, что были способны создать человеческие руки, было бессильно поразить их… Драконов больше нет, а память осталась, великая лгунья – люди сохранили название, но исказили суть. Ныне считают, что драконьим это дерево назвали потому, что оно растёт в неприступных горах, где когда-то вили свои гнезда драконы…

- Сюда, Владыка, - перед старым целителем открылась высокая узкая дверь. Дверь он помнил. За ней начинались личные покои правящего рода.

Призраки чужих голосов продолжали перешёптываться в голове. Сплетни служанок, рапорты караульных, порывистые клятвы, пылкие признания в любви, тоскливые мольбы… Сколько же их здесь накопилось… Сознание привычно пропускало их мимо, задерживаясь лишь на том, что могло оказаться значимым. Не лишняя предосторожность: император просил прислать лучшего целителя Башни, но не объяснил, зачем он нужен. Совет был удивлён: неужели среди придворных целителей не оказалось достаточно умелого? Но просьбу выполнил, Владыке Эмерету пришлось собираться в неблизкий путь. Это раньше, до Войны Башен, до катастрофы, потрясшей мироздание, Владыкам довольно было сделать шаг, чтобы оказаться в нужном месте. Это умение было утрачено, как и множество других, таких драгоценных… От них остались лишь предания, осколки некогда великого Дара, разбитого, затерянного в пыли веков.

Прежде, чем переступить порог внутренних покоев, целитель остановился, опираясь ладонью о стену и опустив седую голову. Кто-то из прислуги сунулся к нему – поддержать, но Владыка молча отстранил его свободной рукой. Сопровождающие терпеливо ждали, когда старик выпрямится и продолжит путь. Остановился, задумался – значит, так надо. Волшебники Башни сами решают, что и как им делать.

Владыка Эмерет желал знать, зачем правящему роду понадобились его услуги. И шёпот говорящих стен дал ему это знание.

Череда залов и коридоров, высоких и светлых, совсем не похожих на тёмные, с узкими окнами-бойницами, внешние переходы, привела целителя к покоям императрицы. Владыка вошёл и замер, окидывая взглядом комнату. Драпировки скрывали стены, здесь не спросишь у камней так, чтобы никто не заметил, но ему уже не нужны были ответы. Светловолосая женщина на ложе, застеленном драгоценными покрывалами, очень страдала – не столько от своего состояния, сколько от неизвестности. Воздух был пропитан запахом страха, его не могли перебить густые, тяжёлые ароматы благовоний жаркого Юга. Владыка Эмерет краем уха слушал торопливый доклад придворного целителя – ничего нового тот ему уже не мог рассказать. Болтовня служанок, донесённая древними камнями, сообщила старику все необходимое. Императрица Сауле в тягости, живот очень большой, ей плохо, а целители не могут сделать ничегошеньки – потому что разом слепнут на оба глаза, как только подходят к госпоже. Кто-то заклятие наложил, не иначе, потому что как ещё можно помешать целителю увидеть ребёнка во чреве, и узнать, все ли с ним в порядке? Императрицу целители видят, а вот ребёнка – нет, и даже непонятно, есть ли там этот ребёнок, или госпожа носит какую-то неведомую тварь?

То же самое, только учёными словесами, сейчас излагал дворцовый врач. Владыка Эмерет слушал, кивал и смотрел на пациентку, щуря выцветшие старческие глаза. Он много повидал на своём долгом веку, и мог прозакладывать голову против пёсьего чиха, что никаким заклятием здесь и близко не пахнет. В жилах императора текла не простая кровь, заклинать её – пупок развяжется. И если сама императрица к правящему роду не принадлежала, то дитя, которое она носила, было той же древней крови. Пока она в тягости, никакое злое волшебство её не коснётся. Да и когда родит, угроза будет чистой теорией. Потому что – кто ж позволит?

- Я понял, - прервал Владыка целителя. – Теперь позвольте мне самому провести осмотр.

Придворный врач торопливо поклонился и отошёл в сторону, чтобы не мешать старому наставнику, и в то же время видеть все, что тот будет делать. Редкая удача – наблюдать за работой такого мага, нельзя её упустить…

Не обращая на него внимания, Владыка Эмерет сел на край ложа. Немыслимое нарушение придворного этикета, но кто бы посмел сейчас одёрнуть его? Сухая старческая ладонь, испещрённая темными пятнами, накрыла тонкие длинные пальцы женщины. Целитель закрыл глаза, открывая внутреннее зрение, и на него обрушился чудовищной силы поток страха, воспоминаний, надежды…

…ей было всего семнадцать, маленькой смешливой княжне Сауле из приморской провинции, когда выбор Императора пал на её дом. Сестры были уже просватаны, и тяжесть великой чести навсегда погребла под собой и смех, и живость характера младшей дочери поморского князя. Ей предстояло стать женой наследника Альдо, потом – императрицей, и подарить роду Кейси возможность продолжения. Великая честь, великая ответственность… Как же трудно было ей, выросшей на воле, привычной к солёному ветру и ледяным брызгам, принять своё положение, как тяжко было нести венец, предмет зависти стольких невест, не подозревающих, что кроется за блеском драгоценных нарядов… Только любовь мужа была ей опорой все эти годы, только она давала ей силы не сломаться, когда очередная беременность завершалась рождением девочки. Император любил своих дочерей, но трон он мог передать только сыну…

Она долго не могла забеременеть вновь, годы плодовитости уходили впустую. Обвиняющие взгляды сверлили ей спину: по её вине династия могла прерваться! Она не могла не замечать этих взглядов, не могла не знать, как Совет убеждает правителя дать ей развод и жениться снова. А когда в её чреве снова зародилась жизнь, случилось небывалое…

Никто не знал, даже мужу она не решилась открыться – но в ночь, когда она вновь ощутила себя матерью, ей было видение. Могучие золотые крылья несли дракона над безжизненной ледяной равниной, бледные луны сияли в черном ледяном небе, лишённом звёзд, черная тень скользила по белой пустыне, и все исчезало в ослепительном пламени, льющемся с разорванного небосвода.

Владыка кивнул – он мог понять страх императрицы. Золотой дракон был знаком дома Кейси, родимое пятно в виде коронованного дракона – печать древней крови. Оно отмечало только наследника. И если теперь госпожа носит сына, видение могло предрекать страшную судьбу или ему, или всему роду – а с ним и империи.

Но почему же придворные врачи не могли увидеть дитя? Самое простое умение, неграмотная повитуха, никогда не покидавшая своей деревни, и та умела посмотреть на плод. А тут не могли справиться целители, прошедшие обучение в Башне. Владыка коснулся огромного живота Сауле, ловя биение новой жизни, и удивлённо открыл глаза. Сильнейший блок, несокрушимый, как стены дворца – откуда он мог взяться? Немыслимо, невозможно – воля старого Владыки не могла даже поколебать его, а он был одним из самых сильных магов своего времени!

- Не понимаю… - растерянно проговорил старик. – Госпожа, у вас нет при себе никаких защитных амулетов?

Артефакты, оставшиеся с тех времён, когда мир ещё не раскололся на части, могли обладать такой силой. Но чтобы беременная рискнула носить подобную вещь, ставя под угрозу будущего ребёнка? Ещё до того, как императрица отрицательно качнула головой, он уже знал ответ – нет, госпожа не искала защиты у древних сил.

- Так что же? – голос Альдо в пугающей тишине был неестественно громким и резким. – Владыка Эмерет, что с моим сыном?

Связь отца с ребёнком, связь крови сказала ему, что госпожа носит наследника, понял старик. Он медленно, тяжело поднялся, повернулся к императору, опираясь на посох.

- Невозможно зачаровать наследника, - надтреснутый старческий голос прозвучал тихо, но услышали его все. – Я могу дать этому лишь одно объяснение, мой повелитель. Он сам не позволяет увидеть себя. Госпожа носит великого мага. Может быть, величайшего за всю историю вашего рода. Я изучал хроники правящей династии, мой повелитель. Я знаю, кто дал ей начало. Дракон вернулся.

Пугливый и восторженный шёпот полетел вдоль древних стен, передавая вести из покоев императрицы: сын! Великий маг! Наставник целителей Башни сам сказал, что это будет новый дракон!

Владыка Эмерет перебрался в кресло, услужливо подставленное ему, устало прикрыл глаза. Этого не хватит, чтобы унять тревогу будущей матери, но достанет, чтобы затихли самые тайные, самые черные голоса. Старый император, отец Альдо, добился своего…

Старый наставник помнил тот день, когда император Айгар приехал в Башню – сам, тайно, и потребовал встречи с прорицателями. Владыка Эмерет чувствовал гнетущую его тревогу, но не понимал причин: в государстве все было спокойно, никто не грозил войной, уже который год Ткач был милостив – ни засух, ни гнилых дождливых лет, ни моровых поветрий империя не знала. Но Айгар шёл по ступеням, и тень бежала впереди него, как гончая, идущая по горячему следу.

Целитель был в зале Зеркал, когда император заговорил о причине, приведшей его сюда.

- Меня посещают видения, Владыки, - голос правителя был уверенным, слова падали в тишину, как полновесные монеты. – Я вижу свою корону в пыли под обломками трона. Я вижу, как осыпаются стены цитадели, и ползучие травы заплетают развалины. Но я знаю, что Ткач не посылает видений о грядущем, которого нельзя избежать. Пока я вижу их – шанс на спасение остаётся. Я пришёл спросить вас, Владыки, что я должен сделать, чтобы сохранить государство и трон.

Прорицатели слушали его и молчали, но воздух в зале словно густел, наливался тяжёлой, медленной дремотой, наползающей, словно ледник – медленно, но неотвратимо. В углах проступали тени, крались к зеркалам, туманили чистую гладь.

- Истинное видение, - голос старшего из Владык прозвучал, словно погребальный колокол. – Но повелитель прав. Не бывает видений о неизбежном. Пророчество говорит: покуда корона венчает дракона, империи быть. Я взываю к подвластным нам силам: что может спасти династию?

И зеркала взорвались.

Грохот прибоя ворвался в зал, холодный ветер разметал тени, солёные брызги ударили в лица людей, повисли на ресницах, и сквозь них Владыка Эмерет с трудом различил гибкую девичью фигурку на утёсе. Бесстрашная, она плясала на самом краю, над обрывом, ветер трепал вышитые рукава, море бросало тяжёлые волны на приступ, и клочьями пены взлетало к её ногам. Девушка смеялась…

- Поморы, - сказанное слово разрушило хрупкую связь. Видение исчезло, тени таяли, растворялись в косых лучах закатного солнца.

- Поморы? – переспросил император.

- Я узнал девушку, - сказал старик. – Она из дома Каймара, дочь старого поморского князя. Вышивка на её рукавах – родовые знаки. В ней – спасение твоего трона, повелитель, большего тебе не скажет никто.

- Я думал женить сына на одной из наших, - Айгар вытер лицо и теперь удивлённо разглядывал мокрые ладони. – Но чем больше присматриваюсь, тем лучше понимаю, что ни один из наших домов нельзя допускать до власти. Девушки, может, и хороши. Но их родственники…

Он помолчал, обдумывая что-то. Сквозь молчание, повисшее в зале, Владыка Эмерет уловил слабый отзвук чьего-то напряженного внимания, но не успел понять, кто же с таким волнением ждёт решения повелителя.

- Поморянка, значит… Мы никогда не принимали в род женщин, рождённых не в империи. Но когда-то и рода Кейси не было. А небо у нас одно на всех… Я приму ваш совет, Владыки. Другого у меня все равно нет, и некому его дать…